Таёжный этюд

   После второго курса биологического факультета Юра в качестве студенческой практики выбрал участие в экспедиционных работах. Ускоренно сдал сессию, собрал рюкзак и — «под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги» — отправился в экспедицию. Лёгкий «Ан-2», кукурузник, перенёс его за триста километров в лесной посёлок. Местные рыбаки подвезли по извилистой таёжной реке к экспедиционному лагерю на берегу. Экспедиция расположилась в двух хорошо сохранившихся домах леспромхоза с баней на берегу таёжной реки.

Дома использовались местными грибниками, охотниками, рыбаками и поддерживались в жилом состоянии. Биологический отряд факультета состоял из трёх групп: ботаников, энтомологов и орнитологов. Юра выбрал специалистов по птицам: в группе выдавали ружьё, маршруты обследования проводились ежедневно и на большие расстояния.

Таёжный воздух кружил голову, комары и мошка вились тучами, сытная еда с тушёнкой и свежей рыбой приводила в хорошее расположение духа. Вставали часов в шесть, пили чай, надевали сапоги, энцефалитки, накомарники и выходили в тайгу на маршрут. Впереди бодро семенила напарница-дипломница в коротких резиновых сапогах, мешковатом походном костюме, с биноклем на шее и блокнотом в руках для учёта птиц, за ней топал в броднях Юра с ружьём для отстрела редких птиц.

Вид птиц определялся по особенностям песни, уточнялся с использованием бинокля и отдельные особи отстреливались в случаях неопределённости. Обычно отстрел проводился мелких птиц с неопределённой окраской. Юре жалко было пичуг, и он отчаянно мазал. Один раз попал, певун замолчал, и полезли по бурелому разыскивать бедную пичужку.

Птичку не нашли, в животе потянуло, Юра свернул к болоту, ловко спустил штаны, и десятка два комаров впились в свежую городскую попу. Непередаваемое ощущение жжения по всей открытой поверхности тела привело к ускорению естественного процесса и яростному почёсыванию через штаны пострадавших мест. «Без дымокура в следующий раз не обойтись», — решил студент, пробираясь через бурелом к Людмиле, которая что-то деловито писала в блокноте, прищурившись от дыма костерка у своих ног.

— Знаешь, Юра, нам для коллекции хорошо бы по паре яиц из каждого гнезда редких птиц брать, — заметила начальница. — Видишь на сосне гнездо? Слазь посмотри.
Пришлось лезть наверх, обдираться, скользить ради пары голубеньких яиц, которые осторожно были помещены на ватную подстилку в коробочку.
Солнце подобралось к зениту, тёплый влажный воздух вгонял в пот, стекавший противными струйками по телу. Сапоги отяжелели, птицы стихли, пора возвращаться.

 Блеснула речная гладь. Снял ружьё, тяжёлый патронташ, сдуру набитый патронами, одежду. И в плавках, босиком, под дружное преследование слепней бегом к реке — и в воду, нырнул на самое дно, пока хватило воздуха. Вынырнул — хорошо лежать в прохладной таёжной речке — и поплыл против течения к берегу. Оделся на мокрое тело и пошёл в лагерь обедать.

Все собрались. Гречневая каша с тушёнкой, густо усеянная комарами. «Да, попались, ребята. Поели нас — хватит, теперь наша очередь», — решил студент. После обеда отдых, разбор собранного материала, ужин, костёр и песни под гитару. «Лягушонка на мокрой ладони держать и беседовать с мудрой совой. Слышать каждый свой шаг, и не надо мешать — дайте мне подышать синевой…»
Понемногу втянулся Юра в экспедиционную жизнь. И с дымокуром стал управляться, и из ружья попадать в цель.

Однажды обнаружил присосавшегося клеща, который уютно пристроился у него паху. Оторвал и понёс к специалистам по беспозвоночным животным.
— Хорошая самка энцефалитного клеща, — определила доцент Татьяна Семёновна. — Наверное, на собаке нашёл? Район этот с повышенной энцефалитной опасностью — без прививки никак нельзя.
— Угу, — промямлил Юра и пошёл погибать.

Прививки он не успел поставить, симптомы знал: инкубационный период, температура и развитие смертельного заболевания. Но не мог он в преимущественно женском коллективе студенток рассказать про клеща на мошонке. Да и уколы гамма-глобулина необходимо ставить в течение первых двенадцати часов, а прошло больше двух суток. Загрустил студент, по вечерам уходил на берег, жалел себя в свои девятнадцать лет.

Время шло, в конце инкубационного периода поднялась температура, лежал в избе, читал книжку и тихонько вздыхал. Начальница прописала постельный режим и таблетки от простуды, ставили горчичники. Безропотно переносил молодой биолог лечение, считал: пожил — и хватит.
Как-то в банный день почувствовал бодрость, решил: погибать — так с музыкой. Напарился — и в речку. После баньки выпил настойки черники, и прошла болезнь-простуда.

