Другая сторона. глава 4. Свалка

1

Ник сорвал с плеча автомат. На него были нацелены пять стволов. Всего-то на доли секунды опоздал, - с тоской подумал Ник. Но ничего не происходило. Он все еще был жив. Зато всем нутром ощутил прицелы глаз над черными дулами.
- Спокойно, парень, - сказали ему. – Опусти ствол.
И Ник повиновался.
- Кто ты такой? – спросил смуглолицый здоровяк, по всей видимости, главный в группе.
- Почему я должен представляться первым?  - сказал Ник. Ему вдруг стало настолько на все наплевать, что он уже не мог оставаться лояльным к этой уродливой зоновской системе. – Кто вы?
Сталкеры переглянулись. На лицах некоторых мелькнула ироничная усмешка.
- Ты один? – спросили его.
- Да.
- А где группа?
- Нет группы. Я один.
То, что это не крысюки, Ник не сразу, но понял. Те стреляют без разговоров. У любого сталкера всегда есть что взять, а эти падальщики не брезгуют даже мелочишкой. Ник увидел, что сталкеры хорошо экипированы, в новеньком камуфляже, брониках, у двоих были коротковолновые рации.
- Понятно. А идешь куда?
- К ЧАЭС.
- Вот как! – усмехнулся смуглолицый. – Отчаянный ты парень. Или жить надоело?
Ник пожал плечами. Ему почему-то стало жаль этих парней, таких откормленных, чистеньких. Сам-то Ник чуть не оборван. Как бомж, ей-богу. Зато автомат в порядке и голова на месте. А эти как будто погулять вышли. Не похожи они на боевиков, вот что. Скорее, офисный планктон. Острых ощущений захотелось. Реалити. Еще нарвешься с ними.
- К ЧАЭС до выброса ты не успеешь, - сказал смуглолицый. – Точно тебе говорю, не рискуй понапрасну. Мы идем в бар «Сталкер». Можем взять попутчиком.
- Нет, спасибо. Я сам.
- Ну, как знаешь. Помощь точно не нужна?
- Нет.
- Тогда, бывай.
Они поддернули лямки и двинулись вперед.
- Эй, парни!
Те разом повернулись.
- Вы поосторожнее, - предупредил Ник. – Тут крысюки рыскают. Может, вы их и не встретите… Просто крутите головой, ладно?
- А все-таки, почему ты один? – Смуглолицый прищурился.
- У меня был напарник, - нехотя отозвался Ник. – Его крысюки завалили. Два дня назад.
- Хороший был напарник?
- Да. Хороший.
- Ты – проводник?
- Нет. Он был.
- А как ты один идешь?
Ник пожал плечами.
- Вот так…
- Не пройдешь Проклятый лес, - констатировал смуглолицый.
- Уже прошел. До шоссе пара километров. А дальше и не лес вовсе, так, перелески.
- Отчаянный ты, - повторил сталкер. – Ну, давай, удачи.
- И тебе.
Если бы не все эти условности Зоны, эти коды и шифровки, недомолвки, недоверие, он бы просто и по-человечески объяснил этим парням, что, блин, по Зоне так просто ходить нельзя. Что, если ты нарвался, то нарвался, и не помогут ни клевый прикид, ни понты. Сидели бы у себя в Москве или в Питере, занимались бы своими делами, и не совали бы нос, куда не следует. Обо всем этом Ник думал, когда шел по лесу, где быстро меркнет свет, среди деревьев, изуродованных радиацией, а в стороне разгоралась перестрелка. Нарвались все-таки…
Судя по карте, до шоссе было рукой подать. Деревья в этой части леса росли реже, стало больше света, Ник раздвигал руками спутанные ветки. Сказать по правде, ему казалось странным, что за два дня он не встретил ни кабанов, ни слепых псов, вообще никаких тварей. Крысюки шли по пятам, но он их чувствовал, и каждый раз укрывался от чужих глаз.
Один раз, правда, встретилась жарка. Она жила у поваленного дерева. Особенность этой аномалии заключалась в том, что она росла и могла двигаться. ПДА запищал, но еще до сигнала Ник определил ее по обугленной коре деревьев и черным полосам на земле.
Жарка была большая, жадная и сильная. Но Ник обошел ее. Это было вчера, а сегодня – ребята с автоматами, очень похожие на бойскаутов.
Лес отступил. Под ногами лежала твердая земля. Ник прошел по ее хребту, заросшему жухлой травой, и оказался на шоссе. Постепенно сужаясь, оно убегало очень далеко и вело Ника туда, куда было нужно.
Он быстро шел по растрескавшемуся асфальту, а с запада наползал сумрак, торопился и настигал его, и дневной свет мерк. Следовало подумать о ночлеге, но Ник все шел и шел, никуда не сворачивая.
О, Ник прекрасно помнил первый день в Зоне, то, как он бежал, падал, вставал и бежал снова, все время чувствуя их присутствие, чувствуя, что они настигают его. Когда он понял, что ему не уйти, он остановился и повернулся лицом к тварям.
Они бросились, и Ник открыл огонь, превращая все в кровавую кашу.
