Между двумя сторонами медали

«Всё, даже самое тайное, со временем становится явным»
(народная мудрость)

Все имена, фамилии и названия населённых пунктов реальны. К сожалению.

В память о двух Анастасиях – Анастасии Георгиевне и Анастасии Ивановне, – моей прабабушки и мамы.


Газета «Правда», 2 июля 1936 г.

     «…Трудящиеся страны единодушно и радостно одобряют закон о запрещении абортов и помощи роженицам. Многолюдные и оживлённые митинги проходят на предприятиях. Советские люди горячо одобряют новый закон, направленный к дальнейшему укреплению пролетарской Родины. На заводах и в шахтах, в общежитиях и квартирах города Сталино при чтении закона рабочие выражали свою радость и глубочайшую признательность партии и правительству за заботу о семье и детях».

Село Анадоль, Волновахский район Донецкой области, Украинская ССР. Где-то между 13 и 15 декабря 1937 г.

     На заднем крыльце сельской больницы, под деревянным покосившимся козырьком, слабо защищающим от злых капель ледяного дождя пополам со снегом, маячили две мужских фигуры, едва различимые в ранних декабрьских сумерках. Один из мужчин был высок, сухощав и подтянут, несмотря на свой возраст «хорошо за пятьдесят». На нём было явно впопыхах наброшенное, изрядно потёртое кургузое пальтецо, из-под которого выглядывали полы белого медицинского халата. По случаю непогоды, его вполне интеллигентного вида туфли, хотя и изрядно поношенные, но старательно начищенные, были обуты в резиновые галоши фабрики «Красный треугольник». В тонких пальцах  он нервно крутил свои очки в железной оправе, машинально то расправляя, то складывая их гнутые проволочные дужки.

     Второй – пониже, поплотнее, «покряжистее» – был одет в обычный для деревни ватник, замусоленную кепку с неизменной пуговкой на темечке и заляпанные грязью чуть ли не до колен кирзачи.

     Разговор эти двое вели тихий, явно не для посторонних ушей, практически шёпотом,  хотя никого в это время на улице уже не наблюдалось – в селе активная жизнь обычно заканчивается с последними лучами солнца. Время от времени низенький воровато оглядывался, пряча почти докуренную папироску в кулак, и зло сплёвывал, от волнения попадая иногда на блестящие галоши высокого.

     – Вы уж помогите, Павел Николаевич, вы ж доктор от Бога, что Вам стоит? А за мной не заржавеет, будьте покойны!

     Высокий, зябко переминаясь с ноги на ногу в своих «красных треугольниках», не очень уверенно возражал:
     – Так ведь нельзя же, товарищ председатель! Вот недавно и закон вышел – ведь подсудное же дело! Извините, никак не могу!
     – Да ведь никто и не узнает, Павел Николаевич, не сомневайтесь! Что закон – в сельсовете я сам себе «закон»,– не унимался низенький.–  А я уж Вам добром отплачу. Скажем, надо будет крышу починить или, может, поросёночка завести пожелаете – мы к вам со всей душой! Ну, что мне прикажете делать? У меня ж семья, работа ответственная, ведь я же член партии – позору не оберёшься, да и с должности как пить дать попрут! Хорош  председатель, скажут, любовницу себе завёл, обрюхатил… Да меня жёнка из хаты выгонит! Ну, почистите вы эту шалаву Нинку! Убил бы её, стерву – сначала сама приворожила, а потом забеременела. Ещё и грозится: «Не придумаешь чего, говорит, поеду в райком и всё начальству про тебя, охальник, расскажу!» Уж помогите, доктор!

     Высокий только тряс седой головой и мягко, но упорно продолжал отнекиваться:
     – Никак не могу, голубчик, не имею права! Ведь посадят же, а у меня тоже семья…

     – Я вижу, что ты, Николаич, меня понять совсем не хочешь!– председатель отбросил давно погасшую папироску и недобро поглядел на собеседника.– Я тебе прямо,  как коммунист беспартийному говорю: выручи меня, а я в долгу не останусь! Ты про Директиву номер 50215 слышал? Хоть и тайный документ, а тебе, так и быть,  расскажу: предписывается немедленная ликвидация широкой сети греческих националистических, шпионско-диверсионных, повстанческих и вредительских организаций на территории всего СССР! И подпись – нарком внутренних дел Н.И.Ежов. То-то! А мы с тобой, докторишка ты интеллигентский, в каком селе живём? Почти что в греческом! Тут же одни пиндосы, ты мой намёк понял? Не сегодня-завтра тут такое начнётся, а арестанские списки, между прочим, со мной согласовывают, и справки-характеристики на людишек тоже я писать буду. .. Ну, дошло до тебя наконец, троцкист недостреляный?

