Фантас Ма Гор ия

                Господи, сохрани мне разум,
                чтобы я могла помнить
                каждый миг,
                ниспосланный тобой …
                (моим друзьям посвящается)

   … Медленно надвигалась громада падающего снега.
 Казалось, что огромные серые хлопья берут в плен,
 с неодолимой силой пытаясь увлечь за собой вниз, вниз - к земле.
 Кружились в хороводе мысли - улетая, цеплялись друг за друга, уносимые теплой волной тающих на лету хлопьев.
    Что-то происходило, преображалось в этой движущейся массе живого снега, увлекающего небеса вниз, вниз за собой...
    Очистить пространство, сделать черное белым, а белое серым... И  что-то еще сотворить было Его страстью, прихотью, желанием.
    Сухие кожаные плети деревьев равнодушно свисали, сбрасывая в слякоть последние, жухлые листья. Им было все равно.
    В наивной доверчивости надвигалась вселенная. Ничто не ждало ничего.
 Мокрый асфальт недолго держал отпечатки серых вороньих лап, тут же поглощая их в месиве тающего снега.
    Она хотела пройти точно след в след. Белое выхватывалось из массы, перемешивалось и снова создавало силуэты домов, на миг обнажало обрывки рекламы, являло миру разношерстных кошек, любимых хозяевами собак в комбинезонах, восковые лица прохожих, бомжей, колоритных старух,  машин разнообразных стилей и направлений. Следы вели куда-то, но точно в одном направлении, одному Богу известно в каком, да, может быть еще воронам и ей.
    Круги постепенно сужались, сужались, создавая единственно верный путь, по которому неизбежно следовало пройти…



…ребенок в колыбели – плачет…. его мама не может успокоить дитя, что бы она ни делала…
….ощущались сильнейшие  вибрации – ребенок явно был чем то или кем то сильно расстроен, вот эти грубые толчки сквозь высочайшие тона вибраций – что это? Недостаток любви? Недолюбленность? – ах! К сожалению это так часто бывает с людьми – они не могут, не умеют любить даже собственных детей – здесь что то не так – настроившись на высокочастотный ритм волны – ангел срочно летел на помощь…

   Так было каждый день – спасать, подставлять крыло, отводить болезнь – простая и такая необходимая задача ангелов была им почти всегда в радость…Случались иногда промахи, тогда приходилось пробовать исправлять ошибку. Ну, уж если человек, скажем – сам повторял свои ошибки бесконечное множество раз – его, конечно же спасали, но это уже была настоящая работа, рутинная ангельская работа…по крайней мере в ИХ ведомстве ….


…..иногда отправляли как бы в отпуск – своего рода смена деятельности – небесная прослушка, если говорить проще – что то вроде космической станции, но гораздо более необъятных размеров, какие даже трудно себе вообразить, совершенно иная конфигурация пространства, позволяющая проходить на Землю через, так называемые порталы, при этом меняя свой облик на любой человеческий, ну и, конечно же, более широкий спектр задач…В общем что то вроде космического отряда экстренного вмешательства в дела земные расширенных полномочий.


   Хотя, по большому счету – все сводилось все равно к одной цели – обратить все земные дела, проблемы, и даже  промахи и катастрофы в Дух Святой – ведь только ради этого люди как таковые были направлены на планету Земля, только для этого посажены зерна на эту грядку… Обратить все, даже то, что кажется богомерзким и непотребным – все обратить в Дух Святой – сделать невозможное возможным…


   Некоторые называют это параллельная реальность – но смысл от этого не меняется…


     … Она сидела в центре надувного круга, покачиваясь на едва заметных иссиня-черных бархатных волнах озера. Было слегка прохладно, но прозрачная серая мгла вокруг настроена на температуру тела, поэтому комфортно. Задумавшись, она смотрела в высь искусственного неба, как вдруг кто то включил солнце, но не на полную мощность, а как то точечно - даже странно- кому это сейчас было нужно? Пользуясь моментом - она подгребла в центр образовавшегося светлого круга, и,  откинув голову назад - стала загорать лицом. Ах, какое ласковое солнце! Довольно таки сильно грело - надо бы повертеться на месте, чтобы загар лег ровненько.

    Тень от высокой горы была рядом -  воздух там был прозрачно-серый, по сравнению с этим каким то электрическим желтым пятном. Она крутилась на месте, наслаждаясь скользящим теплом - шею, пожалуй, надо вытянуть - и она изогнулась так, чтобы подставить всю себя солнцу.
 
    Чтобы почувствовать приятный контраст температур - она вытянула ногу и как бы просунула ее в тень от горы. Приятно, все-таки воздух здесь какой то особенный, не колючий, не жгучий, а будто бы бархатисто- шелковый, очень ласковый.
    Внезапно круг света расширился - и она вновь поразилась - насколько же красив был пейзаж! Небольшое по размерам, но достаточно чтобы ощутить себя в море- озеро заблестело голубым и розовым, уводя ультрамарин далеко в тень горы. Гора, покрытая сплошь какими то изумительно  желтыми  цветами-нарциссами и краплак- красными маками- придавала ощущение райского покоя и блаженства. –Как же здесь хорошо!

   Еле доносимые запахи цветов дурманили своим природным совершенством и свежестью. Приоткрыв глаза- она смотрела на стаю птиц, пролетавшую где то едва за пределами искусственного света, но четко видимую –

   -Красивые какие птицы- кто они? Какие ажурные крылья, шеи длинные, темно синие, крылья белые по краям, слегка голубоватые ближе к телу-лебеди? Да, точно- голубые лебеди стайкой пролетали над озером. Один спереди, а другой, почему то, сзади- они образовывали не косяк, а какую то брошь- невидимку.

   Как же все таки хорошо, что я выбралась сюда отдохнуть - подумала она и потянулась в сладкой истоме. Тем временем солнце включили на полную мощность- так и обгореть можно!- решила она и запрокинула руки назад, опустив кисти в шелк воды.

   Уходить не хотелось- но- что поделаешь- сегодня она обязательно должна посетить одного человека, одного художника, жившего  на Земле. И что ее туда так все время тянуло? Вот как только познакомилась она с ним, так и все ее заботы свелись к одному – видеть его, слышать его, дышать его воздухом и понять наконец –скажите –КАК? КАК это ему удается ?
 
     Она обнаружила этот портал случайно. Как то прогуливаясь мимо знаменитых фресок Андрея Рублева, которые были перенесены на станцию в абсолютно,  до последней молекулы, - идентичном варианте – она вдруг почувствовала высокочастотное излучение, происходящее от… -ДА! От левого Рублевского ангела из его знаменитой «Троицы» – он пульсировал на таких высоких вибрационных частотах, что сразу стало ясно – это энерго – информационное поле, и явно с Земли, и возникло оно не случайно, и проверить его нужно было обязательно….


    Еле доносимые запахи цветов дурманили……и все же…
-Чем бы его порадовать? Ведь он совершенно отказывается ото всего, что любят обычные люди….он вообще на людей не похож… обычных – размышляла она  – хотя, при его то бедности… ну, нет – даже представить страшно что будет, если она припрется с сумищей, груженой говядиной и картошкой… брррр – ха-ха, ну нет уж ! – это не для нашей высокой духовной организации – мы святым духом сыты бываем….



   -Ах, вот что - куплю ка я ему лимонов, просто лимонов- желтых, как вот те нарциссы, пахучих и кислых,  как он любит, и чтобы сразу - в смешении с запахом масляных красок – запахло ладаном… Ну, и сигарет- это обязательно тоже, а больше, пожалуй- ничего и не надо. Плохо, когда уж очень хорошо. Еще разозлится, осерчает. Виду, конечно же, не подаст, как всегда, но вечер будет испорчен. Не-е-е! ни в коем случае - ничего лишнего- упаси, Господи!



   Еще раз сладко вытянувшись и стремительно провертев круг так, чтобы аж волны пошли - она возникла на стильном деревянном мостике на берегу, сделанном точь в точь как по земному. Мода есть мода. Все земное в моде. Тиран и деспот, как и на Земле. Пора, пора было лететь…
 -А ничего так мосточек,  душевно выполнен, со знанием дела - даже занозу посадить можно –Ай! – все же он балбес – этот Иван! Шутник наш, что бы мы без тебя делали?


 
   …решила надеть сегодня черное, из тонкого шелка полудлинное платье с пышной юбкой на заниженной талии, и…  - ах да! - вот это самое подойдет – с треугольным вырезом на спине- а спереди пусть все будет закрыто….Рукав полудлинный, три четверти - хорошо, просто отлично придумано- нравится самой, аж дух захватывает!



   -Именно то, что надо - сказала она, извлекая платье из сгустившегося наэлектризованного воздуха. И туфли.
 –Апчь-ХИ!!! Замшевые пусть будут (вытирая прослезившиеся глаза – подумала Свет – это что, тоже дань моде земной?)  на тонкой невысокой шпильке, с узеньким носочком, и низким ассиметричным вырезом
 - Да!- как это говорится в том фильме то?
 -Марь Ванна умреть от зависти….


   Все таки какие же душевные эти старые земные фильмы… Было в них что то такое наивно-притягательное. Вроде бы ни стрельбы, ни крови, все так просто, а смотришь - и все в тебе радуется……

-волосы пусть как обычно, как ему нравится – полудлинные, слегка вьющиеся,  а главное - вот эта прядь светлая - да! –слегка волной  на лоб и вниз. И почему он ее так любил? ну а что? Действительно красиво….



   Пусть теперь собирает ее портрет как пазл - все равно ничего не получится - сам же говорил:
-По отдельности все вроде бы не так уж красиво. Нос длинноват, глазки небольшие, губы пухлые и чувственные выдавали любую мысль и эмоцию слишком откровенно, разве что лоб- чистый такой лоб, зайчики можно пускать….

-Но все это сложенное вместе так красиво, так гармонично связано между собой….!

- не мог понять почему…  Да куда ему! Пусть себе гадает. Правды то все равно не скажешь. Пусть тешится, это ему полезно, это его вдохновляет…!

