Nibius - 55-ая часть

О душе ничего лучше сказать, чем это представит Олеся, не возможно. Вы там уже ума лишились, разве можно душу представить в каком-то высшем сложном варианте? Этикет – это же искусственное или высшее искусство представления натуры и ума. Душа же может быть только – натуральная. Вы бы ещё актёров пригласили? Душа никогда не стремится к вершинам и славе, если это – душа. Климов хотел оспорить но его слушать не стали.
- «Не понять этих европейцев, у Олеси нет не лица ни тела, а они сходят по ней с ума? Вот может она ублажить их умеет красиво, в это я ещё поверю», - сказал как-то консул по вопросам русской эмиграции в Дании, Ефим Городецкий, больше в шутку, послу Артёму Румянцеву и они весело посмеялись.
Некоторые видные деятели России стали наезжать в Европу для установления более тесных контактов с высшей элитой новой Европы и иногда попадали на встречи с участием Олеси. Но с ними у неё разговоры никак не ладились и она даже порой уходила немного расстроенная с таких встреч. В её же интересах, Олесю стали огораживать от таких контактов с «земляками» и она в конце концов уехала в отпуск в Олдриш, ибо хотела посмотреть столицу нового мира. И как она приехала в этот город, тут же почувствовала себя как дома, это был её мир. Тем временем, рождалась новая политика, где главную роль играла творческая богема, людям нужны были не важные красивые и умные речи и обещания с высоких трибун, а именно вдохновение и воодушевление, что могло дать только хорошее качественное искусство, театр, музыка, поэзия, живопись. Шоумены и рекламодатели отныне считались дешёвкой для одурачивания масс. Но творческая богема не могла править страной, потому более содержалась у титулованных особ, короны и крупных магнатов промышленности и сельского хозяйства. Политики более играли роль советников и делали расчёты экономики и стратегии законов государства. Так же в эгиду выходили и учёные, но те, которые могли понятно и обнадёживающе изъясняться с народом. Так появились типа бывших менеджеров, продюссеров и меценатов, которые являлись посредниками между творческой богемой, титулами, учёными, политиками и народом, умея всё представить в более живом и натуральном виде. Всё начинало натурализоваться. Вторую важную роль играли опытные психологи. Из того, новую эру называли ренессансом и психоэрой. На умные слова кого-то купить было очень трудно. Народу нужны были более простота и ясность.
  Олеся быстро сдружилась с Мариной и та сделала для Олеси несколько нарядов, подчёркивающих её духовность и красочность натуры, а Галиция расписала эти наряды изящными узорами. Это были воздушные длиннополые платья в которой Олеся казалась как фея души. И её уже косвенно признавали за элиту. Видных деятелей из народа, старались выдвигать вперёд и считались с их мнением, но ничего им не навязывали, ибо это во-первых не проходило, а во-вторых считалось опасным, ибо реакция могла в итоге выйти противоположной, уничтожающей все прежние достижения на поприще нового развития Европы и мира в целом. Новые люди пока придерживались тени и на арену не выходили, так как толком не имели своих лидеров, кроме скажем пресловутой троицы Ларса, Руди и Гранди или девиц Марины, Галиции и Сильвии. Олеся всё более становилась первой звездой русской души в Европе, а это и творческая богема, которая влияла на внешнюю политику стран Европы. И наконец в России стали понимать, что без Европы толком Россию не поднять, и Олеся стала первой надеждой на хорошие контакты России с Европой. В Европе появились и первые лидеры новой Америки из эмигрантов и европейских психологов работающих от Америки. В Европе стали процветать и культурные центры других наций в том числе и третьего мира, дарую надежду возрождения народов со своих исконных земель. Европу стали чаще именовать как Вавилон-2. Цивилизация начинала качественно перерождаться отсюда. Зародились идеи возрождения исторических культурных центров наций и на территории самого Египта, чтобы вновь сделать подобие колыбели цивилизации, а Египет столицей всего мира и нового и старого. Пока восстанавливались отношения между странами и правительствами с КЛЕ, всё острее становился вопрос живых отношений между народами наций. И тогда от правительств стали работать льготы на поездки в Европу и на принятие гостей из Европы из народа. Восстанавливалась и единая международная связь, типа интернета. Пока роль передатчиков стали играть новые модели стратосферных зондов с повышенной защитой. В Америке стали возрождать титулованных особ королевского происхождения, которые когда-то перебрались жить в Америку. В России тоже стали делать акцент на рода титулов царского происхождения. Так нежданно, негаданно Олеся столкнулась в Дании с активным посредником от русского народа в плане творческой богемы Николаем Дорониным. Она как раз собиралась уехать в Париж по настоянию Русского Дома, но задержалась. А задержалась по весьма неприятной причине, лидер одной молодёжной группы рок-музыки, подающей надежды, Мальмстин Круберг, несколько сатирически высказался в адрес не Ингарта, хоть видно намекал на него, а на Олесю, что-то типа русской коровы. Ну понятно молодые и рокеры все бунтари по духу. Но Инг узнав об этом, перед концертом этой группы просто пришёл и набил Мальмстину морду, заявив что рядом с Олесей, тот грязная свинья, а не рокер. Тема завязалась с того, что много юмора гуляло об отношениях между Ингартом и Олесей и о том, что Инг перестал давать добрый рок, поменяв музыку рока на амурную романтику баллад. Он, выходит, как бы предал дух настоящего рока. Мальмстин вышел на сцену с побитой физиономией и дал крутой убойный рок, после чего эта группа распалась, потеряв популярность. И Мальмстин заявив, что ещё отомстит Ингарту, уехал в Америку. Олеся переживала не за себя, а за Инга, тем паче что разборки вышли из-за неё. Но Ингарт открыто заявил перед прессой, –
- «Я сделаю кулаками любого уродом, кто ещё посмеет оскорбить душу Олеси, ибо тот не мужчина, а свинья, независимо оттого что молод».