     Высокий, слабо улыбнувшись в едва заметную щёточку усов,  попытался всё обратить в шутку:
     – Помилуйте, ну какой же из меня грек? Русский я, ни в каких партиях никогда не состоял, советская власть мне, между прочим, высшее образование дала, до революции я всего лишь земским фельдшером был. Я ей благодарен, вот доверила больницей заведовать…
     – Не боись, Пал Николаич, если надо я из тебя запросто грека сделаю! Я из тебя, сука, лагерную пыль сделаю! Даю тебе до утра время на роздумы, а не согласишься – пеняй сам на себя, … очкастый!


Начало шестидесятых годов прошлого века: человечество рвётся в космос, в стране хрущёвская «оттепель», советским людям обещан коммунизм уже в самом  ближайшем будущем.

     Этот тёмно-коричневый бронзовый кругляшек достался мне от моей бабушки, маминой мамы. Он лежал в жестяной коробочке из-под леденцов «монпансье» вместе с кучей разных древних монеток, многие из которых уже успели позеленеть от старости. (Там были даже какие-то дивные пол-копейки 1912 года выпуска, так называемые «полушки», и я никак не мог себе представить, что же можно было на них купить? В моё детство одну копейку стоил коробок спичек или стакан газировки без сиропа. А за полкопейки, мне что – полстакана бы налили, что ли?)

     Я много раз приставал к бабушке с расспросами: что это за монета такая  странная (а, может, и не монета вовсе?), и откуда она у нас взялась.
     – Это память о твоём прадедушке, моём папе. Постарайся её не потерять!– всегда как-то загадочно отвечала старушка, грустно улыбаясь, и почему-то тут же отворачивалась.

     Однажды она сделала это недостаточно быстро, и я с удивлением увидел, как её выцветшие до небесной голубизны глаза наполнились слезами.

     (Сегодня, по прошествии почти полувека, я уже понимаю, что бабушка не очень-то верила в искренность «кукурузного» лидера, и поэтому не рассказывала мне всего, что могло бы в будущем повредить «молодому строителю коммунизма». Впрочем, в ту пору я и сам не слишком интересовался семейными тайнами. Моё детское воображение больше занимали вопросы, когда люди полетят на луну и по сколько порций мороженого за один раз в одни руки можно будет брать «бездаром» при коммунизме.)

     Я подолгу исследовал этот тяжёленький кругляшек, рассматривал через лупу филигранно прорисованный фрагмент какого-то морского сражения на одной его стороне, читал надписи, расположенные по окружности, вдоль ободка: «Первая морская победа при Гангуте, 7 июля 27 дня 1714» и «Прилежание и верность превосходит сильно». С другой стороны имелось изображёние того, кому, видимо, и принадлежало данное изречение – профиль Петра I в лавровом венке победителя, в доспехах и орденской ленте, переброшенной через плечо. Чтобы ни у кого из слабо знающих историю не было никаких сомнений, тут имелась и пояснительная надпись: «Петр Великий, император и самодержец Всероссийский». Меня, по детству, смешили топорщащиеся, как у кота, усики «самодержца» и обилие в словах твёрдых знаков и каких-то загадочных, перечёркнутых мягких знаков – «ятей», смысла в которых я не понимал.

     Неудивительно, что для себя я назвал эту загадочную монету «Петька-первый». 

