О дивный, новый мир

-1-
Меня зовут Тимоти Мак-Доннелл. Мне 45 лет. Я тихо живу на роскошной вилле среди пышной зелени маленького средиземноморского островка. По-моему, хотя я не уверен, за мое проживание платит правительство. И платит щедро. Все мои пожелания выполняются беспрекословно. Прислуга бесшумна и молчалива, старается не попадаться мне на глаза.

В моем доме нет никаких часов. Может быть, они есть в доме, но их прячут от меня. Еще бы – после моего вселения я разбил штук пять

Я пишу научно-фантастические рассказы. Наверное, плохие. Не знаю, увижу ли их напечатанными, но надеюсь, что это когда-нибудь произойдет. Мне очень не хочется верить, что мои произведения попадают в недра Пентагона, в какую-нибудь секретную папку. Надеюсь, что научная фантастика поможет мне. Ибо я не вижу другого способа рассказать людям о том, что я знаю. О новом мире – чистом, красивом, без войн и голода. О дивном, новом мире…

Все началось пять лет назад. Сразу после моего 40-летия. Меня предупреждали, что 40 – это дата опасная, и лучше бы ее пышно не отмечать. Но я не слушал уговоры. Я был преуспевающим управляющим крупного филиала Первого Национального Банка. У меня была семья – любимая Сьюзен и двое парней. Старший – Джек, и младший – Говард.

Они и сейчас иногда навещают меня. Но визиты эти мне не в радость. Это живое напоминание о днях, которые я хотел бы…. Не уверен, действительно ли я хочу, но вот что не могу забыть – это точно. Я все еще помню, что когда-то меня звали «доктор Жизнь» и «мистер Водяной мотор».

Тогда мы жили в чудном особняке на берегу огромного озера, совсем недалеко от столицы. Было лето, и я решил в день юбилея устроить грандиозный пикник под старину. Благо, в эпоху цивилизации нет ничего невозможного. Если, конечно,  есть волшебная палочка - чековая книжка. Нашлась соответствующая фирма, и все было устроено.

На просторной лужайке позади дома стояли большие красно-белые палатки. Внутри – простые деревянные столы и лавки. На столах – «лунные» кубки, подсвечники и огромные тяжелые блюда. Гостей было под сотню, и еще с десяток заявились самостоятельно. Не страшно, места хватило всем. Подавали грибы и сидр (на них настоял младший, начитавшийся Толкиена), пиво (об этом просил старший), шампанское, устриц и клубнику (об этом позаботилась жена). О стейке же с кровью пришлось думать мне. Посреди поляны дудели в свои дудки и звенели бубнами нанятые нами какие-то хиппи. Они заявили, что исполняют настоящую средневековую музыку. Не знаю, насчет музыки, но не мылись они точно лет шестьсот-семьсот. Впрочем, в своих лохмотьях на лужайке они выглядели вполне живописно.

Гости начали появляться около полудня, хотя торжество было назначено на два часа.  Пришлось  залезать в смокинг и отправляться на «передовой пост» в холле. Приглашенный появлялся, следовал традиционный обмен любезностями и вручение подарков. Потом задняя дверь распахивалась и слышалось восхищенное «ах!».

Я до сих пор не понимаю, как к нам смог проникнуть Дэвид Гольдштейн. Мы с ним не общались, хотя он жил неподалеку. Посудите сами, что может быть общего между благополучным банковским служащим и опустившимся, грязным стариком, вечно одетым в какое-то рванье, вроде этих музыкальных оборванцев. А этот его гнусавый голос с причмокиванием и пришепетыванием!… А его развалюха! Ее и домом-то назвать  стыдно. На что он жил  – было совершенно непонятно.

Теперь вы понимаете мое возмущение, негодование, удивление… и так далее,   когда этот тип в рваных джинсах и воняющей потом затасканной фланелевой рубашке появился в дверях и преподнес мне дешевые наручные японские (или сделанные под японские) электронные часы. Первой  моей  мыслью было бросить их ему в лицо («Да на них же блохи!»), но Сьюзен мило улыбнулась и быстро подошла:

- Дорогой, не надо портить праздничное  настроение. В  конце концов,у нас демократическая страна. Сейчас я найду распорядителя, и он посадит этого человека в самый дальний угол. И он будет незаметен.

Но едва за ней закрылась дверь, старик тут же быстро двинулся ко мне.

- Мистер, - от него несло луком  и  дешевым  вином. – я знаю, вы   сможете! Вы сможете сделать это! Мне не верят, я больше не могу… Вы богаты, вы пробьетесь….

Он бормотал еще что-то  о  потерянных  открытиях, о благе для  челове-
чества. Но появился распорядитель и ловким движением увлек его.

Подарков мне преподнеси целую кучу – от фильтра для машинного масла до галстучной заколки  с южноафриканским рубином. Неожиданно расщедрилось руководство. Ввиду летнего затишья мне предоставили недельный оплаченный отпуск. Что же, меня давно манила родина предков. Посему на третий день мы всем семейством уже шли по узким улочкам Эдинбурга.

…Шотландия очаровала меня. Ее холмы, великолепие и суровость старинных замков над синими озерами, ее пронзительно высокое небо… Да, это была чудесная неделя  Кстати, мы смогли отыскать остатки нашего родового гнезда. Остатки, потому что это был всего лишь заросший фундамент. Однако в ближайшем городке обнаружился небольшой музей, где были выставлены ценности и некоторые вещи из замка. Рассеянно рассматривая их, я вдруг, сам не знаю почему, подошел поближе к небольшой каменной плите, кажется ХIV века. Странная надпись была выбита на ней. Я точно не помню, но там говорилось, что тридцать третий потомок лорда Мак-Доннела получит ключ к великим тайнам от того, кто был когда-то рассеян по земле, но вновь обрел родину. Однако ключ принесет только скорби и утраты. Ибо каплей воды можно  напиться, но в ревущем потоке можно только утонуть….

На обратном пути, уже над Атлантикой Сьюзен неожиданно воскликнула:

- Тим, я тут посчитала, а ты и есть тридцать третий потомок того графа!

- Дорогая, - я слегка пожал плечами. – Ну это глупо.  ХIV век… Да этих потомков тысячи. Почему же этим тридцать третьим должен быть именно я? Просто потому что  совпадает по времени?

Жена фыркнула и отвернулась к окну.

Так что о часах этого Гольдштейна я совершенно забыл.  Но они не дали о себе забыть. Первое, что я увидел, войдя в дом – это были они. Часы лежали на том же столике, куда я их машинально положил в день рождения. Сначала я хотел сделать выговор прислуге, но потом, поостыв, решил, что будет лучше подарить часы кому-нибудь из нее. Я бросил «подарок» в ящик столика и, к моему стыду, через пять минут снова полностью забыл и о них, и о моем решении.

Только в конце ноября я вспомнил о них.  Как-то мне пришлось задержаться на работе и домой я вернулся очень поздно. Все уже спали, свет был погашен. Хотелось что-нибудь пожевать и я, не включая света, пошел через темный холл прямо на кухню.

До нее было шагов с десяток. Но я сумел сделать только два. Я увидел свет, пробивавшийся из ящика столика. Чувствуя себя слишком усталым, чтобы удивляться, я не стал гадать, что это такое, а просто выдвинул ящик. Сияли часы. Точнее, окошечко циферблата. Каким-то мягким, зеленоватым светом. 

