Яркие памяти вспышки

                ЯРКИЕ  ПАМЯТИ  ВСПЫШКИ
                (ГАГАРИН  В  МОЕЙ  ЖИЗНИ)

        Наверное,  у  каждого  русского  человека,  кто  жил  в    замечательную  эпоху прорыва  в  космос,  есть  свой   Гагарин.  И  неважно,  имел  он  счастье  видеть этого  легендарного  человека  или  был  наслышан  о  нём  из  учебников  и книг, по  песням  и  кинофильмам. Потому  что  Гагарин  ­-  это  эпоха,  часть нашей  жизни,   уклад  той,  ещё  недостаточно  сытой,  но   счастливой, послевоенной  поры.  Гагарин ­- это  всё  то,   что  мы  тесно  связываем  с понятием  «Родина».
       И  для  меня  он  ­-­ олицетворение  гулких  просторов  великой  Русской равнины,  где  прошло  моё  детство,  юность  да   и,  можно  сказать, вся  моя жизнь.  Леса  и  речушки,  поля и   луга,  деревушки  с  церковками и  погостами на  холмах,  крестьянские  избы  с  иконами  в  красном  углу  и  пожелтевшими фотографиями   в  рамках  по  стенам.    И  среди  них ­-­ лица  моих  деда  и бабушки,  родителей,  проживших  нелегкую  жизнь  с  военной  лихой годиной, их  морщинистые,  не  знавшие  отдыха  руки... Гагарин  для  меня  ­-­- это  всё, чем  жил  и  живу.
                *    *    *
      День  12  апреля  1961  года  выдался  слегка  пасмурным,  но  сухим.  Легкая его  хмурость  была  вызвана  тем,  что  солнце  пряталось  за  дымкой  позднего утреннего  тумана,  какой  обычно  бывает  в  это  время   года.  Он  «съедает» последний  снег,   залежавшийся   в  тени  дворов  и  оврагов,   в  глубине парков   и  скверов.
       Мне  хорошо  видны    из  окна  моего  класса эти  серо-грязные  клочки  в межах    вытаявших  на  солнце  грядок,  под  ещё  голыми  кустами   смородины. Вон  наш  огород, спрятавшийся  во  дворах  домов    центральной  улицы  города.  С  третьего  этажа  моей  школы,  что располагается  на  той  же  улице  Ленина,   разрезающей  Суздаль  пополам, так  же  хорошо  виден  и  наш  зеленый  дом,   окнами  выходящий  на  школу. По  огороду  прогуливаются  куры,   и   если бы  не  их  время  от времени короткие  перебежки,  их  можно  было  бы  запросто  издали принять  за  клочки недотаявшего  снега.
      Немного  позже  появится  мама  с  ведром, которое  она  выплеснет  на грядки,  вынесет  из  дома  таз  с  бельём  и  начнет  развешивать  на веревке, протянутой  от  яблони  к  яблоне,   настиранное. Через  несколько  минут  на обед  явится  папа.
       Нет,  конечно,  я  не  запомнил  бы  так  пронзительно  всех   деталей  того дня,   как  не  запомнил  ничего  из  того,    что  произошло  накануне,   двумя-тремя  днями,  неделей  раньше,   если  б  не  событие,   которое   случится через  полчаса.   
       Давно   уже  прозвенел   звонок  с  перемены,   а  урок  всё  не  начинался.  Куда-то  запропастилась  наша  старенькая  и  добрая  Мария  Васильевна.  Я  не  помню, какой  должен  был идти  урок, поскольку  все  предметы  в  четвёртом  классе  преподавала  одна  учительница.  Она  ворвалась  неожиданно,  как  вихрь ­-­ взволнованная и   стремительная,  и как  горох   посыпались   все,   кто  вертелся  у  дверей  и  подглядывал  в  щелочку  или  бегал  в  догонялки  по  партам. Её  лицо  было  заплакано,  но  покрасневшие  и  слегка  припухшие  глаза  светились  радостью  и  добротой,   а  слёзы были  сродни тем,  которые   выступают  на  глазах  у  матерей,   когда  они  всхлипывая   накрепко  припадают  к  груди вернувшихся  издалека  близких  и  родных  людей.