     Этого «Петьку-первого» я очень ценил за его несравненные боевые качества. Дело в том, что в те далёкие годы моего детства все от мала и до велика, включая совсем почти взрослых «приблатнённых» пацанов, резались в «пожарА». Такая тогда была в моде азартная игра: все сбрасывались мелочью, выгребая из карманов у кого сколько было, монетки складывались аккуратным столбиком, причём все – орлом (или решкой, уж как договаривались) вверх. Потом тянули жребий – кто эту стопку монет будет «разбивать» первый. Дело серьёзное, так как все перевернувшиеся от удара монетки забирались играющими. После этого наступал ответственный момент доставания на свет божий и прелюдной оценки «биты». Обычно для этой цели использовали медный пятак, реже – полтинник или металлический рубль. Но особенно ценились тяжёлые старинные монеты или даже медали, у которых для такого дела специально спиливалось «ушко». Билось по стопке мелочи что есть силы, ребром «биты», тонкой поверхностью между плоскостями лицевой и оборотной сторон. Говорят, нумизматы называют эту третью грань «гурт», но мы такими теоретическими вопросами не заморачивались. Нас всецело поглощала финансовая сторона: нам бы только, поставив на кон гривенник, выиграть ещё копеек 20-30, чтобы хватило не только на мороженое («сливочное» в стаканчике стоило всего девять копеек), но и на «взрослый» билет в кино – это уже целых 35 копеек!– на любимую «Великолепную семёрку» или «Лимонадного Джо». Что и говорить – с появлением у меня «Петьки-первого» я стал необычайно востребован во дворе, стоило только местным пацанам громкими криками начать созывать компанию: «Тай-тай, налетай! Кто играет в пожарА?».

     И чего только мне не предлагали за этот древний кругляшек! Однажды сынок кого-то из «водоплавающих» (так в нашем портовом городе называли тех, кто ходит в загранку) даже предлагал мне несколько пачек жевательной резинки «Wrigleys-spermint», которую мы называли просто – «чёрная стрелка». Соблазн был очень велик, но я отказался: прадедова память!

Село Анадоль, Волновахский район Донецкой области, Украинская ССР.  15 декабря 1937 г., поздний вечер.

     Уполномоченный НКВД, не раздеваясь, тяжело опустился на жалобно скрипнувший табурет и кивнул стоявшему навытяжку, словно пионер на торжественной линейке, председателю.
     – Устал я чего-то, которую ночь без сна, работы невпроворот, вон, сколько врагов вдруг объявилось!
     – Так может по стаканчику?– оживился председатель.– Это мы запросто, закусочку сейчас сообразим…
     – Некогда!– вздохнул уполномоченный.– Вот переловим всю эту недобитую сволочь, тогда и выпьем. Ладно, давай сюда списки!

     И он углубился в чтение вороха справок-характеристик будущих жертв (председатель заботливо пододвинул настольную лампу поближе):

1) Ананьев Константин Трофимович, 1904 года рождения, грек, образование нижнее, беспартийный, пекарь в пекарне с.Анадоль.
2) Дайреджи Христофор Афанасьевич, 1898 г. рожд., грек, образование нижнее, б/п, плотник колхоза «Авангард».
3) Майтамал Семён Юрьевич, 1870 г. рожд., грек, образование начальное, б/п, работает сторожем в колхозе.
4) Майтамал Георгий Алексеевич,  1895 г. рожд., грек, образование начальное, б/п, колхозный конюх.
5) Матрос (тут строгий уполномоченный позволил себе усмехнуться) Семён Петрович, 1901 г. рожд., грек, образование начальное, б/п, тракторист.
6) Пичахчи Николай Иванович, 1892 г. рожд., грек, образование начальное, б/п, сторож кооперации.
7) Экзархо Василий Константинович, 1883 г. рожд., грек, образование начальное, б/п, сторож колхоза «Авангард».
8) Экзархо Нина Ивановна, 1896 г. рожд., гречанка, образование начальное, б/п, неработающая.

