Три желания

          Была среда. Среда и пятница, как известно, особые дни – в среду Иуда предал Христа, а в пятницу Его распяли… И я заметил – в эти дни демонические силы активизируются – без видимых причин случаются всякие волнения и раздражения, конфликты, инфаркты и прочее такое… К тому же, пост Рождественский на дворе – его ещё называют Филипповский, в честь апостола Филиппа, который известен прежде всего тем, что, не колеблясь, пошёл за Христом, и, впоследствии, принял мученическую кончину на кресте…
          Словом, среда. Прихожу на работу, а там буза – у Гены Рюмина юбилей, а деньги никто сдавать не хочет. Все орут, а он, несчастный, стоит посредине и чуть не плачет от обиды… Поздоровался, спрашиваю:
- И почём нынче поздравить юбиляра, то есть какая сумма требуется с каждого юридически гражданского лица нашего дружного коллектива?..
- По пятьсот! Совсем одурели! – отвечает Веня Сахаров, человек с тремя высшими образованиями. – У меня в сентябре был юбилей, так хоть бы одна тварь чухнулась… Не-е-ет, вы как хотите, а я сдавать не буду…
- И я не буду! То по двести сдавали, а тут сразу пятьсот!..
- Тогда я тоже не буду – давай мою пятихатку обратно!..

          Вижу, дело серьёзное, как бы до драки не дошло – у Толика Писарева в столе, под компьютером, нож самодельный припрятан, с гербом Советского Союза на рукоятке… и вообще он человек очень чувствительный – судимый даже…
          Громко, так чтобы слышали все, говорю:
- Веня, расставляй фигуры – я тебе мат оформлю в семь ходов…
- Не оформишь! – вспыхнул, как порох, он считается лучшим гроссмейстером нашего коллектива.
- Ставлю на кон часы!
- Ого, так крупно мы ещё не играли!
- Толик, будешь моим секундантом?
- А что делать?
- Ходы считать…

          Разумеется, часы я проиграл, но мир выиграл… и вообще, день для меня сложился вполне достойно, хотя и устал изрядно. Вышел из офиса, иду к метро: взгляд рассеянный, чувств никаких, мысль только одна – поскорее добраться до дома… пуржит, люди мечутся, машины фырчат и дымят, светофоры регулируют потоки… Спускаюсь в подземный переход, а там ряд палаток – витрины ярко освещены… Обычно пролетаю мимо, как МИГ-29, а тут остановился и товар разглядываю: солнечные очки, шапочки, тапочки, нижнее бельё – мужское и женское, губная помада, лак для ногтей, часы, авторучки, подсвечники – в общем, всякая мелочёвка – мне без надобности, но почему-то стою, безразлично-туманно смотрю на всё это и с места сойди не могу…
- Молодой человек, Вам помочь? – продавец, измятым, сонным лицом, выглянула из-за инвалидного манекена – без рук, без ног, но в лифчике, в трусах, в зимней шапочке и солнечных очках, а на шее куча недорогих бус. 
- Предлагаете лифчик примерить?
- И-хи-хи-хи…
          Казалось бы, всё – ухохотал свою расслабленность, сосредоточился, иди домой – нет, продолжаю стоять… Вдруг слышу, за спиной:
- И чего ты тут высматриваешь – оно тебе надо? – я вздрогнул даже, думаю, никак ангел Господень со мною беседует. Оборачиваюсь – стоит человек обычной, среднестатистической  наружности. Спрашивает, – Ты поп что ли?
- Нет.
- Но всё равно, человек церковный да? – признайся честно, по бороде ведь вижу…
- Допустим… дальше что?..
- Мне с тобой поговорить надо.
- Некогда мне с тобой разговаривать…
- Значит на всякое мухло ротозейничать у тебя время есть, а с человеком, единоверцем, поговорить времени нет… Эх, православные! А ведь в Писании сказано: просящему дай, и от вопрошающего не отвращайся…
- Ладно, достал… говори, слушаю…
- Ну, что, прямо здесь что ли?.. пройдём ко мне – тут рядом, тепло, удобные кресла, чай на выбор, кофе… можно и чего погорячее напипетить – зима на дворе…
- А то, что пост на дворе тебя не смущает?
- Нет, не смущает – жизнь-то с постом не прекращается…
- Вижу ты в слове лёгок и красен… но с чего это вдруг незнакомому человеку такие щедрые дивиденции?
- Пойдём дорогой, Христа ради – нужен ты мне – во как нужен…
- Ну, если только ради Христа и Пресвятой Богородицы… сегодня праздник двунадесятый – Введение… ты в курсе?..
- В курсе, в курсе… вот и поздравимся заодно – сегодня и рыба благословляется – у меня есть баночка хорошего лосося…

