Нелегалка Глава 15

 
 Часто кажется, что один день похож на другой, и так будет всегда.
Привычный бег в однообразной колее дает ощущение стабильности. На ее основе люди строят сиюминутные и далеко идущие планы, живут надеждами на лучшее, воспринимают то, что имеют, как должное. И вдруг в их жизнь врывается несчастье, и в корне все меняет, сметая планы, разрушая надежды, заставляя переосмыслить и переоценить прожитое, устраивая испытание на прочность и искренность родственных и дружеских связей.
В то субботнее летнее утро Людмила, как обычно, побежала на свидание с морем. Ничто не предвещало беды. Привычным путем она добралась до широкого проспекта Посейдона на побережье. Осмотрелась: ни машин, ни людей. Быстро по белым полоскам «зебры» стала пересекать дорогу. Впереди оставалась еще треть пути, когда внезапно как бы из воздуха слева от нее появился черный автомобиль. Он несся на огромной скорости и не думал тормозить. Людмила не успела ничего сообразить. Последнее, что впечаталось в память – это пронзительный долгий сигнал мчащейся машины. «Прямо как на свадьбе…» - мелькнуло в мозгу.
Когда вернулось сознание, Людмила никак не могла понять, отчего у нее такая мокрая голова. «Кажется, я еще не успела искупаться.  Может, мне кто-то льет воду на голову?» - подумала она и правой рукой дотронулась до лба. Затем открыла глаза и увидела на ладони кровь. Оказалось, она лежит на сером асфальте посредине дороги на левом боку. Вокруг – ни души.
Водитель с места происшествия скрылся. Людмила перевела взгляд. Под головой поверх темной густой натекла лужа алой крови. На левом предплечье она увидела характерную для перелома деформацию, и, наконец, самое страшное: перелом левой голени с полным смещением отломков. Он был, к счастью, закрытым, но левая стопа безжизненно висела кнаружи от голени. Больше всего Людмилу поразило то, что она не чувствовала боли, а мозг ее работал четко, будто она ставила диагноз постороннему человеку. Ей стало ясно, что произошло. Не было ни страха, ни паники. Было чувство великой досады, что все кончается так глупо. Людмила не имела понятия, сколько времени она лежит на пустынной дороге. Как обычно в критических ситуациях, мысли ее сконцентрировались на вопросе «Что надо сделать?» К этому моменту рядом с ней появились какие-то пожилые женщины, по-видимому, пенсионерки с пляжа.
Людмила, не двигаясь, по возможности громко и четко по-гречески несколько раз назвала себя и свой адрес, боясь потерять сознание и оказаться пропавшей без вести в чужой стране. Попросила найти ее сумку, где был мобильный телефон, чтобы успеть сообщить о случившемся. Пакет с вещами нашли на обочине дороги, но телефона там не оказалось. Людмила напрягла память и с большим трудом вспомнила два телефонных номера, продиктовала их окружавшим ее людям, отметив про себя с сожалением, что вместе с мобильником исчезли и сообщения Тимы.
Появился полицейский – впервые Людмила ждала его с нетерпением, а увидев человека в форме, успокоилась: теперь-то рано или поздно ей окажут помощь. А пока что она продолжала лежать в прежней позе. Вдруг она снова осталась на шоссе одна, а с обеих сторон от нее шли машины, автобусы. Они двигались на минимальной скорости, объезжая ее тело. Людмила пыталась сжаться в комочек и закрыть глаза, чтобы не видеть рядом эти ужасные колеса. Наверное, подобное испытывали солдаты на войне, проползая между гусеницами танков. Затем дорожное движение было перекрыто. Дальнейшее Людмила помнила отрывочно: транспортировку на носилках в скорой, где на ней разрезали и сняли окровавленную одежду; каталку, светильники на потолках больничных коридоров, рентген-кабинет, где краем сознания она отмечала, что ей делают рентгенограммы сломанных конечностей, компьютерную томографию черепа.
