Кобыла Ночка. Слово о друге. с продолжениями

я и, пока держит моя память, хочу поведать маленькую историю этих животных, а с их историей вспомню и своё детство.

Война диктовала свои правила: животных, которые не вписывались в порядок военного времени, подлежали забою на мясо! А вот этим двум лошадям (по настоянию солдат) тыловое руководство проявило особое внимание!
Да у кого поднимется рука, зная их лошадиные подвиги!? Даже разлучить не было мысли, а тем более Ночка была жерёбая от Тумана, то есть скоро должна ожеребится.
Она сильно хромала, но из-за будущего потомства, да ещё Туман в придачу, руководство нашей деревни с почётом приняло живое пополнение!

Ночка вскоре принесла радость в деревню - ожеребилась, светлой как сама - белой масти и стройную как Туман, озорной кобылицей! Ей конечно дали имя, но я его не помню. К тому времени, о котором сейчас вспоминаю, Ночка принесла четырёх лошадок: первая - девочка; второй и третий - парни; а четвёртой получилась вороной масти, вся в Тумана. Кличек не помню, правда одного жеребца, дедушка Тимофей называл или ругал - БАЛБЕСОМ, наверное по тому, что только он мог запрягать, а вот распрягать давался каждому.
Всякий раз когда дедушка запрягает Этого Могучего коня, тот обязательно жамкнет зубами плечо или сдёрнет картуз задерёт морду вверх и, хоть как доставай...
Дед всё сетовал: если не был лысым то Балбес об этом позаботился бы!!!

Зато этот конь был дисциплинированным работягой: если его арбу загрузили снопами, то Он мог самостоятельно, без сопровождения, этот груз привести к овину, там встретят, разгрузят и отправят обратно. А если загрузят сеном то тоже знает гуда привезти. ОН даже боронил поля один, главное вывести на поле, настроить бороны и только иногда проведывать. Он помнил все поля и все дороги. Об нём я могу говорить очень много, только моё желание рассказать о моём друге - НОЧКЕ!
Моё знакомство с ней состоялось когда дедушка Тимофей посоветовал мне навестить Её, надеясь что смогу расколдовать (так дедушка говорил) от грусти.

Направляясь к ней я зачерпнул ладошками овёс, я понимал что этого мало, а по скольку дедушка говорил, что она плохо ест, я не опасался того что она может укусить мои ладони.
Встал перед ней, протягиваю своё крошечное подаяние, она долго разглядывала, размышляла (наверное) потом стала подбирать зёрнышки, а дела это очень мягко и, мне было очень щекотно - еле вытерпел!
Тогда подтащил какой-то ящик, вскарабкался на него и кормушка оказалась на уровне моей груди. В ней было мало овса, но он показался какой-то не правильный.
Весь овёс в кормушке сгрёб в одну сторону и начал выбирать камушки и прочую ненужность (на мой взгляд), а отобранные таким образом зёрна перекладывал на свободное место в кормушке. Это занятие я сопровождал своими детскими рассуждениями. Ночка наверное забылась слушая мою болтовню и начала подбирать губами отобранный мною овёс: она хрумкает, а я лопочу - нам обоим это нравится!

На другой день дедушка сразу направил меня к ней, говорит: вчера поела, а сегодня даже воды не хочет - наверное тебя ждёт!

Процесс уже знакомый. Я на ящике, навис над кормушкой и снова мой лепет и её хрумкание. И тут начал замечать: иногда кожа на ноге Ночки дёргается, то она дёргается на спине и, ещё  ряд особенностей, которые своим детским разумом наделил её мнением: в одном случае она соглашается, в другом - осуждает, а то и вовсе считает меня хвастуном - этот момент понимаю когда она отвернётся мордой от кормушки и смотрит на меня одним глазом и, вот с этого места я распаляясь доказывая свою правоту. Конечно, мы находим согласие между собой...

Однажды в процессе наших разногласий Ночка стала как-то елозить языком в своём рте, словно пытается высвободить что-то застрявшее между зубов.
Не знаю что со мной случилось, только я как ошпаренный бросился искать деда - громко звал его, но...
Тогда я кинулся в конюховку, там ковшом из кадки налил воды полведра, осталось только доставить воду до лошади. Сил моих не хватало поднять, тогда волоком, юзом по полу кряхтя и плача тянул это тяжеленое ведро. Осталось только перетащить через порог и в это время появился дедушка. (наверное был в кузнице у брата!)
Вопрос прозвучал с тревожным беспокойством: куда ты потащил воду!?
Я, сквозь всхлипывание: Ночка воды просила!
Дедушка: как это она у тебя просила!
Я, не знаю, но понял!
Дедушка: тогда ей нужно целое ведро нести!
Я: ей нужно только половину!
Но дед  меня уже не слушал, вернулся к кадке с водой, налил полное ведро и поднёс к лошади. Ночка припала к воде и жадно втягивала в себя её. А когда она подняло голову, глядя в мою сторону, то в ведре воды осталось ровно половина!

