Исправляя дневник Элизабет

«Тогда идите, есть и другие миры, кроме этого».
Стивен Кинг


Предисловие

Это глупая сказка о двух историях. Одна из них случилась на самом деле, а другая могла бы произойти. И, знаете что? Пожалуй, вам выбирать, в какую из них верить. Я могу сказать только одно – в этом чертовом мире абсолютно точно не существует никоим образом только одна вещь. И это сослагательное наклонение. Все эти «если», «а вдруг», «если бы» и прочее – сущая ерунда, которой не дано существовать одновременно с нашим «сейчас».
Пространство – тонкая штука. Время – еще более непрочный резервуар. Ни в чем нельзя быть уверенным до конца. Можем ли мы влиять на ход событий, изменять свою жизнь в какую-либо сторону? Или где-то существует разум, для которого давно все решено? Он записывает наши истории в толстенные фолианты, раскладывает их по полочкам и… ничего уже нельзя повернуть назад. Мы просто движемся по заданному вектору, и нам только кажется, что мы принимаем решения.
Но задумайтесь хотя бы на секунду о том, что можно что-то изменить. Один момент, один взгляд, одно слово, одно ваше неосторожное действие – и книга переписана навеки. Даже содержание вмещает в себя абсолютно иные пункты. А вам остается только задаваться вопросом, не было ли это изменение так же предусмотрено высшим разумом, как и то, что могло бы выйти, пойди вы другим путем.
Одно я могу сказать вам определенно – конец у книги всегда будет один и тот же, как бы вы к нему не подбирались. Вот тут уже что суждено, то и приключится. Как говориться, чему быть, того не миновать.
И во всем этом маскараде меня всегда интересовал только один вопрос. Все наши решения, поступки, слова – откуда все это исходит? Что  подталкивает нас, когда мы делаем выбор? Чем руководствуемся мы, совершая собственные ошибки и поучая других? Среда? Окружающие? Может, дело в воспитании или количестве посещений психоаналитика? Или это что-то внутреннее? Некий стержень, вокруг которого и формируется наш характер, нарастая на уже готовый скелет? Ось, в которой содержится ответ на все вопросы, которые мы способны задать себе? И все эти наросты – просто проявления одной и той же сущности. Это и есть «если бы», произрастающие из главного ствола. А он уже делает нас теми, кто мы есть.

















* * *

- Добрый день. Мое имя Пол Тизер. Наша фирма занимается распространением программного обеспечения…
Да-да, привычный текст, заученные фразы, которые я повторял сотни раз. Не знаю, стал ли бы кто-нибудь писать книгу обо мне. Я не типичный герой приключенческого романа. Если бы кто-то решился, то вышло бы, наверное, некое сопливое романтичное фуфло, где я бы прослыл отнюдь не положительным персонажем.
Обо мне неинтересно читать. Я самый обычный офисный крыс, которые постоянно талдычит одни и те же фразы в телефонную трубку. Изо дня на день. И ничего не меняется на протяжении вот уже пяти лет. Во мне нет ничего хорошего. Во мне нет ничего плохого. Я просто такой же, как и все. Когда что-то происходит со мной, вы можете со спокойной душой сказать: «до чего это все предсказуемо».
Именно поэтому история и не обо мне. История о том, как я сделал попытку изменить будущее и что из этого получилось. Знаете, очень трудно противостоять искушению повлиять на то, что произойдет в дальнейшем. Это… словно попробовать на некоторое время стать богом. Правда, потом ты получаешь звонкую затрещину, и тебя щелчком пальцев обратно сбивают в ту яму, из которой ты выполз. Лишь затем, чтобы напомнить – ты обычный червь. Возможно, рыбалка без тебя и не станет продуктивнее, но все же закидывать удочки – дело отнюдь не твое.
Сейчас я снова и снова прогоняю у себя в голове различные вариации сценариев одного и того же фильма. Но поезд тронулся, я сам помог перевести стрелку – и пути назад уже нет. Помощник стрелочника тоже, наверное, в каком-то роде отвечает за направление движения. Впрямь, что ему стоит – дать шефу по голове булыжником и сделать свой ход? И ведь действительно нужно было сделать именно так. А у меня… не то что бы смелости не хватило. Просто недоставало элементарных знаний. Я думал, что играю какую-то важную роль, а стал просто пешкой в чужой игре. Успокаивает только одно – я такой не один. Жаль, что стрелочник мне попался совсем уж никудышный – протухший до кончиков пальцев. А ведь я ему поверил…