Недоумевая, я взял их в руки. И почти тотчас же в окошечке побежали цифры. Сначала шли единицы, потом нули, потом двойки, тройки, семерки…. Вдруг цифры сменились буквами. Недоумевая все больше и больше, я начал читать: «Здравствуй, дорогой друг. Если ты читаешь это, значит, связь установлена. Мы ради поделится  с тобой  информацией, которая, мы  надеемся, поможет…»

Я резко бросил часы и захлопнул ящик: «Это секретная разработка военных? Гольдштейн – шпион и меня подставил? Он украл космическую технологию?»…

- Дорогой, что ты делаешь в темноте? – разбуженная стуком Сьюзен, зевая, стояла в дверях.

-2-
Месяц или два я не подходил к столику. Но любопытство говорят сгубило кошку. Я попался. Однажды ночью, стараясь не шуметь, я тихо встал и прокрался в прихожую. Часы сияли. Я начал читать.

Сначала это были просто приветствия. Видимо они (до сих пор не знаю, кто же или что же было там на самом деле) были не уверены, что их сообщения доходят до адресата. Но потом… Потом хлынул поток описаний изобретений и открытий. Например, рецепт дешевого протеинового хлеба из водорослей. Или – пять тезисов теории мгновенного перемещения в пространстве. Или описание атомной электростанции размером с небольшую тумбочку. Сначала я все это просто читал, не веря своим глазам. Потом начал записывать. Но в темноте это было делать неудобно, а свет привлек бы внимание Сьюзен, которую и так волновал мой усталый вид. Конечно, хроническое недосыпание - я ведь писал чуть ли не каждую ночь. Сьюзен беспокоилась, сама плохо спала и однажды чуть не застала меня за этим занятием. Пришлось спасаться бегством в ванную. С удивлением я обнаружил, что часы работают и там. И вообще, они начинали работать, как только я их брал в руки. К этому же времени я уже исписал две тетради. Я смотрел на них и думал, а что же мне делать дальше?

Самым простым было поговорить об этом с Гольдштейном. Но, оказалось, что старик уже месяца как два умер. Он был настолько нищ, что похороны произошли за счет нашей церковной общины, ревностным членом которой он был. Я попытался что-то узнать  о часах, но безуспешно. Люди  ведь  мало обращают внимание на дешевые вещи. Конечно, были бы на руке Гольдштейна «Картье» или «Цитрон» – их бы заметили все.

Так что я остался один на один со всей этой научной революцией. А в том, что это революция сомнений не было. То, что записывал я, могло полностью изменить мир. Оставалось только решить, смогу ли я быть революционером, который «взорвет» общество. (Кавычки я поставил не случайно. Среди всех этих изобретений не было ни одного военного). Если честно, то я не ощущал в этом потребности. Может быть, начать с малого, действовать на уровне травы? Вообще-то всегда и везде высшему руководству нужна по большему счету только одна информация – что все хорошо, ничего не меняется либо все развивается согласно его указаниям. Сорвать банк по-крупному или играть по маленькой, но наверняка? Будет ли новый мир лучше? Вот о чем размышлял я, глядя на экран телевизора, где бесконечным потоком шли сообщения о взрывах, войнах, пожарах.

Я решил поговорить со Сьюзен. Если поймет она, то может быть, поймут и другие. И дело пойдет? Как-то перед сном, когда мы уже лежали в постели, я осторожно спросил:

- Дорогая, ты помнишь нашего соседа? Того старика Дэвида Гольдштейна и часы, которые он подарил?

- Ту японскую дешевку, - откликнулась она, подвигаясь ближе. – Конечно. Я даже не уверена, что это вообще Япония. Гонконг – в лучшем случае. А почему ты вспомнил о них? Разве ты их не выбросил… Прости, не подарил прислуге?

- Ну-у, видишь ли, часы оказались необычными. Даже слишком необычными. Я думаю, что мы имеем дело с чем-то… очень сложным.

Я вылез из кровати и принес часы вместе с тетрадями:

- Видишь, здесь революция. Если сделать то, что написано здесь, то… Мы перестанем вырубать леса, автомобили перестанут загрязнять воздух, станут не нужны ревущие самолеты и грязные танкеры. Африка станет сытой….

Сьюзен изумленно посмотрела на меня. Теперь я ее понимаю. Преуспевающий топ-менеджер говорит об экологии? Его заботит судьба голодных негров… Но в тот момент мне было важно высказать и я не дал ей прервать меня:

- Это все сообщения, которые я получаю. Вот часы. Смотри.

И я дал часы Сьюзен. Лучше бы я этого не делал. Потому что я сделал  первый шаг к пропасти. Не произошло НИЧЕГО! Часы оставались часами. Даже когда их взял я. Они показывали часы, минуты, секунды, день недели, месяц, год – и не более. Что бы я не делал, как бы не нажимал на кнопки. Ничего. Никаких сообщений. Сьюэен осторожно взяла тетрадь и перелистнула ее:

- Дорогой, я всего лишь риэлтор. И ничего, совсем ничего, не понимаю в науке. Уже поздно. Давай об этом поговорим завтра.               

Утром же она как бы невзначай спросила, а давно ли я был у нашего психотерапевта Маурицио Коуни. Я вскипел, но выработанное годами банковской работы умение держать нервы в узде, не дала мне взорваться. Я сообразил, что рассердиться в ответ на такой вопрос, значит признать, что со мной что-то не в порядке. Поэтому я самым обыкновенным голосом сообщил, что был у него пару недель назад и на днях собираюсь вновь посетить его.

В банк я ездил на «форде». Изысканная простота, элегантность линий, и «мы выбираем автомобили своей страны, не так ли?». Привычная дорога на службу не требовала много внимания. Машинально поворачивая руль, я соображал. Я понимал, что Сьюзен позвонит Коуни и спросит,  был ли я и о чем разговаривал. А посему я действительно записался на прием. Но о чем же мне с ним говорить? Скрыть тетради – усилить беспокойство Сьюзен… В обычной круговерти работы подумать об этом было некогда, но, когда я, как всегда, отправился на ланч в ближайший французский ресторанчик, сомнения снова начали меня грызть.

Я обедал в «Пари» постоянно года три, поэтому вкусы мои уже изучили, и нужды смотреть меню не было. Словно сами собой на столике возникли ростбиф, салат и зеленый чай. И никто не мешал моим размышлениям.

Жуя мясо, я машинально проглядывал заголовки в свежей  газете, изучению которой я обычно уделял 10-15 минут после еды. Вдруг мое внимание привлекла небольшая реклама. Книжный магазин объявлял о распродаже. По-моему, книги шли чуть ли не на вес. Но это не важно, ибо я  понял, о чем беседовать с Коуни. О писательском ремесле. Скажу ему, что решил заняться сочинением научно-фантастических рассказов, и уже набросал несколько тем. И одна из них – как обычному человеку достается сверхзнание, и что он делает с ним. Сьюзен же я рассказал о своих тетрадях, чтобы посмотреть на ее реакцию и описать потом в рассказе. 
Маурицио Коуни был маленьким худым итальянцем. Он всегда смотрел на вас так печально и дружески, говорил таким проникновенным голосом, что хотелось немедленно излить ему душу. Это ему досталось от природы и он с успехом использовал его в своей профессии. Поэтому в ответ на мое заявление, он тихо и проникновенно пустился расспрашивать меня о моем отце и дедушке. Разозлившись на эту манеру все на свете объяснять детскими травмами, я чуть было не ляпнул, что моим дальним предком был писатель Лео Толстой. Но, подумал, что Коуни может его и не знать,  и просто сообщил, что решил немного разнообразить размеренную жизнь банковского служащего. Поверил ли мне этот макаронник, не знаю, но Сьюзен вроде бы успокоилась.