Захотелось жить, рыбачить, охотиться, любить. Напросился к Николаю Георгиевичу, который занимался учётом промысловых животных, в дальний маршрут. Вышли после завтрака с запасом продуктов на три дня. Шли по старой торной дороге лесозаготовителей, затем свернули на звериную тропу.

— Звериные тропы в тайге — мудрые тропы: прокладываются экономно, проходят через кедрачи, ягодники, водопои, — рассказывал зоолог.
Днёвку устроили на берегу таёжной речушки у балка лесозаготовителей. Развели костёр, повесили котелок с водой для чая, рядом поставили банки с тушёнкой. Георгиевич с удочкой пошёл по берегу рыбачить.

Банки с тушёнкой вздулись, пришлось откатить их от огня. Одну банку, чтобы быстрее остыла, Юра отнёс к реке и положил на брёвна, в три слоя перекрывавшие узкое место. Бульк — и от завихрения воды тушёнка перекатилась, попала в ложбинку и ушла на дно. Такой подлости от речки Юра не ожидал. Разделся и поднырнул под брёвна, схватил банку и почувствовал, как затаскивает его течением под плотный трёхслойный накат брёвен.

 Испугаться не успел, ногами и одной рукой закрепился за скользкие брёвна и медленно стал переползать против течения к отдушине. Воздуху не хватало, в голове мутилось, но дополз, высунулся и распластался на брёвнах с банкой тушёнки. Отдохнул и осторожно направился к берегу.

Молевые сплавы леса широко использовались в период социализма. Зимой пилили лес, складывали брёвна по руслу рек, весной по большой воде сплавляли. В руслах малых рек образовывались заторы в три-четыре слоя брёвен на километры. Бесхозяйственности помогала и существующая система начисления заработной платы. На лесосеках подсчитывался лес, складированный в штабелях брёвен. Сплавщикам оплачивали по факту брёвен, доставленных на лесосклады. Разница между вырубленным лесом и доставленным порой достигала тридцати процентов, но никого это не смущало. В тайге лесу много.

Вернулся Николай с десятком хороших подъязков и окуней.
— Где поймали, как, на что?! — вскинулся Юра.
— Сначала перекусим, чайку попьём, почистим рыбу, и покажу места, — успокоил студента Николай. — На лесосеке много вредителей леса, которые в опилочном грунте и обрезках брёвен откладывают яйца. Из яиц появляется крупная белёсая личинка жуков-древоточцев — лучшая насадка для язя, линька, пеляди, окуня, — объяснил Георгиевич Юре.

 — На рыбалку пойдём вечером, а пока подметём балок, настелем лапника на нары, спальники и отдохнём, — распорядился Николай.
Разбудили кедровки: прилетели стаей и устроили перебранку с местными сороками. Потянулся Юра к ружью, проучить крикливых птиц.

— Погоди, охолонь, зачем губить полезную птицу, да и неспроста они шум подняли, взглянуть надо, — сказал Николай, навёл бинокль и осторожно показал рукой. Метрах в двухстах на другом берегу реки медведь усаживался в воду по пояс, вскакивал, уходил на берег и опять возвращался. — Муравейник, наверное, зорил, — вот они ему зад и нажигали, отмокает, — с улыбкой объяснил Николай и продолжил: — Кедровка — птица очень полезная для нашей тайги.

Лес рубят все, а высаживать некому, одна кедровка посадками занимается, поэтому так и назвали. Созреет кедровый орех, начинает кедровка отбирать самые хорошие зерна и прятать на зиму в земле, пнях, в сухих местах, и чтобы мыши не растащили и бурундуки с белками не углядели. Делает много заначек кедрового ореха, при хорошей сохранности многие и прорастают. Городские люди и нефтяники стреляют кедровок из баловства. Им что? Поспел орех — достал бензопилу и спилил столетнюю кедровую сосну ради ведра орехов.

Сварили ароматную уху из свежей рыбы, перекусили, набрали личинок и отправились на рыбалку.
— Да, — заметил Николай, — вся рыба делится на два сорта: свежая и вся остальная.

Солнце подсаживалось, и тени деревьев причудливо отражались в коричневатой воде таёжной речки, комары тянули свою песню, и на излучинах реки подпрыгивала серебристая рыба. Юра остановился у прибрежного завихрения реки, забросил леску. Поплавок сразу нырнул в глубину. Подсёк хорошего окуня, забросил ещё пару раз — опять попались окуни: проголодались за день на солнце. Впереди наметился омут.

Осторожно из кустов завёл лесу, поплавок плавно закачался в центре. Началась мелкая поклёвка, требушили личинку, повело вправо и вниз, подсёк и почувствовал упругую тяжесть сопротивляющейся рыбы. Хороший подъязок попался в омуте. Закинул, поймал ельца и окуня.
Сменил насадку, перешёл на другое место, подсёк подъязка.

Достал фляжку с ароматным чаем, закурил, и хорошо стало в таёжной тишине в слиянии с тайгой и водой. Унеслись городские мысли, слова и определения. Вечной первозданной красотой наполнилась душа студента, что останется с ним до конца дней и спасёт мальчишку от многих бед и несчастий. Дух тайги на мгновенье коснулся юноши.