Мальчик для американки

               
… Я стоял уже второй час, на пронизывающем холодном ветру, перед громадой стекла и бетона «Домодедово», с дурацкой картонкой в руке, на которой, английскими буквами было выведено «Инвестиционный Фонд «Мироздание», и ждал эту… как ее… а, мисси Саманту Кобэлл…
Я, конечно, мог бы и в самом здании ее ожидать, скажем, в уютном и теплом кафе, попивая ароматный «капучинно», но беда в том, что я был не один, а со старым пердуном, Григорием Александровичем, заместителем  генерального, а у него, видите ли, боязнь заразиться гриппом, и ему категорически небезопасно находиться среди «массового скопления людей, как источника заразы, а у него иммунитет слабый…»  Закрылся, гад, в своем «вольво», наказав мне строго:
- Следи, Иван – она не должна ждать… Как выйдет, сразу же, под ручку – и в машину…
- Как же я ее узнаю? – слабо запротестовал я – Мы же ее ни разу не видели…
- А табличка твоя на что?! – нахмурился зам, и хлопнул дверцей своего шикарного авто. Вскоре, из машины полились волшебные звуки «Реквиема» Моцарта…
… Я уже изрядно продрог в своих летних туфлях и осенней курточке, при промозглой ноябрьской погоде, а из динамиков аэропорта в который раз объявили:
- Уважаемые пассажиры! Рейс 234, сообщением «Хельсинки – Минск – Москва» - запаздывает на неопределенное время. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.
Выкурив последнюю сигарету, я повернулся к авто нашего зама – теперь он слушал Мариконе – и мысленно сказал ему все, что я подумал о нем, его бабушке, и еще о предках седьмого и восьмого коленов…
Словно почувствовав мое внимание, опустилось стекло в дверце авто.
- Что, еще не прилетела, Иван? – сонным голосом проговорил Григорий Александрович.
- Нет, - помотал головой я, как будто по мне не видно, что, если бы американка прилетела, я бы не стоял тут, как статуя замерзшего эскимоса – запаздывает….
- А, - протянул зам – ну, жди…
И, подняв стеклоподъемник, наш зам вновь погрузился в мир чарующей музыки итальянского маэстро…
Я сплюнул под ноги, и уже хотел, вопреки инструкции, отойти за сигаретами, как внезапно, перед моим носом, очутилась прелестная блондинка, лет тридцати, с ярко накрашенными губами, огромными голубыми, как у сказочной Мальвины, глазами, под длинными пушистыми ресницами, в белоснежном песцовом полушубке, и ультрамодных синих джинсах, заправленные в красные сапожки…
- Чего тебе? – несколько грубовато спросил я – Я не знаю, как пройти в библиотеку…
- Мистер Денисофф? – спросило белоснежное создание, и указало тонким указательным пальчиком в красной перчатке на табличку – «Мирросстание»?
- А? – тупо вытаращился я на девицу и, переведя взгляд на надпись на картонке, потом опять на нее, выдохнул: - Ага…
- Саманта Кобэлл! – ощерилась по-американски обладательница красных сапог, и выбросила вперед правую руку.
Твою мать!!!
- Э-э-э… Иван Денисов! – гаркнул я, яростно тряся ее ладошку, сжимая в своей руке – Йес, миссис Кобэлл! «Мироздание»! Я-я, зер гут! Но пасаран! Данке шен!
Ну не знаю я английского – так что, расстрелять меня, что ли?! Вон, знаток английского в машине дрыхнет, под звуки вальса, а я, между прочим, водитель! Простой водитель!
Миссис Кобэлл удивленно смотрела на меня, как смотрят аборигены Папуа на белого медведя, и звонко смеялась – такого забавного русского ей, очевидно, видеть еще не приходилось…
- Иван! – раздался позади меня грозный голос зама – Тебе что, делать нечего?! А ну, гони отсюда эту проститутку, и зри в оба! Прозеваешь Кобэлл – я тебе такой пистон в жопу вставлю, что ты у меня, до конца своих дней, на свой геморрой работать будешь!