Все началось пятого сентября две тысячи тринадцатого года. Самое обычное утро, каких тысячи. И все же произошло нечто, что больше никогда не позволит мне считать его таковым.
Я проснулся, почистил зубы, принял душ, позавтракал. Потом застегнул все пуговицы на рубашке, заправил ее в брюки и полез в петлю (я не суицидник, речь о галстуке). Что, пока ничего не удивляет? Меня тоже. Я же говорю – все до тошноты типично.
С какого же момента все пошло не так? Это было возле самого офиса. Я уже стоял напротив здания, собрался переходить дорогу, когда незнакомый мужчина потянул меня за рукав.
- Постойте, мистер Тизер. Мне очень нужно с вами поговорить.
- Мы знакомы? – я тщетно вглядывался в его лицо, пытаясь вспомнить, где же я его видел. На вид ему было лет сорок-сорок пять. Седеющие виски, проглядывающая на макушке плешка (похоже, лысеть он начал давно – лет в тридцать) и усталые глаза человека, который видел уже слишком много.
- Пока нет. Но будем. То есть… - он выглядел слегка растерянным, - я хотел сказать, что это сейчас неважно.
- В каком смысле?
- Мы не могли бы поговорить в каком-нибудь другом месте?
- Вообще-то я опаздываю на работу.
- Думаю, будет лучше вам сегодня сказаться больным.
- Что вам от меня нужно? – на самом деле, этот парень начинал меня пугать. Что он хочет? Вроде бы я не переходил дорогу мафии…
- Я просто хочу поговорить в спокойных условиях. Речь пойдет о вашей дочери.
- Простите, я не совсем понимаю, о чем вы… Вас ввели в заблуждения. Разговоры о моей дочери вам следует вести с Джулией.
- Нет, вам следует меня выслушать. Мне нужно поговорить именно с вами. Ваша дочь в опасности и сейчас от вас зависит ее жизнь.

* * *

- Все кончено. Время смерти - пять тридцать, - устало констатировала доктор Мархен.
- Эли!
Женщина молчала. Энди Кирстон нетерпеливо дернул ее за рукав.
- Эли! – настойчиво повторил он, развернув ее прямо к себе, как это случилось на прошлой неделе абсолютно при других обстоятельствах. Но сейчас не об этом… - Если хочешь, я выйду.
- Нет, не нужно. Я сделаю все, что необходимо. Подожди одну минутку. Дай мне немного отдышаться. Я прошу всего лишь шестьдесят секунд… - она несколько раз судорожно втянула в себя воздух. Руки дрожали. Черт, сейчас у нее действительно дрожали руки. Но еще пару минут назад, когда от нее зависела жизнь девочки, они были твердыми, как сталь.
Эли Мархен резко развернулась и направилась к двери операционной. Ей сейчас предстояло сделать единственную вещь, которой она боялась. Надо сказать, что за десять лет работы в больнице Эли видела столько ужасающих вещей, что ей в пору было бы рехнуться. Но в этом-то и состоит отличие людей, которым дано свыше предназначение стать врачами, от других. Ей было абсолютно все равно. Когда ты склоняешься над операционным столом, то чувствуешь себя ничуть не хуже механика на станции техобслуживания. Просто режь, сшивай, расставляй все по местам. Будто чинишь машину. Поднимаешь капот – и сразу видно, что именно не так. И если уж ей удавалось так рассуждать, сравнивая работу человеческого тела с машинным механизмом, то говорить о страхе перед оторванными конечностями и вскрытыми черепушками не приходится.
Вот чего она действительно боялась, что ее ужасало больше всего – это тот момент, когда ты покидаешь операционную. Выходишь в этот гребаный мир, где скальпель и капельница у всех ассоциируются только с приближающейся смертью. Тут ей предстояло столкнуться с родственниками. И при этом стать человеком. Чувствовать все то, что ощущают они. Быть тактичной. Не упоминать «механизмы, которые больше не подлежат восстановлению».
Что поделать, для человека, привыкшего исцелять, всегда крайне болезненным становится момент, когда он должен разбить кому-то сердце. А сейчас ей именно это и предстояло сделать…

