Холод

Это такой странный ад... Как большой, просто огромный пустой холодильник — такая длинная, глубокая комната с железными стенами и потолками, подёрнутыми изморозью. Ты сидишь у входа, которого нет, и смотришь на противоположную стену, которой тоже не существует: коробка холодильника уходит далеко-далеко, и там, впереди, только лениво сгущающаяся темнота... Нет стены, нет конца холодному мёртвому железу. И ты смотришь туда, где должна быть эта противоположная стена, туда, где должен быть такой простой ответ, крохотная закорючка — точка, окончание боли... А окончания нет. Нет конца. Нет стены. Только холод, холод...

Сначала он совершенно не страшен. Он ходит вокруг тебя и будто бы не решается тронуть. Но вот решается. Кладёт холодный, как сосулька, палец тебе на руку. Ты чуть морщишься, но, в общем, тебе всё равно. Он смелеет. Пробегает подушечками всех пальцев по твоим рукам, от кистей до плеч, а затем и до самой шеи. Ёжишься. Он вдруг полуизумлённо усмехается: да ты беззащитен! Ты вовсе не так неприступен, как казалось на первый взгляд! Ты беспомощен, как новорожденный щенок! И тогда... Он просовывает пальцы тебе под рёбра, прямо в мясо, сквозь синеющую натянутую кожу, к горячей, густеющей крови, к сердцу и печени... Он стискивает твоё горло. Сдавливает связки до немоты. Рвёт изо рта язык. Вытягивает глаза из глазниц. Каменной рукой берёт бьющийся кровяной насос... И подключает его к баку с жидким азотом. Всё. Теперь достаточно одного неловкого движения. Одного слова, звука. И оно разлетится на миллиарды осколков — это твоё маленькое мёртвенькое сердце...

Еще секунда. И еще секунда. И еще. Каждая — как килограммовая капля горячего свинца. Очень больно слева и тяжело ухает в висках.

Вот сейчас. Сейчас.

Это очень странный ад...