Журавлиное утро

               
Из  сборника «Полёты во сне и наяву»Борис Кирьяков.Изд.   Altaspera Publishing; Канада.2014г
 Заказ. *

  ЖУРАВЛИНОЕ УТРО.
Доброту и надежду прикосновения  счастья несут человеку встречи с этими птицами.
Пять лет, как сподобилось  обрести хибару в деревне, с  соседом по ней,  провожали небесных друзей, уходящих клиньями,  весной  -  на север, осенью – на юг.
     Ничто не привлекало их в наших местах. Но последней осенью ушедшего века они навестили нашу деревушку, раньше всех из окрестных селений встречающую солнце.
   К сожалению, все речки  в округе миновали деревню. Только,  у основания   холма, где она устроилась, с весны  на  юге и  востоке,    накапливаются  два крошечных озерца с застоявшейся водой.      
   Одно круглой большой  чашей украшает поле.   Другое озерцо, Алёнкиным прудком, спряталось  в лесу,  у опушки, под ярусами  ивняка, ольхи и берёзок .  Лето  прячет оба озера   под  зелень кувшинок и тины. Сверху и у бережков вода тонким слоем  прогревается, а внизу, на глубине, в том и другом озере, она    остаётся ледяной в самые жаркие летние дни.
      Во  тьме  прохладной осенней ночи, у счастью без дождя,  "Алёнкино"  озерцо подарило мне   желанную  встречу,  в сущности своей совершенно случайную. Тем удивительнее мгновения всепоглощающего счастья, умиротворения  самых ершистых мыслей, когда, кажется, не зря прожита жизнь, и  впереди  видится ясный, чистый и вместе – таинственный  свет  надежды  на будущее.
                *
      Вечерняя электричка  Киров – Шахунья тихо нашуршала  и выстукала мне колыбельную песню. Вместо остановки «907– й километр», старожилами, зовущаяся почему – то «Доярка»,  мне пришлось  выйти в пяти километрах   от неё. Путь недалёкий, но «темнело не в десять, а в восемь» - сентябрь. Под  жёлтым конусом света станционного фонаря толпа личностей пиратского вида, направила подзорную трубу своего внимания на мой увесистый рюкзак: « Может помочь, папаша?».
      Настораживающая учтивость, предстоящее путешествие в темноте, добавили холодка под ложечку, жарку  в голову  и быстроты ногам. Ускользая от света, достал карманный приёмник, вытащил антенну, и помельтешил игрушкой около уха.
    Этим ли, не знаю,  намёком на радиотелефон или  рацию.   ведь мобильников ещё не было ,  получил право на дорогу без попутчиков, в гуашевую синь к чёрной крепости  леса, за которой дремал мой деревенский приют.
И, хотя ночь была безлунна, а путь во тьме - незнаком, через час – полтора на небесном холсте, припудренном звёздной пылью, появились знакомые вершины  осин,  берёз, сосен  около исхоженных мной грибных тропок.
      К запахам хвои и  опавшей листвы  добавился душок болотной гнили, перемежаясь  с прохладцей  низины. Ага, вот чёрное зеркальце обмелевшего за лето  озерца, край высохшего болота, охотничий скрадок между двух белеющих стволов. А там и опушка сквозит синевой!  Через поле, на вершине,  меня ждут: свет, тепло, покой и сон.
      Радостный, что избавился от напастей минувшего дня,  я остановился собрать дыхание. Словно ожидая того, у озера раздался какой – то треск, шуршание, негромкий свист, все вместе показавшееся в тишине  и  тьме ночи,  жутким грохотом.
      Я вздрогнул, но мысль о возможных,  неурочных охотниках чуть успокоила.
       И тут,  громадные тени мелькнули в синих просветах опушки, и  вернулись тихим печальным курлыканьем с поля. Журавли!
     Долетев до дома, я напился чаю,  перелистал  газетные  вырезки  « Окно в природу», многоуважаемого мной   Василия Михайловича. О журавлях он написал особенно здорово.
И  перед рассветом  собрался искать ещё одой встречи с  небесными путниками. Очень верил, что  покинуть  меня глухой  ночью они не захотели.