Энди прекрасно понимал все, что она чувствует. Это было словно отражение его собственных мыслей. Однажды на ночной смене они обсуждали эту тему до четырех часов утра, зашивая паренька с глубокими ножевыми ранениями. Они оба души не чаяли в своих «крошках» с механической коробкой передач (мы легких путей не ищем), хотя, его, конечно, была помощнее («женщине легче обращаться с той лошадкой, которая посмирнее» - так он сказал тогда, а она привела ему столько примеров из жизни, что он утонул в этих убийственных контраргументах и спорить не стал). Именно доктор Мархен ассоциировала свои операции с ремонтом машины. Ему понравилось такое сравнение и теперь, каждый раз занося скальпель, он невольно улыбался. Просто поднять капот и как следует рассмотреть, что же там внутри неладно…
Сейчас, когда малышка уже умерла, он прекрасно осознавал, что по-другому и быть не могло. Эта «крошка» разбилась вдребезги. Сложно собирать по кускам то, что уже невозможно соединить. Все, что делало Сьюзи Триш человеком, улетучилось, и сшивание кусков, оставшихся после падения, не смогло вернуть в маленькую кучерявую головку проблесков сознания.
Энди наблюдал через стекло, как Эли пружинистой и абсолютно спокойной походкой приблизилась к Тришам. Когда она шла быстро, хромота была практически незаметна. Она начала говорить. Тихо и уверенно. И только он, знавший ее лучше всех, понимал, что сейчас творится внутри. Это была настоящая буря. Потерять ребенка – самое ужасное горе. Они иногда посмеивались, когда на столе отбрасывал коньки серийный убийца. Часто не обращали внимания на смерть девяностолетних стариков, утверждая, что этого было не избежать. Но ребенок – это всегда потеря, которую ты считаешь личным поражением. Особенно после того, что произошло с Эли…
Вдруг что-то пошло не так. Он еще не знал, что именно, но точно не так. Мать малютки Сьюзи медленно опустилась на скамейку и согнулась в приступе безудержных рыданий. Привычная реакция, вполне ожидаемая от того, кто только что потерял дочь. Марк Триш… Дело в нем. Лицо его исказила странная гримаса. Он словно боролся с чем-то внутри себя. Что-то такое промелькнуло в его лице… Буквально на секунду. А потом начал орать на Эли. Все речи сводились к тому, что его дочь доверили тупой девке, которая и скальпель-то в руках удержать не может.

* * *

- Я слушаю.
- Даже не знаю, с чего начать.
Я уже позвонил на работу, и сейчас мы сидели в маленьком кафе. Я сам его выбрал. Как можно дальше от офиса, чтобы случайно не столкнуться с кем-нибудь из начальства.
- Пожалуй, вы могли бы начать сначала. Откуда вы узнали, как меня найти?
- Мне помог телефонный справочник. Я следил за вами от самого дома.
- Замечательно, - поморщился я, - теперь мне всякий раз будет чудиться, что за мной хвост…
- Все это довольно трудно объяснить.
- Не сомневаюсь, - мое первое впечатление от этого человека улетучилось. Возможно, виной было освещение, однако незнакомец, который просит отойти с ним за угол (слушай, парниша, давай-ка выйдем, а то разговор что-то не клеится), уступил место растерянному «ребятенку». У него был такой вид, словно от меня зависела его жизнь. – Постарайтесь все же ввести меня в курс дела. А то мне пока крайне сложно понять, что именно от меня требуется. Кстати, меня зовут Пол.
- Я знаю, - и никакого продолжения с его стороны («меня Джерри, приятно познакомиться, дружок»).
- Ладно, перейдем к делу.
- Вы должны сегодня забрать свою дочь из школы. Как можно раньше. Лучше всего, - он взглянул на часы, - выйти прямо сейчас. Тогда у нас будет достаточно большой запас времени.
- Послушайте, похоже, вы не совсем понимаете ситуацию. Я не могу забрать ее просто так. Мы с ее матерью не слишком-то общаемся. Точнее, не виделись уже около шести лет.
- Это сейчас не имеет ровным счетом никакого значения. Джулия в любом случае опоздает. А нам нужно торопиться.

