Хирург, который любил политику

            


     На старинном  портрете художника Георга Грота изображен дородный мужчина в самом расцвете лет. Круглое лицо, ироничная улыбка в уголках пухлых губ,  букли пудренного парика...  Изысканность позы подчеркнута роскошью покрытого золотым шитьем и орденами мундира.  Таким предстает перед зрителем лейб-медик императрицы Елизаветы Петровны граф Лесток. 
      Надо отметить,  Иоганн Герман Лесток пребывал в  своей  ответственной должности с раннего утра до позднего вечера; случалось ему оставаться в этом качестве и ночью...  Ладно, коли бы дело ограничивалось пускание крови,  изготовлением  слабительных  пилюль или назначением шпанских мушек. Самые важные государственные дела составляли круг интересов придворного лекаря.   Недюжинными способностями необходимо  было обладать заезжему эскулапу,  чтобы достигнуть высших ступеней придворной лестницы. Так кем же на самом деле был  доктор Лесток?

  ***
     Родился будущий лейб-медик в Ганновере 29 апреля  1692 года в семье французского  дворянина,  изгнанного  бесконечными  войнами между  ревностными католиками  с не менее ревностными протестантами,  из родового замка в славной Шампани. Приют семья эмигрантов нашла у более веротерпимого герцога Люнебургского.  Здесь   Лесток-отец  подвизается в качестве лекаря при особе герцога. Семья врача поселилась в небольшом городке Целле близ Ганновера, где вела достаточно скромный образ жизни
    Иоганна был средним между двумя братьями.  Старшего сына отец предназначал к военной службе, и  все скудные излишки доходов лейб-хирурга уходили на содержание первенца. Хотя Иоганн Герман  с детства обнаруживал любовь к приключениям, сочетавшуюся с неукротимым нравом, шансов стать военным у него было мало –  покупка офицерского патента, экипировка  стоили слишком дорого.
   Отец посчитал, что сметливость, наблюдательность,  ясность ума  позволят его второму сыну стать хорошим врачом, а со временем он сможет унаследовать его место придворного врача герцога.
     Однако молодой Иоганн Лесток, усвоив отцовские уроки хирургии, быстро пришел к выводу, что Целле слишком маленький городок  для его обширных талантов. 
Получив благословение родителя и небольшую сумму наличных,  молодой человек отправляется на поиски приключений в Париж. Доподлинно не известно,  чем промышлял Лесток вернувшись на родину предков, но уже через несколько месяцев его следы обнаруживаются в  тюрьме Шателе, где он провел за какую-то шалость почти год. 
Урок, казалось, пошел впрок юному повесе. Выйдя на свободу, Иоганн  Лесток устроился лекарем во французской армии. Однако в те эпоху между  полковым  лекарем  и  офицером французской армии лежала огромная социальная пропасть, перепрыгнуть которую было непросто даже очень смелому и находчивому человеку.
Лесток жестоко страдал не  столько от хронического безденежья, сколько от постоянных и очень болезненных уколов самолюбия. Он лихорадочно ищет путей вырваться из создавшегося положения.
    Кто-то из его товарищей собирался отправиться на поиски счастья в далекую Россию и подговорил Лестока  стать отправиться вместе с ним. В 1713 году Лесток написал секретарю Аптекарской канцелярии по иностранным делам письмо  с просьбой о принятии его на русскую службу. Вскоре он прибыл в Петербург.

