Окорока в кустах

 

               
                Памяти однокурсника Сергея Поплавского,
                очень рано ушедшего из жизни, посвящается
               
    В 1964 г. меня и других выпускников Ленинградских ВУЗов, приехавших по направлениям работать в Каунасский НИИ радиоизмерительной техники, поселили в освободившийся производственный корпус на берегу реки Нярис. Заселять корпус начали с подвала, поэтому мы с однокурсником Сергеем оказались в огромном подвальном помещении – используемом до того в качестве обеденного зала, располагавшейся в подвале столовой. В марте 1965 г. к нам подселили еще одного выпускника Ленинградского ВУЗа -  Юрия. У Сергея были  проблемы со здоровьем, поэтому он все свободное время проводил за шахматной доской. А мы с Юрой, как бывшие спортсмены, для поддержания своей спортивной формы совершали регулярные поездки по живописным окрестностям Каунаса на велосипедах.
 Во время очередной велосипедной вылазки решили исследовать, куда ведет серпантин грунтовой дороги, уходящий в лесной массив на выезде из Каунаса в сторону Вилькии. Серпантин оказался не только длинным, но и крутым в завершающем его участке дороги. Поэтому Юре пришлось спешиться со своего дорожного велосипеда, не имеющего переключателя скоростей, и вести своего коня в гору за руль.
   Наконец, серпантин закончился. Вместе с ним закончился сосновый лес и дорога вошла в редкий  кустообразный березняк. Мой напарник по путешествию вскочил в седло и мы покатили дальше.  Вдруг он затормозил и спросил меня,   тебе этот запах ни о чем не говорит? Я остановился, втянул в себя воздух и, действительно, почувствовал не свойственный березовому лесу запах. После чего ответил ему, да чувствую запах подгоревшего мяса. Юра меня тут же уточнил, не подгоревшего мяса, а копченого свиного окорока!  Юра в отличие от меня, выросшего в Заполярье и впервые увидевшего свиней в Литве, вырос на Украине. Запах оказался для него не только знакомым, но и  родным.
 Мы положили велосипеды на обочину дороги, чтобы попытаться обнаружить источник столь любимого с детства для Юрия запаха. Обойдя большой куст березняка, обнаружили большую кучу, прикрытую куском брезента. Размер брезента был меньше диаметра кучи. Поэтому из под него торчали, свиные окорока, каждый из которых был завернут в упаковочную бумагу.         Судя по всему, лежали в лесу эти окорока не более суток. И, по мнению Юры, попали они сюда воровским путем прямо  из коптильного цеха, поэтому и источали столь сильный аромат. Те, кто припрятал их тут, знали, что местное население еще не забыло о «зеленых братьях» и без особой необходимости по лесам не шастает.
 Поразмышляв на тему, как нам поступить дальше? Решили взять один окорок в качестве «вещественного доказательства» и вернуться в город, чтобы сообщить о своей находке в милицию. Окорок весил порядка 10 кг и мы его с трудом закрепили на багажник дорожного велосипеда Юрия.   
    Но, доехать до милиции нам не довелось. На крутом участке серпантина, тормоза моего спортивного вело не выдержали - резиновые тормозные колодки вырвало из гнезд. И мой велосипед стал стремительно набирать скорость. Я не сумел вписаться в очередной  крутой поворот и улетел в глубокий кювет.  В результате помял переднее колесо велосипеда, порвал брюки и приобрел несколько кровоточащих  ссадин. После чего мне стало не до окорока и милиции. Общими усилиями постарались выправить помятое колесо, чтобы оно проворачивалось в вилке и потащились к себе в общагу.
   Превозмогая боль от ушибов и трение искореженного колеса о вилку велосипеда, я еле дотащился до дома. Поездку в милицию решили отложить на неопределенное время. Чертову находку – причину моих несчастий – занесли и бросили на большой обеденный стол.
 Пока я замывал и залечивал свои раны, Юра развернул окорок и наслаждался его ароматом. В одной из стен нашей комнаты была
  большая, плохо заделанная, дыра – бывшее раздаточное окно столовой. Да и дверь имела большие щели. Поэтому запах от  окорока проник в коридор и соседние помещения.  На него  отреагировал баламут, вечно поддатый и, по этой причине – полуголодный, еще один выпускник Ленинградского ВУЗа - Эдик. Он тут же заявился к нам и спросил, что Серега опять из Одессы что то привез?
 Дело в том, что за год до этого, Сергей вернулся из родной Одессы с почти полным мешком зеленых зерен кофе, который он «одолжил» в порту родного города. И на протяжении нескольких месяцев вся общежитская компания холостяков собиралась к нам пить кофе, который мы заваривали в 5и литровом чайнике, предварительно поджарив зерна кофе на большой сковороде и разбив их молотком.
 Эдик не стал ожидать нашего приглашения и разрешения. Извлек из своего кармана складной ножик и тут же отрезал кусочек, чтобы попробовать. После чего воскликнул: «То, что надо!» и побежал к соседям за хлебом.
 А я с облегчением вздохнул, сделав вывод, что тащиться в милицию нам с Юрой  без «вещ дока», наверное, не стоит.
Осенью мы с Сергеем получили в профкоме путёвки на две или три смены подряд в профилакторий Каунасского радиозавода, который находился за Панемунским лесопарком. Однажды одесский пижон Серёга, возвращаясь поздно вечером в профилакторий из города, заблудился в лесопарке с литовской девушкой-крестьянкой, работавшей в нашем НИИ и тоже жившей в тот момент в профилактории. Звали её Алдона Заводскайте. Я шутя звал ее Алдона Заласкайте.
В поисках дороги Сергею пришлось залезть на высокую ель и кричать: «Ау, ау». Через месяц они поженились. Но счастье их длилось недолго. Через два или три года он умер от закупорки артерии оторвавшимся тромбом при падении  с мотоцикла.
За ночь до его смерти я зашёл к нему. Он лежал в постели. На столе перед ним лежали какие-то лекарства, которые он сам себе назначил. Уходя, я позубоскалил: «Если умрёшь, свою «Яву» (мотоцикл) завещай мне». Утром его не стало.