- Йес! – закивала американка, щерясь на все тридцать два, своих белоснежных, зуба – Саманта Кобэлл! Йес!
Вы видели когда-нибудь, как из муравейника, наполненного двуустами миллионами муравьев, выскакивает огромный медведь-гризли, которому эти самые муравьи отгрызли яйца? Нет? Вот, посмотрели бы, как из «вольво» вылетела жирная туша Григория Александровича – поняли бы, что сходство – идеальное…
- О, - запричитал зам, слюнявя своими пухлыми губами красную кожу перчатки на ручке американки – миссис Кобэлл! Давно ждем, давно ждем…
И, перейдя на английский, завел с ней долгий диалог… Я вздохнул и, вконец психанув, рванул дверцу авто.
- Иван, - тут же отреагировал зам – возьми у миссис Кобэлл багаж, загрузи в машину, и поехали, а то я тут совсем от холода окоченею…
- Непременно… - испепелил я своим взглядом зама.

… Отогревшись в нашем офисном буфете тремя чашечками «экспрессо» с круассанами, любезно предоставленными официанткой Валечкой, я уже мысленно настраивался на великий подвиг – пригласить Валечку на романтический ужин в свою холостяцкую берлогу на Шаболовке, со всеми вытекающими, как моя рация издала требовательный попискивающий звук вызова, и голос Григория Александровича, чуть искаженный радиопомехами, властно произнес:
- Иван! Зайди ко мне, немедленно!
- Уже бегу, Григорий Александрович… - стиснув зубы, ответил я…
В просторном бизнес-холле, за огромным круглым столом, уже сидели только зам и миссис Кобэлл, и о чем-то мило беседовали на языке,  враждующей нашей державе, страны…
- Иван, - увидев меня, чуть улыбнулась жирная рожа зама – будь любезен, отвези миссис Кобэлл в гостиницу, проследи, чтобы все там было на уровне и, с этой минуты, ты – личный водитель нашей очаровательной гостьи!
- Но… - опешил я – Григорий Александрович… я же… языка не знаю…
- И что? – нахмурился Григорий Александрович – ты мне прикажешь обучить тебя английскому? Она сама захотела, чтобы ты ей показал вечернюю Москву, не захотев, чтобы город показывал я, а отказать ей… Впрочем, что это я тебе буду объяснять? Приказ ясен? Выполняй!
… Крутя баранку, я чуть искоса наблюдал за, сидящей справа, американкой… Если верить Григорию Александровичу, Саманта была в Москве в первый раз, и радовалась каждому дому, проплывающему за окном, каждому памятнику…
- О! – громко восклицала она, указывая пальчиком на какое-нибудь здание – Что это?
- Большой театр! – громко отвечал я – Галерея Искусств… Третьяковка, понимаешь?
- Йес! – кивала чужестранка – Третякоффка… Понимайт!
… Втащив два огромных чемодана в «люкс», я, широко улыбнувшись, радостно пропел ей:
- Бай-бай!
И, развернувшись, хотел уже испариться, как за спиной, словно, гром среди ясного неба, прозвучало отчетливое русское:
- Не торопись, Ваня…
Нет, я все понимаю! И то, что важная гостья захотела в провожатые и гида по русской столице – именно, меня! И то, что я, не зная английского, должен как-то объясняться с ней, чтобы ей все было, более-менее, понятно! И то, что… Но то, что она знает в совершенстве русский язык, и, похоже, что она, вообще, русская – это как понимать, мать вашу?!
