Тени прошлого 18

Нью-Йорк. США
Апрель 1906 года   

      Беньямину Свердлову пришлось применить все свои связи в банковских кругах, чтобы организовать эту встречу. Но узнав, что с ним хочет иметь беседу великий пролетарский писатель Максим Горький, Шифф согласился без колебаний, несмотря на огромную занятость делами… Все объяснялось просто:  Якоб Шифф – один из ведущих банкиров Америки благоговейно относился к книге и питал слабость  к писателям, считая их, как бы «не от мира сего»…  Шифф финансировал новый перевод Библии на английский язык еврейскими учеными; учредил фонд для выпуска серии переводов классических произведений на иврит; участвовал в финансировании Еврейской энциклопедии на английском языке в 12-ти томах. Он уважал книгу…  Поэтому сразу согласился на эту встречу.

     И вот они – Максим Горький и его приемный сын Зиновий Пешков сидят в уютных креслах в его резиденции…

     - Мистер Горький, - Якоб Шифф пристально вглядывался в сидящего напротив человека с пышными, уныло опущенными к подбородку усами. – Я человек основательный и, прежде чем встретиться с вами, велел достать мне ваши книги, имеющиеся в продаже в США. Мне доставили  несколько книг, и я просмотрел их… И сразу же возник вопрос: почему Иегудиил Хламида? Вы еврей?
      
     - Нет, русский! – Горький удивленно взглянул на банкира, не понимая куда тот клонит.

     - Ну, значит, врете!

     - Да нет же! – пробасил Горький, лихорадочно подбирая слова, чтобы оправдать свой литературный псевдоним… - Мне часто пишут люди, считающие меня своим родственником.  Даже из Канады прислали мне семейную фотографию: изображено на ней человек десять обоего пола и все - неоспоримые евреи…

     - Иегудиил Хламида на иврите - "бог еврей"! – не дал ему развить мысль Якоб. – Это имя еврейского архангела! Вы ведь знаете, что я один из ведущих финансистов Соединенных Штатов, а это занятие предопределяет особый склад ума, склонного к анализу. Так вот, мистер Горький, собрав и проанализировав  значения ваших литературных псевдонимов, я пришел к выводу, что вы - "горький еврей, который бродит по земле в одежде философа". Это так?

     - Да! – Горький покорно склонил голову. – Мне нравится еврейский народ! Знаете, Яков, я написал пьесу,   она еще не опубликована, ее я назвал "Жид". Я ее здорово написал, клянусь Вам! Пари, Яков, - она вам понравится. Она поэтична, в ней присутствует страсть, в ней герой с идеалами - вы понимаете? Семит - значит раскаленный темперамент! - семит, верующий в возможность счастья для своего забитого народа, семит карающий, как Илия! Ей-богу, это будет хорошо на сцене театра. Егова, если он еще существует, будет доволен мной!

     - Вы так увлеченно говорите о своей работе! – улыбнулся банкир, доставая из ящика огромного стола книжку. – Что ж, это хорошо! Но вернемся к уже опубликованному. Я тут сделал закладки… Это ваша книга «Мать». Вот, как вы говорите о русских рабочих: «…послушные зову, из маленьких серых домов выбегали на улицу, точно испуганные тараканы, угрюмые люди, не успевшие освежить сном свои мускулы…

      … Усталость, накопленная годами, лишала людей аппетита, и для того, чтобы есть, много пили, раздражая желудок острыми ожогами водки. Вечером лениво гуляли по улицам, и тот, кто имел галоши, надевал их, если даже было сухо, а имея дождевой зонтик, носил его с собой, хотя бы светило солнце…
 
      … Встречаясь друг с другом, говорили о фабрике, о машинах, ругали мастеров, - говорили и думали только о том, что связано с работой. Одинокие искры неумелой, бессильной мысли едва мерцали в скучном однообразии дней. Возвращаясь домой, ссорились с женами и часто били их, не щадя кулаков. Молодежь сидела в трактирах или устраивала вечеринки друг у друга, играла на гармониках, пела похабные, некрасивые песни, танцевала, сквернословила и пила».