          Мы вышли из перехода, прошли по улице до первого переулка, свернули, через три дома показалась чёрная кованная изгородь и въезд со шлагбаумом, он кивнул охраннику, тот ему, мы прошли на территорию, обошли здание, видимо главный корпус учреждения, за которым было строение поменьше, двухэтажное – как выяснилось, хозяйственного назначения… спустились по ступенькам в цокольный этаж, он открыл тяжёлую дверь, обитую кровельным оцинкованным железом и жестом пригласил войти.
- Вот здесь я и живу… и работаю…
- Неплохо… – это была комната метров сорок квадратных. Я огляделся. У окна действительно стоял стол и два старых офисных кресла с лифтами и откидными спинками, вдоль правой стены верстак с тисками, точилом и разными инструментами… в правом дальнем углу разобранная тачка, связки мётел, несколько наметельников, штабеля обрезных, нетёсаных досок, вёдра, снеговые лопаты, ледорубы и прочее такое – дворницко-слесарно-плотницкое… слева на полу горшок с пальмой, самодельный, грубой работы, топчан, на нём тонюсенькая постелька, рядом тумбочка, над тумбочкой иконы и лампадка, на тумбочке: Евангелие, псалтирь, молитвослов, «Отечник», какие-то брошюрки, ручка и тетрадь… возле двери, железный двустворчатый шкаф и рогатая стойка-вешалка, на которую я и повесил свою куртку…
- Ну, давай что ли, познакомимся – Леонид – можно просто Лёня…
- Илья Матвеевич – можно просто Илья…
- Понял – юмор не возбраняется… Вот – как и обещал, кресла – садись настраивай как удобно, а я чайник поставлю… Ты что будешь – чай, кофе?
- Чай.
- Зелёный, чёрный?
- Всё делай как себе – меня не спрашивай.
- Ещё одно подтверждение, что я в тебе не ошибся…
          Загудел чайник, на столе появилась банка лосося, чёрный хлеб, луковица, соль, две вилки, две чайные чашки, банка смородинового варенья, четвертинка водки и пара стопочек-сороковок… 

