Сотрите, пожалуйста, кровь. Глава 2

Я сидела целыми днями и постепенно входила в курс дела, в суть моей работы, всё хватала на лету. Цинкалов мной не мог нарадоваться. Подошло время отчёта и так как Виктор не знал, как его делать, а его надо отправлять в округ, пришла на помощь, по его просьбе, Нина. Она всё говорила с такими намёками и загадками, как бы внушала каждую мне минуту: дебилка, дебилка, дебилка.
- Виталик, ещё пару дней, и я ей рожу разобью.
-Я всё вижу, но ты представь, что это армия, а Нинка - дед армейский, может она чуть – чуть поиздеваться над салагой?
- Нет, не может.
- Салаги дедам морды не бьют.
- Вить, здесь дедовщина есть? Ну, тебя что–нибудь, деды заставляют делать?
- Я ожидал худшего, нет.., ну альбом ему разрисовать дембельский, или бляху начистить, сапоги почистить, мелочи. Так, как рассказывают про армию, нет. Здесь только солдаты обслуживающий персонал деды становятся, их мало, в основном все по пол года только здесь, не успевают состариться, всех в Афган. Да здесь почти все детдомовские или бабушка одна воспитала, мама?

- Почему?
- Ну, чтоб отвечать, наверно, перед меньшим количеством людей, не знаю?
- Да это же сироты? Виталя и ты детдомовец?
- Нет, у меня папа есть, он меня вырастил. Когда моя мама меня родила, пришла со мной из роддома, положила на кровать, собрала чемодан и ушла к другому мужчине, папа меня и вырастил один. Бабушка рядом жила - мама его и тётки, дядьки есть, дети их есть, я не один. Маму я не раз не видел, она как ушла от нас, через немного времени с города уехала.
- Я не думала, что узбечки так могут.
- Она украинка.
- А – а, тогда ей всё пофигу мороз. То – то ты такой красивенький.
- Как не странно, меня все любят, только матери родной не нужен: в школе учителя любили, девочкам многим нравился, тётки любят, бабушка как любит!

Постепенно я начала всех запоминать, знакомиться с солдатами, занимающими должности в штабе. Например, абхазец Гурам из Сухуми, он был киномеханик, в клубе показывал кино и кажется, он же был электриком. Он и в Сухуми был киномехаником, заходил к нам почтальон Вовка, он получал для солдат письма и посылки, и доставлял в часть, откуда, понятия не имею? Был очень симпатичный и серьёзный писарь Саша в секретной части, я у него каждый день брала данные о количестве солдат, на следующий день, чтоб Цинкалов выдал положенное количество продуктов в столовую. Однажды утром, мы сидели за столами и работали, прошло недель примерно три, как я уже служила в части. Распахнулась дверь, влетел в кабинет Гурам, а за ним зашёл этот прапор Буянов. И начал так бить Гурама, у меня был шок, я начала кричать:
- Не смей, не смей, сволочь, не смей!!!

Гурам сполз по стене на пол, это был здоровенный солдат, таких всего ничего в части, один из самых здоровых, но он не защищался. Буянов повернулся ко мне:
- Замолчи.
- Ты что думаешь, я кончаю от таких представлений, я к командиру пойду?!
- Замолчи! Виталька, уведи её, пока и ей не врезал.
Виталька меня потащил к двери. Я кричала:
- Гурам, дай ему, дай, не бойся, он первый начал, ты защищался!!!
Уже за дверью кричала:
- Я подтвержу!
Все начали выглядывать из кабинетов и заходить тут же разочарованно обратно, думали, что - то интересное, а тут не ново... Мы выскочили с Виталькой на территорию, у меня тряслись руки, Виталька меня завёл за штаб:
- Успокойся, я тебе всё объясню, я виноват, не учёл, не подготовил...

- Почему он не защищается?! Почему этот живодёр его бьет?! Гурам что, трус?!
Я подскочила к окну своего кабинета, штор не было и было хорошо видно, как дубасит этот прапор солдата.
- Господи, он его убьет!
- Гурам заслужил, он всё сам тебе объяснит.
Мимо шёл какой–то офицер.
- Там Гурама бьют!
В ответ было спокойное:
- Всего лишь бьют? Я б его прибил.
Мимо пробежал Гурам, держась за нос, руки были в крови:
- Таня, ты постой за дверью, я сейчас там всё оботру, ну кровь...
- Я здесь постою, ты в окошко постучишь, ладно?

Я зашла в кабинет, Виталька вытирал тряпкой свои руки, виновато:
- Твоя раскладка в крови, жалко, почти готова, наверно он в твой стол его носом тыкал. Наверно надо переписать..., ведь в столовой должна висеть.
- Нет уж, пусть в крови висит, как произведение искусства прапора Буянова!
Зашёл сам Буянов:
- Ну, успокоилась?
- Вон, пошёл вон!
- Танечка, Вы мне нравитесь, всё больше и больше, я, кажется, в Вас влюбляюсь.
- Ты у меня в самых худших людях первый по списку, понял?
- Лучше быть первым в худших, чем последним в лучших. Это мне комплимент.
Он взял мою ладонь и попытался поцеловать, я вырвала и хотела ею стукнуть по лицу, но он быстро отстранился и, заулыбавшись, вышел.
- Ненавижу, не–на–ви–жу! Вот такое дерьмо и весь коллектив портит!

Зашёл Цинкалов:
- Ну, готово? Я ему подала раскладку:
- Готово.
Он удовлетворительно посмотрел и, не замечая крови, пошёл к двери, неся перед собой раскладку, чтоб повешать её при входе в столовой.
- Витя, ты что, слепой?
- Не понял, что я должен видеть?
- Кровь, кровь Гурама!
- А – а, ну и что? Буянов воспитанием занимался....
- Почему в моём кабинете? У меня руки до сих пор трясутся.
- Привыкай, твой кабинет самый большой, как у командира, не у командира же в кабинете воспитывать? Смотри, какие другие комнатушки, там Буянов может сам об стену шаркнуться. Там не помашешься. Таня, всё нормально...

И вышел. Виталя обратился ко мне:
- Таня, я должен был тебя предупредить, но я забыл..., извини.
Зашёл Гурам, он виновато на меня смотрел и не знал с чего начать:
- Виталь, выйди, я ей всё объясню.
Тот взял графин и пошёл за свежей водой.
- Понимаешь, это армия, я сам виноват. Я этого Буянова знаешь, как уважаю, больше всех уважаю. Его все солдаты уважают, очень уважают.
- За то, что бьет?
- Да, именно за это.
- Он очень хороший, он здесь лучше всех, есть ещё такие же хорошие, но их мало, а остальные, чистоплюи интеллигентные, боятся об наши «сопли красные» ручки замарать. На «губу» отправляют. Знаешь, что такое «губа»? Нет? Там уж точно до инвалидности бьют. Проморозят в ледяном карцере, посадят в яму, в ледяную воду на ночь и утром оттуда инвалида пожизненного вытащат, сбольными почками и лёгкими как тряпка. Я натворил, провинился, он должен наказать: или «губа», или сам, так лучше сам. Уходи, когда бьют, уходи и гуляй где–нибудь, не обижайся на Буянова, он очень уважаемый человек. Не только я тебя прошу это, все солдаты тебя это просят.
- Ты не врешь?
- Нет, меня послали тебя объяснить это и попросить.
- Буянов?
- Солдаты. Не вмешивайся, очень просим. Относись спокойно, ладно?
- Ладно.

Продолжение: http://www.proza.ru/2013/12/05/58