Затем ей сбрили волосы в области скальпированной раны головы, промыли ее теплым раствором и зашили тонкой металлической нитью ото лба до темени. Людмила по-прежнему почти не ощущала боли, но была в сознании, даже сказала врачам, что она их российская коллега. Её перевезли в операционную и наложили мягкую наркозную маску. Операция по сопоставлению, фиксации отломков костей предплечья и голени с помощью наружных и внутренних металлических конструкций длилась несколько часов. Когда Людмила очнулась от наркоза, ее повезли на каталке в палату. Она, наконец, увидела родные лица. Это были Надежда с Манолисом и Элефтерия. В их глазах Людмила прочла ужас и неудивительно: даже на врачей картина скелетной травмы, шока и кровопотери производит впечатление. Что уж говорить о неподготовленных простых смертных. Особенно, если несчастье произошло с близким человеком.
Потом пришла мучительная мутная ночь в полузабытьи, которое прерывалось приступами рвоты. Людмила была совершенно беспомощна, так как к здоровой руке врачи подключили капельницу. Рядом с больной дежурила Надежда. Терзала жажда, во рту все пересохло, но пить запрещено, можно только смачивать губы. Когда же, наконец, наступит утро! Занимался серенький рассвет. Теперь Людмила рассмотрела большую палату на шесть коек, разделенных ширмами. По соседству лежали пожилые женщины с гипсовыми повязками на ногах, возле каждой находился кто-нибудь из ухаживающих.
Для Людмилы всегда самыми тяжелыми были периоды, когда она не могла обслуживать себя, как в первые дни после родов и операций. И вот теперь она сама нуждалась в длительном постороннем ходе.
И это – находясь нелегально в чужой стране, одна, без родственников, не имея медицинской страховки! Уже назавтра после происшедшего с нее спросили страховое свидетельство. Если его нет – лечение платное. Услышав, что только стоимость операции составляет немыслимую сумму в несколько тысяч евро, Людмила пришла в отчаяние и впервые пожалела, что её не убило насмерть. Таких денег не было ни у кого из ее родных и близких. Она лежала и тихо плакала от горя и безысходности, от жалости к себе. Что теперь делать? Даже самостоятельно выпить глоток воды она не могла, не то, что уехать домой в Россию. Малейшее движение в постели вызывало боль во всем теле, его левая половина казалась сплошной раной. Скованные железом конечности сжимало, как в средневековой пытке «испанский сапог». Но тяжелее всего было от мыслей, что она,  не желая того, создала массу проблем Элефтерии, подвела своих близких. Впервые в жизни она оказалась в столь сложной ситуации. Слезы текли из глаз на белые больничные простыни, а она не могла их даже вытереть. Надежда пыталась ее утешить, но и она толком не знала, как  поступить, что предпринять. Они со Светланой – Фотинии уже два дня по очереди ухаживали за Людмилой. Элефтерия не появлялась. Какие только мысли в связи с этим ни приходили в голову! Ведь у нее могли быть большие неприятности из-за Людмилы. Однако, как оказалось, Элефтерия зря времени не теряла, проконсультировалась с адвокатом и выяснила, что в данном случае платить за лечение не придется. Она пришла в больницу на третий день и своим сообщением сняла с Людмилиной души тяжелейший груз. Самые неразрешимые финансовые проблемы отпали, и можно было сосредоточиться на своем здоровье. Элефтерия наняла девушку, которая днем смотрела за бабушкой Анной, вечером – за Людмилой в больнице. В дневные часы за ней ухаживали русские подруги, вырвавшись на пару часов с основной работы. На беду Людмилы живо откликнулись все, кто хоть немного ее знал: и свои, и греки – родственники и подруги Элефтерии. Во всей палате не было другой больной, к кому бы приходило столько посетителей, как к Людмиле. Одна гречанка даже спросила у нее: «Это ваша туристическая группа?» Теперь Людмила плакала от благодарности за живое человеческое тепло, участие, желание помочь, чем возможно. В Элефтерии вдруг открылся божеский дар сестры милосердия: она очень ловко меняла белье, протирала кожу, кормила, поила, а однажды даже в одиночку осторожно отмыла слипшиеся от крови волосы.