Видимо, у меня был вид хронического дебила, потому, что Кобэлл, или как там ее, усмехнулась, и не выдержав, рассмеялась, запрокинув голову…
- Ну, чего стоишь, словно, аршин проглотил, Вань? – отсмеявшись, проговорила она – Дверь прикрой, и закажи чего-нибудь в номер, я ужасно проголодалась…
- А? – издал я утробный звук и, все еще не осознавая реальности происходящего, поплелся к двери…
- Ваня, - гостья уже сняла шубку, и сидела на коричневом кожаном диване в красном (у нее что, мания, что ли, на красное?!) джемпере – ты послушай, что я тебе скажу, а потом – сам реши, уходить ли тебе, и говорить ли своему патрону, что я знаю русский язык, или нет… Но, в таком случае, я откажусь от подписания важных документов, доложу своему шефу, там, за океаном, что вы и ваша контора – аферисты, и вы же еще сами заплатите нам кругленькую сумму за очковтирательство… А так, и мы с тобой поладим, и дело будет сделано, ок?
- Хм… - поерзал я на немецкой коже классной мебели – а на фига… на фига этот цирк с языком?
- Ну это же бизнес, Ваня, - улыбнулась Саманта – тут надо быть уверенным на все сто, что тебя не «кинут»… Мой «патрон» специально послал меня под именем Саманты Кобэлл, чтобы ваши боссы подумали, что я не знаю и слова по-русски… Кое-что я услышала в разговоре сегодня, но это не столь важно, что будет завтра… Вот, завтра я узнаю – что представляет ваш проект на самом деле, а не то, что они мне подсовывают на бумаге…
- Бред… - встряхнулся я – Кино, блин… про шпионов…
- Налей себе выпить, - попросила Саманта – и мне плесни…
- Я же за рулем! – возразил я – Это у вас, в Америке, можно немного «кирнуть», а у нас…
- Вань, - перебила меня гостья – а можно я тебя попрошу… остаться сегодня… здесь?
- Где? – тупо посмотрел я на нее.
- Ну, в номере, - улыбнулась Саманта – я буду спать в спальне, ты – в гостиной… Я не была в России двадцать лет, и мне интересно, что же происходило здесь за это время… Вот, ты и расскажешь мне, идет?
В дверь коротко стукнули, и я поднялся, чтобы открыть официанту, доставившему заказ.
- А… как тебя зовут по-настоящему? – вкатил я столик в гостиную – ну… по-русски?
- Софьей, - улыбнулась гостья – зови, как родители звали – Сонькой!
- А прозвище – не Золотая Ручка? – криво ухмыльнулся я, открывая дверцу бара, за которой, среди дюжины бутылок с заграничным пойлом, я заметил армянский «Арарат».
- Увы, - развела руками Соня – я – законопослушная гражданка Соединенных Штатов Америки, ни разу не привлекавшаяся, исправно плачу налоги, езжу по дороге с допустимой скоростью, и не являюсь расистской…
- Что, расисты – это тоже преступление?! – удивился я, откупоривая бутылку с янтарным напитком.
- С точки зрения морали – да, - кивнула Соня, распахивая крышку чемодана – если ты расист, там, в Америке – тебя могут не пустить в приличное заведение, уважаемые, в светских кругах, люди не подадут тебе руки – ведь, черные тоже занимают важные должности, они есть и в Сенате, и в Департаменте…
- У нас все по другому, - хмыкнул я, делая большой глоток из пузатого стакана – гостарбайтеры у нас, в основном, это грузчики, строители и дворники, а скинхеды могут и убить «черного»…
- Да, Россия – это другой мир, - Соня поднялась на ноги – я в душ, а ты, Вань – накрывай на стол… Я быстро…
Во дела! Меня уже и в лакеи определили! Однако!