 -Интересно - что он выдаст на сей раз?
    Как она любила его искусство-Бог мой! Только отпусти на Землю еще хоть разок! Только дай еще раз я посмотрю - КАК? Он это делает!? АХ! Как он это делает! Готова выполнить любую грязную работу,
 –Господи, Господи, Господи, только позволь…
   …..Впрочем, выход был сейчас свободным - гуляй себе - не хочу!



  …Оказавшись внезапно  в центре города С, на центральной его улице, она поняла, что попала именно в тот предвечерний час, который так нравился ей здесь, на Земле. Его называли часом между волком и собакой….
- А воздух то здесь все таки пыльный - подумала она. К вечеру особенно. Но как красиво солнце клонится к закату, обагряя старинные здания, которые еще кое где сохранились …



    Вот по этому тротуару, - и смотреть, чтобы кирпич на голову не свалился (здесь на земле у них всякое случается – ей то ничего не будет, конечно, иначе какой же тогда она… хотя, в человеческом то теле... не хотелось терять время по мелочам), потом в рынок за нарциссовыми лимонами, потом пачку сигарет… И куплю ка я ему вина сегодня - такой вечер чудный! Вон того- красного полусухого - да! И сама попробую. Надо будет только прикоснуться к матрице… ну надо же? Кто вот его надоумил нарисовать такое!!!? у себя в квартире? Все таки талант есть талант! Невидимое чувствует, реализовывает и выдает за видимое, а ведь в точку попал - прямо на ее канал настроил поле… Теперь, пока Ангел здесь - очень легко оказаться мгновенно рядом.



   …На облупленной штукатурке печи  комнаты, в которой жил художник, был нарисован тот самый Ангел - левый ангел из Рублевской Троицы (ну так ему вздумалось вдруг нарисовать именно этого и никакого другого ангела). Ангел держал в руке стакан-это уж домысел автора, и бывало неделями он являлся единственной компанией городского отшельника. Звали нашего художника Павел Андреевич - или лучше Пол, как он сам предпочитал себя называть.


 
…  Он уже ждал ее. Стоя у окна, скрестив и переплетя, по обыкновению, руки на груди, он смотрел в толпу. Непрерывный поток пешеходов двигался в двух направлениях, временами останавливаясь как по команде, пережидая красный свет светофора, и снова двигался - просто поток людей, непрерывно спешащих по своим многочисленным делам…



   Но вот он что то почувствовал (каким то образом – он всегда чувствовал ее приближение) - сердце остановилось…
на мгновение..
где то в паузе между вздошьями
 – вдох - выдох
  -тук-тук, тик- так,
  - ТОЧНО! -она шла по переходу

  …И что самое интересное- КАК? она шла, - вроде бы по земле, как и все нормальные люди, но в то же время будто бы не касаясь асфальта, на два сантиметра от земли…
   Она ДВИГАЛАСЬ по направлению к нему- и это ощущалось физически, с каждым шагом, все стремительнее и ближе, и солнце заливало улицу оранжевым светом,- последними лучами уходящего дня,  делая тени домов театрально четкими и длинными… Еще мгновение – и полумрак электрических фонарей осветит город, и можно будет зажечь свечи, и….


   …Звонок в дверь…
   Скорей-скорей по длинному коридору коммуналки, мимо четырех дверей, в которых жили в основном вредоносные старухи, да еще одна с претензией на ушедшую молодость особа пост бальзаковского возраста, упорно доставляющая ему неудобства, пытаясь отвоевать его по праву кладовку…
   - Вот, наконец то  дверь, вот ручка - тик-так! - распахнул дверь -ОНА! –не могу поверить – ОНА! Стоит вся живая во плоти как есть - ОНА! Та самая Светлана…
   -Входи….
Дошли до конца коридора, вот наконец двери за ними замкнулись и отворились разом небеса…и запах ладана заполнил комнату…



  …-Ну, здравствуй…
Сели друг напротив  друга на два венских стула, чудом сохранившихся еще от помещиков, проживавших в этом особняке в прошлом веке …


   …На сундуке посреди комнаты красовалась керосиновая лампа, серебряная, работы старинного немецкого мастера - очень красивая. Он нашел ее как то, производя раскопки всякого хлама на кухонных  полатях.

   Комната небольшая,- в два окна, высоких, аркообразных… По периметру полки с красками,  горшки с кистями, какие то антикварные вещицы – подсвечник, фигуристая фарфоровая супница, кувшин… В углу печь, занимавшая чуть не треть комнаты...ну а больше там ничего и не было, разве что холсты у стен, да на стенах листы ватмана для акварелей.



 …Безусловно, как это можно было бы подумать, глядя на экзотично-колоритную внешность нашего героя в старых потертых джинсах, он, тем не менее, не относился к категории бомжей или нищих по неволе. Мало того – сам он и многие близко знавшие его люди – считали его элитой, квинтэссенцией общества! Еще бы! Он жил в самом центре города С. Занимал целую комнату и кладовку в бывшем купеческом особнячке, ставшем впоследствии коммуналкой из четырех прилагающихся к нему старушенций. Причем прямо напротив здания КГБ, и горисполкома… Так что – увольте - под эту категорию он не подпадал.  Все, что происходило в его жизни, и, конечно же, ее итог – было лишь его добровольной самоцелью, странной сверхзадачей, проверкой себя самого и своего тела на износостойкость, упрямою целью сознательного самоуничтожения организма.

  -Мой организм был запланирован лет на триста - Я это точно знаю…
 - Но ты не представляешь себе как быстро можно согнуть человека…
  -Я всегда буду в оппозиции к любой власти….
 - Нет, этот спектакль я досмотрю до конца!- говаривал он.


    И любил он одиночество, нежели общение с кем то, кто только раздувал в нем и без того слишком уж язвительный сарказм…  А вот этот нарисованный им левый Ангел ничуть не раздражал его, мало того – он был прекрасным собеседником и отличным компаньоном. Этот Ангел(так его звали – Ангел) и стал той самой матрицей, порталом, позволяющим ей без особого труда проникнуть в это время и в это место…


  …когда она впервые прошла через матрицу и оказалась в его комнате – ее поразили не столько картины, толпившиеся у стен, и даже не сам Ангел, а именно ощущение дома. Душа вдруг оказалась абсолютно дома. И даже изображение на противоположной стене самого художника в полосатых носках, в бороде и шортах, загораживающего растопыренными руками нарисованную дверь – не испугало ее. Она оценила юмор и  лишь улыбнулась подумав:
– Куда же ведет эта дверь, которую он так тщательно охраняет…?

 
 …. и отворились разом небеса…и запах ладана…



    Сидели и смотрели друг на друга молча. А не нужно было слов. Казалось –  и так времени не хватит, чтобы смотреть в глаза, читать по ним как в открытой книге, с замиранием сердца снова и снова изучать любимые черты…

- а у тебя снова зеленый луч сейчас из глаза…- я видел - прямо в меня проник - вот сюда…- сказал Пол, указывая место на груди. Тут она задумалась - какой такой зеленый луч?
 -Ах! Да… вот - и извлекла из сумки нарциссовый лимон, сигареты….
-..да, вот еще - вино….

   Сделав вид, что он ничуть не обрадован - он взял с полки два простых стеклянных стакана и разлил красное вино. Выключив электрическую лампу, висевшую где то высоко под потолком и  скудно освещавшую помещение, он зажег свечи, уже оплавленные многократным использованием.

   Комната наполнилась таинственными тенями, призрачными звуками, слышной только им одним музыкой бытия. Все обрело свой новый смысл. Каждое слово было весомо и материально, каждое движение и жест многозначительны и незабываемы до физически ощутимой боли, до щемящей тоски…

    Вино играло в живом пламени свечей всеми оттенками красного, бликовало пурпуром на стенах и предметах. Руки плавились тоненьким свечением, встречаясь вместе у огня. Это был их вечер, принадлежащий только им двоим - он длился две вечности- и этого было мало…



   Но пора, пора было уходить, или точнее - убираться восвояси…
  -Мне пора, не провожай меня - коснувшись Ангела – она подождала пару секунд, пока он мирно заснул, и……



  …Откуда? Откуда столько песка? И эти камни... -  разноцветные,  красивые какие камни! – не видела таких раньше никогда… Свет яркий, но неощутимый никак - ни глазами, ни кожей –  будто полная световая невесомость…

  -Ах! Все таки научился правильно прибавлять солнце! Хулиган вечный неиспавимый этот Иван! И кто его только допустил до приборов? Вот камни вымысливать – это его дело по призванию…

   Надо бы, кстати, к нему наведаться, поболтать- что новенького, да и про старенькое тоже … Где он там сейчас? На своей горе сидит! Ага! Ухмыляется! Улыбка во всю спину лучится! Со спины видно…


   …- Как ждал, как ждал - смеясь, Ванька торопливо спускался  ей на встречу по деревянной лестнице, держа в руке веточку цветущей черемухи.

   -Вот - утром сорвал, будто знал, что придешь - говорил и смеялся.
 Кот его  – Евлампий - шел рядом, задравши горделиво свой пушистый хвост, при этом слегка горбатясь, терся об ноги хозяина. Он этого кота умолил себе оставить, не отправлять дальше - уж больно кот ему понравился - покладистый такой, умненький, ничего звериного в нем не было, больше даже человеческого, чем в людях некоторых. 
   Кот мысли читал сходу, и в этот раз подумал:
  -…как же, как же - не ждал он!? А сам сранья умотал к синей скале, лазил там до полудня, черемуху цветущую выискивал, даже солнце не включал опять, про меня даже еле помнил….-ревниво ворчал про себя кот, щуря желтый глаз.