Людмила провела в хирургической клинике две недели, и все это время ей внутривенно вводили растворы, лекарства, кровь. В виде исключения греческие коллеги показали ей её рентгенограммы. Несмотря на серьезность переломов, ни один из них не повредил суставов, нервов. Мелкие осколки от разбившихся очков оставили множество порезов на лбу, но ни один не попал в глаза. Рана голени не достигла подколенной артерии. И, наконец, обошлось без повреждений внутренних органов и мозга. Она постепенно начинала понимать, насколько счастливо отделалась. Тем не менее, впереди ее ждали, как минимум, несколько месяцев нетрудоспособности при условии, что удастся избежать осложнений. Она обязана была сообщить домой о случившемся. К счастью, ее престарелые родители в это время находились в санатории. Через Надежду она отправила сообщение сестре о том, что сломала ногу, находится в больнице и денег высылать не сможет. Пусть об этом узнают дети и муж.
Позже Элефтерия принесла ей свой мобильный телефон, но незнакомой конструкции, с меню на греческом языке, и Людмила не могла ввиду тяжести состояния его освоить. Тем временем, Надежда рассказала ей о своих переговорах с Россией.
Сестра была очень встревожена, выяснила обстоятельства травмы, спрашивала, как и чем можно помочь Людмиле, не нужно ли приехать. Муж тоже разволновался и предложил Людмиле немедленно вернуться домой, правда, не уточнил, каким образом. Сын ежедневно присылал ей теплые сообщения на мобильник. Дочь ограничилась единственным вежливым вопросом: «Мама. Как ты себя чувствуешь?» Конечно, Людмила старалась всех успокоить, насколько возможно. Тем не менее, чувствовала себя всеми покинутой, затерянной в чужой стране.
Самыми тяжелыми были ночи: её  состояние  ухудшалось, она не могла найти удобное положение в постели, мучилась от болей, духоты и черных мыслей о будущем. Неужели никто в России не понял, как ей плохо, как нуждается она в поддержке и просто присутствии рядом хотя бы одного родного человека. Нет, это очень дорогое удовольствие! Да и нереально. Она выдержит, выкарабкается, она привыкла переносить невзгоды самостоятельно. В конце концов, никто ее сюда не посылал. Не так безнадежно ее положение и, слава Богу, чужие люди заменили ей родных,  не бросили в беде. Так успокаивала себя Людмила.
Однажды поздно вечером она почувствовала себя совсем плохо. Появилась разлитая головная боль и состояние полного расслабления, как после наркоза, ухудшился слух, звуки проникали в сознание, словно через слой ваты, что это? Реакция на лекарство? Но ничего нового ей не назначали. Или не прошла бесследно инфицированная рана головы? Ее российские коллеги сказали бы, что она «загружается».
С полным безразличием она подумала: «Ну, вот и все. Видимо, так и впадают в кому. А это – конец». Что же, придется побеспокоить дежурного врача. А еще на всякий случай послать сообщения детям. О них были ее последние мысли. Только бы не напугать их понапрасну. С трудом удерживая мобильник в руке, путаясь, она медленно набрала текст: «Я вас люблю, прощаю и прошу прощения. Живите дружно». Ответа не последовало, вероятно, дети ее в этот поздний час крепко спали.
Вызванный нейрохирург осмотрел Людмилу, ничего опасного не обнаружил, но и объяснить ее состояние не смог. Тем не менее, усилил лечение, и к утру ей стало лучше.
К выписке она научилась, превозмогая боль и головокружение, садиться в кровати.
Машиной скорой помощи, на носилках, ее доставили домой. Первыми, кто встретил ее там с букетом цветов, были сыновья Элефтерии. Они близко к сердцу приняли случившееся с Людмилой несчастье и единодушно решили, что она будет жить в их семье до полного выздоровления. Людмилу ждала чисто убранная комната и постель с белоснежным бельем. Людмила снова прослезилась – так тронула ее забота Элефтерии и доброта подростков, с которыми у нее ранее отношения  складывались не слишком хорошо.
– А где же бабушка Анна? – спросила Людмила.
– Она в больнице лежит. С ней мой брат, - ответила Элефтерия и поспешно вышла из комнаты.