Социальная справедливость как противоречие между о

         
        Проблема социальной справедливости актуальна уже в силу вечности                неравенства в социуме, вечности естественного разделения людей на слабых и сильных, усилившегося социальным наполнением этого содержания, а также на здоровых и больных, дееспособных и недееспособных, творчески активных и исполнителей, воплощающих идеи первых в жизнь материальную. На наш взгляд, проблема социальной справедливости еще более актуализируется с возникновением в обществе института политической власти, который был призван для регулирования различных коллизий в сфере справедливости, а вылился прежде всего в политику по определению и воплощению в бытии власть предержащих различных их прав и привилегий, которая еще более усугубила коллизии социальной справедливости, т.к. идеи онтологизации справедливости в общественной жизни наталкивались на сопротивление института власти, а, следовательно, связывались теперь с идеей борьбы против самой власти или с необходимостью ее качественной трансформации. Идеи социальной справедливости, с одной стороны, объединяют людей, с другой – разделяют. Проблема заключается в том, что для выживания человечества в качестве высоко цивилизованного общества оно обязано реализовать бытие справедливости, но подавляющее большинство из «сильных» мира сего добровольно от несправедливого распределения не откажутся, т.к. последнее осуществляется именно в их пользу.
     Смысловое единство понятий « справедливость» и «социальная справедливость» рассматривается в истории человеческой мысли или в контексте чувств отдельного человека или решений человеческих объединений.
     В истории социально – гуманитарной мысли справедливость рассматривалась,  как правило, в качестве человеческой добродетели или средства ее развития и воспитания. Так, Гельвеций писал: « Справедливость по природе своей имеет власть, необходимую для обуздания пороков и принуждения людей к добродетели». (1, 310) Справедливость не в равном распределении, а в создании такого правового поля, в котором возможно общественное равновесие, столь необходимое для выживания человечества. Согласно Гельвецию,  распределительная роль справедливости между неравными людьми заключает в себе добродетели, которые сводятся к поддержанию права собственности. (1, Т.2; 519) Гельвеций  под справедливостью предполагал установленные законы, соблюдение которых обеспечит равновесие сил между гражданами. (1, Т.2, 198)  В эпоху Просвещения философски – социальная мысль переходит  от понимания справедливости как индивидуальной добродетели к пониманию ее как социального качества. Пороки отдельного человека преодолеваются не призывами и увещеваниями к сочувствию и сопереживанию слабому, т.к.  человек, рожденный сильным, менее склонен к справедливости в социальном контексте, полагал Дидро (3).
       Категория «справедливость» является важнейшей ценностью и отечественного, как обыденного, так и теоретического сознания.
По мнению С. И. Григорьева, русская философия позволяет говорить о «русской философии справедливости», базирующейся на  русской системе ценностей, и представляющей собой структуру славянского типа (метатип). Последний состоит из четырех основных систем: художественной (свидетельство греческого культурно-исторического типа), индустриальной (свидетельство германо-романского культурно-исторического типа), религиозной (свидетельство еврейского культурно-исторического типа), общинной (собственно славянская) /2; 25-31/.
Несмотря на имеющуюся в истории философии точку зрения о том, что философская мысль на Руси появляется лишь в 18 -19 веках, мы считаем, что философия справедливости стала формироваться на Руси уже в XII веке, о чем свидетельствует сохранившееся наследие В. Мономаха. Князь – мыслитель связывал правовую  и нравственную справедливость как закон и правовой обычай. Так, правосудие, согласно Владимиру Мономаху, должно опираться  на «правду», только  суд «по правде» способен защитить слабого.                Существенной чертой русской философии справедливости является одновременная привилегия силы и слабости. Справедливость как социально-антропологический феномен российской цивилизации отражен отечественными мыслителями в контексте синтеза двух принципов общественного устройства и этических систем – закона и благодати, долга и свободной творческой любви.