   -А камушки разноцветные когда навыдумал? - спросила Свет
   -да ты садись, садись! - у меня чай сегодня изумительный, как ты любишь - ну знаешь ведь - могу, если захочу. А так все ленюсь больше – никак от лени до конца не избавлюсь.
   -Ох! Сошлють меня, ох сошлють…- и снова смеется, брызги из глаз во все стороны сыплются…(на что это он намекает? - опять подглядывал?)
   -да нет, Свет, ну ты же знаешь - нельзя мне, уловил пару фраз случайно, ты уж прости дурня…
  -…Ну, просидели 10 вечеров, как один миг прошел…. Павел этот Андреевич такой чистейшей воды кристалл - редкий дар у него человеком быть. Сколько я людей перевидала, никто так меня не забирал. Ну - и история, конечно, та еще…


 
   Отец у него - коренной Питерец, инженером служил – сослали в 37 году в Магадан, без права возвращения в родной город. Там, в Магадане, Павел и родился, потом уже поселили их в С., где отца на операционном столе не стало – по врачебной халатности. Отсюда Пашка ненавидит всех врачей и к ним не идет, хотя сам болен очень. Отсюда Пашка знает Питер как свои пять пальцев и считает себя питербуржцем. Отсюда же в нем эта врожденная интеллигентность души. Так что с одной стороны алмаз ограненный, с другой стороны гибкий ум, склонный к восприимчивости всего нового, светлого… 



…. В мире,  видите ли, стал ощущаться дефицит личности. А личность не может по настоящему развиваться и набирать жизненную энергию, потеряв свои исторические корни. Как растение, пересаженное не в ту почву – личность эта должна была переболеть или погибнуть.
   Пол никогда бы не уехал за границу. Все его корни были здесь, и он прекрасно это осознавал.

…. Относительно  одежды так же - консерватизм и минимализм - джинсы (обязательно фирменные, дорогие, но видавшие виды – старые потертые джинсы), куртка так же джинсовая или кожаная, свитер грубой вязки (но вот расцветка могла быть и яркой, необычного оттенка зеленый, или даже красный цвет- к цвету он дышал неравнодушно, как и к свету, впрочем… – и был до педантичности чистюля.



    Поэтому в продуманном хаосе (на первый взгляд) его обстановки наблюдался таки строго выверенный порядок вещей, заведенный раз и навсегда, так что любой нужный ему предмет он мог взять спокойно даже в полной темноте, на случай, если объявят воздушную тревогу, или придется сидеть без света по какой либо образовавшейся причине - он мог в темноте с закрытыми глазами взять что угодно в своем продуманном мире.



… - Чайку надумали испить?-
 Завидев его на кухне, пригревшаяся на венском стуле змея из соседней квартиры - сначала посторонилась, отторгая этим жестом свою высочайшую персону от входящего объекта, затем осклабилась дырявым ртом и прошипела ласковое приветствие из нескольких ехидных слов:
   «Чайку надумали испить, Павел Андреевич?»

   Водрузив  свой до фантастасмогоричного гротеска тщательно заросше-грязно-прослоенный  водонагревательный прибор рядом с чистейше – годами-отшкуренно-чистенькой кастрюлей со щами, объект удалился. Весьма довольный собой, он направился досматривать пламя. Ангел  ждал. 

   
       На древнем, почерневшим от времени, антикварном уже сундуке, были разложены ватманские листы -  заготовки для монотипий, типографская краска, кисти стояли в горшках вдоль стен на широкой потемневшего дерева полке, опоясывающей комнату от окна до самой  надтреснутой печи.

 
   Вещи всегда были наизготове, всегда терпеливо ждали хозяина, ждали своего часа, когда вдруг из ничего начнут твориться чудеса, из растворенного в воздухе настроения, перемешавшись с мыслями и чувством вдруг начнут рождаться шедевры - старый город оживет красками, задышат древние лестничные пролеты, кованные решетки завяжутся вязью навсегда, изразцовые фасады рук старинных мастеров обретут свое новое дыхание, городские деревья потянутся ветками затейливо вписываясь в городской пейзаж….



  …Он особо любил городские деревья. Казалось - он понимал их, как иной раз люди понимают друг друга. Он знал их в лицо - каждое дерево, растущее от набережной до самого старого центра, знал их в лицо. И показывал ей. И рассказывал истории про каждое дерево. Вот то нагнулось, раздулось, зимой под тяжестью инея обломились ветви, касающиеся витых чугунного литья балконов старинных зданий. Вон то вытянулось, как стрела, спеша навстречу солнцу, не замечая окружения, само по себе - вверх, быстрее, выше, убежать… А вот это дерево любитель поговорить, и посмеяться - улыбается всей раздутой дуплом корой, здоровается со всеми вразбег–прикоснись-ветвями. Каштан под окном молоденький, совсем еще малыш - по весне растопырил ладошки, считает пальчики, зажигает свечи бело-желтые, воском капающие,… и сирень… во дворе буйство сирени сводит с ума запахами и вспышками ультрамарина….



    Он всегда лучше рисовал по памяти, чем с натуры. Это была его индивидуальная особенность. Натура в его понимании, не могла передать те тончайшие  моменты, ощущения данной реальности лучше, чем его память, улавливающая, как немыслимый и безотказный радар, все малейшие ощущения происходящего, всю уникальность данного, и как бы записывающая их на свой мозговой винчестер. Ухватить композицию сразу, целиком, выхватить из сумбура происходящего важное, отбросить все второстепенное, затаиться и выждать, когда волнующие детали городского пейзажа сами попросятся на девственно чистый лист бумаги, поражая зрителя необычайной свежестью восприятия момента.


 
   Такое могла только память художника, мастера, который, даже находясь один, в пустой комнате - всегда был самодостаточен, благодаря не покидающим его образам. Самодостаточность – признак сильной личности, не нуждающейся лишний раз ни в чьей поддержке. Интуиция нащупывала невидимые глазу нити, ведущие к единственно правильному решению.


 
   Но как порой художник боится чистого листа бумаги! Как порой страшен в своей готовности принять чистый холст, на который предстоит выплеснуть то, что вынешь сам из собственной души, и выплеснуть правдиво и точно, чтобы холст ожил и заговорил, задышал так же, как дышит мастер…. ЭТО знает один лишь мастер.



   Вынашивать свою работу как ребенка, постоянно находясь в состоянии предчувствия, созерцания,  наблюдения – это и счастье огромное, и проклятие одновременно. Никогда художник не сможет смотреть на вещи и предметы, на все что его окружает, не сможет смотреть просто так. Глаз постоянно выискивает и анализирует, прикидывает, сопоставляет. Но самое главное – чувство!- уловить мгновение, запечатлеть в памяти… Зато какой это был праздник, если все получалось так, как он хотел!




…   -Ну-ну, думаю я, что то… к чему все это? И зачем нам перемены? Не вышло бы чего из ряда вон…- размышлял вслух Ванька
-  От добра добра не ищут – так, кажется говорят там – да?- хмурил бровь Иван  над лучистым оком.
-Да не знаю я сама….Так тянет меня туда, просто как в трубу аэродинамическую… что делать - сама не знаю, но, кажется - он ждет меня опять…и мне пора. Слушай - а у нас в лимонарии есть лимоны? Давно там не бывала….
-Надумаем, надумаем - будут у нас и лимоны в лимонарии. А то лимонарий есть, а лимонов в нем нет - непорядок – а, может лучше мандарины какие нибудь? Да не вопрос! - возвращайся скорей…



    А на Земле была осень поздняя. Пол включал печь, чтобы обогреть комнату. Та самая осень, которая выпадает раз в жизни. Деревья благоухали омытой дождями листвой, дожди не досаждали, как это бывает ближе к старости, когда несколько раз взглянешь на градусник за окном, прослушаешь с недоверием прогноз погоды в мучительных раздумьях – что бы такое надеть и брать ли с собой зонт или не брать?

   Не досаждала вообще никакая погода, будь то даже сам ураган, буря или наводнение. Наводнение в те блаженные времена означало ливень, потоком спускающийся по тротуарам, и служивший лишь поводом к тому, чтобы весело скинуть туфли и пробежаться по щиколотку в воде с детским восторгом ощущая босыми ногами асфальт.

   Все воспринималось как прекрасная природная стихия, а, поскольку Светлана была девушка стихийная – может, именно это и привлекало ее на Земле, что даже сама земля, казалось, вертелась для нее,  вся палитра красок жизни цвела разноцветной радугой только для нее. И все еще только предстояло.

   А неотвратимые силы судьбы уже натягивали нити, которые потом навеки вечные сойдутся в одной точке с одной лишь странной и упрямой целью – доказать миру, что ЭТО БЫЛО. Да. Это действительно было. Надо это кому или не надо, но эта история произошла неспроста, слишком уж большую цену пришлось заплатить за то, что это было.



  -Итак… -осень, осень…-и все таки… чтобы  такого надеть?
  А надену ка я сегодня юбку длинную зеленую, вон сапожки те на плоской подошве ядовито-зеленые кожаные подойдут, полупальто черное, полудлинное - рукав реглан….


…Он сидел как обычно на венском стуле у печи, смотря на газовое пламя сквозь приоткрытую дверцу, мысленно перебирая длинные неоновые лепестки огня, желтовато-фиолетовые, так похожие на крупные осенние  хризантемы, которые так полюбились ей. Вдвоем они часто смотрели на пламя, и Пол говорил, что по тому, – как человек смотрит, например, на пламя свечи – можно прочесть его душу. Соседка по коммуналке жарила мясо. Кто-то варил щи. Вспоминались стихи Тарковского:
 
Кухарка жирная у скаред
На сковородке мясо жарит,
И приправляет чесноком,
Шафраном, уксусом и перцем,
И побирушку за окном
Костит и проклинает с сердцем.

А я бы тоже съел кусок,
Погрыз бараний позвонок…
 
    Пол мысленно ухмыльнулся любимому поэту. Изображение Ангела было его единственной компанией.  Привычно дотронувшись до  кладки красного кирпича с целью определить ее температуру,  он убедился, что она достаточно хорошо прогрелась, и повернул кран, перекрывающий газ. В противном случае печь могла перегреться и взорваться, или заполнить сквозь еле заметные щели комнату угарным газом. Поэтому хозяин, зная ее коварный норов наизусть,  слишком то с ней не церемонился:  верная его рука всегда знала критический нагрев температуры.