Впрочем, записывать я не бросил. Может быть, из чувства противоречия. Правда, теперь записывал  на нашей яхте. Сьюзен опять хотела звонить Коуни, но я сказал, что работаю над важным проектом, который принесет улучшение банку, поэтому мне нужно уединение. К тому же, после того случая с попыткой демонстрации я убедился, что часы, увы, передают информацию только тогда, когда я один. Так что я отводил судно в маленькую бухточку, которая была почти вся скрыта деревьями и совершенно не видна с воды. Только подойдя поближе, вы видели узкий проход и оказывались в полнейшем безмолвии. Высокие редкие сосны… Усыпанные сухими иглами холмы, круто падают вниз… Ни ветерка… Но, признаться, мне было не до окружающих  красот. В восемь вечера я вставал на якорь, где-то в полдесятого снимался. Рука не выдерживала. Если б я мог соединить часы с компьютером! Но я не хакер, я всего лишь банковский клерк.

Третью тетрадь я заполнил теорией путешествия во времени, четвертую – описанием возможности постройки космического города на полмиллиона жителей, пятую – списком 133 гуманоидных и 437 негуманоидных рас, шестую – какой-то высоконаучной абракадаброй, которою я записывал совершенно механически. Мне представлялся огромный маяк во Вселенной, бесконечно посылающий во все стороны информацию, информацию, информацию…. Теперь я понимаю, что  той стороне контакт был не нужен, был нужен медиум. Я мог нажимать на любые кнопки – поток не прерывался.  Сообщения  шли, шли и шли. .

Обратный переход к дому занимал минут двадцать-тридцать. Откровенно говоря, я боялся этого времени, потому что мне в голову постоянно лезла  проклятая мысль: НАДО ЖЕ ЧТО-ТО С ЭТИМ ДЕЛАТЬ! Но вслед за ней тут же возникал образ Сьюзен, набирающей номер Коуни. И я все откладывал и откладывал решение.

Помог мне неожиданный случай. Однажды Сьюзен впорхнула в дом, вся в радостном возбуждении.

- Дорогой, - с порога защебетала она, - угадай кто  будет нашим соседом? Я только что продала то бунгало на холме профессору астрономии. Милый, милый старичок. Он уже внес задаток и на этой неделе собирается въезжать. Нам надо будет нанести ему визит.

Профессора звали Теодор Кэмбелл. Лет ему было за семьдесят, но седина только добавляла привлекательности, поскольку он чертовски походил на Хэмингуэя (как раз мой младший писал о нем реферат). В своем темно-синем пуловере с ослепительно белым воротничком рубашки и черных брюках «папа Хэм» был неотразим. Он совершенно очаровал Сьюзен и она ему похоже тоже понравилась. Мы очень мило поболтали. Провожая меня, профессор сказал, что вообще-то он купил дом для отдыха, но мы можем запросто, по соседски бывать у него. Он всегда рад. А в качестве «вступительного взноса новичка»  он пообещал нам устроить экскурсию в обсерваторию.

В школе, узнав об экскурсии, Питера и Говарда нагрузили заданием сделать об этом сообщения об обсерватории для их классов. Они вооружились блокнотами и фотоаппаратами, а я… я взял тетрадь. Ту самую, с научным бредом. Про какие-то черные дыры, пульсары, квазары, зародыши миллионов Галактик и прочее.

Ребята ахали, глядя в телескопы, щелкали своими «никонами» и строчили в блокнотах, слушая объяснения помощников профессора. Тем временем, я отвел астронома в сторону.

- Мистер Кэмбелл, - голос  на  мгновение  предательски  дрогнул, - посмотрите вот это. Не отвергайте, а попробуйте прочитать. Возможно, это заинтересует вас.

Кэмбелл дернул щекой. Отстранить тетрадь, похоже, ему помешала только необходимость быть вежливым с гостем. Он в упор глянул на меня.

- Прошу вас, прочитайте, а потом я все объясню.

Профессор прочитал тетрадь за ночь. Так что следующим вечером я был в его бунгало. Я описал все произошедшее и показал тетради. Кэмбелл выслушал рассказ молча, только крутил в руке стакан сока. Когда же я умолк, настала такая тишина, что было слышно тиканье наручных часов профессора. Потом он спросил:

- Часы при вас?

- Конечно. Но ведь они работают только тогда, когда я один.

- Разумеется. Сделаем так. Я выйду, а вы  что-нибудь  запишите.

На этот раз я записал краткое сообщение о возможности перехода от белковой пищи к непосредственному усвоению электромагнитного излучения. Кэмбелл задумчиво потер лоб.

- Вы понимаете, ЧТО это значит?

-  Да, профессор. Поэтому  я у вас. Я  думаю о мире.  О  прекрасном,дивном, новом мире. – И я сказал ему то, что сказал Сьюзен. О планете без копоти, гари и грохота, без войн и голода, с чистой природой и открытой для Космоса.

- Хорошо, если вы действительно так думаете, мистер Мак-Доннел. А впрочем..  Понятно. Вам нужен авторитет. Конечно, конечно… Кто я такой, чтобы заботиться о судьбах мира? Не может быть, невероятно. И так далее. А вот ученый – да, он может, он умеет….

- Профессор…

- Давным-давно,  еще  мальчишкой  я прочел  Толкиена.  Я помню про этот поход, чтобы уничтожить кольцо Всевластья. Абсолютная власть разрушает мир, а абсолютное знание? «Когда человек узнает, что движет звездами, Сфинкс засмеется и жизнь на Земле иссякнет». Это было написано в Древнем Египте, на базальтовой скале близ Абу-Симбела. Когда Энштейн думал о теории относительности, предполагал ли он Хиросиму, Нагасаки и атолл Бикини? Как объяснить первобытному охотнику, что нельзя попасть стрелой в солнце? Я слишком хорошо знаю людей. Мой вам совет – уничтожьте Кольцо.  Вы ведь в сущности этого хотите?

Если бы тогда он этого не сказал! Ведь сколько раз такой вопрос я задавал себе сам. Но одно дело спрашивать самому, а другое – когда спрашивают у тебя. Говорят «Вы этого хотите?», но подразумевают «Ты неудачник»?.

- Профессор, - медленно произнес я, - если бы Колумб рассуждал так  как  вы, он никогда не открыл бы Америку. В конце концов, благодаря именно ему мы беседуем сегодня здесь. Этот генуэзец вырвал людей из душных объятий старушки Европы и дал им лучшее, что у него было – новую страну, страну надежд. И я думаю, что сейчас мы должны поступить так же. Мы сделаем этот шаг. Мы вырвемся из объятий старой Земли и обретем новую планету и новую страну свободы – уже в Космосе!

Кэмбелл искоса посмотрел на меня:

- Может быть, может быть… Но только не мы, а вы. Колумб.. Подумайте об истребленных индейцах, об уничтоженных государствах, об Испании, раздавленной потоком дешевого золота из колоний. Нет. В этом спектакле я предпочту роль зрителя.

-3-
Ну что же, как говорится, надо было поднимать паруса и выходить в открытое море. Надо было знакомить мир с тем, что его ждет. Я решил все-таки начать с малого. Среди моих сообщений была детальная инструкция по модернизации автомобильного мотора, после чего он мог работать и на воде (даже морской), и на бензине. Взяв ее, я пригнал наш «джип» на автостанцию и попросил его доработать. Изменения были не так уж сложны и через неделю я получил готовую и незаправленную (как я просил) машину. Я влил в бак немного бензина, так чтобы хватило до укромного места в лесу, добрался до него и приступил к действию.