Когда Соня вышла из ванной комнаты, и предстала передо мной не в гостиничном, белом махровом, а в своем – шелковом и коротком халатике – я почувствовал, как в моих брюках что-то затрещало, а во рту сразу пересохло…
Длинные, умопомрачительно стройные ножки Сони, были покрыты чуть заметным загаром, и идеально гладкими – без намека на растительность, чем могли похвастать наши тридцатилетние женщины… Худенькая фигурка ее была олицетворением изящества и женственности, особенно, глубокий вырез спереди, открывая ее тоненькую шейку…
Под шелковой тканью халатика угадывались небольшие холмики грудей, судя по колыхающим движениям, не стесненные сейчас бюстгальтером…
Я стоял, завороженный видом женщины, явившейся с другой планеты, с другого, потустороннего мира, и не мог оторвать от нее своего взгляда…
- Ну? – весело воскликнула она, по нашему, по-российски, потирая руки – Чем ты меня будешь кормить?
- К…картофель, запеченный с грибами, мясо ягненка с черносливом, котлеты по-киевски, салат из свежих овощей, селедочка, мороженое… - начал я сумбурно перечислять, но Соня, махнув рукой, авторитетно заявила:
- Да ладно тебе, Ваня – давай, садись за стол уже, я умираю с голоду… Налей мне водки, а? Нашей, «Русской»…
Выпив рюмочку, Соня сидела с минуту, зажмурившись, словно, прислушивалась к ощущениям, когда огненная жидкость, попав в желудок, обдает внутренности приятным огнем, создавая тепло и радость настроения. Потом открыла глаза и, широко улыбнувшись, звонко чмокнула губами:
- Супер!
И вдруг… нам стало так легко, словно мы были знакомы уже тысячу лет, и сидели сейчас после долгой разлуки, и наслаждались пиршеством русской кухни… Соня спрашивала меня о путче, о демократии, о Путине и Медведеве – ее интересовали все события, гремевшие в нашей стране… Потом, перейдя на личные темы, мы рассказали друг другу о себе, Соня, как и любая женщина, защищала мою бывшую, называя меня черствым мужланом, не сумевшим дать любимой мною, когда-то, женщине все внимание и ласку, потом защищала меня, назвав ее сукой стервозной и алчной акулой, хохотала над рассказанными мной анекдотами, и сценками, пересказанными из «Комеди Клаб»…
Водка, однако, отнюдь не затуманила наши головы настолько, чтобы горланить «Владимирский Централ, ветер северный…» и рухнуть лицом в салат – видимо, здесь, в гостинице, для иностранцев подавалась водка особого, слабоалкогольного, сорта… Выпив чуть больше полбутылки, и плотно закусив, мы уселись в уютные кресла, перед горящим камином, тут же, в гостиной, и закурили – Соня дымила «Мальборро», только своим, американским, а я – «Золотой Явой Классика»…
- Блин… - выпустив струйку дыма, улыбнулась она – Вань, я сейчас чувствую себя так, как будто, вернулась домой… хотя, у меня свое понимание дома – я же живу в Лос-Анджелесе…  Но… я помню, далекое-далекое… Самару… «хрущевку»… «Ласковый Май»… бабушкину деревню… молоко… и речку, куда мы, с пацанами, бегали купаться…
В уголках глаз ее предательски заблестело, и вот, уже одна слезинка, вырвавшись на волю, потекла по нежной коже…
- Ты чего, Сонь? – тронул я ее за рукав халата – Все хорошо же…
Соня перевела взгляд на меня, и мне показалось, что она смотрит… как-то… сквозь меня, что ли…
- Вань… - медленно поднялась она с кресла – Ты… такой хороший, Ванька… Я… прошу тебя… мне так хочется… не говори ничего… давай сделаем это…
В следующую минуту, шелковый халатик Сони, бесшумно соскользнул вниз, и упал к ее ногам, а она, перекинув свою ножку, уселась на мои ноги и, мягко взяв меня за голову своими нежными ладонями, прижала к своей груди…
