Звукотерапия

 Hey you, out there in the cold
Getting lonely, getting old
Can you feel me?
Hey you, standing in the aisles
With itchy feet and fading smiles
Can you feel me?
Hey you, don't help them to bury the light
Don't give in without a fight.
Пинк Флойд

  Чак Коулман фальшиво подпевает играющей песне и потягивает холодное пиво через трубочку. Потные пятна обводят его подмышки, на складчатом боку, как у плюшевого мишки, болтается кольт в кобуре. Поймав на себе взгляды двух хихикающих мужиков, он прищуривается, дожидается проигрыша, чтобы спросить:
  - Что смешного? То, что я пью пиво через трубочку или фальшивлю через ноту?
  -Нет,  - весело отвечает мужик.  – Смешно, почему они крутят эту дурацкую песню. Ну и пиво через трубочку.
  - Я режиссер,  - прищурившись, отвечает Чак.  – Режиссеры пьют пиво через трубочку.
    - И фальшиво поют Пинка Флойда?
  - В точку, парень. Знаешь, я не могу простить ему, что он до сих пор жив. Ему надо было умереть раньше. Он пережил себя, и скатился до какой-то поучительной хрени. Не знаю ни одной достойной песни после Hey You. А если бы он умер лет двадцать назад, например, на вечеринке Люка Картера! В перестрелке пьяных обдолбанных рокеров. Было бы красивее и честнее, не правда ли? Вообще, кто пережил сорок лет, на хрен не нужен Богу. Бог любит молодых.
  - Режиссер, говоришь? И что же ты снял?  - продолжает хихикать мужик из-за столика.
  - Твою жену в порнофильме. Отвали.
    - У меня никогда не было жены. Женятся только такие режиссеры, как ты, чтобы на халяву снимать супругу  и выставлять на корнпорне за пять баксов.
  - Неплохая идея. Пими, еще пива.
  Барменша протягивает ему стакан с трубочкой.
  - Не шутите с ним,  - подмигивает она мужикам.  - Он здесь полбара перестрелял. И такими шутниками, как вы, не погнушается.
  - Пими, ну что ж ты врешь,  - Чак лениво потягивает пиво, и отворачивается от столика своих непрошенных оппонентов.  – Я не стреляю в таких педрил, до тех пор, пока они не трогают меня руками. Ненавижу, когда меня трогают. Это противозаконно. А мы с Чейзом уважаем закон.
  - С Чейзом? – мужик кладет ноги на стол.  – Это твой бойфренд?
  - Нет, так зовут мой кольт.
  - Ты назвал кольт Чейзом? Теперь понятно, как ты проводишь время по ночам!
  - К тому же я уже убивал всякое отребье под Hey You.  А я не стреляю дважды под одну и ту же песню. Этот принцип, если кому-то интересно, начался у меня внезапно. В восемьдесят пятом мне не понравился один черный парень в Лунном Огрызке, он пялился на меня, на мою подружку и на Чейза, а затем я потерял свое портмоне. Это стыдно остаться без наличности в баре, еще и с подружкой. Играла Hotel California. Я прострелил ему башку. Портмоне таки нашли у него. Но больше всего мне понравилось, как я отстрелил глаз придурку из Южной банды под Курта Кобейна в девяносто шестом.
  - И почему тебя не держат в тюрьме, чертов ты псих?
  - Я снимаю дочерей шерифов, прокуроров и губернаторов. А еще я избавляю Солнечный Город от шушеры. Все гармонично.
  - Так что ты снял-то, мужик?
  - Твою сестру в рекламе прокладок. Отвали. Пими, как эти залетные педики прошли в этот бар?
  - Времена меняются, мистер Коулман, - разводит руками барменша. - Велено пускать всех подряд. Барни не хватает выручки.
  - Ты же работаешь здесь всего полгода, и тебе двадцать два. Как ты можешь говорить, что времена меняются? Что ты знаешь о старых временах?
  - Так Барни говорит.
  - У Барни всегда такие времена. Я не люблю, когда примешивают времена. Он просто таким образом вымогает у вас, молодых глупых телок, чаевые в общий котел и распределяет типа по справедливости. Не отдавай ему свои чаевые. Это же твои деньги. Их дают за твою работу, твою задницу и улыбку. А этому старому еврею достаточно семикратной наценки за спиртное. Не слушай его о временах.  Я дам тебе пятьдесят долларов сверху сегодня. Но если узнаю, что хоть цент от этого попал в лапы Барни, я больше не заплачу тебе ни цента, поняла?
  - Поняла, мистер Коулман.