А он-то, дурачок наивный, надеялся незаметно прошмыгнуть в Зону, набрать артефактов и назад, в привычный мир, с карманами, до отказа набитыми бабками, громко заявить о себе. Но как только атаковали слепые псы, Ник сообразил, что в Зоне так не бывает, что по-тихому здесь можно только сдохнуть. Он просто охренел, блин, от всего этого. И плакал – да, плакал, ясно?! – когда стирал с одежды и лица еще теплую кровь. И все вокруг нестерпимо пахло мокрой псиной.
А время шло. Он начал привыкать к Зоне, научился слушать ее. Вначале Ник был напуган, потом осторожен, потом стало все равно. И это, наверное, было самое страшное, потому что возвращаться уже было некуда, он уже почти все забыл. Забыл, как жил раньше. Возвращаться больше не хотелось. Зона что-то сделала с ним. Ник стал другим. Он не сразу это понял. Сумерки подкрадывались незаметно, и накрыли его неожиданно, душа ушла в тень, давно он не слышал от нее сигналов.
И дело было даже не в душе. Не в ней. Просто эта Зона, эти зомби, эти псы, реальность, которая унесла его как смерч… Но надо было что-то решать, придерживаться намеченной цели: прийти, забрать и вернуться. Потому что альтернативы нет, потому что, если не сделать этого, то все теряет смысл, и останется только сдохнуть и накормить мясом ночных тварей. Только хрен им. А значит, вперед, Ник, чертов отморозок. Зона ждала тебя, ты же это знаешь.
Ник остановился, прислушиваясь. Где-то в глубине сумерек раздавался гул, рокот моторов, металлический скрежет. Он нарастал, постепенно приближаясь.
Навстречу, метрах в двухстах, двигался КамАЗ. Рядом с ним, как приклеенный, двигался военный джип. Машины шли без огней, и Ник не сомневался, что эта встреча не сулит ему ничего хорошего. Он сошел с дороги, лег на траву, вжался в землю. В животе стало холодно, Ник ощутил как медленно и необратимо накатывает предчувствие смерти.
Железный монстр надвигался огромной тяжелой горой, взрыкивая, распространяя запахи железа и ржавчины, отравляя воздух газом отработанного бензина. В кузове КамАЗа, как ребра мастодонта, торчали перекладины, затянутые продранным брезентом. И вся эта конструкция раскачивалась, тряслась и вздрагивала, наполнялась мокрым ветром, когда машина проваливалась мощными колесами в безобразные, глубокие, грязные колеи. Наверное, под брезентом боевики. Да, подумал Ник. Мы тоже ехали на таком монстре в бригаду. Санек был мрачен, глядел все время в пол, как будто предчувствовал, что через три месяца его не станет. А у Вадика – вечного духа – ноги были стерты в кровь, и он еле ходил.
КамАЗ поравнялся с Ником, провернулись его колеса, облепленные грязью, хрустя размозженным асфальтом, выбрасывая прямо ему в лицо клубы отравляющей дурноты, и Ник увидел, что кузов полон боевиков. За КамАЗом проследовал джип, тоже до отказа набитый людьми. Машины, взревывая, перли по радиоактивному шоссе, сквозь Ника, сквозь его тяжелую, горящую огнем голову, а он лежал, растянувшись, как червяк, на земле и ждал, когда они пройдут мимо, и сумерки медленно проглотят их.
Лязг и скрежет постепенно затихали, и уже земля пахла землей, а лес – лесом. Прелью, плесенью и грибами. И мокрыми деревьями. Тогда Ник поднялся и, сунув руки в карманы, пошел дальше. Очень хотелось курить, но осталась последняя сигарета, и Ник решил потерпеть. Неужели ради всего этого он жил? Ради этого вечера, этого шоссе, воздуха, пропитанного ядом? Не может быть. Но, раз эта комбинация сложилась, если он все-таки здесь, значит, может. Ник думал о Хане, как он с покалеченной ногой преодолевал огромные расстояния, о том, что надо где-то остановиться на ночлег. Об одиночестве, которого он хотел и которое обрел, наконец, здесь. О том, что ни одна собака не сможет назвать себя его другом, ни один из ублюдков, шатающихся по Зоне. О Фриде. О ней. 
Ник оглянулся. Машин не было. Старое шоссе вновь стало пустым и немым, молочной призрачной полосой уводило неведомо куда. Лес стал глуше, наглее, подступал уже к самой насыпи, еловые лапы тянулись сквозь масляную тьму, кто-то ухал и метался в кронах. Лес просыпался и скоро проснется совсем. И тогда Ник станет лишним.
Он представил мантикору, ее бесшумный пружинящий прыжок, и мгновенно ощутил ледяное покалывание в позвоночнике. Резко обернулся, сжимая автомат. Дорога убегала в другую сторону, теряясь в мистической пустоте. Дальше не было ничего. Ник расстегнул молнию на куртке, положил руку на грудь. Даже сквозь толстый свитер чувствовалось, как колотится сердце.
И тут он заметил человека. Тот шел расхлябанной, вихляющейся походкой, словно пьяный, и чувствовалось, что нет у него никакой цели, и идет он просто так, потому что надо куда-то идти. Начался дождь. Ник накинул капюшон. Ноги постоянно за что-то цеплялись, проваливались в трещины и ямы, быстро наполняющиеся водой. Все вокруг стало черным, лакированным, блестящим. Дождь усиливался каждую секунду, шумел в черных, спрятавшихся в темноте ветвях.