     – А что у тебя тут одни конюхи да сторожа? Мелкая сошка да ещё все и малограмотные!– негромко, но с какими-то нехорошими интонациями в голосе поинтересовался уполномоченный, продолжая шелестеть бумажками.– Кто-то ведь должен был этими недоумками руководить, организовывать их. А ты мне какие-то вершки подсовываешь! Тут надо корни искать, до ихнего идейного предводителя докапываться! Или сам хочешь организацию возглавить?
     – Так вот же, вот он главный зачинщик! – перепуганный председатель перегнулся через стол и стал судорожно тыкать корявым пальцем куда-то в конец списка.– Бывший земской фельдшер, из интеллигентов, образованный, втёрся в доверие, заведует сейчас больницей. Если надо – мы и жалобы от населения соберём на этого вредителя, точно!
     – Этот, что ли? Тихомиров Павел Николаевич, 1882 года рожд., образование высшее, беспартийный. А он то чего в греки подался?
     – Так у него, эта, мать была гречанкой! Я сам доподлинно выяснил, не сомневайтесь, товарищ уполномоченный. И вообще – личность подозрительная, в империалистическую командовал полковым госпиталем, под Ковелем на Волыни. Люди рассказывали – сам Николашка ему какую-то специальную медаль вручал, вроде как за верную службу. А в гражданскую он и беляков раненых лечил и махновцев! Про клятву какую-то говорил. Мол, давал какому-то греку обещание, вот только я фамилию запамятовал – то ли Гипнократ, то ли Гиппокрад, точно не помню. Вот они где, греческие щупальца контрреволюции!
     – Ладно, подойдёт,– прервал торопливый рассказ председателя НКВД-шник, собрал исписанные листочки в папку и аккуратно завязал тесёмочки.– Айда по хатам врагов собирать, а то нам ещё в пять сёл наведаться. Хорошо, если к утру управимся. А днём работать не велено – незачем честных советских людей волновать, пусть себе трудятся спокойно! 

Там же, некоторое время спустя.

     Несмотря на поздний час, село не спало. Почти во всех домах горел свет, брехали растревоженные собаки. Пару наиболее злобных псин пришлось пристрелить – мешали работать. Впрочем, особых проблем не возникало. Враги попались какие-то на удивление спокойные, никто не пытался бузить, возмущаться и тем более оказывать сопротивление органам. Все обречённо прощались со своими семьями, если таковые имелись, отведенные на сборы пять минут использовали бестолково: жёны, вместо того, чтобы собрать мужику узелок в дальнюю дорогу, плакали на груди у арестованных, те как-то неуверенно их успокаивали – мол, разберутся, отпустят, ошибочка вышла…
     Те, кого уже согнали к сельсовету – молча мокли под непрекращающимся нудным дождём, курили (начальник разрешил: пусть, гады, знают доброту Советской власти!). У одного из арестованных потерялась по дороге галоша, застряла в липкой грязи знаменитого южноукраинского чернозёма. Из кучки сопровождавших женщин вдруг вырвалась одна, мышкой прошмыгнула мимо конвойных, показывая им эту злополучную галошу, мол – вот она, нашлась, надеть бы надо! Молоденькие солдатики – сами, видать, из деревенских – ещё не успевшие озлобиться, не очерствевшие от жестокостей такой непростой службы, не возражали. А когда женщина вдруг стянула с себя резинки от чулков, упала на колени перед одним из арестованных и стала привязывать этими резинками галоши к его ногам, чтобы больше не слетали, служивые даже смущённо отвернулись: надо же, чего баба вытворяет!

      – Ну, зачем, зачем ты это, Настасьюшка!
      – Так ведь ноги промочишь, Пашенька, простудишься, заболеешь!

     Уполномоченный глянул на часы, отбросил недокуренную папиросу и навёл должный порядок:
     – Отставить разговорчики с арестованными, прощание окончено, всем посторонним гражданам разойтись по домам!

     Женщины, толкаясь, стали потихоньку пятиться, отступать, но как-то неуверенно, как будто всё ещё на что-то надеясь. Будто всё происходящее – это не взаправду, а так, какое-то затянувшееся ночное видение, нелепый и страшный сон.  Вот сейчас затрещит будильник, и они проснутся, а висящая на стене тарелка радио им бодро споёт хорошую, жизнеутверждающую песню из всенародно любимой кинокомедии «Цирк»: «широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек. Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!». И все ночные ужасы моментально забудутся, вытесненные из памяти простыми и привычными заботами наступившего дня.

     Уже издалека, сквозь шорох дождя до них отрывочно долетали родные имена и фамилии – арестованным перед погрузкой в ожидавшую их полуторку с мокрым брезентовым верхом ещё раз устроили перекличку. Потом те из «врагов», кто помоложе да покрепче, долго помогали выталкивать из грязи забуксовавшую машину, но стариков и женщин оставили сидеть в кузове, и моя прабабушка своего мужа так больше никогда и не видела.

Выехал «черный ворон» из села далеко за полночь, с некоторым отставанием от графика.