Ингарта пытались уличить, что это был лишь отстранённый намёк, а не прямое оскорбление и ещё преподнесённый в шутливой форме, но тот ответил грубо, -
- «Она русская, если это для вас ничего не значит и потому, не могла бы это расценить так, как пытаетесь тут вы мне преподать. Какое он вообще имел отношение к Олесе? А если этот молодой петух решил задираться со мной, то чего же он это не сказал в мой адрес? Это прямая провокация и таких свиней ещё выпускают на сцену!?».
 И тут нарисовался Николай Доронин, -
- «Сколько лет, сколько зим? Я тронут как за тебя тут дерутся рокеры! Я уж тогда погорячился немного, ты на меня зла не держи, это всё Тюлень заводила, а себя не хотел показать слабаком! Я вообще-то думал всегда о тебе лучше. И ребята и девчонки тебе привет передают, они тебе завидуют, как ты тут развернулась по Европе! Не смотри на меня волчицей, я теперь стал пай-мальчик!».
 Олеся не хотела на него смотреть никак, на этого героя из той троицы изнасиловавшей её в Саратове. Она не хотела этого вспоминать и хотела просто уйти, ибо у него к ней никаких делов быть не должно, а такие приветы ей даром не нужны, с кем надо, она держала связь через Симону. Но Николай оказался навязчив и стал просить возобновить добрые отношения.
- «Какие отношения Доронин? У нас их никогда и не было со школьной скамьи. Что тебе надо? Что ты от меня тут добиваешься? Приветы он мне передаёт? С тем с кем надо, я постоянно поддерживаю связь. Ступай своей дорожкой!», - не поняла юмора Олеся и пожав плечами, пошла прочь. Но Николай догнал её, -
- «Да погоди ты ретивая какая! Рассудила тут что по чём. Я ведь не просто так к тебе подошёл, дело есть. Я ведь теперь как поверенный при консуле по установлении прочных контактов с русскими в Европе. Хоть и не ожидал тебя тут встретить. Чего тебе ворошить прошлое? Ты ведь можешь конкретно России помочь...».
Олеся отдёрнула его руку, вцепившуюся в рукав своей блузки и сказала немного резко, -
- «Что там зло на тебя держать. Да только теперь каждого ухаря из России, в Европе, поверенным или консулом называют, но я то тут причём? Словно я Россию не знаю. И ты не зря ко мне подошёл и не случайно тут меня встретил. И не напрасно помянул, как развлёкся со мной в компании Тюленя. Что ты ещё после этого добиваешься? Насильно милым стать!?».
 Николай рубанул рукой по воздуху удалецки и отчаянно, -
- «Что ты тут цену себе набиваешь? Что ты знаешь про меня и про Россию? Что ты тут себе возомнила...», и чья-то сильная рука сзади рванула Николая за шиворот, прочь от Олеси.
- «Ступайте к себе мадам Олеся! Я Егор Трифонов. Я разберусь с этим мальчишкой...», - стал уверять Олесю, некий солидный молодой человек, но Олеся не стала выслушивать его тираду и уносила ноги с этого места. Она была доверчива и наивна, но зная русских, почему-то подумала о правилах двух рук, когда одна тебя бьёт, а вторая жалеет. Может этот Егор заодно с Николаем и таким образом просто решил втереться к ней в доверие? Она не стала ломать голову и этим же вечером, улетела самолётом в Париж, но предупредив провожающего её консьержа Вернера, что за ней могут следить русские. В Париже в Русском Доме она долго не была и воспользовалась первым приглашением графа Орлеанского на своё родовое имение. Имение было старинным и роскошным, а пруды и природа вокруг казались изумительны и впитавшие в себя добрый дух столетий. Олеся предпочла прогулки по парку и возле прудов, чем прозябать в надушенных помещениях замка или дворца, как ни назови это лучше.