Ее кожа пахла бананами, персиками, и еще чем-то, не нашим, чужим, но таким вкусным… Я поймал губами сосок ее левой груди и, поиграв с ним своим языком, медленно втянул в рот, и чуть прикусил его зубами… Соня, запрокинув голову и зажмурив глаза, томно вздохнула, и заерзала попкой…
- Пойдем в ванную? – прошептал я…
- Отнеси меня… милый… - выдохнула она – я… сегодня… в твоей власти… сделай из меня шлюху… я хочу этого…
Бережно взяв ее на руки, я поднялся из кресла, и направился в ванную, но Соня, сжав мою шею, тихо запротестовала:
- Посади меня на диван… Я хочу вдохнуть твой запах… настоящий запах… русского мужчины… разденься здесь…
…Когда я предстал перед ней в костюме Адама, освещенный лишь пламенем огня из камина, Соня, кошкой сползая с дивана, восторженно прошептала:
- Ты – настоящий… Не накаченный анаболиками и астероидами янки-импотент, а настоящий… мой… русский Иван… Ваня…
Мой «дружок» уже торчал словно орудие гарпунера на рыбацкой шхуне, несущейся за морским гигантом, и Соня, опустившись на колени, взяла его своей ладошкой, и оголила головку…
- Он прекрасен! – прошептала она, и медленно, словно  боясь обжечься, взяла в рот мой «нефритовый стержень»…
Я почувствовал, как мой «дружок» окунулся во влажную пучину горячего рта, ее язычок заиграл с головкой, отчего, по моему телу пробежала волна электрического разряда, и стала втягивать член глубже, стараясь заглотить всего, до самого основания, сжимая его ствол своими сочными губками…
Член мой, от такой волнующей игры, увеличился еще больше, он с трудом помещался во рту Сони, но она этого не замечала – ее головка сновала туда-сюда, взад-вперед, она вытягивала своим умелым ртом всю силу из моего «орудия», я с трудом стоял на ногах – Соня поддерживала меня за мои напрягшие ягодицы, одновременно, чуть поцарапывая их своими ноготками… Выпустив мой «жезл» изо рта, Соня, своим язычком, прогулялась по моей мошонке, втянула в ротик сначала одно яичко, а затем и другое – я испустил приглушенный стон… Так хорошо мне не делала даже наша официантка Валечка, а она была искусной любовницей…
… Струя моей влаги, сломав все преграды, вырвалась на волю и, с силой ударившая Соню в лицо, залила своим перламутром и шею, и грудь девушки… Соня радостно засмеялась, и стала жадно облизывать головку, потом, взяла ее в рот, и с силой вытянула последние драгоценные капли…
- Вот… теперь… - выдохнула она, улыбнувшись мокрыми, в моей сперме, губами – неси меня в ванную!
В джакузи, под струйками гидромассажа, я медленно приходил в себя… Соня, впрочем, зря времени, как я, не теряла – скрывшись под водой, она, своим ротиком снова привела в боевую готовность смысл жизненного существования… Впившись в мои губы, и совершая язычком немыслимые фантазии в моем рту, она, перекинув через меня свою ножку, стала медленно насаживаться своей «киской» на мою мужскую «гордость»…
Ее «пещерка» была такой узенькой, что, казалось мне, будто девочка-подросток, нимфетка, решила меня совратить в эту ночь… Сжав руками ее упругую попку, я с силой опустил Соню на член, одновременно, подняв вверх свои ягодицы – и вот, бешенная гонка вступила в свою фазу… Я имел ее так остервенело, словно дешевую проститутку, как шлюху – как просила сама Соня… поставив  на ноги, спиной к себе, я нагнул ее, и раздвинул ягодицы – темно-шоколадный глазок смотрел на меня призывно, и маняще…
- Возьми… - в руке Сони появился тюбик с гелем – не медли…
Смазав анус девушки, я чуть поелозил в нем головкой, и… с силой вогнал член в жаркое лоно, по самые яички… Соня задрожала, из губ ее раздался всхлип, но в следующую минуту, она прохрипела:
- Разорви меня, Ваня!