       ***

        Очевидно, Лесток действительно был неплохим хирургом. Свидетельством тому его успешный дебют в России,  где  экзаменовал Лестока сам Петр I, почитавший себя изрядным врачевателем. Ловкость, с  которой  Лесток  «отворял кровь», открыла ему двери к царскому двору.  Новый врач пришелся по нраву царю:  ловок,  красив, приятен в обращении. К тому же,  Лесток знал несколько языков и  на  всех  был изрядно краснречив.  Царь не только принял француза на службу, но, минуя шесть других ранее прибывших иностранных  медиков, определил его лейб-хирургом.
     Молодой хирург быстро освоился  на новом месте.  Петр любил людей бодрого и веселого нрава, умеющих соединять дело и потеху, а в Лестоке эти качества великолепно гармонировали, да и случаев продемонстрировать светские таланты  предоставлялось великое множество. Ассамблеи, торжества, балы - маскарады следовали непрерывной чередой, и на каждом празднике приносились обильные жертвы на алтарь богине Венере и Ивашке Хмельницкому. Так что без работы Лесток не оставался.
    Незаменимый Лесток попал в  число  придворных,  сопровождавших Петра и    Екатерину  Алексеевну в путешествии по Европе в 1716 году.  Постоянные встречи с Екатериной дали Лестоку случай показать себя  с выгодной стороны и внушить к себе расположение подруги царя. В поездке хирург подружился с любимцами  Петра I – Павлом Ягужинским и  гофмаршалом  Дмитрием  Шепелевым.
Особенно  сдружила  троицу страсть к всевозможным  скандальным шалостям.  В Данциге общими усилиями они умудрились украсть у  местного вельможи свору борзых вместе с псарем;  а в Шверине - лучшую собаку из охоты фельдмаршала Шереметева.  В  ответ на жалобы  Екатерина отвечала,  что «похищение собак - не есть воровство». Подобное суждение основывалось, надо полагать, не столько на принципах справедливости, сколько  на симпатии к хирургу,  сумевшему за время путешествия стать своим человеком в царской семье.
     Но затем  фортуна на какое-то время повернулась к нему спиной. Причиной стала страсть француза к амурным приключениям.  Настоящий скандал разразился  в апреле  1719 года. Все случилось   из-за  «неосторожного поведения»  доктора  с  семейством придворного шута Д^Акоста.  Злые языки утверждали,  что Лесток умудрился вступить в связь с женой шута и тремя его дочерьми. Конфликт закончился банальной дракой, после которой  любвеобильного  хирурга  выслали в Казань.  Эта ссылка длилась до вступления на престол  Екатерины Алексеевны, которая  простила  Лестоку старые провинности.
     Иоганн возвращается в Петербург, где  получает должность лейб-хирурга  при цесаревне Елизавете, дочери Петра I. Энергичный, элегантный француз быстро становится незаменимым человеком для цесаревны. А если добавить к этим достоинствам мастерство, с которым он плел интриги в пользу своей госпожи,  собирал пикантные сплетни, то не трудно понять, как его ценила «дщерь Петра».
     Не забывал он и лекарского дела. Кровопускание  тогда  почиталось лучшим  лечебным средством от большинства болезней. Показания к процедуре определялись хирургом частенько в соответствии с толщиной кошелька пациента и его положением  в обществе. Умение ловко манипулировать ланцетом  приносило Лестоку немалую прибыль. За каждый сеанс кровопускания цесаревна Елизавета, большая поклонница этого вида терапии, щедро платила своему хирургу.  Об этом свидетельствуют документы, относящиеся к периоду, когда Елизавета уже стала императрицей:   «1744. Апреля 7 дня, Ее Императорское Величество изволила пускать из руки кровь. Оную кровь пущал действительный тайный советник и Ее  Величества первый лейб-медикус господин Лесток...  Ее Императорское Величество изволила пожаловать господину  лейб-медикусу  за благополучное пущение  Ее  Императорскому  Величеству  крови того 7 числа Апреля, пять тысяч   рублев».
               
