Всё на так уж и страшно, девочки

Теперь, когда через несколько лет мне исполнится 45, подумала вот, глядя на себя в зеркало, что года неумолимо уходят, но теперь это не так уж страшно. Страшно было, разменяв четвёртый десяток, вплотную подходя к нему, тогда я ещё тоже пугалась. Помню своё пронзительное чувство в 18 или 19 лет, что я не хочу становиться старше; не было боязни, но была именно эта острота и физическое ощущение сожаления, что года неминуемо будут уходить.
Тридцатилетие плавно перешло в следующие несколько лет, незаметно и практически без изменений. Жизнь была не простой, многие невзгоды поменяли мою внешность наоборот, заставив в юности выглядеть старше и много взрослее из-за неюношеских задач, решение которых в семье доставалось именно мне. Привыкнув к их наличию и перестав ежедневно ощущать тяжесть последствий, приняв это за должное и обыденное, я будто нырнула в относительный жизненный покой, организм адаптировался и, вероятно, чтобы окончательно не перегореть, воспарил над суетой, подарив довольно долгие годы внешней и, пожалуй, также и внутренней паузы. Именно в этот период мне был подарен карт-бланш за суровую юность, не знающие меня принимали мою дочь за младшую сестру. Болезнь мамы и её уход вернули всё на свои места, не сразу, но потихоньку и верно.
Разменянный четвёртый десяток пугал куда больше, чем десятилетием раньше, сказывался приобретённый опыт, так дети не бояться никаких открытий и экспериментов, поскольку не ведомы им таящиеся за результатами страхи, боль и разочарования, а есть лишь любопытство и предвкушение будто праздника, вечное радостное ожидание, особое состояние кануна, которое так часто теряется ими же, но выросшими.
С приятным озарением я поняла, что паспортные и биографические даты – это всего лишь цифры, реальные, тем не менее, не отменяющие все положенные и сопутствующие человеческие процессы, но, при этом, и не более чем цифры. Поискав за этим осознанием страхи и, не найдя их грозной масштабности, а узрев – чего греха таить – лишь слабую тень моей надуманности, уже не только обрадовалась повторно, но удивилась собственной умозрелости, надо же, и сама не заметила, как стала взрослой…
Недавно сделала чудесное открытие и подивилась, как неожиданной радостью отозвалось на него что-то внутри, неожиданно, и сразу стало легче от обретённой свободы; а подумалось, что я наконец-то постигаю азы принятия себя и перестаю грустно-щемяще вздыхать сердцем, глядя на юность и молодость, на их стройность, особую нежность и красоту, скрыть это у них не в силах ни нелепая мода, ни забавная раскраска лица, ни даже сигарета, последняя, пожалуй, это лишь больше подчёркивает. Тот самый кризис возраста, который я с гордостью считала побеждённым монстром, миновавшим где-то там, с которым, как я полагала, мне удалось даже и не встретиться, проявился вот так, смешно и, в общем-то, безболезненно, за что великое спасибо моему мужу, долгие годы приводившего меня в соответствие с реальностью своей любовью и постоянными комплиментами-констатациями, звучащими для меня полной правдой, а для него истинно являющимися таковыми. Ему удалось, не соврав ни на йоту, показать меня самой же себе такой, какой я стала, слить воедино мое отражение с узнаванием себя в нём и даже принимать оттуда ответную ненатянутую улыбку.
Тяжёлой оказалась эта наука – учиться принимать себя. До этого не было ни времени, ни сил, желание научиться терялось в отсутствии поддержки и погоне за чьими-то идеалами, усердно воплощаемыми во мне, с требованием быть, стать и соответствовать. Да бесы с ними, их и их идеалами, дело прошлое. Тем более, что касались они, идеалы эти плоские, лишь внешнего, до души – земной поклон Хранителям – добраться губителям не удалось, в виду полного отсутствия у тех рвущихся к телесному совершенству понимания наличия такой тонкой субстанции, как душа…, главное же, что не понимали они, что над этим можно и нужно работать не менее, чем над телом. Это меня и спасло; мои принципы, взгляды и настройки осталась  лично моими, надводные течения и несомая ими серая пена пронеслись мимо. Нельзя сказать, что я их не замечала, видела и возмущалась, конечно, но они меня не затронули и не поломали тонкую схему данностей, полученную при рождении.
Возможно, именно поэтому гавань совершенства и покоя уже нарисовалась где-то на моей жизненной карте, вряд ли я увижу в ближайшее время её хотя бы приблизительные координаты, но теперь знаю точно, что дорога туда есть, и не столь уж она трудна, как могло показаться раньше…