Москва, Кремль, кабинет Сталина, 16 декабря 1937 г., точное время неизвестно.

     Нарком внутренних дел Николай Иванович Ежов был, как всегда подтянут, собран, говорил отрывисто и чётко, и только немного писклявый голос карлика немного портил строгость и торжественность обстановки: нарком докладывал Хозяину о ходе секретной «греческой операции»:
     – За истекшие сутки, 15-го декабря сего года операцией было охвачено большинство районов компактного проживания греков на юге СССР: Ростовская и Краснодарская области Северного Кавказа, Крым, часть южных областей Украины – Донецкая, Запорожская и Одесская области. Так, в Донецкой области по обвинению в шпионаже и контрреволюционной деятельности было арестовано 5 тысяч 700 человек, в Одесской – 621 человек, в Запорожской – 510. Арестованные – преимущественно мужского пола, в возрасте от 20 до 50 лет…

     – А ты, Николай, не забыл про Стаханова?– вдруг прервал доклад наркома Сталин, до этого молчаливо ходивший по кабинету, как будто даже не слушая говорившего, а всецело пребывая в раздумьях о судьбах социалистического Отечества.

     Ежов испуганно напрягся в ожидании какого-то подвоха. В голове закрутилось вихрем:
«Неужели проглядел, упустил что-то, сам не перепроверил? А что, если этот Стаханов тоже из греков? Хотя вот Паша Ангелина, ну эта героиня-трактористка («Даёшь сто тысяч девушек на трактор!»), вроде и из греческой семьи, а Хозяин трогать не велел – пусть и дальше подаёт пример советским труженицам… В Верховный совет даже выбрали девку, вместе с Папаниным и этим, как его, фамилия такая смешная…Ну, сталинский сокол…Коккинаки!»

     Сталин, как хороший актёр, выдержал паузу, внимательно разглядывая при этом тщедушную фигурку «железного наркома» (ишь, паршивец, не иначе как каблуки на сапогах дотачал – выше казаться хочет! Ничего, сделаешь своё дело – мы тебя ещё не так укоротим, Бонапарт несчастный). Потом продолжал, неспешно, как бы размышляя вслух:
     – Какой молодец, этот Стаханов! Была у него определённая норма выработки, сколько-то там тонн угля в смену. Отработал – иди домой, пей пиво, с женой милуйся. Так нет – пошёл на рекорд, в 14 раз дневную норму перевыполнил! Дал почин хорошему делу – работать по-стахановски, с перевыполнением! Сегодня многие советские труженики на него равняются… Кстати, а как у тебя в наркомате, Николай? По старинке ещё работают, без огонька?

– Я всё понял, товарищ Сталин. Исправимся!– выдохнул наркомвнудел облегчённо.
– Тогда иди, работай… По-стахановски!

Конец 1990 г., в СССР перестройка, гласность, открываются  секретные архивы, в том числе и некоторые архивы НКВД  более чем полувековой давности.

     Перед самым Новым годом я достал из почтового ящика, вместе с разноцветными поздравительными открытками, невзрачный серенький конверт, адресованный моей матери. На месте обратного адреса стояла фиолетовая прямоугольная печать «Комитет госбезопасности Украинской ССР, Управление по Донецкой области, г. Донецк».

     На дворе вовсю бушевала Перестройка, осмелевшие демократы клевали первого Президента и Генсека (в одном лице), Коммунистическая партия без боя сдавала свои позиции «руководящей и направляющей». Уже рухнула Берлинская стена, и процветающая капиталистическая половинка Германии приняла в объятья свою заблудшую социалистическую сестру-замухрышку, да и в самом СССР социализм постепенно отступал под натиском несметных полчищ свеженародившихся кооператоров. Но аббревиатура КГБ всё ещё заставляла сжиматься сердца многих простых советских людей, чувствующих себя перед этой грозной структурой вроде как бы чуть-чуть виновными. В чём? Ну, был бы человечек, а «дело» всегда найдётся!

     Я отдал письмо маме, но она, к моему удивлению, неожиданно обрадовалась:
     – Это, наверно, о твоём прадедушке. Я не хотела тебе заранее говорить, возможно, я поступила неправильно, написав ИМ, но надо же наконец-то узнать его судьбу. Пока вся эта «гласность» не закончилась!