     ***

      Но все-таки, признаемся честно, вряд ли глубокоуважаемый лейб-медикус Иоганн Герман Лесток сделался бы героем  нашего рассказа только благодаря своим профессиональным заслугам. Да и не сохранили бы анналы истории особого упоминания  об  одном  из  бесчисленных придворных врачей,  тучами круживших при  дворах русских царей, коли бы не имел он одной слабости: очень уж любил хирург политику.
     Восемнадцатый век ввел  в  моду  дворцовые  перевороты,  скоро ставшие привычным делом в России.  Простота достижения власти путем заговора не могла не кружить пылкие головы,  в изобилие  встречавшиеся тогда подле трона. И одним из самых отчаянных среди них был Иоганн Лесток.
    Тотчас после  смерти  Петра II в январе 1730 года  он представил цесаревне  Елизавете Петровне подробный план захвата престола. Но политическая ситуация сложилась так,  что  императрицей стала племянница Петра Великого - Анна Иоанновна.
 Шли годы,  был  построен и растаял Ледяной дом,  сочинял вирши Василий Тредьяковский,  расцветал  гений Михайло  Ломоносова, а дочь  Петра I по-прежнему оставалась на третьих ролях смешного провинциального театра, каким виделся иностранцам петербургский двор.
Бесчисленные придворные интриги, то приближали  Елизавету к трону, то грозили ссылкой, монастырем, а подчас и тайной, скорой смертью, о причинах  коей строить догадки не рекомендовалось.   
    Про обстоятельства  восшествия Елизаветы на престол существует обширная литература,  сохранились воспоминания современников, донесения дипломатов.  Многие  из  этих  документов были опубликованы в русских исторических журналах, легли в основу авантюрных романов. И в большинстве из них подчеркивается   роль доктора Лестока, которую он сыграл  в этом важнейшем для России событии.
Лесток не был инициатором переворота, однако нельзя не оценить ту роль, которую выпала на долю французского искателя приключений в этом эпизоде отечественной истории. «Не Лесток выдвинул Елизавету, как возможную императрицу России, и не он, конечно, организовал тот заговор среди гвардейцев, который явился главной движущей силой события, и не лейб-хирург из ганноверцев мог раздувать русское национальное чувство, возмущавшееся засильем иноземцев в правление Анны Леопольдовны, - писал историк В. Фурсенко. - Но зато ему было на руку возрастание значения Елизаветы, а вместе с нею и ее придворных, по мере роста надежд цесаревны на престол. Выгодно ему было увеличение числа сторонников Елизаветы, — будут ли они среди гвардии, Двора, дипломатического корпуса или русской знати. Сам же Лесток тоже мог пригодиться каждой из групп, желавшей видеть Елизавету на престоле, так как по роду своих занятий он посещал массу домов, мог легко и без подозрения со стороны властей передавать известия от одного заговорщика другому и, что важнее всего, имел постоянный доступ к цесаревне. Вследствие знания иностранных языков особенно удобен он был для интриганов из иноземцев».

                ***
     Итак, Санкт-Петербург, ноябрь 1741 года... На российском троне после смерти императрицы Анны Иоанновны  волею судеб оказался  годовалый младенец Иоанн Антонович,  названный императором Иван VI. Правительницей России  до  совершеннолетия  мальчика стала его мать  Анна Леопольдовна принцесса Брауншвейг-Люнебургская, племянница умершей императрицы.
     Лесток, по поручению Елизаветы Петровны, установил тесные  контакты с посланником французского короля маркизом Шетарди.  При свиданиях  с маркизом Лесток не жалел слов, рассыпаясь в признательности  королю  за моральную поддержку Елизаветы. Затем хирург перешел к более реальным вещам. Дружески обняв маркиза, Лесток поделился своими клиническими наблюдениями:

     -   Мой  друг,  скажу по секрету:  государь Иоанн не долго будет занимать трон:  он слишком мал для своего возраста, с некоторых пор у него стали обнаруживаться признаки сокращения нервов. Бедного малютку мучают запоры с самого рождения и никакое известное средство не способно  разбудить в  его организме обычных отправлений.  Поверьте моему опыту, дорогой маркиз,  младенец непременно умрет от первой сколько-нибудь значительной болезни. К чему обрекать державу на тягостное ожидание подобной беды?  Избежать великого смущения умов  можно  только  при скором воцарении законной наследницы и дочери государя Петра  Великого,  моей обожаемой повелительницы Елизаветы Петровны.

     Заметим, что  профессиональное чутье  на  сей  раз  подвело доктора Лестока: Иоанн VI прожил в темнице еще почти двадцать три  года,  а  непосредственной причиной его смерти  послужил  чудовищный  удар палашом по голове в ночь на 5 июля 1764 года,   при неудачной попытке подпоручика Василия Мировича освободить заключенного монарха.
     Посланник французского короля был склонен поддержать дворцовый переворот в пользу Елизаветы Петровны, хотя до поры до времени дипломат  решил выдержать паузу и не спешить с реальной финансовой помощью. Однако контакты Лестока с Шетарди не остались без внимания тогдашних «контрразведчиков». Решался вопрос о времени ареста предприимчивого доктора. Было решено воспользоваться уходом на маневры гвардейских полков,  симпатизировавших  Елизавете Петровне.
          