    Завязав длинные русые свои волосы в хвост на затылке, он пошел в таком боевом виде на общую кухню «пугать соседок». В то время носить длинные волосы считалось чем-то неприличным, осуждаемым всеми, а уж завязывать их немыслимым образом на затылке - вообще дело почти что криминальное. Поэтому Пол всю жизнь носил длинные волосы, тем более, что они у него были действительно шикарные – светло русые, слегка волнистые, если, конечно, он не объявлял очередную войну и не мыл их по этому поводу неделями. На  самом деле он просто направился ставить свой видавший виды чайник: тот самый- прокопченный, вызывающе пыльный, вносящий надлежащий диссонанс и вызывающий чувство справедливого протеста у благородных матрон среди  многочисленных кухонных плит коммунальной кухни. И не дай то Бог кому нибудь пришло бы в голову почистить этот реликтовый чайник! Ему доставляло наслаждение снова и снова шокировать обитателей этой квартиры, вызывая в их заскорузлых умах хоть какие ни будь эмоции.


 

… зазвонил телефон. Она вытерла руки, испачканные краской, которую специально для нее надумал Иван…Да и телефон тоже он решил надумать, чтобы лишний раз не отвлекаться, чтобы она, наконец, могла наслаждаться своими красками (- ну прям как ребенок – ей, богу…!-думал он) не отвлекаясь на всякие там поля, пусть даже энерго – информационные. Трудновато, но весьма интересно было осваивать технику рисования, будто бы прикасаешься руками к чему то таинственному, ранее непознанному…
-Алло?
-Это я. Я вот тут подумал - а не прогуляться ли нам? Погода такая…
-я сейчас приду…ты где?
-я внизу, на аллее, где скамейки




…что ей надо срочно отлучиться, Светлана накинула пальто, то самое - черное, перчатки уже на ходу и полетела, как на крыльях вниз на аллею. Город был весь в тумане. Листья с деревьев еще не облетели, а первый снег уже выпал, так что в тумане все это смотрелось как то волшебно красиво, прямо как в его акварелях.



    Его фигура четко вычерчивалась в белом молочном воздухе, в черной куртке, без головного убора, дым от его сигареты был такой густой и красивый.

   Завидев ее, он сделал несколько шагов ей навстречу. Пока она спускалась вниз, - непослушные пряди волос ее завились волной от влажного воздуха – получилось очень красиво.
   -здравствуй! – осторожно взял ее руку в пушистой вязаной перчатке, слегка робко помял ее
   -пойдем? такой туман красивый!-

   В ответ она поцеловала его в краешек губ - там, где начиналась борода, слегка уже покрытая инеем, и русые волосы его тоже были покрыты инеем, и на ресницах, обрамлявших голубые глаза его - тоже был иней - в общем,- он был красив, как Бог, и даже очень был похож на него(то есть именно на земное человеческое воплощение Бога - Иисуса Христа) – это было очень и очень приятно – такое сходство. И в ней, конечно же, играла гордость за него…


   Пошли, взявшись за руки, как школьники, по длинной-длинной аллее, вдоль которой скамейки в колючем инее, и деревьев почти не видно из-за сгустившегося тумана. Воздух свеж и влажен, как бальзам. На припорошенных снегом клумбах – розы - тоже в инее…Вот создал же Бог такую красоту - а еще этот Иван ее спрашивает:
- За что ты так любишь эту планету?- хотя сам то он ко всему земному неровно дышит…
-да за туман в частности….
-пойдем ко мне, греться? - улыбнулся Павел.



   Печь дала трещину, серьезную трещину…. И теперь, чтобы обогреть комнату, но не перетопить печь – он подходил к ней все чаще и трогал, трогал температуру прогрева, иначе она могла превратиться в газовую убийцу.



   И снова они сидели на венских стульях, мысленно перебирая длинные неоновые лепестки огня, желтовато-фиолетовые, так похожие на крупные осенние хризантемы. Пальцы переплетались и сквозь пламя печи просвечивали алым.



 
  Она полюбила хризантемы внезапно, как только узнала про них, что они не боятся морозов, что они пахнут чуть горьковатой полынью, что ничего они не боятся, кроме удара… - это так откровенно  трогательно, что хризантемы поселились в ее душе на веки вечные. Все другие цветы она любила тоже, кроме красных гвоздик, тех, что вечные спутницы тревог и разлук… Ангел был как всегда рядом.




   ………Что это? Что это такое? Иван буквально выдернул ее в другую реальность, да так беспардонно вызвал, будто бы имел на это право….

   -ну, да, вижу - вон женщина какая то появилась..
   -Васелия - ее зовут (а может Виселия???)
   -Веселия - расхохоталась мелким дробным смехом Веселия.

   Она восседала в какой то овальной, будто  яйцеобразной комнате, сделанной из какого то камня, похожего на известняк – совершенно белой комнате с небольшим выступом (валиком) – возле одной из стен - на котором она, собственно и восседала, или возлегала, в общем размещалась как ей удобно…

   Перед нею пирамида, состоящая из кругов, сделанных из того же известняка, но местами искусно прорезанная квадратиками, ромбиками, выемками и рельефами….Все это напоминало хитрый лабиринт и какие то письмена одновременно. Пирамида вращалась по типу гончарного круга. В каждой выемке в форме квадрата располагалась очень похожая на цветную спрессованную пыль субстанция…Цветов и оттенков было невероятное множество…  Причем  их, почему то - хотелось попробовать на зуб, полизать или потереться об них…..
Виселия рассмеялась…

   -Это запахи….Все абсолютно запахи, какие только есть на свете…
И - совершенно верно, у каждого запаха свой цвет… И вкус, кстати, тоже. Из них создаются любые самые прекрасные гармонии, и даже музыку можно создать…
Светлана стояла, остолбенев….

   -Вот это да-а-а! А можно мне вот этот сереневенький попробовать вот с этим лимонно-желтеньким…и…и…

   Виселия - этакая пампушка - хохотушка, с улыбкой взяла своей ручкой что то вроде кисточки, дотронулась до нескольких цветов, слегка подумала, и еще пару цветов задела кистью, потрясла  пухленьким кулачком в воздухе - и протянула на ладони дивный флакон
   -Вот - возьми- это то, что ты так возжелала вдруг.
  -А можно?
  -Можно.
  Она приоткрыла флакон - и тысяча эмоций овладели ее душой, в ушах послышалась дивная мелодия- запах был не просто фантастическим, он был волшебным, подчиняющим сознание, уводящим его в медитационное состояние, позволял почувствовать полет сознания и даже тело стало  еще невесомее.

   - Ой! Меня сейчас унесет каким то ветром
     -Осторожнее - это с непривычки - этот запах будет создан скоро во Франции самим Кристиан Диором - я дарю этот флакон тебе первой.
   -Ой, даже не знаю, как мне благодарить вас….
   -Не стоит. Просто приходи чаще. Мне понравилась твоя реакция - ты вдохновляешь- буду все новое проверять на тебе….Будешь моим индикатором точности абсолютной меры гармонии…
   -Ах, спасибо, конечно же буду, я… в таком восторге - а камень действительно известняк?
   -Не совсем, но из породы. Он не впитывает никакие запахи, кристаллы и молекулы, он идеален для содержания гармоний- так я называю эти частицы… До встречи!- и она вдруг исчезла, испарилась, переместилась куда то…
-Да выше, в горы - ответил услужливо Ванька-сам ее откопал случайно- веселая тетка - вот ты ей нужна была срочно….
-с огромной радостью - проговорила еще не успевшая прийти в себя Светлана




...................-а давай прогуляемся, что ли?- спросил Иван. Давно мы с тобой не прогуливались как тогда, помнишь?

   Как же было забыть такое?
  -давай!- с готовностью сообщила она.
 - Знаешь - вон там облака сегодня такие… многослойные. Самые нижние дождевые, перламутрово-серые, набухшие, готовые упасть скоро на землю , пролиться дождем. А те что повыше - анфиладой бело - голубого массива уводят выше и выше, до самого высокого облака, где можно отдохнуть и, лежа на белом мягком, почти невесомом эфире - можно позагорать……
-Давай!


   И они полетели…. сначала медленно- медленно шли, потом шаги становились все шире и шире, потом отпала сама собой необходимость идти, потому что тело само передвигалось в пространстве, нуждаясь в управлении только мимолетным желанием,  исходящей командой………….

   -А-ууууууууууу!- она оторвалась от Ивана на огромной скорости пролетая сквозь серую дождевую тучу- сотни тысяч мелких иголочек приятно бомбардировали поверхность тела холодно- ледяными потоками- она подставила лицо этим струям, наслаждаясь свежестью холода, подныривая то выше, то чуть ниже, почти выходя за пределы облака-

  Вдруг обволокло кипельно белым, густым и светлым – вот тут пируэт – и выше - скорее выше, вот так вот- кружась, как балерина- она спиралью взмывала вверх, ощущая как постепенно приближается солнечное тепло.
   -Ух!- она упала на густое, белое, мягкое –зависла и расправила чресла, закрыв глаза, чувствуя как потоки солнечных лучей омывают тело, будто проходят его насквозь.