     Якоб Шифф захлопнул книгу и убрал ее в стол.

     - Возможно, сами того не осознавая, вы очень точно описали состояние "рабства в Египте", откуда вывел евреев Моисей. Как показано в разных местах вашей книги, русские - это весьма коллективный народ, который стоит друг за друга стеной и каждый из которых никогда не будет отрываться от коллектива. Даже если этот коллектив вынужден работать в очень неприятных, невыгодных для него условиях. Каждый, кто отрывается от коллектива и думает не так, как все, фактически становится врагом. Но согласитесь, вы ведь описали то, чего в России никогда не происходило! Это всё – ваши фантазии! Я посмотрел на события, описанные в вашей книге, глазами еврея и ужаснулся! Общий возвышенный тон повествования очень напоминает Ветхий Завет. Сразу напрашивается аналогия между событиями с Павлом Власовым и гибелью Иешуа. Интересно, что Павел Власов понес знамя на демонстрацию 1 мая, зная, что это совершенно реально означало арест и жестокую кару, так же как и Иешуа понес свой крест на Голгофу! Но и тому, и другому это было крайне необходимо! Поступок Павла, как и поступок Иешуа, очевидно, был совершенно неразумным и не приводил ни к каким преимуществам для его дела. Но он сделал то, что сделал… Вы не находите?

     - Вы хотите сказать, Яков, что как Иисус Христос своей смертью понес в мир идеи христианства, так и мой Павел Власов несет в мир идеи социализма? – Горький задумчиво смотрел на банкира, подперев щеку рукой. – А я и не думал о такой аналогии!

     - Так в этом и заключается гениальность писателя! – воскликнул Шифф. – В произведениях гениального писателя всегда присутствует второй план, который каждый читатель может видеть по-разному, применяя его к своему мировоззрению. Вот я, например, увидев в образе отца Павла грубого диктатора, который терроризирует свою жену и всех в округе, сразу же подумал об аналогах его образа, а это в моем понимании, фараон Аменхотеп III и Понтий Пилат, а также кровожадный еврейский бог Яхве. Вот и получается, что Павел Власов был сыном кровожадного еврейского бога. Ну, а мать… Мать в данном случае - это образ еврейского народа! Вы только подумайте:  после смерти Павла Власова, его мать начинает сама распространять информацию о подробностях суда над сыном, проповедуя социализм,  в точности так, как мать Иешуа Мария явилась по сути  главным распространителем христианства!

     Горький был озадачен и не пытался это скрыть: ему и в голову не приходили подобные аналогии!

     - Так каким писателем прикажете вас считать, мистер Горький? Думаю, не ошибусь, назвав вас писателем еврейским!

     - Озадачили вы меня, Яков! – пробасил Горький, хмуро поглядывая на банкира из-под кустистых бровей. – Я-то сам считаю себя истинно интернациональным писателем! И не причисляю ни к каким национальным – ни к российским, ни к еврейским! Нация, по моему разумению является консервативной силой, она поддерживает сложившийся миропорядок, служит препятствием для революционеров...

     - Так ведь и я о том же! Всякий читатель – и российский, и еврейский вправе воспринимать вас как своего национального писателя! Вот, в чем ваша гениальность! А интернационализм?.. Интернационализм в России существует, но только со стороны угнетающей нации, которую ваши правители величают "великой", хотя великая она только насилиями. Вот этот "интернационализм" вы - революционеры должны свести к такому положению, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в нации фактически, - по отношению к малым народам!