                ***
 
     25 ноября 1741 года Лесток в крайне удрученном состоянии сидел в трактире Иберкамфа на Миллионной,  славящийся свежими устрицами, вином и всякой модной всячиной - от парижских париков до венских  карет,  - которую  здесь  можно было выгодно купить.  Но в тот студеный ноябрьский день лейб-хирургу было не до  гастрономических  забав  и роскошных обнов.  Лесток уже ощущал солоноватый вкус крови, а спина  мучительно заныла в предчувствие кнута.  Успех  предприятия  решали часы, а может, и минуты.   
        Ах, Лесток,  Лесток - сколько талантов соединилось в этом человеке... Он требует бумагу,  перо и молниеносно рисует весьма забавную картинку: игральную карту с   червовой дамой.  Но очень уж  странной получилась та дама червей: с одной стороны - монахиня, окруженная орудиями пыток;  с другой - царица на троне со скипетром и державой. И трогательная деталь:  у обеих персон удивительно схожие лица. Недаром Лесток слыл за недурного рисовальщика. Конечно же, на карте была изображена   Елизавета Петровна.
    С этой игральной картой он скачет во дворец к цесаревне  и застает Елизавету в слезах, уже  смирившуюся с мыслью о скором аресте. Был ли когда-нибудь более красноречив хирург, чем в эти критические минуты? Он надевает цесаревне орден святой Екатерины,  дает в руки  большой  серебряный крест с распятием и буквально вталкивает  в сани.  Несколько ближайших сообщников располагаются рядом.
     - В гвардейские казармы! - приказал Лесток.
    Солдат, увидавший подъехавшие сани,  с испуга забил тревогу, но, подбежавший Лесток,  ударом кулака разорвал барабан.  На шум из казармы сбегались солдаты. Елизавета вышла из саней.
     -  Вы знаете, чья я дочь, готовы ли вы пойти за мной?
     - Да, матушка, приказывай!
     - Клянусь  в  том,  что  умру за вас.  Целуйте и мне крест на том. Но приказываю, не проливайте напрасно крови!
       Так, или почти так, описывают события ночи 25 ноября 1741 года современники, и все они отдают должное мужеству и решительности Лестока.

       ***

       Началось царствование Елизаветы Петровны.  Каждому было воздано по заслугам:  кто примерял ордена,  а кто отбывал в ссылку или дальние вотчины.       Анна Леопольдовна,  ее муж - принц Антон-Ульрих Брауншвейг-Люнебургский, их дети, в том числе, младенец-император Иоанн VI, были взяты под крепкий караул и сосланы сначала в  предместье Риги -  Дюнамюнде, затем, в 1744 году, в Ораниенбург, а после подальше от границы, на север страны — в Холмогоры, где маленький Иван был полностью изолирован от родителей.
     Иоганн Герман  Лесток за «особливые и давние заслуги и чрезвычайное искусство»  был жалован  первым лейб-медиком,  действительным  тайным советником, главным  директором  над Медицинской канцелярией и всем медицинским факультетом при окладе в семь тысяч рублей. Кроме того,  с этим  званием  соединялись выгоды «свободной квартиры и от дворца кареты и потребными к тому служителями».
    Свое возвышение Лесток  мог бы почитать за великое счастье -   оно давало  и солидное общественное положение,  и  почет,  и деньги. Он получал возможность трудиться на лекарском поприще, к которому был расположен, принося пользу новому  отечеству.
    Но доктор  уже испытал вкус к политике - отравы,  погубившей многих замечательных людей. Жажда власти и честолюбие стали отныне определять мысли и поступки Лестока. Он возомнил себя  первым вельможей и главным советником молодой императрицы. Не без его усилий  по Европе распространилось много слухов о выдающемся положении  французского  лекаря  при русском Дворе и его влиянии на Елизавету.  Первым обратил внимание на Лестока прусский король Фридрих,  предписавший своему послу в Петербурге барону Мардефельду собрать информацию о  некоем хирурге, которого ему изобразили большим фаворитом,  пользующимся исключительным расположением императрицы.   
     На ловца и зверь бежит: Лесток с превеликим удовольствием принял от Мардефельда пятнадцать тысяч  рублей единовременно и согласился за дополнительный пансион в  четыре тысячи целковых  посильно радеть об интересах Пруссии.   
Не отставали от Фридриха и другие монархи:австрийский император Карл VII, добиваясь расположения фаворита,  жалует ему графский титул; маркиз Шетарди испрашивает  у  своего  короля  солидную сумму для Лестока, ставя перед лейб-медиком лишь одно условие -его политические симпатии должны быть  на стороне Франции.
    Милостей Лестока добивались не только  иностранные  дипломаты: писем отечественных корреспондентов с просьбами,  униженными заверениями в дружбе и любви приходило такое великое множество, что пришлось завести специального секретаря для разбора почты.
    Некоторое время бурная деятельность Лестока безнаказанно  сходила ему  с рук среди полной неразберихи,  царившей во власти после  ноябрьского переворота 1741 года. Государственные мужи пытались навести хотя бы видимость порядка в управление  державой, причем каждый действовал на свой страх и риск. Когда, наконец, главные правительственные учреждения были сформированы,  началась непримиримая  борьба за власть  и  влияние между придворными партиями. Конечно же, Лесток не мог остаться в стороне.
                ***