   -Ты гдеееее?- мысленно крикнула она Ивану, не открывая глаз….
   -Да здесь я! Ну ты просто мастер, скажу тебе - за тобой не угнаться……
   -Обожаю скорость, фантастическая смена ощущений, да?
   -угу - точно....Ну так оставайся здесь вечно- чего тебе там то нужно?
   -не могу, понимаешь,- не раскрывая губ прошептала она еле слышно….
   -не могу - и все тут…
   -ну тогда иди - ждет тебя он- я же чувствую, но смотри- ничему не удивляйся и будь готова ко всему….духи не забудь от Диора –улыбался разнежившийся в лучах Иван - подумал немного и вдруг выпалил

    -А знаешь, я познакомлюсь с ним год назад, вернусь в прошлое – и познакомлюсь…
   Это было смелое неожиданное решение. Нужна была легенда кто он и откуда, нужно было вернуться в прошлое и стать ему другом….зачем? Ну уж если чего и задумал этот упрямец – всенепременно сделает так, как посчитает нужным – здесь даже никакие отговоры и не помогли бы
    -ну да, ну да, как хочешь, впрочем…. пора, пора, я ухожу…и на сей раз надолго - я думаю - проконтролируешь? - теперь уж точно проконтролируешь…
    -об чем речь? Плечо подставлю - только позови…………….иди уже!




   …Огромная полная луна, окруженная оранжево-красным ореолом с рваными из за набегающих туч краями, будто бы измазанными йодом, зловеще смотрела на погрузившийся во тьму город, заглядывала в окна домов, сопровождала замешкавшихся в делах прохожих, предостерегала, напутствовала.


    Мысли были какие то сомнамбулические, тревожные и в то же время обнадеживающе живые, ясные в понимании того, что она поступает верно именно сейчас, именно в этот момент. Как будто бы озарился внезапно разум, и стало вдруг все сразу ясно и чисто. То, что раньше не видели глаза – теперь видели, что не слышали уши – то начали слышать, и все ее существо превратилось как бы в четко отрегулированную воспринимающую антенну.  Весь ее организм, все ее существо до мозга костей, стали наподобие натянутой струны, готовой в любой момент отреагировать на малейшее проявление внешних воздействий, оказаться в нужном месте в нужный час, при этом не чувствуя ни голода, никаких других естественных желаний и потребностей.

 
 
 … Быстрее, быстрее, бегом по парадной лестнице на второй этаж. Звонок – молчание. Опять звонок -  уже к соседям.  Осторожно по коридору, в предпоследнюю дверь – закрыто… Соседки скучковались и объявили, что его увезла неотложка в больницу с час назад, то есть сразу после ее ухода.



      Каким разборчивым должно быть милосердие, чтобы пробивать  закаленные сердца старых коммунисток в самые кровавые жизненные моменты. Наслаждаясь при этом своим чутким пониманием людских душ и млея оттого, что уже ничего нельзя поправить, а их участие оказалось так вовремя и так кстати….



    Само время сделало их такими. Бесконечные скитания по всевозможным чиновничьим кабинетам, очереди, формальности и отказы в самых необходимых жизненных благах приучили их не просто выживать в невыносимых для нормальных людей условиях, но даже получать удовольствие от самого процесса выживания, мало того,  стараться, чтобы это удовольствие не миновало каждого, кто оказался рядом, плечом к плечу, так сказать, в их плотных рядах.
    -А что случилось?
    –Кровь горлом пошла.


    Испугавшись, что этот случай не подлежит разборке по косточкам, соседки тут же объяснили  где находится больница для туберкулезных больных.  Чтобы….

 

….перевести дух, она открыла кодовый замочек  его двери (дата смерти его отца) и вошла. Огляделась и поняла, что все здесь ждало ее, все торопило, и будто бы еще присутствовало теплое дыхание в этой комнате и умоляло – «Быстрей, быстрей»…


… она мгновенно очутилась у старых дверей заброшенного темного здания старинной постройки, и тут же поняла, что двери прочно закрыты изнутри на все семь запоров.

  Больница спала. Время было позднее для посещений. Кто она ему? Что сказать? Что придумать, чтобы хотя бы увидеть его немедленно? Как пройти в спящую больницу?  - « А, может быть, он забыл выключить газовую печь, а ключи забрал с собой? И в пустой комнате при перегреве печи непременно мог случиться пожар?» -  Это аргумент. Нажав кнопку внешнего звонка, она вызвала дежурного, и все это ему объяснила – мол, может случиться пожар… Довод был веский. И вот уже слегка пьяный, на полтора метра всего лишь,  дежурный врач ведет ее по лестнице на второй этаж, где кровати с больными теснились прямо вдоль выкрашенных в грязно бежевую, местами облупленную краску стен.



…Она увидела его в конце правого крыла бесконечно длинного коридора, лежащим на белой подушке, в своем любимом красном свитере.  Стремительно шагая к нему, она  замечала  людей, о которых он так много рассказывал ей. «А вот это, наверное, тот самый, - новгородский дедушка - белый как лунь, с окладистой  бородой, сидит, свесив ноги с кровати, как с печки» – подумала она. Про него Пол говорил с особой любовью, как о вымирающем уже сословии людей, повидавших на своем веку немало, и только ожидающих случая – хорошего слушателя, чтобы поведать миру еще одну, почти что былинную историю из своей долгой предолгой жизни.



… Тревожный взгляд Светланы, ее необычайно волевой, округлый подбородок, стремительно летящая походка - и, наконец, - два человека слились вдруг в объятиях, превратившись в одно целое, неразделимое, единое….



   …Подойдя к дежурному врачу –  Пол рассказал, что теперь он уходит домой, что все теперь будет хорошо и что он обязательно выздоровеет, и что теперь вот кто, -  показывая рукой в сторону Светланы, - его личный лечащий врач. Доктор отнесся к сему на редкость  благосклонно, он не заметил в упор направленный на него гипнотический взгляд девушки в черном пальто и длинной зеленой юбке.



   ………. На всякий вот такой  случай, Пол всегда держал в доме неприкосновенный запас соли: если выпить густой раствор -  можно остановить кровь. А больше никаких правил он и не придерживался. Сам говорил про себя, что его организм был рассчитан на триста лет. Но сверхзадача всей его жизни состояла, казалось, в том, чтобы узнать износ собственного тела, эксплуатируя его на полных оборотах и во всех режимах. Так что никого он не винил ни в чем, а уж тем более творца, одарившего его от природы могучими силами. Но в этот раз соли под рукой не оказалось.


   
  ………..-Входи - сказал он, пропуская ее вперед и включив при этом свет. Особый запах то ли  красок, то ли старой почему-то церкви выхватило из недр комнаты вместе с электричеством. Она сделала глубокий вдох, стараясь как можно дольше удержать этот воздух  в легких. Запомнить…


   
   Никогда нельзя было понять - что они делали вместе? Пол рассказывал ей, как путешествовал по Псковщине и Новгородчине, где церквушки растут из под земли прямо как грибы в лесу. Рассказывал, как много раз он рисовал Софийский собор и с каким удовольствием все это раскупали иностранцы – на эти деньги они и жили – они – это хиппи, к которым он примкнул еще в молодости. А о самой Светлане он однажды сказал так:
-Да ты, если хочешь знать, - больше хиппи, чем все хиппи вместе взятые – и это, безусловно, был комплимент из первых уст – она очень гордилась этим.



   Ничто не могло удержать его необузданную натуру, если он что-то задумал. Он был свободен от всего на свете, от всего, что может сковывать в мимолетных или даже серьезных решениях простого человека. И эту свободу он выбрал сам, никого в последствии не виня даже в своих неудачах. Это же были его неудачи, равно как и удовольствия от этой своей свободы. Удовольствий, наверное, было намного больше, так что мелкие неудобства, связанные в основном с бытовыми условиями, не могли остановить мятежную его душу. В общем, как и подобает настоящему хиппу, он был свободен от всего.

    Рассказывал, что как то после очередного путешествия – в этот раз по Прибалтике – он приехал домой , а та-а-а-ам! Видимо ветром открылось окно, и в его комнату наведывались кошки, и повсюду – и даже на сундуке, - были живописно разбросаны скелеты от съеденных кошками голубей…




    …Он вспоминал их первую встречу. Начало восьмидесятых. Ностальгическое время для искусства андэграунда. Художники тогда собирались часто, то у кого-то в мастерской, то на квартире.

    В мастерской старого троллейбусного парка уже была достаточно разогретая атмосфера и дым стоял коромыслом, и беседовали все оживленно кто с кем. Проходя на свободное место в угол стола, приветствуя всех мимоходом кивком головы, он сразу почувствовал что-то неладное – как будто бы пришел он не на тусовку старых, изученных до дыр коллег, а, представьте себе, к
себе домой, то есть туда, где находится твоя душа. Ощущать это было по меньшей мере странно, так как среди коллег были  совершенно разные в его восприятии люди. Откуда же произрастало это странное ощущение родного дома?  Он тут же постарался разъяснить.

       И тут он заметил взгляд. Даже не взгляд, а скользящий мимо него зеленый луч света, направленный как бы сквозь него, пронзающий, но при этом  не задевающий абсолютно ни его амбиций, ни преисподней его души, ни дырявых носков на его ногах, в общем луч был как бы невесомым, - такое бывает во сне, когда тебя посещает НЛО – ты уже в воздухе, но не испытываешь при этом ни тревоги, ни беспокойства, а даже наоборот – тебе очень хорошо и невероятно спокойно.

   Какая то фантасмагория – кругом все по прежнему –дым, разговоры, но на самом деле ситуация совершенно иная.

    Что же преследовало его? Это была она. Женщина. Ни единого слова сказано не было, ни единого телодвижения. Они просто оказались рядом, очень близко, близко даже на расстоянии стола, разделяющего их, и незримые нити судьбы уже скрутили обоих мгновенно, как будто бы только и ждали случая - улучить момент, хотя никто и не сопротивлялся, не зная пока, что все это значит. Просто ощущение родного дома, которого у него никогда не было, разве что в беззаботном далеком детстве, когда он хотел стать летчиком.

   Выбирая моменты, чтобы она не заметила его взгляда и не смутилась, он вскользь разглядывал создание, излучавшее зеленый свет. Длинная зеленая юбка, прикрывавшая туфли на тонких каблучках, спускалась красивым шлейфом  до самого пола. Красивые пальцы, рука, облокотившаяся о стол откидывала светлую упрямую прядь волос, прикрывающих чистейший как бы восковой лоб. Русые волосы до плеч.