Небо сделалось зелено-стального цвета, пророкотал гром на таких басах, каких Ник давно не слышал, и две белые ветвистые молнии разорвали темноту.
Человек не остановился, не сделал даже попытки укрыться, и Ник уже стал нагонять его, этот черный силуэт, когда он вдруг споткнулся и, словно срезанный пулями, рухнул в лужу, поднимая грязные брызги. Ник наклонился к нему, ткнул носком сапога и отпрянул, когда к нему повернулось страшное безглазое лицо, изъеденное крысами. Это был зомби, ходячий мертвец, и, судя по всему, бродил он по Зоне давно, медленно разлагаясь. Испытывают ли зомби холод, жажду, боль, помнят ли что-нибудь, Ник ни разу не задумывался. Вокруг были реалии Зоны, а зомби – одна из их составляющих. И эта тварь вдруг вцепилась в ботинок Ника, мычала, скалила желтые зубы. Ник брезгливо стряхнул его руки, похожие на медуз.
-  Извини, парень, я помог бы тебе, только патронов маловато, беречь надо. Ты уж сам как-нибудь…
Ник пошлепал дальше по грязной хляби. Почему-то стало вдруг ужас как тоскливо. Он свернул с шоссе, и лес впитал его, как губка.
Он шел, как опытный проводник, как леший, и Зона решила дать ему еще одну ночь, еще один ночлег на песке и хвое, почти сухой среди черной мокрети.


2

Фрида прижалась спиной к дереву. Сердце колотилось так, что невозможно было вдохнуть. Во рту стоял гадкий вкус, как будто она нахлебалась болотной жижи. Она закрыла глаза, беззвучно что-то шептала, а руки делали привычную, доведенную до автоматизма работу, и вскоре послышалось знакомое щелканье пристегиваемого магазина.
Фрида выглянула из-за дерева, боясь увидеть красную оскаленную пасть с хлопьями слюны. Но не было ничего. Лучи солнца стояли косыми столбами, разрезая древесные стволы. Слепые псы отстали. И все-таки Фрида была не совсем одна, с ней был лес. Крался на мягких лапах. Шептал что-то невнятно и косноязычно. Манил. Обманывал.
Фрида постояла еще немного, отдышалась, сверилась с ПДА. Можно идти. Нельзя терять время. Его слишком мало, с каждым днем Фрида чувствовала это все острее. Если ничего не случится, до Свалки она доберется быстро, повидается с Кислым, а там уж будь что будет, все равно – так она решила.
Уже сутки Фрида шла по лесу. Думала только о Кислом. Только о нем. Ночевала в какой-то яме, застланной ельником, а над головой ходил ходуном лес. В самый глухой час кто-то кричал и ломился сквозь кусты. Потом крик оборвался, но был слышен рык слепых псов и бешеные драки. Кто-то окончил свою грешную жизнь, наверное бомж какой-нибудь, подумала Фрида. Вот и пришлось тебе узнать, кто и чем так жутко чавкает по ночам в Проклятом лесу. Заснуть Фрида уже не могла. Сидела, привалившись к земляной стенке и курила…
Проклятый лес только на первый взгляд казался непроходимой чащей. На самом деле он был весь пересечен тропами. Слишком много тварей ютилось здесь. Фрида раздвигала автоматом широкие бурые лапы папоротников. Шла на северо-запад, и солнце било в спину. Обходила аномальные ловушки. Но один раз едва не угодила в гравитационную яму. В самый последний миг отдернула ногу, как будто кто-то остановил ее. Может быть, другая личность, живущая в ней, а, может быть, ангел-хранитель. Мысль об ангеле особенно нравилась Фриде, его она неизменно представляла в образе Леши.
…Кафе, которое принадлежало Эдду, стояло в хорошем месте. Рядом дорожная развязка, супермаркеты, дальше парк. Почти центр. Там всегда толпился народ. В общем, заведение Эдда было известно в городе. Эдд сам стоял за стойкой, был гостеприимен и, черт возьми, любил Кристину. Если бы только ему удалось усмирить ее, взять под контроль, не случился бы весь этот кошмар. Кристина была бы жива. Но оказалось, что Эдд тряпка, что бабки он любит больше, чем Кристину. Эдд оказался битой картой. Блин!
А потом… Потом пошло все не так. Кристина все-таки села плотно на иглу, бедная глупая сестренка, хотя Фрида предостерегала ее от этого. Но соскочить она уже не смогла. Не такой уж сильной оказалась Кристина. Все это была только видимость, маски. На самом деле Кристина была просто дура. Истеричка. И если бы в тот день ее не сбила машина, все равно Кристина погибла бы, но позже. А Леша за ней последовал. Почему?
