Лёшкин бог отрывок из повести

                ЛЕШКИН БОГ
Лешка лежал на кровати, надвинув одеяло к самим глазам, рассматривая потолок. Посередине лежала балка из не очень ровного ствола дерева, поперек лежали потоньше балочки, такие же кривые. Сверху, с чердака, была наложена глина, перемешанная с соломой. Снизу также подмазанная глиной и побеленная мелом. Все это давно уже требовало ремонта. Потертые стены и потрескавшийся потолок нагоняли уныние и скуку. Мама обещала вскоре все обновить, но вечно занятая работой, все откладывала и откладывала,  все как-то руки не доходили. Переведя взгляд с потолка на окно
«в него уже заглядывало солнце» и дальше к двери, уперся взглядом  в стол. На столе, как обычно, был накрыт полотенцем завтрак. Мама никогда не забывала его приготовить – если конечно, было из чего. Не всегда, правда, это удавалось. У Лешки урчало в желудке, но, пригревшись, ему лень было вылезать из–под одеяла. Продолжая обследовать взглядом свои хоромы, глаза наткнулись на икону. Это был святой угол. В общем, здесь висело несколько икон, но на остальные Лешка как-то мало обращал внимания. Обрамленная в цветочки Дева Мария с младенцем на руках, еще какие – то святые в рамках под стеклом, не особенно его интересовали, но эта икона всегда приводила его в трепет – он ее боялся. Написанная на толстой доске внушительных размеров, потемневшая от времени, она висела выше всех и как – бы главенствовала над всеми. Да так оно и было. Это была икона Иисуса Христа. Строгие черты его лика резко отличались от мягких, земных изображений Девы Марии и других святых. Бабушка Марфа говорила, что эту икону подарили родители еще ее бабушке. Так вот эта икона имела одну особенность – потемнев от времени, потеряв первоначальную яркость красок – неизменными оставались глаза. Они остались такими же выразительными и строгими, как – будто мастер воссоздал их вчера. Что – бы Лешка не делал, в каком – бы углу комнаты не находился, эти глаза всегда строго наблюдали за ним. Много раз, переходя с места на место и все время, наблюдая за иконой, он видел, как глаза поворачивались взглядом за ним. От этого взгляда ему становилось как–то неуютно и немного страшно. Мама, уходя из дома, всегда ему напоминала:
- Не шкодничай, боженька все видит. Он тебя накажет.
И Лешка старался, хотя это ему не всегда удавалось. Мелкие пакости он все же делал. То кота буцнет ногой, то на стене что ни будь нацарапает. И каждый раз удивлялся, что боженька ни разу даже пальцем не погрозил. А вот глаза, глаза его постоянно смотрели строго.
Когда еще была жива бабушка Марфа, она занималась с Лешкой церковным образованием. Заставила его выучить «Отче наш», пыталась научить его еще нескольким молитвам, но, сколько не старалась, Лешкина башка большего принять не смогла или не захотела. Бабушка, в конце концов, смирилась и с надеждой и оптимизмом, что повзрослеет – поумнеет, не стала больше силовать, но за  «Отче наш» всегда спрашивала строго. Каждый вечер после ужина, перед сном, заставляла его читать молитву. Всегда ласковая, бабушка больно шлепала его по затылку, если он ошибался. А Лешке так не хотелось идти в темную комнату, в темный угол и произносить слова, смысл которых он не понимал, не мог осмыслить. Слова:
Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое, да придет
Царствие Твое, да будет воля Твоя,
Яко на небеси и на земли.
Лешка воспринимал буквально. Он подолгу смотрел на небо и все думал:
Ну, где же боженька живет? На тучках, что – ли? А когда тучек нет, и когда ветер сильный дует, он же может упасть? Бабушка на его вопросы только отнекивалась, а когда уж очень надоедал – сердилась и говорила, чтобы не богохульствовал
«Да придет Царствие Твое» для Лешки было как сказка. Помимо всего прочего, бабушка не забывала рассказывать ему и сказки, а в сказках всегда побеждало добро, сказки всегда заканчивались хорошо. Так и жил Лешка в ожидании сказки, а она все не приходила и не приходила. Полуголодная жизнь, постоянно хмурое лицо мамы, тяжелые вздохи бабушки и жалобы на жизнь, все это каждый день окружало его. Какая уж там сказка? Слова « Хлеб наш насущный даждь нам днесь», ассоциировались у Лешки с черствым хлебом, с сухарями.