Со странным чувством я вливал воду в бак, садился за руль. До этого я еще сомневался в реальности происходящего. Но звук работающего двигателя, едущий джип – все это было реальнее некуда… Сначала я решил направиться к дому и предъявить машину Сьюзен. Но автомобиль, работающий на воде?… А вдруг она решит, что это розыгрыш? Между тем из-за поворота показалась наша церковь – ничем не примечательное стандартное прямоугольное здание с двускатной крышей и небольшой колокольней над входом. А если - мысль была совершенно неожиданной – мне заняться благотворительностью? Я тормознул  и отправился к Томасу Сэлиндгеру, нашему духовному отцу. Толстяк был чем-то расстроен. Оказалось, что он собирается навестить семью Веласкесов, иммигрантов из Сальвадора. У младшего, восьмого ребенка – Марии-Луизы – сильно болят почки и родители уже ждут худшего. Склонный к театральности падре горестно заламывал руки:«Боже! Боже! На тебя вся надежда!».

Слушая его печальную речь, я  сообразил, что мне надо сделать. В моих тетрадях была запись о способе лечения болезней потоком управляемых космических частиц. Да, это было то, что нужно. Но прибор надо было сделать, и я, пожелав святому отцу успеха,  отправился домой, оставив Сэлиндгера в недоумении. Идя по центральному проходу зала я спиной ощущал его немой вопрос:  «Как же так? Богатый, здоровый человек не может помочь беднякам?»

Когда у вас есть кое-что на счете, то нет никаких препятствий. Через две недели я получил прибор. Положение ребенка было таким же тяжелым  и Сьюзен горячо одобрило мое решение съездить, чтобы помочь этим бедным людям.

Веласкесы жили в доме пострадавшем от пожара, который унес не только имущество, но и жизнь прежнего хозяина. Увы, бедность выглядит еще более ужасающей, когда она старается выглядеть опрятной. Стены были отмыты, но и только. На краску, похоже, денег уже не хватило. В паре окон стекла еще были, а в остальных – торчала фанера. Муж, жена, дети были одеты в чистую, но явно с чужого плеча одежду. Вещи были  им то малы, то велики. К тому же футболки и куртки ужасали безвкусицей надписей и наклеек. Все семейство возбужденно галдело – у девочки начался очередной приступ.

Стоит ли говорить, что все удалось. Колики прошли и я уехал в полной уверенности, что дело пойдет на поправку. Они хотели мне заплатить. Мне! Эти крохи из жалкого социального пособия?

Ну что же, вылечив девочку, я добился своего. Камушек вызвал лавину. О выздоровлении Марии-Луизы заговорила вся местная беднота. К счастью, Сэлингеру хватило ума устроить приемный покой рядом с церковью. (Кстати,  люди и на храм заодно жертвовали. Я-то   денег не брал принципиально). А иначе, не знаю, как бы я справился с этой разномастной и разноцветной оравой. Мексиканцы, боливийцы, сальвадорцы, негры, арабы… По воскресеньям я изучал географию Латинской Америки, Азии и Африки вместе взятых. Меня приветствовали в местной газете, где и назвали «Доктором Жизнь».  Но в банке я держался только на прошлых заслугах. И Сьюзен, провожая меня на воскресное дежурство, уже не столь радостно приветствовала мои занятия. «Мы, конечно, должны, помогать бедным, но, черт возьми, почему же мы должны ТАК помогать?» – читал я вопрос в ее взгляде. Так что ничего удивительного не было в том, что в один из неспешных воскресных завтраков моя женушка, уставившись на кофе, произнесла:
- Дорогой, мне кажется, что в последнее время ты слишком много времени уделяешь благотворительности…

- Но, дорогая, людям надо помогать.

- Да? А мы? Мы не люди? Всего один день в неделю побыть с семьей? Неужели это так трудно?

Ее голос начал повышаться. Запахло заурядным скандалом. И тут я решился.

- Смотри, - я достал прибор, - этим я лечу. Я сделал это по тем тетрадям, которые я тебе когда-то показывал…

Внезапно я вскочил и потащил жену во двор к «джипу». Почти насильно усадил ее туда, потом сбегал за ведром воды. Она, кажется, перепугалась и, не сопротивляясь, молча следила за моими действиями. Я влил воду в бак и, сев за руль, нажал на газ.

- Вот, - немного  прокатившись, я поставил машину на место. – и это тоже сделано по тем тетрадям. Этот  «джип» ездит на воде.

Да-а, что и говорить, Сьюзен  ждала  чего угодно, но явно не этого. В растерянности она только моргала. Не без злорадства я наблюдал за ее попытками собраться с мыслями. Наконец она произнесла:

- Дорогой, значит, наша машина работает на воде?

- Да.

- Значит, нам бензин не нужен?

- Да.

Тут, кажется, у нее что-то начало проясняться…

- И ты до сих пор молчал?

- Когда я показал тебе тетради, ты позвонила психотерапевту. Конечно, разве может банковский клерк думать о судьбах мира? Разумеется, нет. Мы же не в кино. А теперь куда ты позвонишь? В компанию «Форд»?


Зря я это спросил. Это стало еще одним шагом к пропасти.

- Кому? – Сьюзен отрыла было рот. – Я….

Мордашка Говарда внезапно просунулась в  окно:

- Ма! Па!  А где завтрак? А почему вы в машине? Мы куда-нибудь едем?

- Мы никуда не едем. – отрезала Сьюзен. – Иди домой. Я сейчас приду. – Она повернулась ко мне. – Я подумаю, что мне делать.

Дней через пять, возвращаясь с работы, я увидел возле нашего дома светло-серый «форд-скорпио». Так, дядя Сьюзен, полковник армии Соединенных Штатов Сэмюэль Лэндчестер собственной персоной. М-да, иногда дьявола зовут, а иногда он приходит сам. Ставя машину в гараж, я уже догадывался о чем будет разговаривать со мной господин полковник. Черт возьми, разумеется, о водяном автомобиле. Что  еще  другое  может заставить мистера Лэндчестера срочно бросить все и примчаться сюда? Обычно он осчастливливал нас своими визитами раза два в год и о каждом мы знали за месяц…

Все так и произошло. Когда я вошел, Сьюзен и ее дядя мило болтали за стаканом джина. Я присоединился к ним и беседа потекла по накатанным рельсам – обо всем и ни о чем. Ну а потом мистер полковник потянулся и высказал желание покурить на улице, заодно обсудив со мной кое-какие проблемы.

Некоторое время мы молча стояли на крыльце, наблюдая как заходящее солнце медленно опускается в озеро. Золотая дорожка протянулась по воде. Белые облака как будто потерялись на бледно-голубом небе… Тишина стояла удивительная. Как будто бы исчезли все звуки…. Лэндчестер осторожно кашлянул и спросил:

- Как ваш джип? Не ломается?

- Полковник, - я был так уверен, что он потребует водяной мотор, что не мог дипломатничать. – К чему эти увертки? Вы ведь приехали потому, что этот джип работает на воде?

Несколько секунд он переваривал тот факт, что его нехитрую игру раскусили. Потом произнес:

- Что ж, я человек военный. Мне приятно говорить прямо. Да, будем откровенны. Мы заинтересованы в этой машине. Армия намерена приобрести у вас патент, изобретение, технологию… В общем, то что у вас есть!  За очень приличные деньги…

Он сделал паузу, очевидно, давая мне возможность осознать сказанное.
 
- Черт возьми, - его голос стал мечтательным. – Мы не будем больше  зависеть от этих чумазых арабов… Наши танки перестанут гореть…

Мой ответ был готов заранее.

- Извините, полковник, но я скажу «нет». Когда  Энштейн думал  о  теории относительности, предполагал ли он Хиросиму и Нагасаки? … У человека одна жизнь. Вы все придумываете, как ее отнять. Но почему бы вам не подумать, как ее подарить?
Старый профессор был бы доволен. Я твердо решил - им не давать ничего. Хватит! Обойдутся и тем, что есть.

Повисло молчание.

- Жаль. – Он, по-видимому, ничего не понял. – Жаль. Но предложение остается в силе. Все равно подумайте.

Потом мы вернулись в дом и снова говорили о пустяках. Потом он уехал.