     Скоро при дворе  императрицы сформировались  две  отчаянно враждовавшие между собой  партии.  Во главе одной стоял тонкий  дипломат,  вице-канцлер граф Алесей Петрович Бестужев-Рюмин.  По нелицеприятной характеристике современника, «был он ума разборчивого, приобрел долговременною опытностью навык в делах государственных,  был  чрезвычайно трудолюбив;  но вместе с тем горд, хитер, мстителен, неблагодарен и жизни невоздержанной». 
      Вторая партия была сильна Лестоком.  Стороны придерживалась диаметрально противоположных взглядов  на  все  существующие проблемы, но особенно остро расходились они в вопросах внешней политики. Бестужев придерживался курса на союз России  с  Австрией.    Лесток  был ярый сторонник Франции,  французских луидоров и маркиза Шетарди. 
   Союз с  Австрией  предполагал  надежного  партнера  в борьбе с Пруссией. Альянс с Францией,  на котором настаивал Лесток,  позволял   поднять пошатнувшийся международный авторитет  России и укрепить благосостояние самого доктора.
Обе партии боролись,  искали союзников, интриговали и провоцировали друг друга.  Как известно, для большой политики иной раз бывает чрезвычайно  нужна маленькая победоносная война или,  на худой конец, вовремя раскрытый заговор супротив государя и отечества.
     А если настоящего заговора не существует в природе,  кто может помешать умному человеку изобрести его? А уж в уме Лестоку никто не отказывал...

                ***

     В воскресение, 17 июля 1743 года, поручик лейб-кирасирского полка Яков Бергер устраивал отходную пирушку по поводу отъезда из столицы в Соликамск, куда он отправлялся начальником караула над сосланными туда в свое время сторонниками низложенной правительницы Анны Леопольдовны.
     С нелегким сердцем ехал поручик в Богом забытый  городишко  на краю света.  Может,  и вино по этой причине не пьянило бравого гвардейца, чего нельзя сказать о его  собутыльнике  и  давнем  приятеле подполковнике Иване Степановиче Лопухине. Выпили приятели изрядно и отправились к Лопухину домой  потолковать на прощание перед разлукой.
   
   -  Не токмо беседы там вести не с  кем;  человека,  мало-мальски образованного, в поганом Соликамске не сыщешь, - сетовал Бергер.
     - Полно печалиться,  - утешал приятеля Иван Лопухин. - Ныне веселье никому на  ум не идет.  Вот хотя бы я про себя скажу:  при дворе Анны Леопольдовны был я камер-юнкер в ранге полковника.  А ныне определен в подполковники,  да и то сказать, сам не ведаю, по какой такой службе.
   
  Друзья выпили, закусили, пригорюнились пуще прежнего.
    