     В конверте лежало письмо на бланке Комитета, но не напечатанное на канцелярской машинке, а написанное от руки, что было неожиданным и как-то подкупало таким вот проявлением человечности:

     12 декабря 1990 г. № 10/3-26543

     Уважаемая Анастасия Ивановна!
Ваше заявление о судьбе и реабилитации Вашего дедушки Тихомирова Павла Николаевича, внимательно рассмотрено. Из имеющихся архивных материалов – Тихомиров П.Н., 30 июня 1882 года рождения, уроженца с. Старый Крым, Мариупольского района, Донецкой области, русский, беспартийный, образование высшее, женат, до ареста работавший зав. больницей села Анадоль, Волновахского района, Донецкой области, где и проживал, арестован Волновахским РО НКВД 15 декабря 1937 года по необоснованному обвинению в участии в, якобы существовавшей «греческой контрреволюционной националистической шпионско-диверсионной организации», проведении контрреволюционной пропаганды, и по постановлению Комиссии НКВД и Прокуратуры СССР от 28 января 1938 года был подвергнут высшей мере уголовного наказания – расстрелу.
     Сведений о дате приведения в исполнение вышеуказанного постановления в архивных материалах не имеется. Но известно, что по существовавшему в те годы положению, такие постановления о расстреле приводились в исполнение немедленно после их вынесения. Данные о месте захоронения Тихомирова П.Н. в архивных материалах также отсутствуют, так как в то время захоронения расстрелянных нигде не фиксировались.
     В соответствии со ст.1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года № 10036-Х1 Ваш дедушка Тихомиров Павел Николаевич, 1882 г. рожд. 30 июня 1989 года прокуратурой Донецкой области реабилитирован посмертно. Справку о его реабилитации Вы получите из прокуратуры Донецкой области.
     Зам. Начальника подразделения УКГБ – А.Б.Пономарёв.

Начало нашего века, века информатики, Интернета и всезнающей Википедии.

     – Папа, а что это за монетки такие странные?
(Вот маленький паршивец – нашёл же где-то в старом хламе жестяную коробку из-под монпансье! А я уже и забыл про неё, думал – потерялась при очередном переезде.)
     – Это память о моём прадедушке,– повторил я когда-то услышанные слова.
     – А на них можно что-нибудь купить? Например, Лего-конструктор?
     – Навряд ли. Разве что продать какому-нибудь коллекционеру.
     – А это что за монетка с усатым дядей и парусными корабликами?
     – А это, может, и не монета вовсе, может это какой-то памятный знак или даже медаль?

     Я включил компьютер и набрал в поисковой строке «морская победа при Гангуте». Уже через секунду я с изумлением рассматривал появившееся на экране знакомое изображение «монеты» и читал подробное описание:
     «Медаль «В память 200-летия морского сражения при Гангуте» была учреждена 2 июня 1914 года, материал – бронза, диаметр – 28 мм. Было отчеканено 94 тысячи таких медалей, но выдано было незначительное количество – помешала начавшаяся война.
Медаль носили на ленте ордена св. Андрея Первозванного (т.е. на «Андреевской» ленте), с цепочкой поверх ленты. Для этого имелось специальное припаянное ушко (нижним чинам медаль выдавалась без цепочки). Согласно Положению от 7 июля 1914 г. о порядке награждения, право ношения медали предоставлялось всем состоявшим на службе к 27 июля 1914 года (т.е. ко дню юбилея) чинам морского ведомства и воинских частей, принимавших в своё время участие в Гангутской битве, а также всем прямым потомкам мужского пола адмиралов, генералов и командиров частей, участвующих в этом бою.
Кроме того, право ношения медали было представлено всем, прежде служившим в Морском ведомстве, а также священнослужителям и медицинским чинам, находящимся на службе в действующей армии».

     Вот оно что! Я всё-таки не думаю, что мой прадедушка мог быть прямым потомкам какого-нибудь адмирала или генерала петровских времён, хотя это было бы весьма лестно, особенно сегодня, когда все кому не лень бросились выращивать свои генеалогические деревья и искать дворянские корни. Уж об этом факте мне бы непременно шепнули на ушко мои домашние. А вот упоминание о «медицинских чинах» – это в самую точку!
     Я потом ещё долго рассматривал с детства знакомый кругляшёк с профилем Петра, постепенно нагревающийся на моей ладони, и думал о превратностях Судьбы и о том, что рано или поздно из отдельных, порой совсем незначительных фрагментов, словно из детских «паззлов», может в конце концов сложиться какая-нибудь замысловатая картинка из нашей Истории.