Несмотря на всю мою решимость, по дороге в церковь меня грызли сомнения. Правильно ли я поступил и поступаю,  думал я, крутя баранку. И снова убеждало себя, что правильно. Да, благотворительность, да, пацифизм. В конце концов, выйти на трибуну Конгресса и заявить, что вот этим вылечены тысячи людей – это произведет впечатление. Похоже, что старый Гольдштейн этого не понимал. Наверняка он пытался пробиться наверх. Ну да, всегда и везде хватало утопистов, желающих облагодетельствовать человечество. И, наверняка, его послания доходили в лучшем случае до отдела писем Сената, где и выкидывались в корзину. Но обращался ли он к частному капиталу? И есть ли тот, кто готов рискнуть? Если бы я знал, каким будет ответ….

По случаю Дня Благодарения церковная община устроила небольшой прием в нашей школе. Вы знаете, что представляют из себя подобные мероприятия, поэтому поймете с какой неохотой я туда ехал. И, действительно, все было как всегда. Много народа, много болтовни, немного выпивки и закуски. Я вообще-то намеревался потолкаться там минут пятнадцать-двадцать, съесть пару сэндвичей и незаметно исчезнуть. Однако Сьюзен решительно оттащила меня от стола со снедью.

- Дорогой, я должна тебя познакомить с одним интересным человеком. Я только что беседовала с его женой. Представляешь, они здесь совершенно случайно. Это такая удача!

- Дэннис Рэнсфильд, - представила она мне немолодого грузного, какого-то сонного усача в серой тройке и темно-синем галстуке.

- Доктор Жизнь? Я  не ошибаюсь? – его рукопожатие оказалось не то чтобы сильным.  Я бы назвал его цепким.

- Тимоти Мак-Доннел, к вашим услугам!

- Говорят, вы бесплатно лечите местную бедноту и очень успешно?

- Что вы, мои успехи сильно преувеличивают.

- Ну-ну, излишняя скромность тоже вредна. Я тоже занимаюсь благотворительностью. Да, давненько. Вернее, моя жена. Она-то и сказала мне о вашей деятельности.

- Стараюсь, насколько хватает моих сил… - дипломатично начал я.

- И средств! – оборвал он и неожиданно быстро взглянул на меня. Я, кажется, что-то начал понимать.

Рэнсфильд увлек меня на воздух.

- Курите?

- Спасибо, нет.

- Излечились благодаря своему прибору?

- Нет, просто не начинал.

- Хорошо, - он закурил сигару, предложенную мне. – Я здесь случайно, проездом. Так что сейчас не время и не место для деловых переговоров. Однако, знайте, что я на собственные деньги содержу целую больницу. На собственные!  А, впрочем, это не важно. Главное, я согласен месяц испытывать ваш прибор в своей больнице. Разумеется, если результат будут положительными, все будет оплачено. Подумайте, вот моя визитка.

На обратном пути я рассказал Сьюзен о нашем разговоре. Я не скрыл того, что прибор единственный и то, что он оказался чертовски дорогим. На втором бы я просто разорился. Жена почесала нос:

- Он согласен заплатить?

- Да, если все будет хорошо.

- А до сих пор все было хорошо?

- Да

- Ну-у-у… В конце концов, что плохого в том, что мы сдадим этот прибор напрокат? Особенно теперь. Ты потратился, надо же как-то возмещать расходы.

И я продолжил свой путь по дороге к катастрофе. Тысячу раз человек заключал союз с дьяволом и тысячу раз проигрывал. Но все равно, несмотря ни на что, каждый раз он надеется, что успеет выскочить из поезда, несущегося под откос. Деньги,  деньги… Покажите мне человека, который скажет, что ему их хватает…

Чтобы выдержать солидность, я позвонил Рэнсфильду через два дня. И на следующий вечер я  подъезжал к модерновому офису «Сан инкопорейтед». Ну вы видели этот стиль хай-тек. Много полированного металла, стекла, белых поверхностей и черного мрамора. Однако кабинет Рэнсфильда оказался обставленным по моде… Не знаю уж какого века, но мне он сильно напомнил кабинет судьи из какого-то исторического телесериала.

- Викторианский стиль, - пояснил хозяин, явно довольный впечатлением, которое произвела его мебель. – Вторая половина ХIХ века. Мое любимое время и моя любимая Англия. Империя! Несокрушимость! Надежность! Защита и мощь!

Странно было слышать эмоции в голосе бизнесмена. Все больше воодушевляясь он продолжил:

- Именно поэтому мой кабинет – это опора на традиции, а наше здание – это устремленность в будущее. Идя в будущее, мы верны традициям – вот наш девиз... Но к делу! – неожиданно оборвал он сам себя.

Я банкир, поэтому договор, естественно, мы подписали недели через полторы после этой встречи, когда обе стороны пропустили документ через мельчайшее юридическое сито своих адвокатов. Потом я составил максимально понятную инструкцию, т.е. при какой болезни куда что прикладывать и что нажимать. Потом мы договорились, что для исследований выделят отдельную палату под охраной. Врачу же будет  сказано, что  необходимо провести испытание новой разработки военных медиков. (Что делать, вооруженным силам всегда присуща секретность, а потому, услышав слова «военная разработка» люди не задают лишних вопросов).

Таким образом, я вроде бы вернулся к нормальной жизни. По слухам, этим было чрезвычайно обрадовано руководство, уже готовившееся к решительному объяснению. И вроде все было как прежде. Я ездил на работу, общался со Сьюзен, играл с детьми в баскетбол. В некоторые из воскресений посещал с женой церковь, где ловил укоризненные взгляды духовного пастыря, искренне огорченного прекращением моей целительской практики. (Еще бы, теперь бедняки уже не так охотно жертвовали на храм.)  В хорошую погоду я выходил на яхте, рыбачил… Но верно сказано, в одну реку нельзя войти дважды. Все равно внутренне я ждал. И Событие произошло.

Рэнсфильд позвонил дня за два до окончания срока.

- Мистер Мак-Доннел, - его голос был ровен и сух, - прибор показал блестящие результаты. Он вылечивает даже тех больных, от которых отказываются врачи. Браво. Доктор в полном восторге. Я намерен продлить срок испытаний. Разумеется, все будет оплачено. Деньги за этот месяц я уже перевел.

Мой голос тоже был ровен.

- Хорошо, мистер Рэнсфильд. Я проверю счет и сообщу свое решение завтра.

Деньги на счете были. И деньги немалые. Если это только за месяц, то Сьюзен может бросить работу. Я сказал ей об этом, она отмахнулась:

- Дорогой, ты же знаешь, я работаю не из-за денег. Мне необходимо общение с людьми. А мистер Рэнсфильд…. Давай отложим деньги на обучение мальчиков. Цены в университетах растут так быстро…

Что ж, во имя будущего детей я согласился и продлил срок на месяц, потом еще на один. Потом Рэнсфильд захотел сразу на два. Платил он точно в срок и я не нашел, что возразить. Впрочем, полученных от него денег хватило на второй прибор. Я снова начал потихоньку лечить бедняков. Черт возьми, удивительно, но мне начало нравится помогать людям!

А потом к нам пожаловали гости. Двое мужчин в строгих темно-синих костюмах и темно-серых плащах нараспашку. Они даже не стали называться агентами ФБР или правительства. Странно, но я не помню их лиц… Они попросили меня выйти и я увидел, что их машина припаркована так, чтобы был хорошо виден сидящий за рулем громила-негр.   