         -­- Ребята!  Дорогие  мои!  Милые!  Радость-то  какая!  Какое счастье, ­- прервалась  она  на  мгновенье  для   того,   чтобы   глотнуть   воздуху. ­-­- Наш, русский  парень,  в  космосе!  Юрий  Гагарин ­- запомните!  Уроков  сегодня больше  не  будет,  все  свободны...
      Как  апрельский  ветерок,  летел  я  через  дворы  и  огороды  домой сообщить  эту  добрую   весть.  Из  распахнутых  окон  и  форточек повсеместно  неслись  многократно  повторяемые  в  тот   день  слова сообщения  ТАСС,   на  улицах  становилось  многолюдно.  И  стало  светлее  и уютнее среди  скромной  обстановки  комнат  и  квартир  той  поры,  ещё лишенных  светящихся    экранов  телевизоров,  но  это  никоим  образом  не умаляло  праздника,  равного  которому  не  было  с  9  мая  сорок  пятого...
                *    *    *
       ...17  сентября  1963 года  выдалось,  как  на заказ:  яркий  день  бабьего  лета ­- визитная   карточка  золотой  осени.  Падали,  шурша  на  весу,  и  ложились  на тротуар  возле  школы  кленовые  листья. Время  от  времени  поднимался  легкий  ветерок  и  взвихривал  их  каруселью. Казалось,   снова  вернулось  лето.
      В  нашем   седьмом  классе   училась   дочка  начальника Суздальской  колонии  для  несовершеннолетних.  От  неё  мы  и узнали, что  Юрий  Гагарин в  Суздале.  А  начиналось  всё   так.  В  стенах Спасо-Евфимиевского  монастыря  располагалась  женская колония.  Мы дважды  в год  видели  девчонок - знаменосцев,  возгавлявших  колонну демонстрантов  города  на  первомайских  и  ноябрьских  праздниках. В спортивных   трусах и  майках,   несмотря  на  весеннюю  свежесть  и  легкий ноябрьский  морозец, гордо  вышагивали  они  под  духовой  оркестр  по главной  улице  древнего  города. В  тот  год  коллектив  колонии  занял призовое  место  по  РСФСР,  и  отчаянные  девчонки  дерзнули  на  радостях  пригласить  в  гости первого  космонавта  планеты.  И  Юрий  Гагарин  принял  приглашение! Это ли  не  красноречивое  свидетельство  его  открытости,   искренности, доброжелательности?!
        Мы  знали,  что  примерно  до обеда  высокий  гость  будет  знакомиться  с жизнью  и  бытом  колонисток  и  только  в  середине  дня  поедет  по  городу  и не минует  музейного  комплекса,  расположенного  на  территории суздальского  кремля.  Уроки  подходили  к  концу,   оставались  только сдвоенные  часы  сельскохозяйственного  труда.
         Мы перекапывали  под  зиму школьные  грядки,  когда  услышали  шум с центральной  улицы.  Звучали  автомобильные сигналы,  сирены,  столь редкие для  тихого  и  маленького  городка.  Я,   как  и  все  мои  товарищи, бросив лопату  рванулся  в  городской  сад ­ к  Рождественскому  собору.
      Город бурлил. Трудно  сказать, работал  ли  кто  в  этот  день!  Мне  удалось пробиться  сквозь людской  водоворот  и  занять  удачное  место  на  гребне насыпного кремлевского  вала,  откуда  через  некоторое  время  я  увидел человека, которого  любила  вся  планета. Он  вышел  из  собора  в сопровождении военных,  а  также  руководителей  города  и  музейных работников, направляясь  в Крестовую  палату. На  какое-то  время   он  прочно застрял  в плотной  толпе  возбужденных  от  радости  людей  и  смущенно улыбался, поочередно  поворачивая  голову  то  налево,  то направо,  как  бы ища  помощи или  поддержки.  Сентябрьское  солнце  плавило  звездочки  на его  погонах.  И кто  знает,  кому  в  многотысячной  толпе  суздальцев  при легком  порвороте головы  улыбнулся  космонавт,  я  думаю,   что  и  мне  тоже... Спасибо человеку, который  за  108  минут  оживил  в  памяти  каждого  из  нас тысячелетнюю героическую  историю  России  и  напомнил  нам,  что  мы ­- русские!  В  те мгновения  каждый  из   нас  был  готов на  любой  жертвенный подвиг  во  имя Родины.   Только  прикажи,   и   мы  сделаем!