Из-за любви, из-за невозможности жить в мире, где нет ее? Или потому, что испытывал чувство вины? Ведь он, наркоман со стажем, не удержал Кристину от рокового шага. Никогда больше Фрида его не увидит. И никогда не разлюбит. Никогда. Боже, как тяжело, как больно было думать об этом… И тогда Фрида обвинила во всем Кислого, ведь эта тварь продала Кристине первую дозу. И последнюю тоже…
Если бы я была птицей, думала Фрида, нет, если бы я была магом – что бы я сделала тогда? Полетела бы назад, разрезая крылом время, сделала бы то, чего не сделала, сказала бы то, что не сказала ей. Ему.  Что бы я изменила? В руках лишь пустота, и Реку Времени слышу, ее приглушенный рокот. Воспоминания, воспоминания… Что хотите вы от меня? Все исчезает, как тень, как белый дым, тонут в тумане другие берега. Все исчезнет, и вернется лишь в мыслях, и поманит во сне.
Но есть взгляд с другой стороны, есть другая реальность. Я стою посреди Зоны, кишащей тварями, и жива я до сих пор только потому, что у меня есть оружие. И только до тех пор. Это классно. Потому что я знаю, что долго здесь не протяну, потому что я устала. Вот только сделаю то, что должна и полечу к вам, Кристина и Леша, свободные белые птицы.
Из кустов бросился дикий кот. Фрида пристрелила его и, не замедляя шага, пошла дальше.
…Долго и беззвучно падал снег, выбеливая целый город. Вечером зажглись огни, и город, тяжелый, ленивый, сонный, в белом мехе, шевелил своими плавниками, обдувая Фриду сырым ветром. Кафе Эдда залито желтым светом, красивые сугробы лежат у входа. Фрида постояла минуту, следя сквозь стекло за силуэтами танцующих, и тут дверь неожиданно открылась, и на улицу выскочила Кристина, на ходу натягивая шапочку и бормоча проклятия. Толкнула Фриду, но даже не заметила этого, и побежала прочь, под снег, в сверкающую пустоту. Зазвенели колокольчики, когда закрылась дверь. Где-то пела Земфира. Фриде хотелось пойти за Кристиной, но вместо этого она толкнула дверь, и колокольчики снова рассыпались.
- Привет, Эдд.
- Привет.
- Кристина была здесь?
- Нет, не заходила, - говорит Эдд и отводит глаза. Фрида молчит. Оба знают правду и оба лгут, и Фриде становится грустно.
- Эдд.
- Что?
- Что происходит?
- О чем это ты?
- Перестань. Ты прекрасно знаешь. И не надо делать такое лицо. Кристина была у тебя. Мы столкнулись в дверях.
Эдд упирается ладонями в стойку, пожимает плечами:
- Не понимаю, на чем ты хочешь поймать меня. Не о чем говорить.
- Эдд, она прошла мимо и даже не заметила меня! Она была под кайфом, да? Снова? Зачем она приходила? За деньгами? Ей опять нужны деньги, да? Эдд!
- Да, - говорит Эдд.
- Я так больше не могу.
Он выходит из-за барной стойки, берет Фриду под локоть и отводит в сторону.
- Твоя сестра уже не та, которую я знал. Кристина изменилась. Не в лучшую сторону. – Глаза Эдда пусты, в них нет ничего. Пусть бы это был гнев, раздражение, ненависть, но все обстояло гораздо хуже. Абсолютная пустота. Абсолютная полночь. Поэтому слова Эдда звучат как приговор. И вокруг все неуловимо меняется, становится чужим. Этот человек, это кафе, эта зима…
- Эдд… прости…
- Нет, ты прости меня. Но это невозможно! Кристина ничего не желает слышать. Я предлагал ей помощь, много раз, договаривался с врачами. И чего я добился? Она смотрит на меня, как на врага. Мне лучше оставить все это, я не самоубийца.
- Тебе не в чем винить себя. – Она застегивает пальто. Руки дрожат, и никак не удается завязать шарф, один конец все время куда-то ускользает. – Я лучше пойду, - тоскливо говорит она. – До свидания.
- Прощай.
Фрида пробирается между столиков к двери, а Эдд провожает ее взглядом. Фрида возвращается.
- Ты хоть знаешь, - говорит она, - куда пошла Кристина?
- Да, она что-то бормотала. – Эдд краснеет и вытирает тряпкой несуществующее пятно. Он в ярости. – Что-то говорила о том… о том парне, наркомане, ее дружке. О том уроде, что посадил ее на иглу. Она пошла к нему.
Фрида замирает. Все звуки доносятся до нее сейчас будто из другой комнаты. Эдд, сжав зубы от бешенства, осторожно отодвигает тряпку и несколько секунд стоит, не смея поднять глаза. Лицо его искажено. Страшное лицо. Но дело даже не в нем, а в том, что читается во взгляде. И Фрида говорит тихо и внятно:
- Не смей называть его так, слышишь? Не смей!..
Он возник из ниоткуда, этот черт. Фриду словно ударили в подбородок. Она остановилась на полушаге и сорвала с плеча автомат. Человек прыгнул за дерево, еще раз мелькнуло грязно-зеленое пятно и исчезло в стволистом запущенном сумраке, иссеченном солнечными лучами.
Фрида огляделась. Стало не по себе. Это был человек, точно. Словно из-под земли вырос. Без оружия, она поняла это сразу. Бомж, наверное, их немало шатается по Проклятому лесу, таких, что себя не помнят, и ничего вообще. Идут от ЧАЭС, бродят, пока не встретят свою смерть. Странно только, что этот убежал, не просил ни о чем. От бомжа не так-то просто отделаться, это Фрида хорошо знала.