- А гляди-ка,  друг Бергер, что государыня творит, - печалился осоловевший Лопухин, - в Царском Селе с разными непотребными людишками напивается аглицким пивом до бесчувствия. А ей ведь,  по ее  незаконорождению,  и императрицей-то быть нельзя. Сам ведаешь, за три года до свадьбы государя Петра на Екатерине  Алексеевне  она  была рождена.  Пора бы дело свершить, да государя законного на трон возвести.  Караул, что императора  Иоанна стережет очень к нему склонен.  А канальям-гвардейцам супротив нас нипочем не справиться.
    Протрезвевший Бергер  со страхом внимал приятелю.  А того несло все дальше:
   
   - Будет в скором времени великая перемена. Мне батюшка, Степан Васильевич, из Москвы, куда его выслали, отписал, чтоб я никаких милостей у государыни не искал. Жди, мол, все и так вернется.  Потому и мать моя ко двору носу не кажет.

     Поручик Бергер понял:  поездка в Соликамск отменяется. Следующим утром,  прихватив в свидетели майора Фалкенберга, он поспешил к Лопухину похмелить приятеля. Долго уговаривать продолжить пирушку не пришлось.  Не проспавшийся, осоловевший Иван, хватив стакан вина, охотно вернулся к вчерашним разговорам о политике.
 
   -  Все нынешние управители государства никуда не годны,  - размахивал руками Лопухин. - Вспомните, какие орлы прежде были. А ныне только один Лесток - проворная каналья.  Дело за небольшим: освободим царя Иоанна, посадим его на престол и заживем превесело. Король прусский Фридрих нам поможет.  А Лестока - в Сибирь, в Соликамск, в кандалы! - храбрился Лопухин.
     - Скоро ли сия чудесная перемена  случится?  Может, с кем заранее переговорить стоит? - подлил масла в огонь Фалкенберг.
     - Скоро случится,  не бойтесь.  А поговорить можно, пожалуй, с австрийским посланником маркизом Боттой.  Он императору Иоанну  Антоновичу благожелатель... Надоело жить под бабьим правлением.
     Сказав последние слова, Лопухин уткнулся носом в рукав и захрапел. Собственно, свою роль он сыграл, и мог пока почивать. Скоро за ним придут  и более спокойно спать ему не доведется...
     Бергер и Фалкенберг скорым шагом направились к особняку Лестока. Постучав в дверь,  они просили лакея немедленно доложить графу, что имеют сообщить ему тайну государственной важности.

                ***

      Арестованный Лопухин  не  стал запираться на допросе,  полностью признав свою вину. Он тут же оговорил свою мать -  Наталью Лопухину - давнюю неприятельницу Лестока, якобы, обсуждавшую план переворота с австрийским посланником  маркизом Антоном Отто Боттой и своей подругой Анной Бестужевой-Рюминой.
      Лесток мог торжествовать победу: в его руках оказались нити пусть и воображаемого,  но весьма эффектного заговора, в котором были замешаны люди  близкие  Бестужеву,  к  тому же, нелюбимые императрицей Елизаветой Петровной.
      Наталье Федоровне  Лопухиной  шел сорок четвертый год,  но она еще в полной мере сохраняла  красоту и свежесть. Она была племянницей  Анны  и  Виллима  Монсов - людей, сыгравших заметную роль в личной жизни Петра I.  Напомним, что за любовную связь с женой императора Виллим поднялся на эшафот, а его близкие подверглись опале. Можно предположить,  что симпатии Елизаветы Петровны в  этой скандальной истории были на стороне отца, а  Наталья Лопухина стала недругом будущей императрицы.
    Однажды на придворном балу  Наталья Лопухина появилась в изящном платье  с  алой розой в пышной прическе.  И надо же было такому случиться, чтобы царица вошла в зал в таком  же  наряде.  Елизавете проще было простить убийцу, чем соперницу на балу. Лязгнули громадные ножницы,  и с прелестной головы статс-дамы  вместе  с  локонами слетела роза.
    
          - Нешто ей, дуре! - произнесла разгневанная императрица.