     Якоб Шифф поднялся с кресла и подошел к огромному, занимающему всю стену окну. Он ненавидел Россию, и для этого у него были особые, веские причины. Для себя он уже решил, что будет и далее финансировать революцию в России, тем более, что значительные усилия для этого уже были предприняты. Это он через свои банки в Англии устроил гигантский военный заем крохотной Японии и, модернизировав флот этой страны, науськал ее на Россию. В Портсмуте он руководил ходом мирных переговоров и пригрозил Витте ужасами близкой революции, если Россия не пойдет на уступки Японии. Да, революционный пожар 1905 года русские быстро потушили. Однако искры его продолжали тлеть и ждали своего часа. Заботой Шиффа стало втянуть Россию в колоссальную войну, в которой она, как великое государство, не имела бы никаких целей. И он делал все, от него зависящее, чтобы эта война состоялась! Он готовил, он пестовал ее!

     - Что ж, довольно о литературе! – Шифф отошел от окна и встал напротив Горького. – Вы приехали сюда, чтобы добыть деньги для продолжения революции. Мне импонирует то, что вы не сдаетесь, не складываете руки, и я согласен финансировать революцию, вплоть до ее победного завершения! Но вы ведь не политик, мистер Горький, и не государственный деятель, а потому, не можете нести обязательства по займам, верно? Мне нужен человек, с которым я смогу вести дела, так сказать, в официальном ключе. Мне нужен тот, кто, не обладая властью непременно сейчас, будет обладать ею после победы революции. Человек государственного масштаба. Тот, слово которого будет для меня залогом возврата кредитов. Предлагайте!

     Горький беспомощно оглянулся на Зиновия Пешкова, который тихо сидел в углу, не проронив ни слова за время беседы… И он понял, чего хотел от него отчим.

     - Такой человек есть! – негромко сказал Зиновий. – Это мой брат – Янкель Свердлов!

     - И где же он?! – воскликнул Шифф. – Почему он не с вами сейчас?

     - Он… - Зиновий потупил взор. – Он сейчас в тюрьме! Но, клянусь, пройдет время, и Янкель станет первым лицом в государстве победившей революции! Вы еще увидите…

     - А как же Ленин?! Насколько я знаю расклад сил в русской революции, Ленин всегда выступал в ней на первых ролях! И другая кандидатура на эту роль даже не рассматривалась!

     - Вам, вероятно знакома такая личность, как сэр Рэкстон? – спросил Пешков.

     - Знакома! – кивнул головой банкир.

     - Вам бы лучше поговорить на эту тему с ним. Потому что сэр Рэкстон давно, и как я понимаю, успешно работает над планом уничтожения России. Ему известно о наших контактах с вами…

     - От вас?

     - Нет! У него свои источники информации, и знает он многое из того, чего не знает никто. Но я это к тому, что сэр Рэкстон ни в одном нашем разговоре не упомянул Ленина в качестве первого лица революции. Наоборот, он всегда говорит о Янкеле, как о человеке будущего. Именно на него он возлагает большие надежды в русской революции.
 
     - То есть, вы можете поручиться за то, что когда Янкель Свердлов придет к власти, он не откажется от долговых обязательств передо мною и моими финансовыми структурами?

     - Именно это я и хотел сказать!

     - Мы закончим на этом, господа! Я обдумаю, каким способом перевести вам золото, и сообщу о своем решении. Мы увидимся с вами здесь же, в моей резиденции через три дня в то же время, что и сегодня.

     Они не встретились через три дня…

     Горький привез с собой в Соединенные Штаты не только своего приемного сына Зиновия, но и свою любовницу -  замужнюю актрису Марию Андрееву, что и привело к сенсационному скандалу. Путешествуя с любовницей, Алексей Пешков-Горький представлял Марию Федоровну в качестве законной супруги, пока представители Российского посольства в Америке не  разоблачили писателя. В результате Максим Горький утратил материальную и моральную поддержку среди влиятельных лиц США, а владельцы американских гостиниц отказывались пускать пару на ночлег. Уже в то время американское общество свято блюло принципы семьи…

     Шиффу пришлось вести переговоры совсем с другими людьми и в другое время…

Продолжение следует -