- Ну, давай, с праздником!
- А помолиться и благословить трапезу…
- Прости, Господи, забыл… Тогда и лампадку надо затеплить… Отче наш, иже еси на небесех…
- Аминь. Пресвятая Богородица, спаси нас…
          Выпили, захрустел лук на зубах, обильно посыпанный солью, ну и всё остальное, Лёня начал свой рассказ:
- Есть у нас артист один, да ты его знаешь – в кино снимается, песни поёт матерщинные…
- Признаться, не могу вспомнить, кто у нас из актёров поёт матерщинные песни…
- Да знаешь ты его – лысый такой, небритый, без зубов, под юродивого косит… ну, не важно… Короче, пришёл я как-то с работы, включил телевизор, вернее, жена смотрела, а я присоединился – шла передача с этим артистом – он рассказывал о себе: как в кино снимается, как концерты даёт… а потом, начал говорить о вере, о Церкви, о Боге, и как спасаться… и одна фраза меня поразила, точно молния среди ясного неба – по башке бамс… вот послушай: «Возлюби Бога и делай, что хочешь»…
- Это блаженный Августин сказал…
- Да… и вроде ничего особенного – такие простые слова, но я озадачился – делай что хочешь – это же свобода полная – вселенский простор… Но чего я хочу? – у меня всё есть: квартира есть, дача есть, машины, правда, нет, но мне и не надо – по Москве на машинах только пижоны разъезжают, да извозчики… а на даче у нас там всё удобно – до электрички рукой подать… С женой мы живём уже, слава Богу, тихо и мирно – никаких претензий… дочь взрослая, замужем, живут отдельно, правда не очень ещё тихо и мирно, как мы, но и мы не сразу к этому пришли…
- Вот тут нельзя ли поподробнее…
- А что сам не знаешь – разве у тебя не так? – сначала, до свадьбы, и после свадьбы с год, всё хорошо – совет да любовь… потом сикось-накось-кое-как, слава Богу, не развелись, а потом, когда дочь выросла и замуж вышла – началась самая настоящая, счастливая супружеская жизнь – она живёт своими интересами, я – своими, и незаметно, ненавязчиво так, друг другу помогаем… вот бы сразу до этого догадаться, а то ведь, сколько крови попортили… 
- Это называется – претерпели все кризисы…
- Именно, претерпели – вот точное слово… а им-то молодым невтерпёж – у них кровь кипит, желания одно на другое наскакивают – действие давай… Жена мне говорит: ну что ты молчишь, скажи, как отец – или не видишь, он открыто уже издевается над ней… а что я ему скажу, когда я сам был такой же… даже, ещё хуже… терпи, говорю, дочь, терпи – перетерпите, счастье вам будет…
- А может тебе к священнику пойти, поисповедоваться – я-то тут вроде не причём?..
- К батюшке – это само собой… я с простым человеком хочу поговорить, понимаешь?.. мне интересно знать – у тебя так же, или как-то иначе?.. священник – он ведь человек служивый, он тебя заповедями править будет, Евангелием наставлять, как учитель… а мне собеседник-единомышленник нужен – сочувственник, понимаешь?.. давай ещё по одной…

          Выпили. Он, смачно хрустя подсоленной луковицей, продолжил:
- Итак, на тот момент обнаружилось у меня всего три желания: прихожу я вечером с работы уставший в лоскуты, жена ужин вкусный приготовила, скажем: картошечки с лучком нажарила, котлеточек накрутила, или курочку в духовке запекла, селёдочки обязательно, сальца, кровь из носа, – я сальцо с прослоечкой, да с чесночком, ой, как уважаю, да с хренком… ну, там, само собой, помидорчики солёные, огурчики, грибочки – это всё своё – дачное…  Вот, значит, первое моё желание – после трудового дня хорошенько поужинать… А к такому ужину, что? – ну, конечно, четвертиночку водочки – больше мне не надо – я ведь не алкаш какой, литрами хлестать – во всём надо знать меру – это второе мое желание… А вот третье желание… оно весьма пикантного свойства, так, что требует дополнительного орошения гортани, так сказать…

