Малолетний изгой

Транспорт – источник новостей и сплетен. Пока доберёшься до своей станции, о многом услышишь. Правда, одна информация быстро улетучивается из памяти: в одно ухо влетело, в другое – вылетело. А что-то как западёт в душу – клещами не вытащишь… Порой уже понимаешь: всё, люди далеко, их координат не осталось, помочь невозможно – и всё же… Сознание подсказывает: может, других ещё успеем остановить, предостеречь?
Попутчицы были увлечены своей беседой: шатенка спешила рассказать подруге – жгучей брюнетке – о своём новом проекте. А потом вдруг спохватилась:
– Ляна, а ты почему сегодня возвращаешься, у тебя же вроде контракт был на два месяца… или они уже пролетели?

– Нет, не пролетели, – голубые глаза заблестели, голос задрожал. – Представляешь, вчера вечером сидела в Интернете, зашла на страничку сына (мы с ним договорились, что здесь тайн быть не должно), а там такое… Он пишет, что ездил в западную часть города, а там надо было пройти по железнодорожному мосту. Он остановился и посмотрел вниз, где шли поезда, и у него мелькнула мысль: «А может, спрыгнуть?» Это же ненормально! Что могло случиться? Вот я и отпросилась у шефа на три дня.
– Может, неразделённая любовь? Возраст-то какой – забыла, как сама записочками обменивалась с одноклассниками?

– Нет, тут совсем другое. Мне очень страшно за моего мальчика. Понимаешь, он сам человечек не конфликтный, а в классе, ещё с начальной школы, чувствует себя не в своей тарелке. Даже виноватым себя чувствует из-за того, что он армянин. Изгой класса, а не ученик.
– Мне кажется, ты сгущаешь краски…
– Нисколько. Сначала мне тоже казалось: дети ссорятся и быстро мирятся, а потом поняла, что всё далеко не так. Там не детские ссоры из-за песочницы, а ненависть. Вот только… за что можно ненавидеть ребёнка?
– С учителями, с классным руководителем говорила?

– Да, а что толку? Заявляют: «Идите, разбирайтесь с родителями». Но ведь  весь этот негатив проявляется в школе, даже во время уроков! Оскорблениями «Чурка ты…» уже не ограничиваются. В ход идут кулаки. На глазах учителя избили, он мне потом сказал: «Примите меры». А родители тех, которые били, – почему они в стороне? Не виновны? Руслан учился в третьем классе, когда один из одноклассников забрал у него линейку и пытался выбросить. Руслан побежал за ним, зацепился за парту и разбил голову. Так учителя прямо его и обвинили: «Зачем гнался?» Обидчика не спросили – «Почему отнял?» Сначала думали, повзрослеют, остепенятся. Не хотелось раздувать огонь ссоры. А Руслан порой плакал, но в мыслях у него не было давать отпор. Как-то раз я ему сгоряча сказала:
– Будь мужчиной – дай сдачи!

А он, понимаешь, он мудрее оказался, сказал: «А если я окажусь сильнее? И вообще – в драке истину не ищут. Это их только раззадорит». Ровесники же его, похоже, вообще не задумываются ни о чём. Они избили моего мальчика в день рождения и даже на мобильный телефон сняли! Не остановили, не разняли – в электронной памяти запечатлели!
– Так надо было его в другую школу перевести, мало ли их у нас? Не беда, что будет далеко от дома, зато далеко от этих кошмаров.

– И об этом я думала, и к директору школы обращалась. А она мне ответила: «Вы подумали, что обо мне коллеги скажут? Получается, что в той школе всё плохо, а в моей хорошо?».
– Надо было написать заявление, а не в устной беседе узнавать мнение директора школы по поводу «Что скажет Марья Алексеевна?».

– А если бы переход в другой коллектив стал очередным стрессом? Ведь у нас к тому времени был девятый класс, к экзаменам готовились. Многие учителя с Русланом занимались дополнительно, учёба-то ему давалась трудно. Хотя… были и другие, они со злой усмешкой утверждали: «Ваш сын всё равно экзамены не сдаст». Правда, о том, что его вообще не допустят к испытаниям, сообщили за две недели до выпускного. Как сын это пережил? Я тогда скрыла от него, что мне сказали, как бы между прочим, что существует угроза жизни для сына. Больше он в школу не ходил, остался без аттестата. Теперь на подсобных работах только и занят.
Жаль мне стало женщину, а ещё больше – её сына. За него надо было бороться! Для этого есть немало рычагов даже в нашем бюрократическом обществе, где о каждом шаге надо написать отчёт.

В школах работают уполномоченные по правам ребёнка. Их ученики выбирают сами – свадебного генерала точно не выберут! А комиссия по делам несовершеннолетних? Разве это не их дело? А все отделы образования – районные и городские? Разве они не в курсе, что происходит в стенах школ? Или стараются не замечать, по-страусиному спрятав голову, чтобы не было страшно? Так это иногда спасает лишь маленьких детей. А за повзрослевших надо бороться всем вместе с поднятым забралом.
Когда мы смотрим подобные сюжеты по телевидению, у нас на уровне подсознания срабатывает защита: «Это далеко, у нас такое не возможно». И мы уже потихоньку начинаем обрастать панцирем непонимания, отстранённости оттого, что происходит вокруг. В воспитательном процессе такого быть не должно.

Сейчас наша область готовится к юбилею – 75-летию со дня образования. Уже готовятся грандиозные культурные программы, демонстрирующие единение народов многонационального донского края. Будут выставки, концерты, дегустации блюд национальной кухни. Будут конкурсы сочинений, где ребята напишут, как они относятся к своим сверстникам – носителям другого языка, другого цвета кожи, разреза глаз. Всё будет умиляюще трогательно. Вот только очень не хотелось бы, чтобы это смахивало на пир во время чумы.
Поезд остановился на моей станции. Историю маленького изгоя  до конца дослушать не удалось. Пройдя перрон, взглянула на железнодорожный пешеходный мост: не стоит ли там подросток, решивший посчитаться с жизнью?