Бабушка, а почему хлеб насущный, засушенный, что – ли? Я хочу белого хлеба или маленькую булочку или пряник, а еще я хочу кусочек сахара.
За такое богохульство Лешка получал по шее тряпкой или веником. Потом бабушка успокаивалась, звала шибеника к себе, обнимала и говорила со вздохом:
- Бог даст, внучек, все у нас будет: и хлебушек белый, и булочки, и пряники, и сахар с конфетами.
- Бабушка, а как ты все знаешь?
-Живу, внучек, долго и знаю много, уверенная – за плохим всегда приходит хорошее
- Сколько же еще ждать, бабушка? – шептал Лешка, тихонько покачиваясь в бабушкиных объятиях.
Тряхнув головой, освобождаясь от остатков дремы, Лешка вытянулся на кровати во весь рост, потянулся, как кот Кузя, до хруста косточек. Живот напомнил о себе урчанием. Тут уж Лешка не выдержал, выскочил из–под одеяла, быстро оделся. Под рукомойником долго не задержался. Одной рукой, как кот, махнул себя по физии и принялся за завтрак.
Незамысловатое меню: небольшая горбушка хлеба, черного, ржаного, картофелина в кожуре, солонка с крупной солью, да еще небольшая луковица. Все это очень быстро исчезло во рту. Лешка даже поднял еще раз полотенце, заглянув под него. Но, увы, на столе кроме картофельной шелухи и луковой кожуры, ничего больше не осталось, не считая соли. Лешка нашел более – менее чистый кусок тряпки, отсыпал соли, завернув, спрятал в карман. Пригодится! Напившись прямо из ведра, выскочил на улицу. Утра еще были холодными. Поежившись немного, засунул руки в карманы, поддернул штаны и потопал по улице. На всем обозримом улица была пустынна. Взрослые давно ушли на работу, а детворы еще не было видно – досматривали утренние сны. Прогуливаясь по улице, возле Валькиного дома, малость, притормозил, с надеждой заглядывая во двор – а вдруг дружок уже проснулся. Покрутившись возле ворот, раздразнив Валькиного Шарика до бешенства, Лешка со вздохом потопал дальше. Свернув налево, направился прямиком к пруду. Вчера еще, после обеда, он вырыл в крутом берегу под водой десять нор. Это было его новое изобретение, которое он начал применять, когда нашел кусок железной трубы в воде и вытряхнув мул, обнаружил три рака. Раков он ловил и руками, взбаламутив воду, и под пнями старых верб, и под корнями лозняка, растущего по берегам, но это было глубоко, надо было нырять под воду с головой. Вода была еще холодная. А теперь было очень даже просто – залез в воду по колена, засунул руку по локоть в нору и вот уже рак хватает тебя клешнями за пальцы. Жутковато, правда, но Лешке не привыкать. Его пальцы и ладони все были искусаны рачьими клешнями, истыканы острыми рачьими шипами, находящимися у рака на носу. Ежась от утренней прохлады, Лешка, быстро сняв брюки, полез в воду. Вода обожгла холодом, ноги покрылись гусиной кожей. Кряхтя и повизгивая, как девчонка, он стал шарить по норам. Первая же нора одарила раколова  прекрасным экземпляром. Рак был великолепен. Такие ему попадались очень редко. Клешни как Лешкины пальцы, усищи черные и длинные, длинные. Ухватившись одной клешней за палец, а другой, защемив кожу на ладони, рак ни за какие коврижки не отпускал Лешкину руку. С трудом освободившись от клешней, взяв рака за спину, Лешка с наслаждением наблюдал за попытками этого монстра  ухватить его снова. Радостно улыбаясь, он вылез из воды и спрятал рака в штаны, предварительно завязав штанины брюк. Вторая нора  подарила три рака, а, проверив остальные, Лешка обзавелся уловом в двенадцать штук. Это была удача – и сухой и раков куча. Долго не раздумывая, помчался домой. Вытряхнув улов в ведро, налив воды, Лешка только теперь понял, что штаны придется стирать. Не долго думая, он сгреб брюки в охапку и помчался опять к пруду. Солнышко уже пригревало посильней. Постирав брюки, это можно назвать стиркой, он расстелил их на траве сушиться, а сам тоже улегся отогреваться на солнце. Лежа на спине, он сквозь прикрытые ресницы с интересом наблюдал за редкими тучами, проплывавшими над головой, за чайками, с криками летавшие над озером. Солнце грело все сильней и сильней, а на душе у Лешки было спокойно и радостно – день начался отлично. О чем еще можно мечтать? Повалявшись еще около часа на траве, он надел высохшие штаны и задумался – чем бы заняться дальше.