          Выпили. Ни лука, ни лосося уже не осталось, пришлось, на хлеб намазывать варенье, тем и закусывать… Он продолжил:
- Слушай дальше… Живу я в семнадцатиэтажном доме, на девятом этаже, с лифтом и мусоропроводом… На лестничной площадке четыре квартиры и общая железная дверь – известная планировка… как входишь и направо – моя квартира – двушка, а если сразу налево, как раз напротив моей – трёшка, распашонка – там супруги живут, на вид лет сорока, бездетные, хворые родители на руках… И вот заметил я, что она каждый вечер в одно и тоже время мусор выносит… всегда в домашнем халатике, вот по сих пор… и меня после такого ужина, естественно, стало на неё распирать… а ты сам знаешь, только раз допусти этот помысл и мечтание, и всё – не отвяжется: и спать будешь плохо, и работа не в радость сделается, и с женой начнёшь собачиться… Я по началу за ней в глазок подглядывал… жена телевизор смотрит, а у меня своё кино… потом придумал выходить туда – выйду заранее, минут за пять до её выхода, встану напротив мусоропровода, за той дверью, где выход на лестницу… а стекло в двери высажено – меня не видать, а я наблюдаю, точно в телевизоре… стою, жду… как юноша влюблённый ждёт свидания… а у нас ещё в однушке, что рядом с ними, бабка живёт художница, она все стены увешала своими картинами и кашпо с цветами… и возле лифта и возле мусоропровода – романтика и лирика – с ума сойти… и вот слышу, замок прохрустел, дверь открылась, шлёпает… подходит к мусоропроводу – шварк туда пакет, и обязательно веником заметёт мусор на совок и туда же – культурная, чистоплотная – люблю таких… В общем, представляешь да, какое зрелище, когда она в таком коротеньком халатике, грациозно наклонившись, начинает тщательно подметать… 
- Здравствуйте, Люба… – говорю, выйдя из живописного укрытия.
- Ой! – вздрогнула, зарделась вся. – Вы напугали меня… – выпрямилась, халатик поправляет, а глазки искрятся в поволоке, губы пухлые, на расстоянии чувствую, горячие-горячие… только руку протяни и сюда её, на лестничные марши… но не могу, понимаешь, не могу. Спрашивает, – А вы что же, курите здесь?
- Да, курю. – говорю, и не узнаю своего голоса. Но никогда я в жизни не курил, мне этот дым противен с детства: отец, бывало, как засядет в туалете и так надымит, что аж глаза из глазниц выворачивает. Спрашиваю, – А что же, супруг Ваш?
- Да спит уже – он рано ложится… – вот оно счастье мечтнанное, все условия, но нет, не могу, хоть убей. Поговорим о погоде, о всякой там ерунде и разойдёмся…
          Неделя так проходит, другая – а я всё никак и никак… И она стала попозже выходить, минут на пять, потом ещё на пять, потом ещё – время свидания упоздняет, чтобы наверняка и без помех – видимо, поняла, что я на чём-то претыкаюсь… И однажды вижу, она не с веником выходит, а со щёточкой такой… да знаешь ты, там ручка щётки с ручкой совка скрепляется и пара получается… и когда она начала этой щёточкой подметать, я аж присел… присел и вижу – мама родная – под халатиком ничего – полная боевая готовность… у меня аж в глазах темно сделалось, сердце того и гляди грудную клетку прорвёт и на пол шмякнется…
- И опять не смог?
- И опять не смог… я даже вот что придумал…
- Извини, Лёня, это не постный разговор… я, пожалуй, пойду…
- Всё, Илья, всё – эротическая часть повести кончилась, теперь самое главное… Давай ещё по одной и чай будем пить…
- Тут нет больше…
- Есть… у Лёни Кирова всё есть. – и полез в шкафчик.
- Стой! Или чай, или я ухожу.
- Понял. Чай.

          Чайник закипел быстро. Заварили прямо в чашках. Он положил себе в чашку варенья, помешал, отхлебнул глоток и продолжил… а я, кстати, люблю в прикуску…
- Ну, так вот услышал я эту фразу и думаю: возлюблю Бога и Он мне поможет моё мечтание разрулить… это же любовь, думаю себе… Потом думаю, хорошо, возлюблю, но как? – ведь, чтобы возлюбить кого-то или что-то – надо его, этот предмет, знать, или видеть, или хотя бы слышать о нём… Спрашиваю жену:
- Тань, что ты знаешь о Боге?..
- Да тоже что и ты – ничего… а кто бы мне о Нём рассказал?..
          И правда, думаю, ведь никто нам о Боге не рассказывал… тогда ведь как было - окрестили тайком и гуляй в октябрята, потом в пионеры, потом комсомол, потом партия… И с родителями мне совершенно не повезло – жили они до безобразия просто – ни куда не ходили, ни чем не интересовались – дом, работа, магазины, телевизор, дом, работа, магазины, телевизор… по выходным отдыхали, так сказать, компанией: самогону наварят, пельменей настряпают, пирогов, холодца – соберут друзей и родню, выпьют, закусят и давай частушки под гармошку орать, и каблуками по крашенному полу отплясывать – соседи в батареи стучат, дайте, мол, спать – отец пойдёт к ним – а в зубы, мол, не хотите ли?.. и дальше гулять… потом, ближе к концу застолья, мать поглядит, отца нету, ещё поглядит, и жены друга нету – всё ясно – гости разойдутся – и пошла разборка – посуда вдребезги, мордобой, матерщина… Так всю жизнь и разбирались между собой – ни политикой, ни культурой, ни религией не интересовались… про науку и не говорю… Но вот что любопытно: когда мать померла, отец затосковал, ой как затосковал… и прожил он в этой смертельной тоске ровно год – ну, там без малого… разболелся весь, ослаб, я за ним ходил… Благодарность он мне, конечно, выражал, но не откровенничал – никогда, ни слова… а я всё ждал, что он мне откроется – надо же человеку покаяться перед смертью – душу облегчить – нет – молчок… И вот вижу умирает, думаю, может на последнем издыхании скажет что?.. Сижу в головах, напрягся весь – жду… а он стонал, стонал, а потом шепчет, еле слышно: Лёня, сынок, водички принеси… я бегом на кухню, набираю в стакан воды из крана, прибегаю, а он уже всё – не дышит… 