     Хорошо укладывалась в логику следствия и связь Лопухиной с одним из  вельмож предыдущих царствований - графом Левенвольде,  ныне находившимся в ссылке в Соликамске,  и которому, все тот же поручик Яков Бергер,  изначально брался тайно передать записку от его бывшей любовницы.
     По делу, получившему в истории наименование «лопухинского», проходило более двадцати человек. Под присмотром опытного режиссера - Иоганна Лестока - среди обвиняемых распределили роли. В главных оказались задействованы австрийский посланник и люди близкие главному  лестоковскому врагу Алексею Бестужеву-Рюмину -   семейство  Лопухиных  и родственница канцлера  Анна Бестужева-Рюмина.
    Не вызывает сомнений,  что австрийский посол в интересах  собственной страны  мог содействовать государственному перевороту в пользу бывшей правительницы. Неудивительна и обида людей, потерявших высокие чины и должности. Но все эти обстоятельства отнюдь не подразумевают наличие реального заговора.
    Как частенько случалось в отечественной истории,  власть предержащие легко   находят антигосударственный заговор  там, где хотят его найти.  Видимо, прав был пьяный подполковник Лопухин: ловок каналья Лесток...
     Десятки допросов, сопровождаемые жестокими пытками, дали более чем скромный результат: суть дела сводилась лишь к пьяной откровенности подполковника Лопухина и  обычной болтовне женщин, обиженных Елизаветой.  В разговорах между собой они судачили о несправедливости царицы,  вспоминали былые времена и, что греха таить, уповали на лучшие. Женский язык остер и, конечно, в пересудах императрице доставалось немало обидных  слов. Но даже признаков заговора открыть не удалось.
Впрочем, для судей и Лестока это не имело ни малейшего  значения - в  следственном заключении говорилось, что все обвиняемые полностью признались в своих преступлениях.
     19 августа  1743  года  Сенат вынес суровый приговор:  Степана Васильевича и Наталью Лопухиных, их сына Ивана, Анну Бестужеву-Рюмину колесовать,  предварительно отрезав язык.  Остальных  осужденных приговорили к четвертованию и обезглавливанию. 
Елизавета Петровна не даром давала обет никого не казнить смертной казнью  и приговор смягчила: «По взнесенной нам от генерального собрания,  сего Августа 19,  сентеции,  Степану Лопухину, жене его и сыну,  и Анне Бестужевой с их сообщниками, за злодейские их дела, хотя надлежало учинить, что им по генеральскому суду приговорено, однакож мы, по природному нашему великодушию, из высочайшей нашей императорской милости, от того их всемилостивейше освобождаем, а  вместо того,  повеливаем учинить:  Степану Лопухину и жену его, и сына Ивана, и Анну Бестужеву высечь кнутом и, урезав язык, послать в ссылку».
   Сфальсифицированное Лестоком  дело больно ударило и по совершенно невинным людям:  семья бывшей правительницы Анны Леопольдовны была подвергнута новым репрессиям.   Несчастного Иоанна Антоновича отняли от родителей и навсегда заточили в каземат  Шлиссельбургской крепости.

                ***

      Казалось,  Лесток мог праздновать победу. Однако на поверку выходило, что  сил потрачено много,  а результаты оказались более чем скромные: главный его оппонент  Бестужев-Рюмин  устоял,  пережил бурю.  Елизавета во всеуслышание заявила, что знает и ценит верность канцлера.
     Приближался новый 1744 год.  Императрица собиралась надолго переехать в  Первопрестольную.  Здесь Лестоку удалось осуществить свою последнюю удачную интригу. Благодаря его ловкости и настойчивости невестой великому князю Петру Федоровичу была выбрана скромная принцесса София-Августа Ангальт-Цербстская, будущая императрица Екатерина Великая.
     Все, вроде  бы,  счастливо складывалось в судьбе заморского лекаря, приехавшего искать счастье в России. Чины, слава, богатство - всего достиг Лесток,  но уже собирались тучи над головой действительного тайного советника.
     С некоторых пор Лесток стал замечать охлаждение  со стороны Елизаветы.  Сильный,  самоуверенный,  он не  придавал этому значения, приписывая минутную немилость капризам женской души. Игрок по натуре, он знал, что ошибочные ходы неизбежны, да и не всегда шла масть.
    Очень любил первый лейб-медик политику, но деньги он любил ничуть не  меньше,  не всегда отличая собственный карман от государственного, предпочитая при  том  иностранную  валюту  отечественному рублю. Этой роковой слабостью Лестока и воспользовался Бестужев-Рюмин.
    Вице-канцлеру через своих агентов удалось собрать  увесистую папку с копиями перлюстрированных  писем  Лестока к иностранным послам.  Снабдив переписку  соответствующими комментариями,  Бестужев после  очередного  доклада поднес императрице  собранную  корреспонденцию.
Удар был  умно рассчитан и точно нацелен; его последствия не замедлили сказаться – маркиз  Шетарди был выслан из России, а  партия Лестока оказалась повержена в прах.

