Светозарная элегия

                СВЕТОЗАРНАЯ ЭЛЕГИЯ

Каждый вечер Сэльма раскладывала души по нотам. Днем она спала, укутавшись в свои длинные пушистые волосы. Их остаток, не использованный для личного кокона, на время сна Сэльма прятала. Лучшим тайником была полость планеты, которую Сэльма целиком выдолбила. Перед тем, как лечь, она открывала в планете люк и заполняла ее своими волосами. Часть волос, близкую к корням, Сэльма наматывала на крышку люка и ложилась на нее, как на подушку. Целый день планету прожаривало местное солнце, прогревшиеся волосы были сухими и легкими. Когда солнце садилось, на волосах появлялась роса, и Сэльма начинала ощущать их тяжесть. Поэтому она просыпалась.
Раскладывать души по нотам Сэльма начала не сразу. Первые шесть биллионов лет она просто гуляла по космосу, наслаждаясь молодостью и свободой. Сэльма завязывала кончик волос морским узлом на крышке люка и перебрасывала волосы от одной планеты к другой, выбирая те, которые были погружены в ночь. На чужих планетах привязывала волосы к деревьям, столбам, камням, холмам и скалам. И каталась на образовавшихся космических горках, с интересом наблюдая, выплывут погруженные в ночь планеты или утонут, выпустив на поверхность ночи несколько пузырей. В последнем случае нужно было успеть отвязать свои волосы, чтобы не утонуть тоже в чужой ночи. Присутствие опасности доставляло Сэльме особое наслаждение, и она с восторгом неслась по немыслимой крутизне, спеша к планетам, которые вот-вот должны были захлебнуться. Скользя по гладким волосам, Сэльма нередко обгоняла кометы, выдергивала из их хвостов несколько перьев и отпускала кружить по космосу.
Пока волосы были натянуты между планетами, в них запутывались мелкие звезды и астероиды. Сэльме приходилось долго и тщательно расчесываться, чтобы эти блестящие украшения в прическе не оттягивали кожу на голове. Намучившись с этой процедурой, Сэльма решила делить волосы на мелкие пряди и учиться ходить по канату между планетами. Она брала с собой граненый стакан и, проходя возле солнц, наполняла его их светом. Потом ставила себе на плечико и гуляла по канату во Вселенной. Иногда капли выплескивались на какую-нибудь из планет вблизи тех, где были привязаны волосы Сэльмы, и на ее обитателей внезапно обрушивался день. И так же внезапно исчезал, когда капли света испарялись. Да и был этот день очень странным, ведь из стакана с плечика Сэльмы лилась смесь света многих солнц. Ни до ни после не видели обитатели планет света такого оттенка (для своих прогулок Сэльма каждый раз выбирала новый маршрут). В этот с неба свалившийся мимолетный день происходили чудеса, цветы обнимались с людьми и рождались гении. День неслыханной расцветки отмечался во всех летописях, легенды о нем передавались до последнего поколения.
Но Сэльма об этом не знала. Она вообще не знала, живет ли кто-нибудь на других планетах, и не очень об этом задумывалась. Так же, как не задумывалась почти ни о чем. Сэльма шла по канату через Вселенную, ловила свет солнц и наслаждалась молодостью и свободой.
(Зато некоторые сообразительные обитатели близлежащих планет, поболтав по телефону со свидетелями чудес, догадывались-таки, откуда сваливался необычный день. Они строили высоченные башни и каждую ночь простаивали на их крышах с открытым ртом. Если неподалеку проходила Сэльма, умненькие обитатели ловко ориентировались и перехватывали языком пролившиеся капли света, тут же заглатывая их. Планеты лишались чудесного дня, а наполненные смесью света хитрецы улетали во Вселенную. И там проваливалсь в черные дыры. Дело в том, что улетать во Вселенную можно только вдвоем с любимым человеком и в том случае, если не имеешь детей. Привилегией бродить по космосу в одиночку пользовалась только Сэльма. Да и то она не могла свободно летать, а была жестко привязана к своим волосам.)
Однако просто ходить по канату Сэльме вскоре надоело. Она решила заняться акробатической гимнастикой. На тонкой пряди своих волос она выделывала головоломные пируэты; крепко держась за прядь руками, раскачивалась и взлетала над ней, подмигивая проносившимся мимо радиоволнам (кто это такие, Сэльма не знала, но видела их часто). А в конце расслабленно повисала на одной руке, лениво покачиваясь и слушая звон столкнувшихся и разбившихся звезд. Из-за Сэльминых выкрутасов поднимались космические вихри, которые сгоняли звезды в кучу или разбрасывали по дальним углам Вселенной. Многие планеты перескакивали на другие орбиты. Сэльма смотрела на это и радовалась. «Если там все-таки кто-нибудь живет, как интересно им будет увидеть вдруг совсем новое солнце и новые звезды!»
В седьмой биллион лет Сэльме вздумалось выяснить, живет там кто-нибудь или нет.
Сэльма закончила мастерить межпланетные канаты и закрепила волосы на последней нужной планете. Привязать их там удалось особенно надежно: к верхушке острой скалы. Спустившись по склону, Сэльма очень быстро уперлась в другую скалу. А когда исходила планеты вдоль и поперек, убедилась: скалы натыканы в ней через каждый два шага. И на этой поверхности спят люди.
Расстояние между скалами было меньше человеческого роста, поэтому сплошь и рядом голова и низ спины лежали на двух острых верхушках, спина провисала в пустоте, а ноги спадали по крутому склону. Некоторые предпочитали разделить свою длину и ширину пополам и лечь на пик скалы своим точно вымеренным центром. А все тело распластывалось на двух склонах. Сэльма не разбиралась в зоологии и не поняла, что эта планета – огромный еж. Не могла она, привыкшая к пушистости своих волос, и представить, как чувствуют себя спящие жители планеты. «Но, наверное, им не очень удобно».