   Лицо… Что-то было с этим лицом… Он никогда такого не видел прежде. Позже, когда он пытался ее рисовать и у него всегда получался портрет другой женщины - он говорил, что  черты ее как бы переливались разными оттенками ее настроения, создавая эффект фантастической, изменяющейся красоты. В общем – это была Она. Сомнений быть не могло. Потом уже он вспоминал, что удивила его тогда не столько внешность, а исходящая от нее чистота. Именно чистота настоящая, не подвластная ни времени, ни событиям окружающей действительности.  Только и вопрос возникал –«Откуда….???»



   … А в основном все было настолько просто – смотрели глаза в глаза часами, сидели друг напротив друга, рассматривали сквозь пламя печи розовые на просвет ладони, мысленно перебирая как всегда нежные неоновые лепестки, похожие на огромные осенние хризантемы – знаете - такие фиолетовые или желтовато-белые цветы, которые она очень любила. И вправду – интересный характер у этих поздних, роскошных и сильных цветов – не боятся ни холода, ни мороза – а боятся удара – если стукнуть по ним случайно – облетят…



   

    …А осень выдалась действительно теплая, не промозглая, как это бывает в ноябре, и не сухая и колкая, когда долго нет снега. Осень была дивная, или им тогда все казалось дивным.
    Постоянно шел снег, обновляя пейзаж за окном, ухаживая за запасной деревянной лестницей черного хода, украшая и «паче снега» убеляя ее.
    Она очень любила выходить, накинув на плечи шаль, или просто так выбегать через общую кухню на эту самую деревянную лестницу, чтобы подышать свежим туманным воздухом, стоя в туфлях, касаясь подолом длинной зеленой юбки чистого рыхлого снега, изучая хозяйский дворик, огражденный от загазованной улицы другими  постройками прошлого века, и наслаждаясь своим королевским одиночеством в этом, как ей представлялось - «старинном посаде».

    Пол не раз предупреждал ее, чтобы была осторожней – лестница очень
старая, может провалиться в любой момент. Но ей все это было смешно, все было радостно и все нипочем – и она точно знала, что лестница под ней не упадет.

    Весело было готовить ему еду. Она варила вегетарианский борщ с таким видом, что важнее дела на всем белом свете не существует. Обязательно в небольшой кастрюльке, впрочем, другой и не было, и  на один раз - получалось восхитительно вкусно. Главное -  тонкой соломкой порезать свеклу и капусту, поколдовав, не забыть положить картошку, и обязательно много зелени и чеснок в конце. А самое главное – вложить в это кулинарное произведение столько любви, сколько у тебя сейчас есть. Именно поэтому  все, кто приходил к ним в гости, отведав супчика, считали его чудом кулинарии и спрашивали Светлану – « как это ей удается?» А сам Павел, оглаживая ладонью бороду, всегда говорил –«Спасибо, Светочка.» И лучшего комплимента не было – видеть как он доволен…Иногда шутил по этому поводу – « вот поешь вкусно, и сразу тянет на что  нибудь высокое…»

   
   …Соседки поджимали губки, косили глазками в надежде поймать  в свои сети ну хотя бы обыкновенную житейскую обиду или оскорбление, а то, глядишь, если повезет, так и на настоящий скандал  нарваться можно! В общем, искали повод для «боевого крещения», чтобы развязать настоящую войну.



   Вы не представляете себе – как трудно жить своею скабрезною жизнью, когда рядом кто-то по-настоящему счастлив!!! Это же просто невыносимо!!! И счастлив, причем - тот, кого они мечтали извести, изжить со свету уже так  давно мечтали об этом. А он, знай себе живет, да еще испускает нестерпимые, невыносимейшие для обычного человеческого сердца флюиды счастья, так что просто жить тошно!!! Невозможно жить, когда рядом кто то счастлив - и нет ему дела до очередей, талонов на сигареты и колбасу - это же просто терпеть невозможно –это же какая наглость неслыханная!!!



     Но, к сожалению, ничто не задевало ни самого Пола, который был просто по настоящему занят  своей живописью, ни, тем более - это меланхоличное, задумчивое существо-сомнамбулу, поселившееся на их, представьте себе, кухне, и, к тому же еще, со странной такой манерой -  видеть в каждой бабе по человеку – с этим бороться было невыносимо… Так что все изощреннейшие, наиехиднейшие попытки устроить свару,- свернулись быстренько до одной невинной фразы:

   – «С добрым утром, милочка моя!» - сказала ей как то соседка из соседней квартиры, что повергло Павла Андреевича в полный восторг!
   Правда, всезнающий арифметику коммунальной жизни Пол, тут же предположил, что теперь то и можно ждать настоящей войны...




   …Когда пришел участковый милиционер - никто не удивился и не испугался, тем более. На вопросы о том, что в означенной квартире проживает гражданка без прописки, Светлана спокойно объяснила, что прописана она дома у родителей, а сюда приходит, чтобы ухаживать за больным человеком, готовить ему полезную пищу и следить за его пошатнувшимся здоровьем, потому что этот человек ей очень близок и дорог, да еще к тому же и одинок.
 
  Такое объяснение привело в смущение даже видавшего виды мента, так что тот удалился, чуть ли не покраснев и пожелав им долгих лет счастья. Происшествие это  ничуть не смутило наших влюбленных, не вызвало в них чувства мести или еще чего-нибудь. Они просто вдоволь посмеялись. Посмеялись от души над невозмутимым спокойствием Светланы, да и только.


 
  …его невероятно удивляла ее способность всегда – и утром, и вечером, и даже ночью- прекрасно выглядеть,
- …да еще умудряться при этом восхитительно пахнуть….? – дивился Пол.
А флакон то от Кристиан Диора все ж таки стоял в шкафу………Но даже если бы не было Диора – всякая женщина знает, что если она по настоящему любит – она прекрасна всегда – что касается как земных так и неземных женщин, впрочем…


 …И был у него один друг. Вернее сказать – друзей то у него было полгорода, а вот для души – всего один. Звали его Иван….



   Иван  жил там, где светлый горизонт высоченной горы, покрытой девственным снегом зимой, а летом изумрудной зеленью дубов,  сливался  с бескрайним куполом горизонта.
 
   Он жил в  небольшом частном домике с крыльцом, ведущим в древние сени с остекленной верандой, откуда в ясную погоду был виден весь город, а в дождливую погоду или пасмурную – город покрывала голубоватая дымка и создавалось ощущение необъятного простора, неисследованного пространства, заканчивающегося вдали еле светящейся серебристой полоской реки. Казалось, что если закрыть глаза и распахнуть руки, то можно было как на крыльях воспарить, как в детском сне,
и пройти прямо по воздуху, или пролететь над городом незамеченным никем…Умеючи Иван выбрал себе местечко – нечего сказать…..

   Хозяин дома редко спускался вниз. Он давно жил, как истинный горец: был привязан к этому клочку почти нетронутой цивилизацией земли, доставшейся ему от матери (а неплохая легенда – согласитесь…?), на которой и решил осесть до конца дней своих. Объехав перед этим решением весь мир, а Иван был музыкант, он выбрал родной перекошенный  забор, покой, тишину, лишь изредка нарушаемую звуками джаза или Лед Зеппелин, как тогда говорили – «Цеппелин», доносившимися из его окон.

   Вниз, в город, хозяин спускался лишь в редких случаях - за солью, сахаром, махоркой, выбрав минимализм во всем – в этом, пожалуй, он был похож на Павла, которого очень вдруг полюбил. Да еще изредка навещал редких своих друзей, проверенных на всех режимах и оборотах. Навещал их, чтобы затащить к себе на гору и, как Барон  Мюнхгаузен, рассказывать им небылицы, а то и прогнать кого-нибудь по лесу на лыжах по зимнему морозцу, чтобы развеять накопившуюся городскую дурь. Как тот же Барон Мюнхгаузен, он мог объявить для себя день или ночь, войну с Англией или перемирие. Весной устраивались веснячки, летом – летнячки, осенью – осеннячки.




   …И вот настал тот самый день, когда Иван соскучился по Павлу…. Кубарем слетев со своей горы, по дороге купив где то здоровенную, внушительную такую головастую рыбину, такой весь смешной в этой своей неизменной оранжевой шапке ( и где он только откопал такую – ну и вкус!!!) и  оранжевой же куртке(ну просто железнодорожник какой то – думала Светлана),
- но зато таких шапок и курток нет ни у кого больше- говорил о нем Пол - тем и ценна была эта одежда.

  Примчался на ночь глядя весь в снегу со своей рыбой, объявив, что на улице прекрасная погода…..

…Вот так просто взял и явился -она глазам своим не поверила- откуда? из какого такого сна?- это же он- Иван! Вы понимаете?.....

   Стоял и смотрел на нее, а глаза лучились, аж со спины было видно…
 То ли явь, то ли сон- все смешалось, но внезапно встало на свои места……. Буквально сгреб Павла и «ту самую» Светлану в одну охапку, еще как бы не разглядев как следует кто она есть такая, но поверив другу на слово, что она есть то, что надо,  потащил всех проветриваться на свою гору.


   … Запорошенные снегом прохожие с интересом поглядывали на счастливую троицу, сначала счастливо ехавших в трамвае, потом счастливо, с задорным смехом переходивших дорогу. При этом щедрый да словоохотливый Ванька обращался ко всем встречным и поперечным. Он кричал: «Люди, если вы хотите видеть по настоящему счастливых людей – посмотрите на нас!» И что-то еще в этом роде. Люди, как не странно, реагировали добрыми улыбками, и, казалось, им действительно передавалась часть настроения этой странной троицы, и вечер наполнялся для них божественным светом, как это иногда бывает, когда вдруг в сердце рождается Рождество.



   Затем они долго сбирались на гору по девственным сугробам, меж частных домов, перебудив при этом всех местных цепных псов за заборами, которые разлаялись друг перед другом в лунной ночи кто фальцетом, кто басом, кто сопрано, переходящим в истеричное завывание.