- Мистер Мак-Доннел, - сказал кто-то из парочки, - Мистер Рэнсфильд желает вам благополучия и надеется, что вы исполняете условия договора. Так же как и он. Мистер Рэнсфильд очень НАДЕЕТСЯ, что испытываемый им прибор УНИКАЛЕН. Мистер Мак-Доннел, вы ведь довольны теми деньгами, которые получаете и не хотите, чтобы они закончились? Подумайте об этом. Вы ведь  желаете добра своим близким и будет очень сожалеть, если с ними произойдет несчастье?….

С тем они и отбыли.

Итак, дело стало ясным. Громила и два «джентельмена». Мой прибор у мафии, а мне платят за молчание и бездействие. Покопавшись в Интернете, я нашел информацию, что «Сан инкорпорейтед» намерена стать первой компанией в медицинской сфере. А пока она при поддержке правительства заключила крупный контракт на поставку лекарств и продовольствия в Африку, получая взамен бокситы, марганцевую руду и прочие полезные ископаемые. Я  задумчиво рассматривал эти строчки и вдруг вспомнил о своем так называемом рассказе, написанном для успокоения психотерапевта и Сьюзен. Погуляв по паутине, я нашел рецепт, способный превратить мою беспомощную писанину в какой-то удобочитаемый текст. Я переделал мое творение, дописал и наудачу отправил в одну из крупных столичных газет, имевшую воскресное приложение. Собственно говоря, я ничего не придумывал, просто описал все,что произошло. Даже в финале мой герой стоит в растерянности на крыльце своего дома, глядя на отъезжающую машину с громилами. На что я рассчитывал – не знаю. Подписался я псевдонимом, хотя, разумеется, это была смешная и наивная уловка. Но может быть, это был жест отчаяния, вроде плевка в сторону урагана, разрушившего твой дом.

Неожиданно рассказ напечатали. По почте пришло чрезвычайно любезное письмо, в котором редакция рассыпалась в комплиментах и просила меня «радовать своими творениями и впредь». Семья тоже пришла в полный восторг, который, однако, быстро сменился недоумением, когда я запретил ребятам таскать газету в школу.

Рэнсфильд позвонил через день.

- Я вас не оценил, мистер Мак-Доннел. Остроумно. Весьма. Вы хотите знать мое мнение?  Во-первых, сейчас вы занимаетесь незаконной медицинской практикой. Любой юрист докажет это как дважды два. Во-вторых, вы хотите вернуть прибор? Что ж, я пожалуй, сделаю это. Только я не могу понять, что вас не устраивает… Впрочем, я ведь могу сделать и по-другому. Я передам прибор правительству, и его отправят на испытания в государственную больницу. И тогда вы вынуждены будете объяснить, откуда эта вещь у вас. Вы готовы к этому? Вы этого мне не объяснили. Но я не настаиваю. И кроме того… Вы ведь будете сожалеть, если с вашими близкими произойдет несчастье?

Только приобретенная за годы работы профессиональная банковская выдержка позволила мне сохранить  равновесие.

- Хорошо, мистер Рэнсфильд. Продолжайте испытания этого ЕДИНСТВЕННОГО  прибора.

- Я рад, что мы поняли друг друга, - немедленно отозвался он.

-4-
«Империя наносит ответный удар» – подумал я, кладя трубку. Но я не был одиноким джедаем в пустынях Космоса. Я был приличным средним клерком, обремененным семьей, закладной и кредитами. Нужно было жить и выплачивать долги. Но Колумб и страна надежд?

И вот одним воскресным утром я нарочно медленно, на глазах детей и соседей залил в джип два ведра воды  и повез свою фамилию на долгую прогулку по нашим лесам. Неудивительно, что произошло именно то, что я ожидал. Округа забурлила. Обсуждалась только одна новость – машина «мистера Водяной мотор». Началось паломничество желающих посмотреть.

Специально для них я отогнал джип к церкви, где он неделю демонстрировался всем желающим. А в воскресенье, не забыв пригласить нашего автомеханика Чарли Петерсена, я совершил там же на «водяной машине» круг почета и даже блеснул полузабытым водительским мастерством, исполнив змейку задним ходом, проезд по бревнам и разворот на месте на 180 градусов. Естественно, что когда я вышел из джипа меня встретили аплодисментами. Кто-то крикнул:

- Эй, мистер, а мою машину можно так?

Ну, разумеется! Ради этого вопроса все и затевалось. Я  глянул на Петерсена. Тот в растерянности пожал плечами. Тогда я выдержал паузу и объявил:

- Первым трем переделка – бесплатно. Первой десятке – за полцены.

- Согласен. – Какой-то невзрачный человек в  поношенной куртке и довольно грязной бейсболке уже жал мою руку.

Следующие два часа я провел на автостанции. Вообще-то принадлежала она какому-то ирландцу, но он передоверил все Чарли и в дела не вмешивался. Ведь подсчитывать доход намного спокойнее. Так что Петерсен  был за главного. Мы были с ним знакомы лет пять или шесть, с тех самых пор как купили здесь дом. И до сих пор он считал меня солидным человеком, не способным выкинуть никаких фокусов. Однако было похоже, что после сегодняшнего показа это мнение сильно пошатнулось. Наверное, поэтому он ни разу не возразил на все мои предложения об организации нового производства  по переоборудованию  машин, о дележке  доходов и так далее. Он со всем был согласен. «Дело провальное, но раз есть дурак-богатей, который не знает куда деньги девать, то , почему бы нет»,  - ясно читалось в его взоре.

Однако через три месяца он так не думал. Чарли Петерсен нанял  пятерых работников, выкупил автостанцию у ирландца. Еще через месяц он надел галстук и сел в кресло вице-президента «Аква ойл». Президентом, естественно, стал я. Да, решительный разговор с руководством банка все-таки состоялся. Конечно, было нелегко. Но было ли легко Колумбу уходить за океан,  в неизвестность и оставлять дома жену с детьми?  Он только догадывался, что его ждет там, за краем земли… А я знал и хотел подарить людям надежду и свободу. Именно поэтому я не забывал о других тетрадях. Конечно, после нашей работы мир становился немного чище. Но ездить на громыхающих железных коробках, когда можно обойтись совсем без них? И я начал готовить Речь. Теперь, когда за мной стояли десятки обеспеченных людей – владельцев «исправленных» машин, я был уверен, что меня выслушают.

Но для начала речь пришлось выслушать мне. Полковник Лэндчестер. Он появился снова. Прекрасно понимая, что только один вид его формы вызовет раздражение, он облекся в штатское. Костюм был  дорогой, но он совсем не шел к его короткой стрижке, резкому голосу и военной выправке. От виски он не отказался и нарочито небрежно бросил свой «дипломат» в свободное кресло.

- Хороший день сегодня, - начал он уверенно-заученным голосом.

Меня покоробило. «Медный лоб», начитавшийся Карнеги и воспринявший его слова как служебную инструкцию – зрелище малоприятное. Мистер Лэндчестер тем временем так же заученно-небрежно развалился в кресле, потягивая выпивку.

- Хороший день и хороший бизнес. Дела идут успешно? – он заговорщицки (как ему показалось) подмигнул мне. М-да, бедняга. Он-то воображал, что это и есть «установление атмосферы дружеского доверия». Лучше бы он пришел в форме.

- Жаловаться не приходится, - вообще-то я не сомневался, зачем армия Соединенных Штатов нанесла второй визит. Но интересно, а как он к этому подойдет?

- Доход приличный, - с готовностью подхватил он, - но… Хлопот тоже много… Проблем… Послушайте, а не хотели ли бы вы решить всё одним махом? – И опять его идиотское подмигивание!

Это стало мне напоминать кокетство старой девы – одно из самых неприятнейших зрелищ во Вселенной…

- Сэр, я люблю работать, люблю приносить пользу людям! – я отрапортовал это, словно новобранец на плацу.

Полковник вздрогнул. Вся его доморощенная дипломатия явно не работала. Но, очевидно,  у него был приказ.