     Да, всякая медаль, памятный знак или юбилейная монета имеет две стороны – лицевую (аверс), где обычно изображено то или иное историческое лицо, и обратную (реверс), где расположена информация, в честь кого или по какому поводу данное изделие отчеканено. Но все как-то забывают, что между аверсом и реверсом находится ободок, как бы третья тоненькая сторона – «гурт». При игре в «пожарА» именно ею, этой тонкой гранью что есть силы бьют по столбику монет, стараясь при этом перевернуть их как можно больше: всё, что перевернётся – твой выигрыш!  Конечно, в качестве «биты» обычно используется какая-нибудь монета побольше и потолще, но ведь можно использовать и старинную медаль, особенно если у неё отвалилось ушко…

     Вот, говорят, Сталин, с одной стороны, был плохим: грубым (ещё Ленин заметил!), жестоким тираном, злопамятным и бесчеловечным, рядом с которым кровавый Иван Грозный со своими опричниками – просто невинный младенец. С другой стороны – он поднял страну, укрепил её мощь, построил Днепрогэс, Магнитку и Беломоро-Балтийский канал. Наконец – победил немцев!  И то, и другое – истинная правда. Но я не об этих сторонах медали. Я – о том тоненьком её ободке, который называется «люди». О тех тысячах, десятках и сотнях тысяч (если не миллионах!), на которых и приходились все удары игроков в жестоких политических играх, куда более азартных, чем невинное копеечное «пожарА» из моего далёкого детства.


     Вместо послесловия.

     «Греческая операция» НКВД – массовые репрессии против понтийского греческого этнического меньшинства в ряде республик СССР, проходившие с 15 декабря 1937 по март 1938 года. Отдельные аресты продолжались до осени 1938 года. В ходе репрессий, по обвинениям в шпионаже или контрреволюционной деятельности было арестовано более 20 тысяч греков. Только в Приазовье жертвами «греческой операции» стали 5 тысяч 374 человека. В среднем по Советскому Союзу, 93% арестованных было расстреляно.

     Начало репрессиям положила Директива № 50215 от 11 декабря 1937 года (далее – текст оригинала с небольшими сокращениями):
«…Материалами следствия устанавливается, что греческая разведка ведёт активную шпионско-диверсионную и повстанческую работу в СССР, выполняя задания английской, германской и японской разведок. Базой для этой работы являются греческие колонии в Ростовской-на-Дону и Краснодарской областях Северного Кавказа, Донецкой, Одесской и др. областях Украины, в Крыму, в Абхазии и других республиках Закавказья, а также широко разбросанные группы греков в различных городах и местностях Союза. Наряду с шпионско-диверсионной работой в интересах немцев и японцев, греческая разведка развивает активную антисоветскую националистическую деятельность, опираясь на широкую антисоветскую прослойку (кулаки-табаководы и огородники, спекулянты, валютчики и др.) среди греческого населения СССР. В целях пресечения деятельности греческой разведки на территории СССР, приказываю:
 
1. 15 декабря сего года (1937) одновременно во всех республиках, краях и областях произвести аресты всех греков, подозреваемых в шпионской, диверсионной, повстанческой и националистической антисоветской работе.
2. Аресту подлежат все греки (греческо-подданые и граждане СССР) следующих категорий:
а) находящиеся на оперативном учёте и разрабатываемые;
  б) бывшие крупные торговцы, спекулянты, контрабандисты и валютчики;
в) греки, ведущие активную антисоветскую националистическую работу;
г) политэмигранты из Греции;
д) все осевшие на территории СССР греки, так называемые закордонные агенты ИНО НКВД и разведывательного управления РККА.
… 7)   О результатах операции по арестам донести 18 декабря. О ходе следствия доносить пятидневными сводками с сообщением итоговых цифровых данных и наиболее существенных и важных показаний.

Народный комиссар Внутренних дел СССР, Генеральный комиссар Государственной Безопасности – Ежов (подпись).