  - Смотри-ка как заговорил этот режиссер! – вновь раздается голос из-за столика.  – Предложи ей сняться в своем фильме.
  - Я не хочу сниматься в кино, -улыбнулась Пими.
  - Это почему? А как же гонорары, сладкая жизнь? Или тебе нравится обслуживать старых пердунов в этом затрапезном заведении?
  - Я пробовалась на роль спасительницы. Меня бесит повторять дубли. Смогу сыграть сцену раз, два, три, а на четвертый я начинаю раздражаться, и мне не хочется.
  - Какая-то дурь!  - ухмыляется мужик.
  - Возможно. Я учусь на журналистку. Здесь работаю в свои выходные.
  - Понятно. Эй, режиссер, кроме тупых шуток, какие фильмы ты снял?
  - Эй режиссер снял твою мамочку в бассейне скрытой камерой. А мистер Коулман снял «Сумасшедшие ночи»,  «Лихой поворот», «Человека-слоновую кость» весь второй сезон. «Шахматного Кинга» снял, вы вряд ли смотрели.
  - Я смотрел «Лихой поворот» две тысячи десятого.
  - Нет, это дерьмо. Посмотри оригинал, мой фильм две тысячи первого. Ненавижу, когда копируют. Смысл идти по пятам? Вот зачем кадр в кадр повторять мой фильм, только делать это в двести раз хуже? Столько молодых сценаристов сидят без работы. Попросили бы Пими, она бы написала хороший сценарий. Обычно у молодых  журналисток хорошо сценарии  получаются. Но нет, куда там,  надо все украсть у Чака Коулмана!
  - Не самые известные фильмы ты снимаешь,  - замечает мужик. 
- Любой, кто разбирается в кино, знает мои работы.
  - Известного режиссера знают даже те, кто  в кино совсем не разбирается.
  - Заткнитесь, придурки!  - худощавый небритый мужчина средних лет подходит к столу. На нем дешевые джинсы, пропотевшая голубая рубашка и вельветовый пиджак.  – Мои уши сейчас свернуться в трубу! Надо быть темными дебилами, чтобы не знать Чака Коулмана! Мистер Коулман, большой поклонник вашего творчества. Меня зовут Стивен Рейли.
  - Привет, Стиви,  - равнодушно отвечает Коулман.
  - Даже больше, я ваш фанат.  Пересмотрел все фильмы, включая дипломную работу.
  - Не знаю, что тебе сказать,  - удивляется Коулман. -  Приятно слышать, наверное. Или мне наплевать. Как принято отвечать-то? А то  видишь  как редко меня узнают, я уже и забыл режиссерскую этику.
  - Ваша манера съемки удивительно тонко высмеивает современную культуру, и в то же время дает ей шанс.
    - Завернул. Критик, что ли?
  - Да нет, какой критик! Я двух слов связать-то на бумаге не умею. Работал в автомастерской.
  - А говоришь, как чертов критик. Нет бы просто сказал: классные фильмы ты снимаешь, Чак! Это были бы слова поклонника. А дрочерских дифирамбов я начитался в киножурналах. Они мне вот где сидят.
  Пими поправила волосы и сделала глоток Колы.
  - Мы трахались с парнем под «Сумасшедшие ночи», и я впервые испытала оргазм,  - сказала она.
  - Во! Вот это отзыв! Учись, Стив!
  Мужик за столиком потянулся за сигаретой.
  - На улицу! – нахмурилась Пими,  - и игриво указала пальцем на дверь. 
  - Да ну?  - скривился Коулман.  – Видимо, все действительно изменилось. Надо чаще сюда ходить, Барни отбился от рук. 
  - А давайте забьем на эти тупые законы, -  предложил Стивен Рейли.  – Ведь это бар. Давайте покурим, как раньше, и выпьем еще.
  - Черт с вами,  - пожала плечами Пими.  – Если меня оштрафуют, платить будете все вскладчину. Я не курю.
  -И правильно. Прокуришь свою кожу, никто не возьмет тебя в приличный журнал,  - похвалил Коулман.
  - Мистер Коулман,  - я действительно ваш поклонник.  – И у меня есть для вас странный вопрос? Вы убивали под Леннона? Перерыл все ваши интервью, ничего не нашел.
  - Прозвучит кощунственно, и я предпочитаю об этом молчать, но раз ты спросил, то я отвечу: да, Стив. Леннон меня никогда не простит за это. Он любил людей, любил Бога, жизнь. Я ехал в поезде. По радио играли Imagine, когда два ублюдка пристали к моей подружке, и вырвали у нее кольцо. Я хотел отпустить их с миром. Бог и Леннон свидетели. Но у одного из них был нож. Транспортная шпана, да еще в Бруклине, может все. Да еще тогда. Когда трупы падали, друг на друга, Джон как раз задумчиво пел строки про небо. Очень жаль, что так вышло.