(Кстати, когда Сэльма наклонялась над ежанами, многие просыпались. Ведь часть волос, отходящую от головы, Сэльма оставляла болтаться для свободы маневра по космосу. Волосы падали на ежан, и те, просыпаясь, обнаруживали себя в темной густой массе. Но абсолютно все решали, что это очередной кошмарный сон. Ведь ясно, что на таких постелях ежане видели во сне одни кошмары.)
Следующим утром Сэльма в первый раз не стала прятать свои волосы. Перед сном она сделала из них множество перин, которыми выстелила всю планету. Когда Сэльма проснулась, некоторые перины были смяты и растрепаны. С тех пор так происходило всегда. Но спали на перинах какие-то обитатели Вселенной, забредавшие передохнуть на планету Сэльмы, или просто ее волосы растрепывал ветер?.. Этого Сэльма не знала. Да и не стремилась узнать.
Прошло много веков, прежде чем в Сэльме снова заговорило любопытство. На очередной планете – посадочном пункте Сэльмы люди висели на деревьях, как груши. Сэльма сорвала одного человека, раздела и положила на землю. Затем вытянула в пространстве свои волосы в нотный стан. И поставила руки на тело спящего, как на клавиатуру.
Сэльма опускала мягкие подушечки на невидимые клавиши, и из тела спящего вылетали звуки и садились на нотный стан, оформляясь в виде нот. Семь раз перебрала Сэльма эту клавиатуру, и каждый раз подавали голос другие звуки. Их последовательность рисовала на нотном стане музыку индивидуальности. Сэльма переставляла руки с одной клавиатуры на другую, пока не озвучила все, уместившиеся на теле. Как только из спящего вылетел последний звук, он умер. Его тело осталось без души. Его душа была разложена по нотам. Эти ноты сидели на волосах Сэльмы и пели.
До рассвета Сэльма слушала душу. А на заре тряхнула волосами, и нотрный стан рассыпался. Звуки скатились с волос и запрыгнули обратно в тело. Сэльма вырвала у себя длинный волос, свила из него прочную веревку и на ней, как на корешке, снова подвесила человека на дерево. И ушла с этой планеты навсегда.
Когда обитатели планеты проснулись, они долго дивились корешку-волосу. До последнего поколения признанные мудрецы спорили, что это такое. У подвешенного на нем человека скоро отрос новый собственный корешок, и волос поместили в детский парк. Дети всех поколений любовались им и учились на нем лазить по канату. А потом развивали фантазию, пытаясь придумать, откуда он взялся. Но Сэльма об этом не знала. А если бы знала, порадовалась бы за жителей планеты, у которых появилась вечная неразрешимая загадка.
Теперь каждый вечер Сэльма раскладывала души по нотам. Она хотела услышать как можно больше мелодий, и никогда ни к кому не приходила дважды. В каждой душе была смешана разная музыка. Несколько тактов свадебного марша переходили в похоронный, «Гром победы, раздавайся!» в «Не пробуждай воспоминанья». Или наоборот, наискосок и еще множество вариантов. Сильно различался и диапазон звучанья душа. В некоторых поднимали голову только цыплячьи писки верхних октав, в других – медвежьи басы нижних. Набольшее удовольствие Сэльме доставляли души, ход мелодии которых был непредсказуем. Каждый ее нерв ликовал, когда скрипучая дребезжащая какофония чередовалась со светлыми органными гармониями. Каждая ее клеточка наслаждалась, когда звуки скакали вверх-вниз через несколько октав, как через несколько лестничных пролетов.
Сэльме нравилось, что она может слушать чужие души. Как себя чувствуют при этом их владельцы и чувствуют ли они что-нибудь вообще, Сэльма не знала. Ей даже в голову не приходило об этом задумываться. Но вот однажды она в очередной раз поставила пальцы на клавиши. И лишь только из тела вылетели первые звуки и превратились в ноты, внутри Сэльмы образовался смерч. Тяжело дыша, она прогнулась и отклонилась к земле, а ее грудь изнутри буравил узкий конец бушующей воронки. Резким броском он вырвался наружу и подлетел к нотному стану. Превратился в звуки и… опустился точно на ноты. Этот смерч повторял мелодию души, которую Сэльма начала слушать.
Сэльма не подозревала, что когда-нибудь между ее душой и чьей-то может возникнуть резонанс. Она вообще не знала, что это такое. И вот теперь душа вылетала из нее неистовым смерчем, влекомая к своему близнецу. Все ниже, ниже прогибалась Сэльма к земле, и все шире становилась рана, которую оставляла расширяющаяся воронка. Пальцы Сэльмы продолжали нажимать на клавиши, но она чувствовала только свет и воздух, в которых купалась и которыми становилась. Наконец все ее тело растворилось в кружении.
Исчезло и тело спящего, Остались только протянутые в пространстве волосы и поющие на них ноты. Их удвоенный голос зазвучал так сильно, что музыку услышала вся Вселенная. Все небесные тела затаили дыхание и остановили свой бег. А когда звук превратился в свет, по Вселенной прокатилось соединенное «Ах!»
Свет бурлил и пенился, кипел и взрывался волнами. Самые кроткие и обездоленные планеты, после тысяч лет на задворках Вселенной, теперь плескались в свете. Со счастливым смехом они черпали свет пригоршнями, и, визжа, обливали друг друга. Во Вселенной царил полдень.
Света было так много, что скоро ему стало тесно. Свет сжался в луч, который прожег стену Вселенной. И, вылетев из нее, стал новым богом.
Но будет ли он создавать новую Вселенную?