Она прошла еще немного. Осмотрелась. Никого. Только старые морщинистые стволы, пахнущие трухлявой гнилью, и мокрые бурые папоротники. Бред какой-то, нашла о чем думать, но вопреки всему, думала. Что-то было не так, например, то, как он бросился наутек, пригнувшись, стремительно, как зверь.
Пейзаж изменился. Открылось широкое, внезапно похолодевшее небо. Не стало кривых, изломанных, спутанных веток, свет мерк, белесая луна висела над восточным горизонтом, над рваными очертаниями леса. Дикий, старый лес широкой подковой огибал поле с запущенным проселком, справа монолитом стояло какое-то строение с прямоугольными очертаниями. Висели отставшие листы железа, видны были металлические перекрытия.
Фрида остановилась, шумно втянула носом воздух. Пахло только лесом. Темнота густела, обволакивала землю, воздух становился тягучим, холодным, у горизонта скапливались тучи.
Она пошла напрямик, сухая спутанная трава цеплялась за ноги. Строение вырастало широкой растрескавшейся стеной, железными воротами, черными провалами окон, сквозь которые тускло светились квадратики неба. Идти по перепаханной кротами земле было тяжело, и Фрида все время спотыкалась. Только теперь она поняла, насколько устала.
Вдоль ангара, примерно в метре от стены, тянулась неглубокая траншея. На дне тускло отсвечивала грязная вода, вся в лиловых пятнах ряски. Длинная линия траншеи убегала в обе стороны, ломаясь под прямым углом и скрываясь за ангаром. Средневековый замок, блин, подумала Фрида. Отошла и, разбежавшись, перепрыгнула траншею. В разные стороны брызнули крысы. Фрида с отвращением посмотрела на свою подошву, и торопливо вытерла о траву налипшие кишки.
Все, блин, приплыли, дальше некуда. Усталость, как безумие, накатывала. Пытаясь не дать ей накрыть себя с головой, Фрида, прижимая к груди автоматы, прошла вдоль стены. Твердая земля, битое стекло, гарь. Железные створы ворот были приоткрыты. Фрида потянула за скобу, и с надсадным скрежетом ворота раскрылись. Внутри стояли густые сумерки, но можно было рассмотреть ряды бетонных столбов, горы битого кирпича, куски плит с торчащей арматурой. Валялся всякий хлам.
Фрида перевернула какую-то канистру, сбросила с плеча сумку, автоматы положила рядом и села, упершись локтями в колени. В темных углах недовольно пищали и шебуршали крысы. Надо было как-то устраиваться на ночлег. Глаза Фриды закрывались, она словно проваливалась в глухую мягкую яму. Нет, стоп. Так нельзя. Нельзя спать… Только не теперь.
Не открывая глаз, Фрида пошарила по карманам, достала сигареты, закурила. Хорошо бы развести костерок, вскипятить воды. В сумке есть еще кофе в пакетиках, тушенка и, кажется, немного печенья. Кофе очень хочется. Настоящего. Черного, с тающими кусочками сахара, такого, как готовила Кристина. Фрида улыбнулась.
Все-таки она заставила себя подняться, собрать сухой мусор. Пламя получилось лимонно-желтое. Фрида сидела на корточках, вытянув над огнем руки. Надо как-то перетерпеть эту ночь, не спать. Уж лучше днем где-нибудь прикорнуть на часок, но только не теперь. Фрида посмотрела на часы. Без десяти девять. Ночь еще и не начиналась, блин.
- Кислый, это ты заварил кашу, засранец. А теперь я разгребаю это дерьмо, вот что я делаю, - прошипела Фрида.
Она доела печенье, стряхнула со штанов крошки. Вытащила из сумки пластиковую бутылку с водой, эмалированную кружку. Почему-то вспомнился подвал Гоблина, его ребята. Никого уже нет. Ну, разве что Ник… Сейчас будет кофе. Машина мчала на приличной скорости, вырывался снег из-под колес, летели мелкие снежные брызги, как искрящаяся лента. Справа возвышалась рогатая гора, а слева, слева были такие просторы! Машина въехала в заснеженный сад. Яблони расступались, дорога мерцала как чешуя дракона, а у обочины стоял доберман. Самое страшное было то, что Фрида осознавала, что спит. Это ловушка. Надо возвращаться. Фрида выронила автомат и очнулась. Что-то было не так. Чувствуя, как душной волной подкатывает страх, она протянула руку, схватила автомат за приклад и потянула к себе. Охрипшим голосом зачем-то позвала:
- Ник?..
Никто не отозвался. Тогда она поднялась на ноги и, держа палец на спусковом крючке, осторожно отступила в тень, все время держа в поле зрения открытые железные ворота.
- Есть покурить?
Фрида дернулась всем телом, резко повернулась на голос. В темноте кто-то был. Кто-то стоял за бетонным столбом, совсем не с той стороны, откуда она ожидала.
- Если есть, дай, а, курить очень хочется.
Он сделал к ней пару шажков. Фрида сглотнула.
- Я тебе сейчас дам, мать твою. Я тебе сейчас башку разнесу! – сказала она.
- Не надо, не надо! Что я тебе сделал? Ну, не хочешь, не давай, я же ничего.