- Сэр, вы заинтересованы в крупных заказах?

- Со стороны гражданского населения, - мягко поправил я.

Мистер Лэндчестер хлебнул виски. Его опережали на шаг. Надо было менять стратегию или признаться в поражении. Но возвращаться проигравшим он не мог.

- А я и представляю гражданское население, - вдруг весело сказал он.

- Мы, группа мирных граждан, желаем переоборудовать свои «вездеходы». Знаете ли, мы увлекаемся охотой, рыбалкой… И так неудобно таскать все эти канистры…

Он вытащил местную газету, где уже успели напечатать хвалебную статью о друге природы, избавляющем нас от бензинового кошмара. Черт, я не ожидал такого хода от этого служаки. Да-а, кажется, его все-таки кое-чему научили.

- Мы любим нашу природу, наши реки, леса, озера. Мы хотим, чтобы они были чистые. Послушайте, я предлагаю вам захватывающие перспективы. Среди мирных граждан, о которых я говорю, есть ОЧЕНЬ состоятельные люди. И если вы выполните свою работу на должном уровне, то они будут рекомендовать вас…

«Интересно, - вдруг подумал я, - а почему они не могут просто выпотрошить «исправленный» автомобиль? Думают, что есть секретный элемент? Они же не представляют мир без секретов» Было бы неправдой сказать, что мне не нужны были деньги. Вопрос был в том, какие это будут деньги.

- Послушайте, полковник, - я тоже повеселел, чем очень его удивил, - помните, как заставляют бежать осла? Вешают впереди на палке морковку. И как бы быстро ослик не бежал, морковка все равно будет бежать быстрее. Ослик не может увидеть палки, а если и увидит, то не сообразит. А я…

- Сообразил? – он все еще не понимал.

- А я не ослик. И я понимаю, кто будет тогда управлять фирмой. Так сказать, поворачивать морковку и указывать куда бежать. Я решаю, какие клиенты нам подходят, а какие нет. Увы, мой друг, я вынужден вам отказать.

- Что?!

- Да, да. Я  не берусь выполнить ваш заказ. Боюсь, не справлюсь, - и я сокрушенно покачал головой.

Вежливость с полковника слетела тут же.

- Сэр, - его резкий тон мне совсем не нравился, но, по крайней мере, сейчас Лэндчестер был настоящим, - разве ВЫ не желаете блага НАШЕЙ стране? Разве ВЫ не хотите укрепить НАШУ безопасность, НАШУ оборону, поддержать НАШУ армию? Мы намерены использовать ваше изобретение для создания совершенных машин, благодаря которым мы совершим рывок вперед. Подумайте, о наших парнях. Разве вы хотите, чтобы они горели в танках, защищая свободу и демократию? Подумайте и еще раз все взвесьте. Я подожду.

Повисла пауза.

- Нет, - просто сказал я. – Я не хочу укреплять ВАШУ армию и ВАШУ безопасность.

- Нет?! Ну что ж, сэр, вы сами выбрали этот вариант. Мне очень жаль, но я вас предупреждал.

Странно, но полковник не производил впечатление удрученного человека. Последние слова он сказал так, что ясно слышалось: «Ничего, ничего. Подождем. А все-таки наша возьмет». Но вслух он не сказал более ни слова. Молча поднялся, молча поставил стакан, молча пошел к выходу и молча закрыл за собой дверь.

Признаться, сердце у меня было не на месте. Пугала неизвестность. Кто может сказать, на что способен рассерженный лев? Но время шло и ничего не происходило. Мы работали, развивались и я постепенно стал забывать о нашей встрече, поскольку дела шли успешно. Может даже слишком успешно. «Аква ойл» начала выходить в первую национальную десятку. Наши представительства были в двадцати пяти штатах, а число автостанций дошло до восьми тысяч. Экологи грозили, что скоро на Земле останутся одни пустыни, а вся вода будет сожжена в моторах. В бесконечных ток-шоу обсуждали, что такое для среднего американца переход на водяное топливо.. Мы стали Явлением. Но что-то царапало меня, когда наш департамент рекламы в своих роликах подчеркивал, что только наши водяные автомобили – настоящие. Конечно,  бизнес есть бизнес. Надо делать так, иначе с тобой не будут иметь дело. Но…

Да, дела пошли успешно. Неожиданно и для нас и для них. Они этого не учли и, наверное, поэтому  решились на грубые действия. В тот несчастный вечер я, как всегда пришел с работы домой, где меня никто не ждал. Увы, руководящая должность не столько почет и деньги, сколько заботы, заботы, заботы… Так что Сьюзен с детьми уже давно гостила у мамы. К счастью.

Устало плюхнувшись на диван, я машинально включил телевизор. Замелькало разноцветье рекламы, потом начались новости. Пошли происшествия. Где-то какой-то идиот не справился с рулем собственного трейлера и рухнул с моста в реку. Диктор бубнил что-то про полицию. Вдруг сделал паузу и сообщил, что грузовик был с водяным мотором.
И с этого дня как будто прорвало. Ежедневно где-нибудь машины падали, сталкивались, взрывались. И какая-нибудь где-нибудь обязательно оказывалась с нашим модифицированным двигателем. Неудивительно, что вскоре к нам поступил по этому поводу запрос от Национального общества потребителей. Разумеется, мы с негодованием отвергли все претензии. Потом 
пришло письмо. Некий Джон Смит (имя настолько вымышленное, что сделано это было явно нарочно) соглашался купить «Аква ойл» по цене раз в десять ниже той, которую мы тогда стоили. Вообще-то я не очень бы привязан к компании. Я-то знал, КАК мы можем передвигаться. Но Речь была почти готова, и я был уверен, что  слова президента одной из ведущих компаний  в Конгрессе будут слушать, а слова просто мистера Мак-Доннела – нет. Это точно. К тому же, меня возмутила анонимность послания. К черту, господа! Запугать меня не выйдет! Если я и продам фирму, я сделаю это по настоящей цене! И я постарался забыть о письме.

… На сей раз не было никаких типов на крыльце и громилы-шофера за рулем. Все было проще и буднично. Национальное общество потребителей подало на нас в суд, заявив, что мы не проводим испытательные тесты машин после переоборудования, а, следовательно, подвергаем жизнь граждан опасности.

А на следующий день я услышал от секретарши, что меня хочет видеть некий господин, готовый решить наши проблемы. Что ж, я не очень-то удивился, увидев знакомый бобрик. «Стервятники слетаются. Решили, что корова уже сдохла? Не рано ли?», - думал я, приглашая Лэндчестера в свой кабинет.

Он, видимо, решил, что плод созрел и особо церемониться нечего.

- Плохие времена, Тимоти, - голос его был весьма фамильярным. – Суд – штука не из легких. А если проиграть…

Он причмокнул губами и покачал головой.

- А если выиграть? – надо было поставить его на место.

- Выиграть? Ну-у, это сложно, очень сложно…

Он замолчал. «Кончай эту тягомотину! – чуть было не заорал я. – Говори, зачем пришел и проваливай!» Он как-то почувствовал это, потому что вздрогнул и выпрямился:

- Сэр, я пришел сделать вас последнее предложение. Вы соглашаетесь продать компанию и ваше ноу-хау, а я обещаю, что никакого суда не будет. «Аква ойл» исчезнет и никто никогда не вспомнит о ней. Само собой, вы начнете новую жизнь. ВПОЛНЕ ОБЕСПЕЧЕННУЮ.

М-да, он даже не догадывался, ЧТО для меня было важным. Это дело приобрело общенациональный характер. Заседания должны были транслироваться в прямом эфире. Лучшей трибуны мне было не найти. Но объяснять это сидевшему напротив меня «медному лбу»? Не мечите бисер перед свиньями – воистину справедливые слова.