     Взял старенький «Зенит»,  хотя знал, что  самые   впечатляющие  события моей жизни  не попадают  на плёнку. Вечно забываю щёлкнуть камерой, или боюсь  спугнуть  прелесть и очарование самых счастливых коротких,   минут и секунд. Зато, верная пока   память хранит снимок,  не снятый на камеру, с каждым годом придавая ему  свежесть  с игрой  новых красок, звуков, очарования  до волнения,  заставляющего глубже вздохнуть.
       Едва  синева разбавила  черноту за окном, я отправился к южному склону, откуда  днём виделась вся округа. Пронизывающая  рассветная сырость набросала клочья тумана по  всем  низинам округи . Я вышел  на околицу  деревни, стал ждать.
    Не спеша, проявилась из темноты  густая  зелень озими  ближних и дальних полей.  Острые вершины  крепостей, выстроенных окрестными  лесами ,   рассыпались  на отдельные деревья по ближайшим  опушкам. Солнце ещё не коснулось верхушек, а берёзы, осины, рябинки,  ивняк и ольха по опушкам,   уже  заторопились вернуть тепло и свет, накопленные за лето цыганскими
акварелями не написанных шедевров.   Впрочем, редкие  клочья  облаков над головой,  уже озолотились краями.  Моя надежда на новую встречу,  с журавлями при  утреннем свете,  уплывала и таяла   вместе с ними. Где они прятались, мне было  не понятно. Улететь не могли.
     Их  взлёт  заставил вздрогнуть, как и  ночью. На краю деревни в толпе разросшихся тополей, уткнувшись сгнившими брёвнами  в заросли  одичавшей малины, породистых:  крапивы, татарника, лопухов и пустырника. наводил тоску на округу брошенный дом.
    Озираясь, я стоял спиной к нему, когда   шелест воздуха в перьях коснулся слуха,   повеял  в правую щёку не согретой утренней золотой свежестью. 
       Оттуда, троица птиц   не спеша, поднялась, мне показалось,  едва не задев меня крыльями. Один небольшой, двое  - огромные серые журавля, вытянув  по прямой клюв, шею и ноги,  неспешными взмахами громадных крыльев поднимали себя в небесную синь по пологой горе
      Жизнь   может дарить мгновения, минуты, часы, даже дни  ощущения
счастья,  когда  продрогший дачник согревается мыслью об упругой, невидимой силе, способной поднять в  высоту.
    Детские  мечты о полётах. Тепло материнских объятий. Сколько раз крутануться  вокруг земного шарика хватило бы километров,  которые мне пришлось налетать  в железном нутре крылатых машин? Они в тот миг показались ничем!
Мне кажется, я отдал бы все, всё  в оставшейся жизни своей,  за миг журавлиного полёта Полёт,  с ощущением каждой клеточкой  тела,  золотой да малиновой  утреней прохлады,  и возможностью    догнать стада эдемских барашков, плутающих в голубизне  небесных полей .
Что перед этим полётом, холодный комфорт  в тесноте оплаченных кресел,  с  разместившимся  огромным салонным лицемерием в  вырванном железом у неба  ничтожном кусочке ?
      Троица, по огромной дуге поднялась в солнечную высь. За ней,  появились  две верёвочки  птиц, взлетевших   из разных точек, поля,  зелёного, с седыми плешинам холодной росы. Насчитал одиннадцать, -  в  той, что вела троица. В другой верёвочке подсчитать не удалось, потому что птицы всё время менялись местами, перестраивались, то, обгоняя друг друга, то уступали место в строю.   Уже за лесом, за полотном железной дороги, верёвочки соединились в клин, и ушли на юг.
    Дичавшие много лет, окраинные поля, в  тот год  люди обиходили,   и  осенью засеяли  рожью. Вместо проволочной тимофеевки, выродившегося  клевера  да чахлого разнотравья с мать мачехой, одуванчиками и лютиками поля улыбнулись  нам и птицам нежной зеленью озими. Может, она пригласила  спуститься  небесных братьев, что бы    набраться сил перед дальней дорогой.
      Навестят ли ещё?
      
   2001 год деревня  Заозерица.