Он подошел еще ближе. Теперь Фрида могла его рассмотреть. Щупленький старичок в темно-зеленом плаще, маленькая сморщенная мордочка, жидкая бороденка. Оружия не было. Точно, бомж. Не его ли я видела днем? - подумала Фрида. Нет, вряд ли. Разве может старик так быстро двигаться? Хотя, настоящий возраст угадать трудно – Зона всех меняет.
- Я ничего, я только так… Ты бы мне сигаретку дала, а я бы тебе шепнул что-то… - бормотал бомж.
- Что ты шепнешь мне, дед? – равнодушно сказала Фрида и опустила автомат.
Старичок оживился, даже заулыбался. Похоже, оружие его сильно пугало. Он стал бормотать что-то быстро и невнятно, бочком все стараясь подобраться к Фриде.
- Стой там, дед, - сказала она. Он замер. – Ты почему один ходишь?
- Да, так… Хожу. Я же никого не трогаю, не обижаю. Зона меня не видит…
Старик был уже в двух шагах. Он говорил с Фридой, но взгляд его беспокойно бегал, не задерживаясь ни на чем. Фриде не нравился этот непонятно откуда взявшийся бомж, неприятный он какой-то. Скользкий.
Она шагнула назад. Теперь их разделял костер. В глазах старика что-то мелькнуло, они стали колючими, злыми. Он нетерпеливо топтался на месте. Плащ был ему не по размеру, один рукав пуст, но под плащом как будто что-то шевелилось.
- Что там у тебя? – спросила Фрида.
- Где?
- Что ты под плащом прячешь, гад? Думал укокошить меня, да? Что там, автомат? Бросай на землю, мразь! Ну!
Бомж весь затрясся.
- Я пойду, пойду, - тараторил он. – Отпусти, что я тебе сделал? Я пойду, ты не стреляй только. Ладно? Не стреляй. Я лучше пойду.
Но вместо этого сделал к ней еще шаг. Взгляд его случайно упал на освещенный пятачок, в глазах что-то мелькнуло, лицо вытянулось. Фрида скосила глаза и обомлела. В пыли был четкий отпечаток стопы. Глянула на его ноги. Старик был бос. Твою мать! Он уже приближался к ней, когда она задремала… И в ту же секунду он нанес удар. Гипертрофированная конечность с огромным кулаком вылетела из-под плаща. Он сломал бы ей шею с одного удара, но Фрида успела отклониться.
Перевела на одиночные, выстрелила. Пуля угодила чудовищу в плечо. Оно завыло.
- Излом, - выдохнула Фрида. – Мне говорили о таких, как ты, мразь! Сожрать меня хотел? Я сама тебя сожру!
Излом отскочил в темноту. Видно было, как он мечется в панике. Теперь Фрида держалась ближе к огню. Снова выстрелила.
- Не стреляй, - вопил он. – Я тебе ничего не сделал! Я пойду!
Он добрался, наконец, до выхода и исчез. Стараясь унять дрожь в руках, Фрида закурила, и даже сама не заметила, как заплакала.


3

До пункта назначения было рукой подать. Впереди тянулась горная гряда, при свете солнца блестевшая алюминием и стеклом. Кружили черные вороньи стаи. Это и была Свалка.
Фрида ускорила шаги, местами переходя на бег. Слишком близка была цель. Слишком велик соблазн.
Стала попадаться техника, все больше военная. Но были и грейдеры, экскаваторы, трактора. Оплетенные ржавым волосом, с сорванными гусеницами, навеки вросшие в эту твердую землю. Было столько железа, что трудно было дышать. Гниль, ржавчина отравляли воздух, под ногами хлюпали лужи, и повсюду словно был разлит яд. Душное, болезненное место, все во власти железа, пустоты, дождя и тумана. Над одной из вершин поднимался столб черного ядовитого дыма, и все так не походило на привычный мир, что казалось не более чем декорацией.
Фрида продралась через колючие кусты, обрывая куртку, миновала неглубокую топь, где из-под ног в панике разбегались какие-то белесые существа, и оказалась на старой  бетонной дороге, прямой, точно взлетная полоса. И вела она прямо к Свалке. Грязная, радиоактивная, с раздробленными плитами, точно медной проволокой оплетенная по обочинам ржавым волосом, все-таки она была здесь. Что тебе еще нужно, Фрида? Дорога? Вот тебе дорога. Главное ты нашла. Вперед. Уже скоро.
Она быстро пошла, ступая по осколкам плит. Воздух как будто пружинил, звуки казались неестественно громкими. Подняла голову - по светящемуся небу шли дредноуты туч, тяжелые, синие, набрякшие водой. Она не выдержала и побежала. Справа и слева – повсюду тянулись ряды машин. Они то подступали к самому краю, то стояли поодаль, в нерешительности, недовольные собой…  Фрида будто очутилась на кладбище. Проклятый лес опасен, но все-таки там была жизнь, а здесь – только смерть. Фрида бежала задыхаясь и спотыкаясь, придерживая автоматы, которые стали вдруг тяжелыми как авиационные пушки.