Дедушка стоял с озадаченным выражением лица и, стал чесать затылок вместе с картузом, который был изрядно потрёпан зубами БАЛБЕСА.
Недоверчиво хмыкнул и ушёл, наверное к брату - поделится увиденным...

Наши страсти улеглись! И тут что то на меня нашло: начал перед Ночкой выпендриваться - нёс какую-то ахинею - подпрыгивал, вышагивал, одним словом - пошёл в разнос... Лошадь видать тоже обалдела, наблюдая за моими выкрутасами!

На против стоила у стены стояли деревянные грабли, зубьями кверху (дедушка их ремонтировал), а одни - рядом стояли вниз зубьями. Вот на них-то я и наступил и, вся эта куча повалилась на меня, как градом рикошетили от моей головы. Я в панике угодил ногой в мерную банку для овса и развалившись на груде черенков пытаюсь понять что со мной произошло.
Ночка наблюдая за всей этой историей, вдруг часто перебирала передними ногами, подняла морду кверху и заржала только как-то по лошадиному шёпотом.
Её поведение меня очень возмутило. Я тут-же подскочил к её морде и с надрывом обиды подсунул свою голову, указывая где будут шишки.
Она приблизила свои ноздри к моим шишкам и начала ими дышать словно обнюхивала, потом вдруг захлопала губами да так, что мне показалось словно мои волосы (на ушибленных местах) пытаются разбежаться в разные стороны.
От такой неожиданной процедуры волна мурашек бегали по всей моей спине и, даже казалось, что соседняя мурашка гораздо горячей первой. Такое ощущение было очень приятным и я не смог сдвинуться с места, ожидая что-то ещё...

И вдруг на меня напал детский кокетливый каприз: начал отталкивать её морду от моей головы, а сам стою на месте как вкопанный...
В этот момент пришёл дедушка. Увидев бедлам из граблей и прочего инвентаря, что-то проворчал, а потом проговорил: если лошадь так радуется, значит ожила! И начал нас выпроваживать в загон двора, с напутствием: пусть нагуливает аппетит, а то уж совсем умирать собралась...
Выходя из конюшни нас встретил тёплый солнечный свет. Ночка меня сопровождала куда бы я не пошёл, ну а я находил новые темы для разговора с ней.
Мне ещё правилось когда она фыркает - выдыхает воздух через щёки, она наверное это подметила и пользовалась этим с выдумкой: опустит свою морду со стороны моей спины, приблизит щеку к моему животу и фыркнет; мне от этого становилось приятно и щекотно! Мой восторженный визг её забавлял!
И вот так мы с Ночкой остаток дня и провели.

Утром следующего дня я уже был в конюховке.
Дедушка Тимофей обрадовался моему приходу и тут-же поведал мне: она вчера съела две меры овса и выпила три ведра воды - такого дедушка не помнил, а если так дело пойдёт то лошадь быстро восстановится и, всё благодаря тебе, внук!
Теперь иди вместе с ней в загон, слышишь как она волнуется, видать почувствовала тебя - зовёт!

Подходя к стойлу Ночки я почувствовал особенную энергию и запах, который будоражил таинственностью моё воображение. Моё волнение росло, растекалось по всему моему телу, оно предвещало что-то не обычное...
Наши глаза встретились! Я увидел как приятная судорога проскочила по всему телу лошади.
Я болезненно остро почувствовал - Она очень за ночь соскучилась обо мне!
Даже забыл, что пришёл не с пустыми руками к ней.
Вчера, когда уже засыпал на полатях, слышал как мой дедушка Фёдор: Мария, на утро направь торбочку (мешочек с лямкой) с нарезанной брюквой да морковки не забудь - нашему лошадиному лекарю, для Ночки.

На полатях я засыпал только на шкуре козы, а подушкой было полено из липы.
Дело в том, что подушка всё время, каким-то образом сваливалась с полатей, а это полено (круглый чюрАк, который был расколот пополам) оставался на месте, да ещё источал успокаивающий аромат.

Мы вышли во двор. Я направился к огромной арбе, она следом.
Подошли.
Я опустил руку в торбу и, вынимаю (не помню, что первым попалось - морковка или брюква) и протягиваю угощение.
Ночка с благодарным выражением приняла своими губами и стала сочно хрумкать.