          Он замолчал, губы тряслись, глаза искрились слезами…
- Может я пойду а, Лёнь?..
- Погоди, самое интересное начинается… сейчас, сейчас чайку отхлебну и успокоюсь…
          Он отхлебнул из чашки, потом ещё, и продолжил:
- Короче, стал я искать Бога… Всё просто – прихожу после работы в храм, вечерняя служба ещё не началась, народ свечки ставит, к образам прикладывается… вижу батюшка идёт – молоденький-молоденький – ну, словно только вчера из семинарии… и народ к нему подбегает под благословение… и я подхожу:
- Благословите, батюшка, я Бога ищу…
- В правильном направлении ищете…
- Ну, и где же Он тут?..
- Да везде… – и рукой обводит всё внутреннее пространство: стены, купол.
- Да тут, батюшка, картинки одни, а я живого Бога ищу – мне Его полюбить надо…
- Понял. Пойдёмте… – берёт меня под руку и ведёт в церковную лавку. Там берёт Евангелие и протягивает мне. – Вот – читайте и увидите живого Бога. Извините, мне службу пора начинать.
          Я расплатился и поехал домой. И сразу, прямо в метро начал читать. И удивительное дело, Илья – я полюбил Его с первого прочтения… И конечно же, когда читал заповеди, я понял, что все мои желания есть грехи мои: пьянство, чревоугодие и прелюбодеяние… и Господь мне помогать не станет… И этот батюшка, отец Василий, потом, как-то, спросил у меня:
- А знаете, ли Вы, Леонид, что такое – страх Божий?
- Ну как это, что – само слово «страх» за себя говорит – надо бояться Божьего суда, чтобы в ад не попасть… ну и, чтобы здесь было получше…
- А вот и не так: Бог – это Любовь, это наше спасение и радость, и надо бояться потерять эту радость, бояться огорчить Господа своими нехорошими мыслями, чувствами, поступками…
          И понял я это, понял… и перестал встречаться с Любой, возле мусорапровода, и перестал подглядывать за ней в дверной глазок, и вообще перестал… представляешь, если бы я залез в неё, какого уныния и каких терзаний я бы на себя навалил, каких впечатлений напичкал бы в память свою… И я обнаружил, что эти неразлучные друзья тянутся друг за другом: за усталостью и унынием пьянство – за пьянством чревоугодие – за чревоугодием блуд… Кстати, она потом, всё же, нашла себе чёс где-то на стороне, и муж узнал, и такой ор стоял – все соседи слышали… потом они развелись, квартиру разменяли и разъехались…
- Да – история интересная, поучительная… Спасибо тебе Леонид, за доверие, за искренность, за угощение… пойду я…
- Погоди – это ещё не всё… самое главное только начинается…
- А это я и без тебя знаю… и сам тебе могу рассказать…
- Ну-ка, ну-ка – интересно… окажи Любовь…