Дорогу преградил автобус. Он лежал на боку, и Фрида видела только его обугленную крышу. Не сбавляя хода, она рванула вправо, к обочине. Отростки ржавого волоса среагировали мгновенно, хлестнули ее, обожгли ногу. Фрида вскрикнула. Нельзя останавливаться. Надо бежать. Дельфин, ты мне нужен сейчас, я чувствую, что больше не могу… Ее словно толкнули в спину. Она повернулась и увидела серое днище автобуса с рваными дырами, и каких-то существ, очень бледных и тощих, которые вылезали из этих дыр и бежали к ней.
В ее голове вдруг что-то ахнуло, она поняла, что это чудовища, кровососы. Стоит только попасться им в лапы, они вцепятся, присосутся, вытянут из тела всю жидкость. Нет! Нет!!! Только не это! Я готова умереть, но только не так! Фрида открыла огонь из автомата. Магазин опустел на удивление быстро. Менять не было времени, и она сорвала с плеча другой автомат.
Чудовища бежали зигзагами, каким-то непостижимым образом уворачиваясь от пуль. Фрида не слышала выстрелов, их словно не было.  Она ощутила сковывающий холод внутри, и в голове мелькнула мысль: все пропало. Автомат захлебнулся, и наступила тишина. Чудовища настигали. В голове была только одна мысль: есть еще пистолет, и он заряжен. Еще можно отстреливаться, а последнюю пулю – себе. Но вместо этого Фрида сорвала с разгрузки гранату и дернула чеку. Впереди грохнуло, взметнулось пламя, сильно ударило по ушам, посыпались раскаленные кусочки бетона.
Один монстр, взмахнув руками, упал и покатился, а остальные твари продолжали бежать на пустом и диком пространстве, молча, беззвучно, зигзагами, вытянув вперед руки и распялив красные рты-присоски.
И Фрида снова бросила гранату, и снова грохнуло, ахнуло, полыхнуло. Снова кто-то упал. Она повернулась и бросилась со всех ног, на ходу меняя магазин, отстреливаясь, задыхаясь.
Рука сжимала последнюю гранату. Ударило горячей волной, обожгло. И без того оглушенная, Фрида окончательно выпала из реальности и с тупым безразличием смотрела, как бегут кровососы, как падают и корчатся в агонии. Оказалось, что она лежит на бетоне, в какой-то луже и стреляет. Сверху обрушился ливень такой силы, что в первую же минуту Фрида промокла до нитки. Патронов больше не было, но кровососы продолжали падать. Фрида повернула голову, за дождем ничего не было видно. Потом кто-то поднял ее и понес. Глаза ее закрылись, и она подумала, что, наверное, это к лучшему.

Вдруг стало светло, как днем, нет, гораздо светлее, чем днем, ослепительно светло. Фрида зажмурилась, потом все-таки открыла глаза. Небо было оранжевым, и слышался какой-то приглушенный монотонный шум. Потом она поняла, что лежит под каким-то навесом, идет дождь, и с навеса стекают целые потоки мутной воды.
Болела голова, ныли мышцы, и это было хорошо: значит, тело цело, значит, она в порядке. Фрида с минуту полежала, потом приподнялась на локте. Боль наскочила, как будто кто-то ударил по затылку, Фрида застонала и потерла ладонью глаза.
- Как ты?
Она обернулась.
- Ник? Не может быть… - сказала она. Она и в самом деле была удивлена. – Это правда, ты?
- Нет, папа римский.
Он был прежним, та же засаленная куртка с капюшоном, тот же запах, тот же сарказм, который вначале она принимала за грубость. Это действительно Ник, и потом, слишком мало времени было для перемен, они не виделись всего-то дней пять.
- Ник, я рада тебя видеть. Правда-правда… Голова болит…
- Не удивительно.
- Подожди… не то… Я все помню, помню кровососов. У меня кончились патроны… Это ты спас меня?
- Громко сказано. Просто у меня патроны не кончились, а ты не оставила мне выбора.
- А как ты там оказался?
- Случайно. – Он поднял на нее свой сумеречный взгляд и тут же отвернулся.
Ник сидел на перевернутом ящике, держа кружку обеими руками. Фрида почувствовала запах и гулко сглотнула. Это не ускользнуло от взгляда Ника. Он протянул ей кружку, Фрида сделала торопливый глоток.
- С ума сойти. Как вкусно!
- Конечно, вкусно. Растворимый кофе!
И опять Фриде показалось, что он издевается, но какая к черту разница! Ник свинтил с термоса крышку, налил себе. Фрида смотрела, как он пьет, и старалась понять, что чувствует к этому человеку. Ник не нравился ей, он ее раздражал, но теперь она обязана ему жизнью. И сразу все изменилось.
- Как в сказке, блин, - сказала Фрида. – Принц спасает свою возлюбленную. Я думала, в жизни так не бывает. Даже скорее всего…
Она замолчала. Молчал и Ник. Он как будто чего-то ждал. Под навесом было сумеречно, но Фрида хорошо видела его лицо.
- Где мы, Ник?
- На Свалке.
- Ничего не понимаю. Как ты оказался здесь? Ты же собирался к ЧАЭС.
Он не ответил. Забрал у нее кружку и налил из термоса еще кофе. Как она мечтала: черный, горячий, сладкий. Протянул бутерброд с ветчиной. Фрида жадно впилась в него зубами.
- Откуда еда? – спросила она с набитым ртом.
- Мы на Свалке, детка.
