Нефертити и остальные. Сериал. Часть 2. 9 серия

Тутмос еще раз осмотрел стену. Факел сильно коптил, и каждый раз приходилось подчищать фрески. У Тутмоса болела спина и шея. Он был весь покрыт липким потом, так было душно в подземелье, но внутри у художника все пело. Он почти обманул судьбу. Еще раз придирчиво он осмотрел надписи из Текстов Пирамид и Книги мертвых. Они помогут ему следовать за Нефертити. Он, правда, не знал, как встретят его великие  боги, но он верил в их безграничную справедливость и  думал, что боги поймут и простят его. Боги Египта очень милосердны. Всем известно, что перед ними можно было оправдаться. Столько чиновников покрывало свои заупокойные жилища надписями о своих благих деяниях, а ведь в них не было и десятой доли правды. Тем не менее, как утверждают жрецы, их  Ка путешествуют по Млечному пути, а потом возвращаются в гробницу, где встречаются с Ба и продолжают вести такую же жизнь как и при жизни. Вот и он будет бродить вместе с Нефертити по серебристым высям Млечного пути, держась за руки, также как это они делали в пору своих встреч на краю пустыни, также как он изобразил это на своих рисунках.
Вдруг у него похолодело все внутри. Он испугался оттого, что не знал, смогут ли они встретиться. Сумеет ли он найти ее там, в заоблачной высоте, среди мерцания звезд и завес туманностей. В Текстах Пирамид ничего не было сказано об этом. Он кинулся с пылающим факелом к изображениям, пытаясь найти ответ на свой вопрос. И тут его тревога улеглась. Он найдет ее по следам, которые она оставит в звездной пыли. Уж он-то столько раз рисовал ее с головы до ног, что ему был знаком каждый пальчик ее ступни.   
Когда Нефертити повелела ему украсить фресками ее заупокойный храм, высеченный в скале, он сразу понял, что это для него единственный шанс навсегда остаться с нею. По ночам он незаметно оставался в храме, пользуясь суеверием строителей, покидавших помещение, как только Ра в своей золотой ладье спускался к подземной реке, чтобы пересечь по ней подземное небо с Запада на Восток, и утром вновь показаться на Востоке.
Рабочие оставляли в углу последней заупокойной камеры груду камней. Когда груда становилась слишком высокой, часть камней вытаскивали наружу. Тутмос по ночам расчищал завал, долбил скалу киркой, а к утру тщательно заделывал отверстие и заваливал его снова камнями. Порода была мягкой, известняк, и ему удалось в течение нескольких месяцев высечь в скале небольшую келью. Потом он выровнял стены и принялся расписывать их. Он почти не спал, работая днем в храме, а ночью в своей келье, вымотался, высох и почернел. Но уже почти достиг цели. Когда он закончит свою работу, то заделает вход, и с помощью изображений и текстов останется с Нефертити навсегда.
Этой ночью он закончил последний рисунок. Подняв факел и приблизив его к стене, он рассматривал ее профиль, подведенные черной тушью глаза и брови, горделивую посадку головы, нежно очерченные губы. Тонкие руки с изящными кистями и длинными пальцами были подняты ладонями к верху, приветствуя богов. Сам он стоял позади нее, маленький, незначительный, покорный. Сама любовь, преданность и верность. Таким увидят его боги. Они позволят ему остаться подле нее, они любят покорность.
Держа факел перед собой, он выбрался из своей кельи на четвереньках. Пламя, которое плясало у него перед лицом, заставило его ползти с закрытыми глазами.  Выбравшись, он некоторое время сидел на полу и тер глаза ладонями. Потом он открыл глаза и увидел, что вокруг него стоят люди с факелами. Внутри его все оборвалось. Он медленно поднялся и посмотрел исподлобья на стоящего впереди всех старика. Это был Амон-Пануфер. За ним стояли младшие жрецы и бритоголовые люди из службы «Мощь Ра». Все молчали.
Амон-Пануфер сделал знак и один из служителей «Мощи Ра» с факелом пролез в лаз. За ним,  опустившись на четвереньки, кряхтя и отдуваясь,  в келью пробрался Амон-Пануфер. Он долго рассматривал фрески и читал надписи. Потом, выбравшись наружу, он встал перед Тутмосом. Младшие жрецы мягкими, осторожными движениями отряхнули его от пыли.
«Ты совершил святотатство», - сказал Амон-Пануфер.
Тутмос молчал.
«Ты решил сравняться с фараонами – вечно живыми богами».
Тутмос молчал.
«А если бы об этом узнали верховные жрецы других богов, что бы тогда произошло? – продолжал вопрошать жрец, - я даже не хочу думать об этом».
Тутмос не проронил ни слова. Холодная пустота овладела им.
И вдруг, когда смысл слов, сказанных старым жрецом, дошел до него,  он догадался, что они уже ничего не успеют сделать. У них нет времени для того,  чтобы что-нибудь  изменить.  Он победил.
«Ты хотел остаться с нею в вечной жизни, - продолжил Амон-Пануфер после некоторого молчания, во время которого он рассматривал Тутмоса, - но неужели ты не понял, чтобы заслужить вечную жизнь, нужно от многого отказаться. Может быть, от самого дорогого, что у тебя есть. Получается, что ты ничего не приобретаешь».
Тутмосу показалось, что Амон-Пануфер разговаривает не с ним, а с самим собой.
«Ты понимаешь, какое наказание тебя ждет?» – спросил жрец.
Тутмос молчал. Ему теперь было все равно.
Амон-Пануфер сделал знак рукой и к нему приблизился один из бритоголовых.
«Никто не должен знать о том, что здесь произошло, - сказал Амон-Пануфер, - мы  не успеем уничтожить его работу до рассвета,  поэтому приказываю заделать лаз так, чтобы никто не смог его обнаружить. Преступника за совершенное святотатство приказываю столкнуть с обрыва. Когда тело будет найдено, решат, что это он сам оступился. Пусть его похоронят, как положено, согласно Книге Мертвых».
Потом Амон-Пануфер сделал знак, чтобы все отошли, и прошептал, наклонившись к Тутмосу: «Тогда тебе, возможно, удастся в той жизни найти ее, кто знает!» И тут на губах старого жреца появилась улыбка, может быть, в первый раз, с тех пор как он расстался с Мериэт.      
Когда Тутмоса уводили, он увидел,  что у колонны храма стоял человек как будто похожий на Хоремхеба.