На плотине послышались голоса. Подняв голову, Леха увидел целую ватагу пацанов. Друзяка Валька так же был среди них. Галдящая толпа высыпала на пляж.
- Привет, Леха. Как дела? Чего смурной такой, что делаешь сам?
-А…! Штаны сушил, свалился в воду нечаянно.
Лешка не признался Вальке об истинной причине. О хотя и друг, а все же старший и всегда норовил присвоить то, что часто принадлежало Лешке.
- Ну, что делать будем, куда пойдем? Может быть в лес? Давно мы не шарили по сорочьим гнездам. Наверное, полно яиц.
-М – да – а! Мо – о –жно! – растягивая слова, ответил Лешка,- жратвы надо – бы взять.
-Ну, это не проблема. Сейчас. Пацаны! – крикнул Валька, - а ну вылезай, разговор есть.
Орава галдящих и смеющихся друзяк, с брызгами и криками стала вылезать из воды на берег.
- Пацаны, есть рацуха, айда в лес, гнезда сорочьи надо проверить, ну и поглядеть на наш огород.
Все сразу поняли, о чем речь. Да, - это совхозное картофельное поле. Все ждали с нетерпеньем, когда молодая картошка появится.
- Да! Надо – бы харчей захватить. Ну, хлеба, соли. В общем, кто что может. Через полчаса сбор здесь.
Валька махнул рукой, пацаны, с криками и гиканьем, разбежались по домам.
- Ну а ты что же? – спросил Валька Леху.
- Да пусто у меня дома. Что мамка оставила, я слопал. Соль и та растаяла в кармане.
- Ну не пыжься. Придумаем что – ни будь. В обиду не дам. Сиди здесь, я скоро буду.
Вскочив на ноги, быстро направился домой. Вскорости ватага начала собираться на пляже. Кто с чем. Хлеб, соль, вареный картофель, спички. Всего понемногу.
- Ну, айда! – скомандовал Валька и горланящая толпа двинулась на подвиги.
Первый удар этой орды принял детдомовский лес. Это лесной массив, окружавший старый помещичий дом, который после революции использовался по разному. В данный момент в нем размещался детский дом для малышей дошкольного возраста. Проводником был Лешка. Он еще с ранней весны заприметил, где сорочьи семьи начинали строить свои гнезда, да и потом часто наблюдал как, прутик за прутиком, росли сорочьи домики.
Воистину, монгольская орда! Ни дать не взять. Ничего не ускользало от зорких мальчишеских глаз. Первый трофей – пять яиц, второй – столько же. Ну а дальше пошло – поехало. Весь этот разбой сопровождался громким сорочьим стрекотом. Вся эта стая с громким криком пыталась защитить свое жилье. Но это мало волновало малолетних разбойников. Прочесав всю рощу от начала до конца, ватага спустилась к лесничеству. Здесь под столетней вербой находился колодец с вкуснейшей водой. Утолив, по ходу, жажду, немного пообезьянничали  на старой вербе. Это было уникальное дерево. Пять человек едва могли обхватить его. Оно было как из сказки, как из другого мира. Во время войны было вырублено очень много леса на дрова, а этот великан выстоял. Ни у кого не поднялась рука срубить его, даже у немцев. Вот и служил этот реликт для детских игрищ. После того, как ребятня посмотрела фильм « Тарзан», это дерево оккупировали сорванцы для своих подвигов. Ну да, кто же не хотел быть таким же, как Тарзан? Это был один из любимых персонажей, конечно после военных героев. Игры в войну было любимейшим развлечением послевоенной детворы.
Итак, немного порезвившись, ватага двинула дальше. Проходя мимо лесничества, перепугав всех кур, бродивших в округе, раздразнив всю псарню лесника, орда углубилась в лес. Между собой этот лес называли липовым. Здесь действительно росло много лип, но не тех лип, что растут на свободе, с роскошными кронами, а высоких и стройных, тянущихся, в тесноте чащи, к солнцу и, с началом летнего медосбора, пчелиный гул слышался далеко вверху.