  - Мистер Коулман, а что-нибудь из современного? Под Лану Дель Рэй, например?
  - Ты сегодня здесь, чтобы задавать неприятные вопросы? Пришлось, после премьеры Великого Гэтсби. Не люблю ее, жеманная, предсказуемая. Но я  не виноват, что все сошли от нее с ума, а я не успел переключить радио, когда ко мне приставил ружье бомж. Я курил в машине. Что мне оставалось делать? Хорошо еще, что не играли что-нибудь из старья, и мне пришлось бы подставить голову под пулю бомжа из принципа не повторяться. Так что малышка Лана мне жизнь спасла.
  - Убить бомжа под Лану Дель Рей,  - вновь расхохотался мужик за столиком.  – Ты точно сломал систему, Чак!
  - Под Пресли?  - не унимается поклонник.
  - Обижаешь? Ну, конечно, да. Я специально спровоцировал конфликт, чтобы почтить память Короля. 
  - А под кого вы еще не убивали, но вам бы хотелось?
  - Хм, хороший вопрос, Стив… - Чак затягивается сигаретой.  – Знаешь, пожалуй, под сингл Alphaville «Sounds Like a Melody». Особенно под припев.
  - О, мистер Коулман! Великолепная песня. Я помню, как еще студентом затирал пластинку, пересушивая ее снова и снова. Как приятно услышать, что мои вкусы совпадают с моим кумиром. Мистер Коулман, у меня для вас просьба. Пими, ведь в ди-джей коллекции заведения найдется Alphaville?
  - Найдется, но к чему это вы клоните, мистер?
  - У меня рак. Метастазы гуляют по мне, как тараканы по кухне. Месяц, не больше. Теряю килограммы в день. Я не хочу умирать в затрапезной больнице. Я хочу вот так, чтобы меня убил мой кумир Чак Коулман под нашу общую любимую песню.
  - Нет, исключено. Мне жаль, Стив, что ты умираешь. Рак это ужасно, у меня сестра от него умерла. Но у окружного прокурора осталась только одна дочь, которую я не снимал в кино. Страшилище, каких поискать. Это погубит мою карьеру. А на нары я не хочу. Прости, Стив. Да и вообще, я не убиваю по заказу.
  - Мистер Коулман, я же не собираюсь подставлять вас. Пими, ставь песню!
  - Может, копам позвонить?  - предложила девушка.
  - Нет, здесь накурено, и тебя оштрафуют. А у меня нет денег на штраф. А вот на заказ песни семь баксов найдется. Я клиент, и я заказываю песню. 
  Стив кладет на стол мелкие купюры, достает из-под пиджака револьвер и направляет Пими в лоб.  – И поживей.
  - Деваться некуда, - глубоко затягивается Коулман.  – Пими,  не бойся, детка, я спасу тебя.
  -Да, не бойся, - дрожащим голосом говорит покрасневший Стив.  – Ты же хочешь быть журналисткой? Так включай камеру. Ты будешь записывать. Включай свой гребаный телефон, я сделаю тебе карьеру! Ну, где песня?!
  Пими включает диск. Стив приставляет пистолет прямо ей в щеку, и самозабвенно качает головой в такт нотам.  – Я вышибу твои куриные мозги, сука! Гоню сюда всю выручку!
  - Ладно, не переигрывай, Стив, тебе не идет,  - Чак лениво достает кольт.  – Чейз, отличная песня, не правда ли?
  Чак подпевает, дожидаясь припева. Стив подхватывает мотив, и довольно выпускает дым.
  - Сегодня день моей мечты! Бар, сигареты, отличная выпивка, Чак Коулман и Чейз и великолепная музыка. Эй, рак, соси у меня! Я обломал тебя.
  Заиграл припев. Коулман грустно улыбается и спускает курок. В сердце. Стив роняет пистолет и падает на пол. На лице его остается блаженная улыбка.
  - Гребаные психи! – визжит мужик за столиком.
  Барменша вытирает брызги крови с волос.
  - Ты все сняла?
  Она вытягивает сигарету из пачки, и молча уходит в кухню.
  - Не кури, Пими. Прокуришь кожу, тебя не возьмут в журнал,  - шепотом, по слогам говорит Коулман, не отрывая глаз от блаженного лица Стива.

The ringing of your laughter
It sounds like a melody
To once forbidden places
We'll go for a while
Alphaville