- Ник, с тобой можно разговаривать нормально?
- А как, по-твоему, мы разговариваем?
- Ну, не знаю. Ты говоришь со мной как с больной.
- А разве это не так?
- Перестань.
- Прежде чем браться за серьезное дело, рассчитывай силы.
- Я не просила тебя ни о чем!
- Да, это правда… И где бы ты сейчас была?
Фрида отвела глаза.
- Хочешь покурить? – спросил Ник.
- Да. – Она кивнула. Он протянул ей зажженную сигарету. Она разлепила пересохшие губы и затянулась горячим дымом. Мысль о кровососах пугала ее, а от того, что Ник говорит об этом так спокойно, становилось еще страшнее.
- Как твоя рана? – спросил он.
- Не знаю. Я ничего не чувствую.
- Я наложил свежую повязку.
- Спасибо.
- Я хотел идти к ЧАЭС, - после паузы сказал Ник. – Но пошел за тобой.
- Почему так?
- Не знаю, - он пожал плечами. – Просто решил так. Хотел помочь.
- И помог.
- Да. Ты молодец, ты почти справилась. И что ты намерена делать теперь?
- Извини, я не хочу говорить об этом.
- Девушка-загадка, - усмехнулся Ник. – А если я отгадаю?
- Что отгадаешь?
- Что, если я знаю, для чего ты здесь?
Она ухмыльнулась. Затянулась сигаретой и выпустила дым. Ни хрена он не знает, подумала она.
- Ни хрена ты не знаешь.
- Ошибаешься. – Он был уверен в себе, его просто распирало от этой уверенности. Фрида начала злиться.
- Я никому и ничего не рассказывала, - процедила она сквозь зубы.
- Наверное, так оно и есть, - подтвердил Ник. – Но у тебя есть одна особенность.
- Какая?
- Болтаешь во сне.
Фрида прямо-таки задохнулась от возмущения. Наглая ложь! Вот этого быть никак не могло, она точно знала. Ник, сукин ты сын, все выдумываешь на ходу, врешь, а хочешь, чтобы с тобой были честны, хочешь, чтобы тебе сказали, чтобы открыли болевые точки, чтобы я открылась перед тобой. Иди ты к чертовой матери! Она потянулась за сигаретами, лежащими у ног Ника, закурила, стараясь унять дрожь в руках, а он исподлобья смотрел на нее, жестко, оценивающе. И Фрида вдруг поняла, что не боится его, даже не ненавидит, а кожей, носом, нервами ощущает его присутствие на этой планете. Поняла, что Ник сильный, сильнее ее самой, Дельфина, даже сильнее Хана. И ей захотелось довериться ему, пусть даже это будет самой большой ее ошибкой.
- Расскажи мне, Фрида, - попросил Ник.
- О чем?
- Обо всем. Может, я смогу тебе помочь.
- Зачем тебе это?
- Не знаю, - он пожал плечами. – Просто я верю, что случайности не случайны. Я смогу стать носителем твоей боли.
- Это невозможно. – Фрида затрясла головой, зрачки ее расширились, она уже почти поверила. Она хотела поверить. Хотела освободиться.
- Расскажи, - повторил он. И она рассказала. Рассказала о Кристине, о Леше, о том, что однажды случившись, никогда не повторится вновь. Рассказала о жизни и смерти, о снах, о том, как просыпалась от озноба, потому что все тело было мокрым, как беззвучно плакала от ужаса и одиночества.
О том, как тонет кладбище в красном вечернем свете, надгробия дробятся на красное и синее, и какой медленный, томительный, одуряюще-сладкий аромат источают цветы на их могилах…
О торговце дурью – Кислом, о том, как Фрида обвинила его в смерти двух дорогих ей людей и приговорила. А потом выяснилось, что этот ублюдок в Зоне, среди таких же ублюдков, охотников за головами. Вот поэтому она и вляпалась в это дерьмо, потому что искала Кислого. И почти нашла, он здесь, на Свалке, это точно. И она тоже здесь.
- При чем здесь Кислый? – сказал Ник. – Это же не он посадил твою сестру на иглу.
- Как это не Кислый? – опешила Фрида. – А кто?
Ник пожал плечами.
- Подумай сама.
- Я не хочу думать об этом! Не хочу, слышишь!
- Боишься? Боишься, потому что знаешь ответ.
- Молчи!
- Фрида…
- Молчи! Замолчи немедленно!
Она зажала руками уши.
Ник сел рядом и взял ее за руки, за эти тонкие ледяные запястья.
- Это сделал тот наркоман, из-за которого ты потеряла голову, - спокойно сказал он. – Так случилось, и ты ни в чем не виновата.
- Леша…
- Леша, - кивнул Ник.
Она вдруг уткнулась ему в плечо и заплакала. Она плакала долго, а он гладил ее затылок.
- Фигня это все, - сказал Ник, и сквозь рыдания различил ее вопрос:
- Что?
- Вся эта история. Это ушло. Этого больше нет. Все кончено. Ложись спать. Мы пойдем завтра.
- Куда?
- Домой.
Она похолодела.
- Что значит домой, Ник?
- Назад, в нормальный мир, к нормальной жизни.
- Отсюда нет выхода!
- Мы найдем, Фрида. Верь мне.