                *    *    *
        27  марта  1968  года  было  серое  хмурое  утро.  Весна  запаздывала, лежало  много  снега.  Я  уже  закончил  школу  и  работал  подсобником печника-каменщика. В  тот  день  мы   на  улице  Л.Толстого  перекладывали  в магазине  печь. Настроение  было  неважное. Скучная  серая  работа  угнетала. Раньше  я  и  в  такой  ситуации  пытался как-то  отвлечься,   найти  светлые, жизнерадостные  тона:  выкапывая  из-под  снега  кирпичи,  отогревая  на буржуйке  замороженый  песок,  разминая  замоченную  глину, сочинял  стихи, мечтал  о  скором  лете, строил  планы  на будущее.   Но   последнии  три недели  я  находился в  состоянии  жуткой  депрессии.  Произошло  крушение иллюзий,  первый  горький  жизненный  урок. Я   тяжело  переживал  разрыв  и не мог  понять,   что  произошло?  Почему? Жить  стало  неинтересно,  одиноко. И  вот в  таком  состоянии,  придя  домой  на  обед,  я  и  услышал  свалившееся громом  среди  ясного  неба  сообщение  телеграфного  агентства  Советского Союза  о  гибели  Юрия Гагарина  во  время  учебно-тренгировочного  полета вблизи  деревни  Новоселово  нашей,  Владимирской,  области... Померкли  последние  скупые  краски  дня.  Ничего  не  хотелось:  работать, двигаться,  говорить,  кого-либо  видеть.  Не  хотелось  жить...
     Через  месяц  с  небольшим  я  рассчитаюсь  с  работы,  засяду  за  учебники,  хорошо  подготовлюсь  и    успешно поступлю  в  институт.  Я  уеду навсегда  из  маленького  старинного  городка, чтобы  окунуться  с  головой  в новую,    ещё  незнакомую  для  меня  и  тревожно-загадочную жизнь,  чтобы забыть  все  потери  и  утраты   последнего  времени,  чтобы  снова  мечтать, желать,  жить...
                *      *      *
        27  марта  1998  года,  получив  утреннюю  почту,  увидел  на  первой  полосе «Рабочей  трибуны» стихотворение  Николая  Добронравова  «На  звёзды  тоже пишутся  доносы...».  Меня  до  глубины  души  потрясли  слова:  «Страна, своих  предавшая  героев,  не  может  стать  великою  страной».  В  тот  же  день  я  написал  стихотворение,  а  наутро  приписал  к  нему  ещё  несколько  четверостиший  и  так в  течение  месяца, пока  не  родилась  поэма  «Поле  Бессмертия».
          В  жизни   мне  посчастливилось  увидеть  воочию  всего  нескольких  космонавтов  и  среди  них:   первого,  поднявшегося  в  космос,  и  первого,  вышедшего  в  открытое  космическое  пространство.  Я  только  недавно  узнал,  какой  подвиг  совершил  Алексей  Леонов,  чего  стоила  ему  эта  "прогулка"  в  космос,  поэтому  в  далеком  1974-ом  не  осознал, с  каким  легендарным   человеком  встретился… Но  счастье  улыбнулось  мне,  оно  оказалось  справедливой  категорией.  В  марте 2000-го    я   выступил  с  отрывком  из  поэмы  на месте  гибели  Ю.А. Гагарина  и  В.С. Серегина ­-­- на  мемориальном  комплексе у  деревни Новоселово.   Поэма  понравилась  Алексею  Архиповичу,  и  я  с   удовольствием  подарил  ему  книжечку  в  обмен  на  его  автограф. В этот  день  судьба  с  лихвой  наградила  меня  за  усилия  по  увековечению  памяти   первопроходцев   космоса.  На  поминальном  обеде  я  сидел  за  столом  напротив  космонавтов  первого  призыва:  А. Леонова,   В. Губарева,  Б. Волынова,  их  жен. В  "перекурах"  мы  неформально   общались,  фотографировались,  и  я   узнал  многие  мельчайшие  подробности  того  рокового  дня  27  марта  1968  года,  о  которых  не  читал  еще  ни  в  одной   публикации. И  я  тоже,  как  и  его  друзья,  задаюсь  вопросом:  остался  ли  бы   жив  Юрий  Гагарин  в  тот  день,   не  вернись  он  с   полпути   домой  за  забытым   пропуском   на  аэродром?  Может  быть  он  тоже  был  суеверным  человеком  и,  безусловно,  очень  хотел  жить,  но  обязательность  для  него  в  данном  случае  была  превыше  всего,  даже  страха  смерти.  "Юрий  Алексеевич!  Да   Вас  же   знает  весь  мир   в  лицо,   зачем  же,   тем  более,  опаздывая  на  службу,  возвращаться  за документом  домой!". "Ничего  ты,  Катенька,  не  понимаешь,– отвечал  он  соседке  по  лестничной  площадке, – если  Гагарин  будет пользоваться  правом  быть  необязательным,   недисциплинированным,  то   что  же   остается   делать   другим?  Какой  пример  я  подам   молодежи?"