                ***

     Поражение повергло  Лестока в страшную депрессию, он даже всерьез  подумывал  о самоубийстве, загодя приготовив  сильнейший яд. Когда-то отчаянный авантюрист и заговорщик, теперь он  затаился в надежде переждать тревожное время. Но враги лейб-медика не дремали.
     Лесток раскладывал пасьянс у себя в кабинете, когда его дом на  Фонтанке окружили  солдаты  под командой генерал-аншефа Степана Апраксина.  Лестока  связали  и  отвезли  в крепость. 
     В тот вечер   состоялась  придворная  свадьба,  где должен был присутствовать Лесток.  Но никто, казалось, и не заметил отсутствия недавнего фаворита.  Взлетали фейерверки над парком, бурно веселились светские дамы и кавалеры на свадебном балу, а Лесток висел на дыбе с вывернутыми руками. От него требовали ответа на обвинения по двадцати пунктам,  начиная с претензий «зачем водил компанию со шведским и прусским послами»,  до традиционного требования признаться в подготовке государственного переворота на деньги, полученные от иностранных послов.   
    На пытке Лесток держался с превеликим мужеством,  отпираясь от всех обвинений,  страшно ругал Бестужева, убеждал, что его невиновность рано или поздно, но откроется.
    Канцлер  Бестужев-Рюмин требовал для Лестока смертной казни, но Елизавета повелела ограничиться лишь тем, что, лишив лейб-медика всех чинов и имущества,  распорядилась сослать  в  Углич. Спустя шесть лет Лестока  отправили подальше на север - в Великий Устюг, где в  крайней нужде они с женой прожили долгих четырнадцать лет.
Император  Петр III в первые  же дни царствования вспомнил о бывшем лейб-медике и возвратил ему свободу и чины. Княгиня Екатерина Романовна Дашкова, встретив Лестока при дворе, с удивлением  обнаружила,  что годы изгнания мало  изменили  этого энергичного человека;  а  его шутки и беседа были так же остроумны  и занимательны, как и много лет назад. 

                ***

     Немало довелось испытать  на  своем веку искателю приключений, французскому дворянину,  русскому  лейб-медику  графу  Иоганну Лестоку.  Он сполна познал славу и пытки, богатство и нищету, болезни и зависть. Испытания не сломили характер Лестока,  его жизнелюбие  и  волю.  В кругу старых  друзей  он  не без удовольствия вспоминал анекдоты из прошлой жизни, и единственное,  что всегда выводило пылкого  старика из душевного равновесия,  была память о том,  что в день ареста ему не удалось проткнуть шпагой генерала Апраксина.
   Умер Иоганн  Герман Лесток 12 апреля 1767 года. Славной эпитафией над его могилой прозвучали слова секретаря  саксонского  посольства Георга фон Гельбига: «Лесток был гениальный  человек.  Он  обладал  проницательным умом, необыкновенным присутствием духа,  верным суждением, глубоким знанием людей и добрым  сердцем...  Он  обладал  неунывающей  веселостью, был жив и резв до последних дней жизни, беззаботен и крайне невоздержан на язык - недостатки,  которыми он вредил  самому  себе гораздо более, чем могла бы повредить ему злоба».
     ... Миновали столетия.    Все новые и новые имена оставались в  исторической памяти России.  И есть  в этом нескончаемом списке людей, сотворивших нашу державу, таковой, какова она есть имя дородного человека с круглым лицом и ироничной улыбкой - Иоганна Германа Лестока.  Может быть, не зря лейб-медик императрицы Елизаветы Петровны так любил политику?