Сomme il faut

          На работе рабочие лифты отделали изнутри толстой фанерой. Ремонт в гостинице намечается. Заходишь, дверь закрывается, и как в гробу.
          Тут сутра позвонили, а я после ночи, и говорят, мол, мы из страховой вашей, какой у вас вес и рост? Бл..., вы что, мерки для гроба снимаете? Вот мне задуматься или испугаться? А нифига не страшно!
          Жену выгнал декабре прошлого года. Развели в сентябре этого. Я год с дочками прожил. Хорошо прожили. Ровненько так. Тихо. Все довольны. Девчонки спят спокойно. Ходят в школу. Делают уроки. Я помогаю им. Они мне. Они больше не бегают по городу и не ищут маму. Не вздрагивают ночью от её пьяного прихода. Мамины друзья больше не разбивают им лица, и не учат их своим вонючим колхозным взглядам на жизнь. Девочки разобрались во всём сами. И хотя Соне сегодня 14, а Кате 9, они научились разбираться в людях, отстаивать свои интересы, и вовремя посылать убогих нахуй. Они поняли, что не смотря на то, что они дети, от них многое зависит. Они почувствовали себя равноправными участниками в этой истории. Их вынудили сделать выбор, и они его сделали. Да и я как-то отвертелся от этой бытовухи. На мой взгляд криминалом это не назовёшь. Порезала она меня слегка. Ничего страшного. Зашили. Просто пока дети диван и пол от крови отмывали, она, ссука, объясняла им, что я сам виноват. Вот этого всего теперь нет. Теперь она их со своим чуваком, с которым всё это придумала и осуществила, свести хочет. Девчонки упёрлись. Я не вмешиваюсь.
          Я как-то на работе задумался об этом вслух. С Викой. Телефонисткой. Она девчонка молодая, года 24. Говорю,- плохо, что нет института дуэли. Нет возможности, пусть в сердцах, но довести дело до логической развязки. Бывает же такое, когда планка падает. Или всё, или ничего. Когда всё уже не важно. Когда край. И лучше, чтоб, или пристрелили, или сам пристрелил подонка. Нет, говорит Вика,- Дима, ты что, дурак? А с кем дети останутся? С ней? И из-за кого стреляться-то?
          Вот у Сансергеича 27 января 1837 таких глупостей в голове не было. Да и Наталья Николаевна на Алпролиде не сидела, по ночам не шлялась, и с Жоржем Шарлем дАнтесом по всей видимости не трахалась, а детей нарожала от Сансергеича. Жорж Шарль женился на Екатерине Николаевне, сестре Натальи Николаевны, завалил на дуэли Сансергеича, при этом зная, что получит смертный приговор.
          "Военный суд первой инстанции (полковой) приговорил, в предварительном порядке, Дантеса и пушкинского секунданта К. К. Данзаса к смертной казни — по законам времён Петра I. Приговор докладывался вверх по начальству; в итоге определение Генерал-аудиториата А. И. Ноинского от 17 марта 1837 года предлагало: Геккерена (дАнтеса), — лишив чинов и приобретённого им Российского дворянского достоинства, написать в рядовые, с определением на службу по назначению Инспекторского Департамента..."
Хоть бог и запретил дуэли,
Но к шпаге чувствую талант,
Дерусь семь раз я на неделе,
Но лишь тогда, когда задели,
Когда вы честь мою за дели,
Ведь право, я не дуэлянт...
Века уходят неотложно,
Дуэль исчезнет до конца.
И это к лучшему, возможно.
Но, боже мой, как будет сложно
Ах, боже мой, как будет сложно
Призвать к ответу наглеца.
          Всё наверно правильно. Но как-то убого почему-то. Вику я развеселил. Она долго смеялась. Хотя не думаю, что загибаясь Сансергеич смеялся. Да и Жоржу было не до смеха. Прославились.
          Вот та история, тогда, она была не очень. И мутная она какая-то. С этим выстрелом в пах. С пуговицей от подтяжек. Завали Сансергеич дантеса, по всем статьям должен был бы в каторгу пойти. В общем нехорошая история. Всем было стыдно. Неудобно. Взаимные оскорбления. Вызов. Секунданты. Дуэль. Секунданты тоже пострадали к стати. И они знали, что пострадают. И это как-то всё странно. Люди как-то пытались все это сгладить. Хоть и не любили пострадавшего при жизни. Жене и детям пенсию государь назначил, долги покрыл. Все старались выглядеть благородно.
          Вот оно не вяжется как-то с сегодняшним днём. Сансергеич с дочками. Наталья Николаевна на Алпролиде и съебалась. Жорж Шарль, по подворотням прячется и огородами уходит. Да это х-ня какая-то господа. Пошлятина. И вот сейчас, если посмотреть отсюда, вот та история в 1837 году, вот она совсем не грязная, она просто замечательная какая-то. Трагичная. Но отчаянно красивая.
          Мы так устроены. Что вот сейчас, в данный момент, всё как-то не очень. И дело дрянь. Что вы все меня терпите. Что я просто порой невыносим. Что я всех достал уже. Что всё это полное дерьмо. Но вот как только меня не станет, пройдёт очень короткий отрезок времени, и взирая из своей настоящей действительности, в которой уже не будет меня, вы вдруг ощутите и поймёте - а было сomme il faut.