      Традиции русской философии справедливости выражены в идеях ответственности власти за тех, чьим трудом она кормится, помощи бедным и каликам, несправедливости  такого положения вещей, когда одни пируют и живут в значительно  большей мере за счет других по праву, но не по совести (Даниил Заточник, Максим Грек, Феодосий Косой, протопоп Аввакум и др.), соборности и общинном характере пользования средствами производства ( например, славянофилы), связи равенства и справедливости ( В. Соловьев справедливость определяет как «равенство в должном»).
     Представления о справедливости в современной социально – гуманитарной мысли сводятся к правовому, социально-экономическому, социально-политическому, духовно- нравственному аспектам.
     Духовно-нравственный аспект справедливости рассматривается с точки зрения внесоциальной справедливости, категориями которой являются Бог, совесть, душа, память предков, потомки.
     Н.В. Печерская, анализируя «миры справедливости» при дифференцированном подходе к определению данного понятия в русской культуре, выделяет в структуре смысла «религиозно-нравственную справедливость», принципом которой является самосовершенствование человека, а  русскими теоретическими истоками – труды Н.А. Бердяева, Л.Н. Толстого, В. С. Соловьева, Ф.М. Достоевского, отражающие мир личности (4; 132-146).
Необходимость соблюдения справедливости может выступать как императив, навязываемое извне правило, полезное или бесполезное, налагающий определенные обязательства и ограничивающий наши желания принцип.
С другой стороны, обращаясь к проблеме добродетели, вступая на путь добродеяния, праведности, милосердия, мы ищем справедливость в душе, внутри себя. Она начинает выступать как внутренний двигатель моих поступков, как мое стремление к добру и истине, как осуществление моего «я», моей самости. От меня зависит, будет ли осуществлена справедливость и не потому, что так велят законы или я жду за это награды, а затем, что так велит мне совесть.
Как синтезировать эту противоположность внешнего и внутреннего? Как достичь этого единства, достигнуть царства справедливости, где и люди добродетельны, и законы справедливы, где все равны и получают по достоинству? Достижение идеала предлагалось двумя путями — или от внешнего к внутреннему, то есть заставить людей следовать закону, установить равенство, и тогда они сами станут лучше, или от внутреннего к внешнему, то есть вступая на путь добродетели, своим примером призывать граждан и правителей к соблюдению справедливости. Во всех историко - философских концепциях справедливости сделан акцент на ту или иную сторону указанного противоречия, преимущество отдается какой-то одной стороне, предлагаемые пути достижения идеала также достаточно полярны.
     В русской философии поиски истины и  справедливости связаны с понятиями истины и идеала. При этом, как отмечал С. Франк, суждение о ценности или идеале совершенно не зависит от эмпирического знания о действительности: «Идеалы не обосновываются личностно или объективно, а … просто декретируются»(5, с.107). В отечественной философии «правда» и «истина» - часто повторяемые, наполненные эпистемологическим смыслом философемы.  Если  «правда», характеризуя справедливость, закон, суд правый, включена в божественную реальность, то  «истина» соотносится с действительностью социальной. Истина  для русского мыслителя невозможна без правды, которая играет роль не только в познании, но и в действии, в образе жизни. Исходя из богословского понимания истины как делания, подлинную правду – истину нельзя отнести только к гносеологии человека как разумного существа, ее можно познать только переживая, сочувствуя, внедряясь в этот мир, а значит, страдая о благе – справедливости для всех праведных. Уже в средневековой отечественной мысли осознается опасность для выживания социума, его гармонического равновесия такого социального феномена как социальное расслоение, социальный разрыв между людьми. Нищета, осознанная как результат несправедливого, неправедного  действия, решения власти или каких-либо обнаглевших социальных групп может привести  к идее разбоя,  - грабежа как вполне справедливого возмездия, холодное тело, голодное чувство редко способны не подчинить разум. Для развития разума ради благополучия страны правителям недостаточно заботиться  только о минимальном удовлетворении потребности людей (платок - от холода, землянка – вместо нормальных условий жизни). Из «Моления» Даниила Заточника можно сделать далеко идущий вывод: контраст между уровнем жизни разных сословий приводит либо к скепсису, разочарованию, «чрезмерной печали» души, либо к озлоблению, ненависти и распрям, только не к нравственному совершенствованию человека, не к гармоничному равновесию общества, в основе которого лежит воплощение социального идеала справедливого устроения.