- Полковник, вы третий раз предлагаете мне сделку и я третий раз говорю вам «нет», - я говорил медленно, с расстановкой словно надиктовывал. – По-вашему, я плохой гражданин. Я не патриот своей страны, я не забочусь о ее безопасности. Ладно. Но патриоты ли те, чьи мысли заняты лишь одним – убить? Мы называем людей врагами. Назвав их так, мы разрешаем себе их убить. И чем больше, тем лучше. А для этого нам нужно оружие, много оружия. Оружия все более совершенного. Оружия, которое может убивать все больше и все лучше. Оружия, которое способно думать и убивать уже само…. А вы не боитесь, что однажды оно взбунтуется и будет убивать вас? Еще недавно вы расстреливали из пушек индейские стойбища, а теперь будете давить своими водяными танками нищих арабов. Нефть уже вам будет не нужна.

Полковник дернул щекой. Все-таки, кажется, я его задел.

- Прощайте, мистер Мак-Доннел. Теперь мы встретимся в суде.

- Прощайте, полковник. Извините, успехов пожелать не могу. Сами понимаете, почему.

Я не буду здесь рассказывать об обычной судебной процедуре, подборе присяжных и прочем. Я был озабочен лишь своею речью и меня мало трогало, что дело неуклонно клонится к обвинению. Поэтому я мало предпринимал попыток спасти положение, чем вызывал ярость Гонсалеса, нашего адвоката. Он-то был уверен в выигрыше. Недаром он получал в нашей фирме больше всех.  Для меня же главным было одно – Речь. Успеть ее сказать. Между прочим, сам не понимая зачем, я написал еще один рассказ по тому же рецепту. И, что удивительно, успех его был таким же.

Время прошло быстро. День Речи настал. Я поднялся со скамьи и расправил листки:

- Ваша честь, уважаемые присяжные! Я обращаюсь к вам. И к всем тем, кто сейчас видит и слушает нас…

Странно. Говоря слова, я одновременно и оценивал себя со стороны. Так что, таким началом я, безусловно,  заинтересовал публику. Потом я вспомнил о Колумбе и его поисках страны мечты. Потом я выдержал паузу. Все, что случилось ранее и происходило сейчас, было лишь подготовкой моих последующих слов:

- Я принес вам новый мир. Мир без войн, грязи и голода. Мир, открытый Космосу. Мир, равноправный во Вселенной. Мир, где всем нам хватит места и пищи…

Тишина в зале была абсолютной. Слышался только шум моторов проезжавших мимо здания суда машин. «Интересно, водяные они или нет?» – вдруг мелькнуло у меня.

- Я  знаю, о чем говорю. У меня есть несколько проектов, которые в корне изменят нашу жизнь. Мы избавимся от пробок – проклятия мегаполисов. Мы накормим Африку, мы получим доступ к руде на астероидах. Не нужно будет уродовать землю в поисках металлов… Переделка машин – это всего лишь проба сил перед тем великолепным разбегом, который нас ожидает.

Я вытащил свои тетради и положил на их стопку ладонь:

- Вот здесь будущее человечества. Будущее, которое начнется сегодня, если мы захотим в него поверить…

Я обвел взглядом зал и ничуть не удивился, увидел мистера Лэндчестера. Мне даже показалось, что он подмигнул мне.

Я не стал подробно говорить о содержимом моих тетрадей. Я давал лишь краткое описание. Но и это звучало как пересказ фантастического романа. Только в отличие от фантастики это было вполне доступным.

- Однажды наш предок преодолел в себе страх. Он оседлал бревно и пустился на нем вплавь. Он сделал то, что доселе считалось невозможным. И сколько раз после него находились люди, ломавшие предрассудки и делавшие невозможное возможным. Ведь благодаря именно им сегодня мы получили все наши блага…

Председатель внезапно прервал меня:

- Скажите, вы тестировали ваши машины после переделки или нет?

Мне показалось, что в меня выстрелили. Потому что действие этих слов
было таким же. Неожиданно и оглушающе. Спросить об этом после ТАКОЙ речи! Повисла угрожающая пауза.

- Нет, - наконец выдавил я.

- Ну вот, видите! – с явным облегчением воскликнул прокурор. – Мне тоже хотелось бы кое-что уточнить Ведь это вы являетесь автором парочки не самых плохих научно-фантастических рассказов, в которых изложили примерно то же самое, о чем вы только что нам с таким жаром говорили?

Отрицать очевидное было глупо. Я вздохнул и сказал «да». В зале поднялся шум. Внезапно боковым зрением я увидел как какой-то человек, не обращая внимания на возгласы и предостережения, быстро шел по центральному проходу прямо ко мне. На ходу он что-то доставал из кармана. «Пистолет?!». Помню, что я не испугался, а  удивился. Честное слово, я от них не ожидал такого грубого конца в виде маньяка-убийцы. Но человек достал блокнот и ручку.

- Ваша честь, - еще издали громко заговорил он, показывая блокнотом на меня, – разрешите мне взять автограф у этого человека. Я литературный критик. Я прочел его рассказы и заявляю, что перед нами настоящий писатель…

Я  дернул головой и случайно наткнулся взглядом на полковника. Сэр Лэндчестер сиял. Да-а, в отношении его я ошибся… Едва я успел расписаться в блокноте, как услышал:

- Прошу присяжных пройти в свою комнату для совещания.

Ну вот и все. На мгновение мне стало противно и тоскливо. Эти люди! Разве они заслуживают лучшего? Да как они смеют судить о том, чего не знают и не могут понять?… Потом настала опустошенность. К черту все. Не понимаете, не желаете, не хоти те. Вы привыкли жить в этом болоте, и я вам не нужен. Так привычнее, безопаснее. Что ж, Колумб умер в безвестности. Никто  не знает где его могила. Вот чем люди всегда платят «возмутителям», тем, кто «взрывает» старое общество…

Может быть, я слишком устал или может это была разрядка после напряжения, но решение суда, приговаривающее «Аква ойл» к крупному штрафу и одновременно назначающее комиссию для изучения моих тетрадей, я выслушал совершенно равнодушно. Ничто не возмутилось во мне вечером, когда я скользил взглядом по заголовкам газет: «Начинающий писатель-фантаст переделывает Америку», «Наше будущее уже определено?», «Мак-Доннел собирает материал для книги?»…

Затем было заседание комиссии. Я удалился с часами в соседнюю комнату и вышел оттуда с теорией трансмутации ядер. Последовали два томительных дня и чтобы как-то убить время я снова взялся за перо. Ну а потом комиссия объявила, что мои материалы нуждаются в дополнительном изучении. Поскольку же речь идет о жизни людей, то она до окончательного выяснения вопроса не рекомендует пользоваться «водяными машинами».

Потом мне предложили месяц отдохнуть на этом островке. Я согласился, понимая, что «Аква ойл» вряд ли выживет. (Она протянула еще два месяца). А когда месяц кончился  трое террористов-смертников на машинах», начиненных динамитом, таранили президентский кортеж. По непонятным причинам, одна машина взорвалась еще до выхода в атаку, а водителей оставшихся двух охрана успела застрелить до того, как они смогли нажать на кнопку. Моторы автомобилей-торпед были «водяными». И… я остался.

Скорее всего, я отсюда не выберусь. Я многое знаю, о многом догадываюсь. НО.. часы со мной. Я продолжаю записывать. В конце концов, если из меня не получится писатель, то может Голливуд возьмет мои идеи. Пусть хоть с экранов кинотеатров зазвучат слова о новом мире, о дивном новом мире…

Люди, не захлопывайте дверь в Будущее, которую я случайно открыл! Ведь когда-нибудь мы все-таки войдем в нее.