           Моё терпение было уже на исходе, но дурной характер никогда не даёт просто взять и покинуть утомившего меня человека – я буду мучиться, пока не измучается он, и сам не отвяжется от меня…
- Всё ясно, как Божий день, Леонид – среди новоначальных подобные фортели не редкость… Ты стал яростно воцерковляться: молиться стал много, читать, причащался чуть ли не каждое воскресенье…
- Верно, так оно и было…
- Аскезой увлёкся… топчан вон, из неструганых досок сколотил…
- Точно – тщился Антонию Великому подражать…
- И всё было, слава Богу, хорошо… и ты почувствовал, что тебя распирает от знаний и благодати Господней, которая снизошла на тебя… и стал ты проповедовать Евангелие Иисуса Христа… сперва осторожненько – домашним лишь, но они без всякого стеснения прямо дали тебе понять, что тема им не интересна… Ну и ладно, подумал ты, в родном отечестве пророков не бывает, и нет больших врагов у христианина, нежели домочадцы его, и стал применять Слово Божие к друзьям, к приятелям, к сотрудникам… и тебя слушали, и было тебе хорошо…
- Ну, ты, брат, даёшь…
- Не перебивай… Это называется – прелесть… И вот однажды бесы нашептали тебе, что ты достоин высшей судьбы – быть тебе священником и служить Богу непосредственно в храме, и вести словесное стадо Его в горний Иерусалим… Ты немедля побежал к отцу Василию: «Батюшка, благослови на священство!» – «Ну, что ж, дело доброе – пастырей всегда недостача…» – ответил он и благословил. У тебя словно крылья до небес выросли – ты летел домой, к жене, и фантазии о карьерном росте, одна краше другой набегали в сознании твоём – ты видел себя: то настоятелем столичного храма, то епископом, даже митрополитом – владыкой одной из ближних к Москве епархий…
- Но заметь, на патриарший сан я не дерзнул…
- Это делает тебе честь… Слушай дальше: с криком ты ворвался в квартиру: «Таня! Таня! Поздравь меня! Отец Василий благословил нас на священство! Ты теперь матушка моя, а я твой батюшка!» Но матушка твоя потерялась в лице: «Да ты что, спятил?! Или я тебе жена декабриста, за тобой на каторгу следовать!? Тебе же дадут приход где-нибудь в селе Оглоблино Тьмутараканского уезда! И не мечтай – нет у тебя матушки!» О, как ты обиделся на жену: «Если бы я знал, что ты такая, я бы не женился на тебе!» – крикнул ты и хлопнул дверью… Кинулся к дочери за поддержкой – но та вообще не поняла о чём ты – у неё дети болели и муж гусарил не таясь… И ты ушел из дома – сюда – благо организация учреждения позволяет… К отцу Василию ты пойти не решаешься – боишься, что он осудит тебя – скажет, надо было сперва с домашними этот вопрос утрясти, а потом уж и благословение брать… И вот, обиженный на ближних своих, но верный любимому Богу, ты затворился здесь от всех, живёшь, как отшельник в пустыне – вот и пальма у тебя, и корыто с песком, и где-то с полгода ты питался только финиками и сухарями… Но постепенно смягчается сердце твоё, ты и постишься уже не так сурово, и молишься не ночи напролёт, и причащаешься не каждое воскресенье, а раз в месяц, а то и в два… и водочкой не гнушаешься, и, даже, подумываешь вернуться к жене – на уход и привычную кулинарию… Но ещё есть в сердце обидный барьерчик, преодолеть который гордость тебе не позволяет… и ты терпишь нужду, и в поисках утешения и проповеди, пристаёшь к прохожим – типа меня… Но меня ты спасал даже, подумав, что я стою у витрины и фетиширую на дамское бельё… Так, или я сильно погрешил против истины?
- Так, истинно так! Но как, каким образом ты всё увидел?!
- Дедукция…
- Я серьёзно.
- Ну, не прозорливость же…


04.12.13
15:10