        Вернувшись  домой  я  еще  раз  перечитал  всё, что  собрал  из  разных газет  о  Юрии  Гагарине,  о  его  последних  днях  и  минутах. Я  читал  и постоянно   ловил  себя  на  мысли,  что  все  происходит будто впервые,  в  реальное время.  И  казалось,  что  сейчас  можно  сделать что-то  по-другому,  и  Юра будет  жив... Но  заканчивалась  статья,  книга,  фильм...            
          Именно  в  те  дни  я  и  прочитал  воспоминания  Анны  Тимофеевны  о сыне:  «Память  сердца».  Это  было  несколько  вечеров  праздников  и последовавшее  за  этим,   как  только  захлопнулась  книга, потрясение, сродни  тому,  которое  я  пережил  мальчишкой  в  далеком  1968-ом.
        В  чём  же  феномен  Юрия  Гагарина?  Почему  так  мучительно  и одиноко  стало  после  него  на  земле?    Просто  он  в  сердце  каждого  из  нас, и  невозможно  без  боли   оторвать  что-то  от  сердца. Он  ­- это  Родина,  а Родина ­- это  мать!  Родина  ­- это  земля,  а  земля   ­- это  тоже  мать.  У  человека с  рождения  четыре матери,  как  утверждает  русский  писатель  Владимир Крупин,  и  образ  Гагарина  кровными  узами  связан  с этим  собирательным образом  Матери.  Он ­- её  достойный  сын.
      Когда  мы  говорим  об  имени  тысячелетней  Руси ­- России,  мы представляем  Александра Невского ­  славного  сына  Земли  русской.  А  Юрий Гагарин  ­-  имя  советской  России.
          Мы  мучительно  ищем  национальную  идею,  которая  бы  объединила наше  общество. Ищем  в футбольных  победах, в  победах  на  «Интервидении» и  не  хотим  оглянуться  назад. Юрий  Гагарин  ­-  великая  очистительная  сила, которую  испытало  на  себе  целое  поколение  советских  людей.  А  что  знают об  этом  нынешние  двадцатилетние? Лет  десять  назад одна центральная газета   сообщала, что  англичане  приступили  к  съёмкам  художественного фильма   «Юрий  Гагарин». Обидно,  конечно,  что  не  мы... Но  не  это  так  сильно  задело  меня.  Корреспондент  сообщал,  что авторы  фильма спешат  завершить  работу  к  началу  2002  года ­- года  сорокалетия  первого полёта  Гагарина  в  космос...  Сразу  две  фактические  ошибки!  Горько...
      Стержень  национальной  объединительной  идеи ­- патриотизм. Мы  должны  помнить  всегда, что  мы ­- граждане  страны  трёх  великих  свершений:  Великого  Поворота   в  17-ом,  Великой  Победы  в  45-ом  и  Великого  Полета  в  61-ом!  Так  будем  же  достойны  этого!
       Я  горжусь  несколькими  вещами  в  жизни.  Тем,  что  я  русский, родился  в  России, в  славном  и богоспасаемом  городе   Владимире.  Тем,  что я  выбрал  своей  профессией,  своим  делом  жизни служение  великому русскому  языку.  Я  горжусь  тем,  что  мне  посчастливилось  в  жизни  увидеть человека,  который  одной  незабываемой   улыбкой  благословлял  на  добрые дела.  Я  счастлив,  что  несу  по  жизни  такое  же, как  и  у  него,  бессмертное,  имя.