Да! Это был не детдомовский лес, с тропинками и полянами, на которых резвилась сиротская детвора с нянями и воспитателями. Это был лес с зарослями колючей ежевики, терна и дикой вишни, зарослями папоротника в сырых и темных оврагах. На опушках росли боярышник, груши – дички, яблони – кислички. Все это богатство. В свое время , станет добычей детворы, да и взрослых так же, но теперь цель была конкретная – бомбить сорочьи гнезда. По мере углубления в лес, разбойничий пыл немного поутих. Сбившись плотнее в толпу, уже не так резво двигались вперед. Разговоры велись на полутонах. Вся эта лесная тишина, где не было слышно ни голоса кузнечика, ни жужжания назойливых мух и слепней «все это осталось на солнечных полянах и на опушках леса» располагала к совсем другому восприятию действительности. Изредка слышался голос иволги, напоминающий звук флейты, да иногда кукушка, пролетая над лесом, отсчитывала кому – то года жизни. Теперь вел Валька. Он знал эти места. С дедом своим, лесником, бывал здесь не единожды. Вот так притихшей гурьбой и продвигались вглубь леса. Вскоре впереди показался просвет. Деревья стали реже, на лесных полянах стояли раскидистые дубы. По краям полян рос боярышник, а так же заросли терновника. Это были почти непролазные дебри, это было сорочье царство. Крикливая, рябая птаха знала, где строить свой дом. Вот в этих зарослях сороки и настроили свои гнезда. Здесь их было намного больше, чем в других местах. Удаленность от человеческого жилья, густые заросли – гарантия того, что гнезда не будут разорены двуногими пришельцами, потомство останется целым. О, наивная птица! От двуногих разбойников разве можно было спрятаться? Ватага ликовала. Это удача! Немедленно приступили к экспроприации. Пробраться в заросли  - это еще пол беды, а вот взобраться по дереву к гнезду – проблема. Добровольцев выискалось несколько, но Валька приоритет отдал Лешке – дружбан все–таки. Лешка в свою очередь, подключил в помощники своего меньшего дружка, соседа Кольку Мазю. Так, помогая друг другу, придерживая по очереди ветки терна, они пробрались в самую чащу. Первой жертвой разбойного нападения оказалось добротное новое сорочье гнездо, которое находилось на самой верхушке боярышника. Подмогнув Лешке взобраться на первые ветки, Колька уселся под деревом и с интересом наблюдал за его действиями. Лешка медленно и осторожно взбирался вверх, постоянно цепляясь за колючки боярышника. На поляне толпа ротозеев с интересом наблюдала за тем, когда же покажется белобрысая Лешкина голова под гнездом. Лешка поднимался все выше и выше. Вот показалась рука, ищущая ближайшую ветку. Наконец рука нашла опору, тонкую, колючую веточку, а затем показалась голова. Толпа радостно загалдела. Послышались одобрительные, подбадривающие голоса. Лешка, держась одной рукой за ветку, другой раздвинул веточки гнезда, засунул руку вовнутрь. И вдруг случилось непредвиденное. Пошарив рукой по гнезду и обнаружив, что оно пустое, он хотел уже вытащить руку обратно, но по руке побежало что–то маленькое, мохнатое и уселось на верху гнезда. Лешка опешил. На него с удивлением смотрел маленький зверек с хвостом как у белки. На несколько секунд Лешка замер в оцепенении, но этого хватило, что – бы ласка – а это была она – пробежала по руке, груди, перескочила на другую руку, которой Лешка держался за ветку. Он инстинктивно бросил свою опору. Это была ошибка. Потеряв равновесие, размахивая руками, ломая ветки, он загремел вниз. Колька, с интересом наблюдавший это представление, не успел увернуться. Лешка всем своим грузом грохнулся на друга. Тот не столько от боли, сколько от испуга, заорал благим голосом. На поляне запала полнейшая тишина, но через мгновение грянул дружный хохот. Некоторые пацаны, от избытка чувств, катались по траве, схватившись за животы. Это было что–то! Не до смеха было только друзьякам. Колька  всхлипывал, размазывая слезы по грязным щекам, а Леха, стиснув зубы, вытаскивал многочисленные занозы. Кое-как, с грехом пополам, Лешка с Колькой выбирались из дебрей. Ватага встретила их новым хохотом. Обидевшись, друзья молча уселись на траву, зализывая ссадины и раны. Но начало было положено. Раззадоренная толпа продолжала свой разбой. Рассредоточившись по зарослям, быстро было определено местонахождение еще многих сорочьих гнезд. Улов был внушительным.