От шлепков моих яичек о ее ягодицы, Соня возбуждалась не меньше, чем я – казалось, что в мой член вставили железный штырь, и он готов окучивать Соню все двадцать четыре часа кряду… Я с силой вгонял «дружка» в ее шоколадную дырочку, а Соня помогала мне, вертя своим тазом… Почувствовав, как горячая лава подбирается к мочеиспускательному каналу, я прижал попку Сони к своему паху – и разрядился в нее до последней капли…
Вынув член, я сполоснул его под теплой проточной водой, а Соня, стоя на коленках, уже обрабатывала его снова своим язычком – и опять, он вскинув головку в ленинском призыве, был готов к новым подвигам… Но я и сам хотел попробовать Соню на вкус – присев на борт ванны, я взял ее за талию, и ловким движением перевернул ее… Перед моим лицом «киска» ее выглядела персиком, с кроваво-красной мякотью… Соня поняла меня без слов, и раздвинула ножки, как можно шире… Я погрузил язык в ее мягкую горячую плоть, почувствовав, как Соня, в свою очередь, взяла в рот моего «бойца» - и мы устроили наше маленькое соцсоревнование, стараясь довести до оргазма быстрее друг друга…
Клиторок ее был смыслом желания всех моих чувств! Я облизывал, сосал его, играл языком с ним, покусывая зубами нежно-нежно, а Соня изводила меня своими женскими ласками…
Разрядившись вместе самым мощным оргазмом за всю ночь, мы, кое-как сполоснувшись, еле добрели до огромной кровати, и рухнув, забылись крепким беспробудным сном…
P.S.
… - Мы увидимся еще когда-нибудь? – тихо спросил я Соню, стоя с ней перед таможенным терминалом…
- Не думаю, Ваня… - изо всех сил сдерживая себя, чтобы не заплакать, ответила она – пойми… такие встречи… они… не имеют продолжения… ты поймешь… со временем… но мне было хорошо с тобой… очень хорошо… мне даже с мужем так не было приятно, как с тобой…
- Так ты – замужем?! – вскинул я на Соню удивленный взгляд.
Соня посмотрела на меня своим чистыми голубыми глазами, и медленно кивнула:
- Да, Ваня… он – ветеран Афганистана… он потерял глаза и ноги на той жуткой войне, и он… ждет меня…
- Ты его… любишь? – спросил я прямо.
- Да… люблю… - она выдержала взгляд.
- Прощай… - я развернулся и пошел к выходу…
- Иван! – вслед мне слышался, полный отчаяния, голос Сони – Ваня! Ну, пойми меня! Я не могу так! Прости меня, Ваня!


… - Ну, Денисов, - генеральный смотрел на меня сквозь стекла своих дымчатых очков, и улыбался – молодец, Денисов! Не подкачал! Не каждый согласится на такую работу…
- Что тут трудного-то… - пожал я плечами – отвезти гостью в гостиницу, пару раз показать город, а и потом…
Страшная догадка озарила меня…
- Вы… хотите сказать… - во рту у меня пересохло, а ноги стали сразу ватными…
- Саныч! – генеральный удивленно посмотрел на зама – Ты что, ему не сказал, что ли?!
- Да… как-то… - заюлил Григорий Александрович – ну… вобщем, Ваня… нам был очень нужен этот контракт… понимаешь? И… нам было важно, чтобы эта америкоска в тебя втюрилась…
- Оклад в пятикратном размере! – торжественно провозгласил генеральный, и придвинул ко мне пухлый конверт – Ты, кажется, машину новую хотел прикупить? Могу помочь…
Я медленно встал с кресла, и в упор посмотрел на зама…
- Да пошли вы… знаете, куда… - швырнув бейдж, я медленно развернулся, и побрел к выходу, решив, что сегодня я буду пить водку… нашу… не гостиничную…