   Темно синие, голубые, фиолетовые тени домов и деревьев глубоко залегли при лунном свете меж искрящихся хрустящих сугробов. Вот тот секрет: как еще можно было мгновенно переместиться из города в деревенскую провинциальную тишь да глушь, где кончается всякая суета и начинается таинственный лес.



   И веселая троица с наслаждением перевалила порог  хозяйского дома, где встретил их кот Василий.
   - Евлампий? –подумала обрадовавшись Светлана, -и ты здесь?
     -Василий –прошу любить и жаловать – подумал Евлампий, пройдя всем своим правым боком вокруг ее ноги…


   Оценивающим взглядом раскосых зеленых глаз он уяснил для себя ситуацию. Рыба, которую моментально очистил сам Ванька,  подогрела его интерес к происходящему, и к новым людям, объявившимся в его владениях… Так что он любовно терся об ноги Павла, сгорбатившись и задравши хвост почти что к ушам, перебирая лапами, собранными в кучку.

   Этого кота, оказывается,  Ваньке принес Павел, сняв маленький мокрый комочек шерсти с забора. Он сам еле добрался тогда под дождем и по грязи до Ванькиного дома. Орущее не своим голосом мокрое существо он засунул за пазуху, а пришедши домой вытащил и отдал Ваньке.( - Ну надо же - так вовремя котенка на забор подкинули – постарались – молодцы – размышляла Светлана) Животное припало к хозяйской груди, потом быстро освоилось, и так и осталось жить в доме, заслужив со временем, и не напрасно -  звание духовного гуру.
 


   Красное вино в бокалах преломляло игривые блики, исходящие от свечей, полыхало пламенем на щеках с морозца. Свет живого огня таинственно, как в театре, выхватывал из полумрака домашнего тепла деревянные срубленные стены с развешенными на них странными предметами деревенского быта: то ли сито, то ли подкова, то ли красные рябиновые бусы рядом с пучком травы душицы. Из всего этого выплывали в разгоряченном ее мозгу, почему-то стихи Пастернака:

   «…И это был пруд,
     И было темно,
     Пылали кубышки с полуночным дегтем,
     И было волною обглодано дно,
     У лодки,
     И терлися птицы о локоть…»


…Разбушевавшиеся дрова в печи прогнали остатки холода в доме. Пол предложил надеть ей наушники, придвинул маленькую скамеечку и попросил прослушать небольшой эпизод, как он сам выражался «кусочек» Джима Моррисона лидера группы “Дорс”.
 
   Никто кроме него не мог так точно и вовремя показать неведомый ранее мир. И именно “кусочек” Джима был нужен в сегодняшний вечер, чтобы понять и оценить культуру звука, чтобы  загореться желанием слышать его еще и еще, полюбив эту музыку сразу и навсегда.



   Потом поехали за водой на санках. Точнее это Ванька поехал, водрузив огромный бидон на санки и лихо отталкиваясь одной ногой, засвистел с пригорка в лесок к колодцу, только ветер в ушах да рыжая шапка замелькала средь деревьев.

   А Светлана с Полом пошли не столько за водой, сколько окунуться в прелестную запущенную глушь зимнего леса, освещенного полной луной - по тропинке, с горки, к заброшенному колодцу, огражденному сооружением с четырьмя арками и небольшим круглым куполом.



    Само сооружение колодца находилось, как объяснил Иван, в заброшенном саду, в небольшой низине, куда не задувал порой ветер. Светлана прислонилась спиной, а потом щекой к дереву, пытаясь слиться с ним в одно целое, замереть и почувствовать всю его спящую душу, прочитать сны, которые оно видит. Иван объяснил, что это была, оказывается, груша. Но как же красиво смотрелась вся композиция заброшенного сада с еще кое где сохранившейся желтой охрой листвы, и сооружение колодца в рассеянном лунном сиянии! Ради этого зрелища стоило подниматься на эту гору, и чесать на пролом мимо всех местных собак и  придти, наконец, на улицу со вполне логичным названием, представьте себе - «Братский тупик». Друзья еще долго сидели при свете свечей, и Пол не раз выходил обратно к колодцу, чтобы сделать зарисовки необычного лунного пейзажа…


…..уложили спать в смежную комнату, заснула мгновенно-….

   ……….Что это? Где я? Как много зеленой травы под ногами и маки, эти маки - я помню их,…и море лизало босые пальцы ног….
     –прости, я вынужден был…все так далеко зашло, ты все забыла почти?- звучал мужской знакомый и в то же время незнакомый, какой то громогласно- шепотный голос у нее в голове……..
     -н-н-н-ет….я помню – сейчас я помню все, но как…? Как тебе удалось….?
    - портал что ли?
     -так ты обнаружил портал?
     -Да колодец же- неужели не заметила?
     -заметила что то странное, но не смогла осознать…
     -вот поэтому я и пришел…Скоро, скоро все кончиться должно……..


    -НЕЕЕЕЕТ! - она проснулась, вышла в сени, укутавшись в шаль, глядя сквозь мутное, залепленное мокрым снегом стекло вниз, на просыпающийся город…………….как же ей хотелось (и не хотелось) домой- а где теперь ее дом? Как все странно обернулось….


   -Доверюсь течению времени. Мне ничего больше не остается. Он прав, тысячу раз прав – скоро все это кончится, по закону жанра и не может быть по другому….как же жутко осознавать, что не может любовь длиться вечно - земная любовь….ах, Господи, какая же это боль……но он ничего не должен знать…..ничего




   …Была зажжена керосиновая лампа, та самая, которая освещала лица так, как это сделано на картине Ван Гога «Едоки картофеля». Такая обстановка уводила  в мир иной – они сидели в полумраке, наслаждаясь покоем и почти что осязаемой тишиной. Поднеся руку к лампе, так что она засветилась алым, Пол сказал: «Теперь, когда я умру, ты, по всем правилам жанра, должна будешь выброситься из окна, как это сделала жена Модильяни.» Фраза прозвучала слегка иронично, но Светлана восприняла ее трепетно, как что-то серьезное и, увы, неизбежное.
   -Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста – позволь мне остаться здесь ……..с ним… навсегда….



   Утешало лишь то, что этого не может быть, потому что быть этого не может, если только не в этой жизни, в другой…

  Но, может быть, пока она с ним – этого не произойдет? Ведь сказал же ему врач, что не понимает, что происходит – за последнее время Павел поздоровел необычайно. Он даже спрашивал его чем тот лечится и что принимает?...Сам же Пол считал, что чувствовал он себя хорошо только лишь благодаря близким человеческим отношениям, благодаря обыкновенному человеческому теплу, настолько обыкновенному, что его - почему то, было сложно, почти невозможно отыскать в этом мире, в этом огромном и таком маленьком мире людей…


     ……Как то гуляли по заснеженному городу, и Пол показывал ей места, которые нормальному человеку не придет в голову рассматривать, а уж тем более запоминать.


    То были переулки и улочки с еще сохранившимися старыми домами, судьба которых была уготована под снос. Это были небольшие дворики, застроенные постройками специфического назначения. Он объяснял ей, где сушили белье, откуда гоняли
голубей, показывал дома бедноты, и во всем этом он находил красоту, уходящую в прошлое, сермяжную правду прошлых веков, - жизнь, которою жили наши предки и которою были живы их души. Сколько любви было вложено в резные деревянные ставни окон, как продуманно и не похоже друг на друга выстраивались навесы над крыльцом. Все это Пол хранил в своей душе, как целебный источник творческих сил. А наступал момент – и все эти впечатления оказывались на холсте.

   Держа ее за руку, одетую в мягкую пуховую варежку, он провел ее по всем самым колоритным местам. В конце этой странной экскурсии он показал ей чудесные старинные особнячки и сказал, что потом покажет еще и лучше. Думая, что уже знает этот город, – Светлана поняла, что не знает о нем почти ничего, и как теперь обогатилась ее душа. Сколько сокровенных тайн открыл ей город, такой, оказывается, живой и трогательный, со своею древнею душой, живущей в самых потаенных уголках.


   …Придя домой после прогулки, покрытые свалявшимся шарушками снегом – как это бывает в детстве, после катания с горки, когда мама веником счищала вмерзшие неподдающиеся комки мокрого  снега со штанов и валенок, они внезапно обнаружили, что проголодались. Подсчитав мелочь на ладони, они убедились, что денег хватит как раз на батон к чаю, сахар и сигареты, что и решено было незамедлительно купить.



   Обычно, когда нужны были деньги, Пол звонил знакомому еврею – военному врачу и почитателю его таланта. Он тут же с радостью прибегал и покупал предложенные ему работы, чем неоднократно спасал Пола от «голодной» смерти. Но в этот раз они сидели, пили свой счастливый чай и весело рассуждали о том, что скоро Новый год – великий и ужасный праздник, сметающий все на своем пути, как ураган и что неплохо было бы на этом заработать – весело и непринужденно, вдвоем расписать витрины продовольственных магазинов, тем более, что платили с удовольствием, оказывали теплый прием и приглашали нарасхват.

   
     Роспись витрин, действительно, оказалось очень веселым занятием. Светлана была, оказывается, незаменимым партнером в работе. И получалось все у нее очень быстро и красиво. Конечно – ведь на нее смотрел сам Пол. И он был очень доволен.

   Заработав таким образом денег, можно было безбедно существовать некоторое время, тем более, что деньги для них не являлись самоцелью. Важно было, чтобы они просто были.


…Неустроенность быта, похоже, только добавляла романтизма в их отношения. Трудности жизни в коммунальной квартире развлекали. А когда они спали вдвоем на одной раскладушке и Светлана трогательно охраняла его сон, стараясь не шевелиться, прислушиваясь к его дыханию, казалось, – не было в мире большего счастья и дела важнее.


