Сотрите, пожалуйста, кровь. Глава 14

В понедельник утром я подходила к штабу, рядом стояли офицеры и прапорщики, и ждали развода. Я по лицам всех, по их глазам поняла: что –то случилось ужасное, у некоторых стояли в глазах слёзы. Прапор Буянов плакал. Такой здоровый мужик, под два метра ростом, плакал, не скрывая слёз, они текли по его большому лицу, он их утирал своими большими кулаками. Я подошла к Цинкалову:
- Витя, что случилось?
- Лёня Голиков повесился.
Я молча пошла в штаб, открыла дверь кабинета, Виталик встал со стола. Он пришёл в кабинет и сидел, меня там ждал, чтоб в эти минуты быть рядом со мной, чтоб я была не одна, а кто–то рядом и утешил. Хотя, как он мог это сделать, найти разве в утешение какие – либо слова? Он сам в них нуждался.

- Таня, я тебе всё расскажу. Ты потом поплачь, это помогает.
- Витя, ты сказал, что в части нет дедовщины, как ты мог обманывать? Зачем скрывать это, видишь, что вышло?
- Таня, я тебя не обманывал, нет дедовщины, это убийство, это маньяк.
- Расскажи мне всё. Только правду, хоть какая пусть будет.
- Свинарь второй Лёню заманил в свинарник, кажется, попросил что – то передвинуть, помочь. А он здоровый, как этот дебил Сахаров. Он там Лёню избил до без сознания, а может, и ещё сапогами убил, потом ещё уже избитого изнасиловал, его нашёл Сахаров повешенным. То ли его этот маньяк уже мёртвым повесил, толи он сам?

В кабинет зашёл Буянов, он остановился посереди кабинета и стоял так, смотря в пол, не шевелясь. Кажется, он хотел здесь кого–то бить, но кого здесь надо бы было бить, его здесь не было.
- Коля, почему ты его не убил?
- Его там убьют, в тюрьме его убьют. Таня, его обязательно убьют. Он попадёт в военную тюрьму, а там солдаты за это убивают. Господи, у меня два сына!
Буянов вышел. Виталька пошёл на развод. Я сидела за столом и даже не плакала, как мне посоветовал Виталька. Я очень чётко вспомнила, как летом в беседке Лёня меня учил перебору, как я ему показывала сисечки, а он их гладил и меня целовал. Как он сидел в кабинете и рассказывал нам про его маму Александру Матвеевну. Вспоминала, и полились слёзы, как у Буянова, лились ручьём по щекам без остановки. Зашёл Ненахов и сказал мне, чтоб я шла домой, он меня сегодня отпускает домой. Я представила, что приду домой, и там одна буду плакать, нет, я не хочу домой. Мне надо к Ане, я ей поделюсь горем, она мне хоть что – то скажет, я нуждаюсь в том, что кто – то будет сегодня рядом. Люба хорошо Лёню знала, она сама нуждается в утешении и я ей сейчас не помощник.

Ани в части не оказалось, её начальник сказал, что позвонила её тётка и сказала, что Аня очень простудилась – болеет. Я пошла к ней.
- Привет.
- Болеешь?
- Ну, меня Мишка у дверей продержал долго, промёрзла. Хоть бы воспаления лёгких не было, температура.
- Температура, это хорошо, значит, организм борется.
- Ты знаешь, он настаивает с ним сожительствовать, а я же девушка?
- Сожительствуй.
- Как, я же девушка?
- Ну и что, сотрётся что ли? Куда бережешь, для червей что–ли, кто знает, сколько тебе жить? В этом деле каждый решает сам, я тебе ничего посоветовать не могу, чтоб потом меня не обвиняла. Решай сама.
- Почему ты не на работе?
- У нас Лёню Голикова убили.

- Тань, ну что мне делать, он мужик, он уже женат был и разведён, у него ребёнок пацан есть? Он ведь не будет без секса встречаться?
- Нет, мужик не будет.
- Ну, я не хочу его потерять.
- Тогда давай.
- Я боюсь.
- У нас Лёню Голикова убили.
- Так значит отдаться?
- Как хочешь.
- Он еврей, Мишка, потом женится ли еврей на русской?
- Ты не русская, у тебя фамилия Шульц. Евреи тоже могут быть Шульцы. Скажи ему, что ты еврейка, а по паспорту русская, так записали.
- Ой, не знаю...
- У нас Лёню Голикова убили.
- Я наверно отдамся, когда–то же нужно отдаваться, да?
- Я пошла домой, мне надо домой.
- Он медик, на мед складах работает, значит отдаваться?
- Отдавайся. Пока.

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/12/05/1986