Набрав несколько десятков яиц, разбойники занялись организацией пиршества. Вот когда пригодились запасы, принесенные из дома! Под руководством Вальки пару человек из ближайшего оврага принесли мокрой глины, другие собрали кучу хвороста. Вскоре запылал костер. Завернутые в  мокрую глину сорочьи яйца, перекочевали в огонь. Пацаны знали в этом толк. Яйца просто варились в мокрой глине. Вскоре лакомство было готово. И начался пир. Хлеб, соль, картошка, принесенные из дома, пришлись как раз кстати. Дикий чеснок и лук разнообразил стол. Словом – пир на весь мир. Лешка с Колькой, оправившись от стресса и почти забыв свои проблемы, уплетали эти деликатесы наравне со всеми.
На этом можно было бы и закончить рассказ о приключениях сорванцов на этот день, но видно не все грехи были сделаны сегодня. И осталось у Лешки щемящее чувство стыда на всю оставшуюся жизнь еще за один свой проступок.
Ватага возвращалась после пиршества домой. Услышав над головой странные звуки, все с интересом задрали вверх свои чумазые физии. Ну да – это же коршун. Пара пернатых хищников кружила над своим гнездом. Ну, как тут можно было пройти мимо? Кто самый лучший верхолаз? Конечно это Леха. Его обезьянья способность залазить на деревья, где на несколько метров вверх не было ни одной ветки, всегда удивляла и восхищала его друзяк . Это всегда подымало его в глазах даже старших пацанов. Так что вопрос был решен. Лезть Лешке. Да Лешка и не отказывался. В его глазах уже появился блеск азарта, азарта хищника, учуявшего добычу. Он спокойно подошел к дереву, сделал вокруг него круг, внимательно изучая с какой стороны лучше начать штурм. Поплевав для порядка на ладони, обхватив ствол руками и ногами, стал быстро взбираться по дереву. Друзья, задрав головы и раскрыв рты, с завистью наблюдали как Лешка, словно медведь, ловко взбирался по дереву. Достигнув веток, Лешке понадобилось несколько мгновений, что – бы добраться до гнезда. Встревоженные птицы пикировали над самим гнездом, почти задевая крыльями ветки, но это не остановило и не испугало малолетнего верхолаза. Уцепившись крепко за ветку, он запустил руку в гнездо. О, чудо! На дне шевелился маленький, теплый комочек. Не раздумывая, Лешка вытащил его и сунул за пазуху. Все снизу заворожено наблюдали этот разбой. Слезть с дерева было не легче, чем залезть. Ободрав коленки, он вскоре был на земле. Всей толпой обступили верхолаза. Он с гордостью достал из – за пазухи желтый пушистый комочек. Это был цыпленок  хищника. Но почему желтый? Родители ведь серые? Но это мало интересовало детвору. Каждый просто хотел потрогать живой, теплый комочек. Птенец как птенец. Обыкновенный куриный цыпленок, но с особенностью. Клюв его на конце был украшен хищной горбинкой. Лешка спрятал свой трофей  опять за пазуху и ватага, дурачась, двинулась домой.
Но этим Лешкины приключения не окончились. Дома встал вопрос, что делать с птенцом, как кормить, чем кормить. Лешкины попытки накормить птенца земляными червями ни к чему не привели. Не хотел птенец этой пищи. Попытки накормить хлебом тоже не увенчались успехом. Итак, двое суток. На третьи птенец умер. Лешку мучили угрызения совести и жалости. Он не выбросил его на помойку и коту не отдал, а, вырыв ямку, закопал в огороде. От жалости даже заплакал.
Зайдя позже в дом, он со страхом посмотрел в святой угол. На него. как всегда, строго смотрели глаза Иисуса Христа. Втянув под этим взглядом голову в плечи, он еще какое – то время побродил по комнате и, чувствуя себя неуютно под взглядами святых и понимая, что совершил грех, совершил подлость, забрав маленькое существо, маленький, беззащитный комочек жизни от родителей, со слезами на глазах, выскочил из дома.
И спустя многие годы, увидев или услышав крики этих гордых птиц, всегда с грустью и тоской вспоминал того птенца, тот маленький, теплый, желтый комочек.