   Как- то во сне Пол ясно проговорил фразу о том, что зря «они» сажают в городе тополя методом клетчатого пересечения, мол, вырастут - много бед натворят. Что нужно сажать дубы. Эта тирада произвела на Светлану сильное впечатление, и она рассказала об этом Павлу. Тот долго дивился, что мог этакое завернуть во сне, заявил, что ничего не помнит, но, проанализировав полночный «бред», они пришли к выводу, что Пол таки был прав. Действительно – для города лучше подошли бы не тополя, на пух которых у половины города была аллергия, а в больницах в самую духоту вынуждены закрывать окна, чтобы опять же не убирать вездесущий пух, и больные люди вынуждены были мучиться от жары, ввиду отсутствия конденционеров. Вот дубы, скажем,  для города подошли бы идеально - дающие так много кислорода и так дивно пахнущие по утрам. Кроме того, энергетика дуба подзаряжала бы усталых горожан природной силой.



   Но речь сейчас не об этом, а о том, что Пол начал хандрить. Он как то проснулся и понял, что с точки зрения здравого смысла, - это их счастье !!! было весьма неразумно!!! Хандрил и думал, что вот, мол – Светлана – молодая красивая девушка, а он – почти уже старик для нее, к тому же больной старик, и что он портит ей жизнь….и что как бы он не любил ее – он не имеет на то права….и всякий такой бред на который у нее был лишь один ответ – все это глупости, все будет хорошо, и что никто и никогда не сможет разлучить их или помешать их счастью. Думала и говорила, и верила в то что говорит, но знала точно, что……..



  … Но ими не руководил тогда здравый смысл, которого кругом было до неприличия много. От здравого смысла люди забыли кто они есть на самом деле, именно здравый смысл доводил людей до того, что они уже забывали свою суть, для чего пришли в этот мир, зачем вообще все это.  Руководствуясь исключительно здравым смыслом – люди превратили планету в военный полигон, где сильные мира сего выясняли отношения при помощи дорогих ядерных игрушек, а еще  в ресторан – сплошной ресторан, где сильный пожирал слабого, где нищета осуждалась - и руку не протягивал дающий, как это должно было быть в идеале…. …потому что ее тут же бы откусили по самые локти.

    Нашим героям в каком то смысле очень повезло. Ими руководила сама любовь, спорить с которой было бессмысленно. И они были счастливы, вопреки всему, настолько счастливы, что каждый миг вдвоем сошел за вечность, и это вечное блаженство они не променяли бы ни на что в мире…


 
   И пока, пока все было хорошо, - все было усыпано мандаринами – они валялись на полу россыпью, лежали на сундуке, вносили свой живой и веселый оранжевый колорит, радовали глаз своей беспечностью и подчеркивали тем самым беспечное счастье хозяев. Можно было подумать,  что живут они на необитаемом острове – где нибудь в теплом течении бескрайнего океана и все счастье мира, как бесконечный поток ионов, проходило сквозь них потоком живой энергии самой вселенной…..

   Холсты вырастали сами собой, откуда то  по ночам, особенно, когда она спала – из под его рук выходили настоящие шедевры, и он показывал их ей, и она немыслимо удивлялась каждый раз – ну как?- ну как же это у него получается? Живой источник энергии любви, высочайшие трепещущие ноты унисона –так, что мурашки по коже, как при столкновении с чем то действительно гениальным…




……….Но вот однажды, и это случилось внезапно, как и должно было случиться, и не столь важно  что именно послужило последней каплей отчаяния, или говоря проще: просто ДОСТАЛИ!… Пол взял железный лом, прошу отметить – железный лом, стоящий, почему-то в углу, глаза его помутились, и он объявил, что сейчас он им всем покажет. После этого он стал крушить все вокруг: полетели глиняные горшки с полок, отлетел кусок кирпича от печи, на полу тут же образовалась свалка из штукатурки, стекол и кирпича…Пока он все крушил, Светлана сидела посреди комнаты на стуле, не чувствуя совершенно ни страха, не предпринимая никаких действий. Правда, мысли, что же делать, чтобы остановить происходящее время от времени появлялись, но не страх – нет. Затем Пол обратился к Светлане с просьбой: «Беги – сейчас сюда придут менты». Перечить ему она не стала. В этом не было смысла.
 


  ….коснувшись рукой Ангела пока еще целой печи, она оказалась в полной темноте непонятно какого пространства. Она шла наощупь, не понимая, когда же закончится эта бесконечная стена, и не зная, куда приведет ее ледяной как рука покойника, длинный коридор. Где то в подсознательном видении мелькала в окне фигура буйствующего Павла.

 
   Вдруг он внезапно выглянул из окна, распахнул с грохотом обе ставни, вскочил на обледеневший подоконник, присел, собираясь спрыгнуть вниз со словами: « Я иду к тебе, Светочка…» Ночная улица уже была полна зевак, ахающих от экстремального зрелища… а Светлана думала как бы лучше смягчить падение, если он все таки прыгнет….

И тут она ясно ощутила, что ее портал разрушен, ее Ангела больше нет, что она не сможет смягчить ему падение…


       … а там, на Земле, какая то другая Светлана кричала и умоляла:
- «Павел, не прыгай, я сейчас войду через дверь!».
 В его взгляде мелькнула ясность, и, используя этот момент, какая то другая Светлана мигом оказалась в разрушенной комнате. Она долго вытирала слезы со ставших вдруг старческими щек. Зная, как утешает его ее рука, она гладила его мягкие шелковистые волосы, бесконечно долго гладила его волосы приговаривая, что это все ничего, что все обойдется, что все уже прошло…



….когда же кончится этот ледяной коридор- есть тут хоть кто нибудь? Где же выход? Тоннель и не думал кончаться –он то расширялся – и ей приходилось скользить по чему то наклонному, куда то вниз, то вдруг внезапно сужался, карябая вплотную железными ледяными шипами…..но вот, кажется – вот что то вроде стало чуть теплее – какая то круглая комната -чуть свет от какой то свечи, все закружилось-




   
  ….. И настал миг. Один из тех, ради которых стоит жить. Глаза окунулись в бездонную вселенную, души их объединились в смертельных объятиях и несколько секунд существовали вместе, нераздельно. Руки обняли плечи. Они вдруг вместе услышали биение как бы одного сердца, потому что двух сердец не существовало в тот миг. Что то похожее на невесомость овладело ими, что то такое, что невозможно точно описать словами, разве что попытаться проанализировать.


    Возможно, это было чувство абсолютного единства. Ведь с самого рождения до смерти нас преследует в той или иной степени чувство полного одиночества в этом мире. Человек рождается один и умирает тоже один, даже если его окружает толпа верных друзей при жизни. Но перейти рубеж от жизни к смерти все равно придется одному. Все равно придется одному.



   Так вот то неведомое, что ощутили наши герои, возможно, чувствует мать, когда появляется на свет долгожданное дитя ее, точно сказать не берусь. Но это был миг абсолютного счастья и слияния. Мудрый Пол, придя в себя, мгновенно вычислил важность этого момента, и сказал очередную фразу, ставшую в последствии исторической. Он сказал: «Светлана, я хочу, чтобы ты запомнила эти слова. Знай. Чтобы там  дальше не происходило, а произойти может все что угодно, ты должна знать только одно, что ЭТО БЫЛО! Это было. Помни об этом всегда. Главное, что ЭТО БЫЛО».



   Да, действительно, это было. И спорить со свершившимся фактом, равно как и забыть его – невозможно. То абстрактно-реальное видение мира, ощущения которые остались в памяти навсегда  и навсегда захватили мертвой хваткой два несчастных человеческих существа, которые все таки добились того, чего искали всю свою жизнь.



  Но можно ли спокойно продолжать жить, зная, что это было? Учитывая, что ты простой смертный человек, которому положено знать только то, что положено, а чего не положено – того знать не желательно. Я подчеркиваю – не желательно, хотя выбор всегда остается за тобой. Будешь ли ты всю оставшуюся жизнь смотреть в лица людей и знать, что не найдешь среди них того лица? Будешь ли ты ненавидеть весь белый свет за то, что они не могут дать тебе его – и именно его? Хватит ли мужества полноценно существовать в этом мире, познав реальность, как она есть в Абсолюте? Хватит ли мужества? Выбирай.
  И эта Божественная шутка, пронзившая все твое несчастное человеческое существо энергией внеземного происхождения - потом будет, вопреки ожиданиям, расти в тебе, как раковая опухоль и отравлять существование каждый день, каждый час, каждую минуту и даже во сне, пока ты не сойдешь с ума. Не смей познавать то, что знать не положено! Строго наказуемо счастье. Так было всегда на Земле. К сожалению – так было всегда.



….он искал ее следы повсюду – пытался пройти точь в точь, уловить каждое биение сердца где то в паузе между вздошьями…




  …… Медленно надвигалась громада падающего снега. Казалось, что огромные серые хлопья берут в плен, с неодолимой силой пытаясь увлечь за собой вниз, вниз - к земле. Кружились в хороводе мысли - улетая, цеплялись друг за друга, уносимые теплой волной тающих на лету хлопьев. Что-то происходило, преображалось в этой движущейся массе живого снега, увлекающего небеса вниз, вниз за собой... Очистить пространство, сделать черное белым, а белое серым... И  что-то еще сотворить было Его страстью, прихотью, желанием. Сухие кожаные плети деревьев равнодушно свисали, сбрасывая в слякоть последние, жухлые листья. Им было все равно. В наивной доверчивости надвигалась вселенная. Ничто не ждало ничего. Мокрый асфальт недолго держал отпечатки серых вороньих лап, тут же поглощая их в месиве тающего снега. Она хотела пройти точно след в след. Белое выхватывалось из массы, перемешивалось и снова создавало силуэты домов, на миг обнажало обрывки рекламы, являло миру разношерстных кошек, любимых хозяевами собак в комбинезонах, восковые лица прохожих, бомжей, колоритных старух,  машин разнообразных стилей и направлений. Следы вели куда-то, но точно в одном направлении, одному Богу известно в каком, да, может быть еще воронам и ей. Круги постепенно сужались, сужались, создавая единственно верный путь, по которому неизбежно следовало пройти…