     Можно обвинять таких мыслителей, как Д. Заточник, в «попрошайничестве, завистничестве», бездеятельности. Однако Д. Заточник обращается к князю не о  имени бездельников, а от имени тех, кому не дают свои способности приложить к делу, ум совершенствовать, от имени тех, кто много трудится, но имеет настолько мало, что не может изменить свой быт, дать лучшие условия для развития своим детям. Ту же идею связи условий человеческого существования и нравственного совершенствования проводит и Серапион Владимирский, упрекая «сильных» мира сего в безнравственности. Последняя и связывается у Серапиона с активностью чисто эгоистического содержания. Характеризуя духовное состояние общества, Серапион пишет: «… зависть умножилася, злоба премножены, величавые възнене ум наш, ненависть на другы вселися в сердце наша, несытовъство именья поработи ны, не дасть миловати ны сирот, ни дасть знати человечьского естества; но, акы зверье жадають насытитися плоти, тако и мы жадаем и не престанем, абы всех погубити, а горкое то именье и кровавое к себе пограбити; зверье едши насыщаются, мы же насытися не можем, того добывшее, другого желаем» ( 6, с.176). На наш взгляд, Серапион ставит проблему ограничения потребления. Безграничное потребление частью общества при отсутствии контроля над этим потреблением и его регулирования приводят к вакханалии вседозволенности со стороны тех, кто сосредоточил в своих руках общественное достояние или стремится к этому. Не изменившаяся в принципе ситуация с распределением общественного достояния как в российском обществе, так и во всем мире только подчеркивает актуальность, казалось бы столь давних текстов и идей наших мыслителей. Хотелось бы обращаться к этим идеям лишь с позиции диахронного анализа их роли в осуществлении идеалов справедливости человечества. Однако идеал по-прежнему остается идеалом, и, не в последнюю очередь, это связано с трудно разрешимым противоречием, сущность которого состоит в том, что нравственно развитый человек не способен на угнетение, обирание, существование за счет других, а  безнравственный успешен  в подобной бытийственности, он уверовал в свою исключительность, а значит, праведность своего сверхпотребительства, права на всякого рода сластолюбие. Состояние массового сознания современного общества характеризуется тем, что именно вторые, безнравственные, неправедные признаются успешными, а значит, верно живущими людьми. Вся мощь политических, социальных и многих духовных институтов в российском обществе направлена на формирование и поддержку подобных представлений и убеждений. Весь вопрос заключается в том, что лишь единицы понимают опасность для социума практики эгоистического обогащения. Большинство населения либо не осознает опасности повторения вакханалии культуры конца Римской империи, либо ощущают свое бессилие в отношении сложившейся в государстве и в обществе системы неравновесного, слишком  несправедливого распределения и перераспределения.
                Литература
1. Гельвеций. Сочинения: В 2-х т. М., 1973. Т.1, 310.
2. Григорьев С.И., Старикова Е.Н. Социологический анализ проблемы справедливости: история, теория, методология. Барнаул. – 2002.
3. Дидро Д. Последовательное опровержение книги Гельвеция «О человеке» //Сочинения: В 2-х т. М.,1986. Т.1.
4. Печерская Н.В. Метаморфозы справедливости: историко-этимологический анализ понятия справедливости в русской культуре // Полис.2001.№2., 132-146).
5. Франк С.Я. Очерк методологии общественных наук. – М., 1922.
6. Замалеев А.Ф., Зоц В.А. Мыслители Киевской Руси. – Киев, 1987.