Я не видел свою дочь практически с самого ее рождения. Мы решили, что так будет лучше для всех троих. Довольно сложно назвать себя отцом в восемнадцать. Тем более, когда с матерью знаком не более двух недель. Мы с Джулией сразу поняли, что нас ничто не связывает. Ни о какой свадьбе и речи быть не могло. Она вообще обещала сделать аборт. О том, что этого не случилось, я узнал, когда моей дочери было уже полтора. Я не собирался сводить с их семьей тесное знакомство. Признаться честно, брат Джулии меня бы и на порог не пустил. Он даже деньги мои всегда отсылал обратно. Не могу сказать, что меня это слишком обидело, так как я сам едва сводил концы с концами.
Я оставил Джулию в прошлом. Это был пройденный этап,  к которому мне было, как я сейчас четко осознаю, очень удобно больше не возвращаться. И вдруг появляется этот человек… Не могу сказать, что при его словах об опасности, грозящей моей дочери, во мне мгновенно проснулся отцовский инстинкт.
Когда я предложил ему пойти со мной, он отказался. Меня это слегка насторожило. Значит, малышка его видела. Быть может, это какой-то из ухажеров Джулии попытался ввести меня в свою игру? Он, конечно, намного старше. Но я ведь не разбираюсь в ее предпочтениях…
- Я все же хотел бы знать…
- Все это нужно только для того, чтобы спасти жизнь вашей дочери. Я клянусь.
Не знаю почему, но я ему поверил. Для меня оказалось довольно трудным испытанием объяснение с мисс Тунч, но я выдержал его с честью. Оказалось, что она преподавала в этом классе недавно и ее еще не успели оповестить обо всем, что требовалось знать. Я просто объяснил ей, что сегодня Джулия не сможет зайти за дочкой. Да-да, мое лицо вам незнакомо. Я редко здесь бываю. Командировки, знаете ли, постоянные разъезды… В общем, тут-то я выкрутился. Осталось только не провалить первое свидание с ребенком. Но и в этом деле мне на редкость повезло.
- Папочка! – прямо от дверей мне на руки кинулся маленький взъерошенный вихрь. Пол Тизер, знакомьтесь – ваша дочь, Элизабет Тизер. Уже потом я узнал, что Джулия всегда показывала ей мою фотографию, когда она спрашивала об отце, поэтому она тотчас поняла, что это и есть «тот-самый-с-фотографии-папочка», который, наконец-то, ее нашел.

* * *

- Где тебя учили? Что, богатенький папочка купил диплом на распродаже в метро? Ты угробила моего ребенка!
- Ваша дочь получила огромное количество телесных повреждений, потеряла очень большое количество крови. Мы сделали все, что было в наших силах, мистер Триш.
- В твоих силах? Да пошла ты! Что может быть тебе по силам? Ты просто не понимаешь, сучка! В вашей больнице кучка врачей. Среди этих дилетантов наверняка нашелся бы хоть один профессионал, но они назначают бабенку, которая не может отличить легкие от сердечной мышцы!
- Мистер Триш, я вынуждена просить вас… - начала было Эли, как вдруг произошло нечто, чего она не ожидала. Это длилось какие-то доли секунды – и она видела все, как при замедленной съемке. Вот Марк Триш тянется к карману. Вот он достает нож и резко вскидывает руку, замахиваясь. Она только успела подумать, что следовало бы пригнуться. Но все это было так быстро… так быстро…
- У вас какие-то проблемы, мистер? Я не совсем уверен, что в стенах больницы разрешено использовать холодное оружие.
Эли Мархен сразу не поняла, что на самом деле приключилось. Еще мгновение назад она была уверена, что дни ее сочтены. Она обернулась и увидела абсолютно спокойное лицо Энди. Ровный ледяной взгляд, сильная мужская рука, перехватившая кисть с «барк ривером». Наверное, сейчас она должна была испытывать какие-то другие чувства. Запоздалый испуг, облегчение по поводу того, что опасность миновала. Но внутри, словно после горячительного напитка, приятным теплом расползалось немое восхищение человеком, который ее защитил.
Энди продолжал удерживать руку и что-то довольно тихо втолковывать Марку, у которого на лице застыла жуткая гримаса неимоверной злости. Подошли два охранника и забрали агрессивного папашу. Следом поплелась мисс Триш, которая все это время испуганно сидела на скамейке, боясь пошевелиться, и лишь изредка всхлипывала. А Эли уже ничего не слышала. Она просто смотрела на доктора Кирстона и ее переполняла безграничная любовь к единственному в ее жизни человеку, на которого она могла положиться. Отца своего она никогда не видела. Джеймс сам всегда нуждался в поддержке. С тех пор, как дядя умер, ей вообще казалось, что в этом мире больше нет мужчин. Сильных, мужественных, способных защитить. И она, как могла, пыталась выжить в этом «чертовом-мире-без-мужчин», изо всех сил карабкаясь вверх. Ей все казалось, что однажды терпение лопнет. Оборвется страховочный трос, и они вместе с Джеймсом рухнут в мрачную бездну, откуда некому будет ее вытаскивать. Но пока этот момент не настал. А в ее жизни появился Энди Кирстон. Этого нельзя было делать. Это было предательством, которого Джеймс может и не перенести. Однако у нее просто больше не было сил противиться такому соблазну – стать по-настоящему женщиной. Слабой, беззащитной. И она подняла белый флаг. Сдалась ему. Еще на прошлой неделе. Но действительно капитулировала именно сейчас, в этот момент. Когда поняла, что может на него положиться во всем.

Эли пришла домой около пяти часов. После всего случившегося у нее абсолютно не было сил.
- Что случилось? – Джеймс был в приподнятом настроении, хотя и попытался это скрыть. Она знала его с детства и настолько хорошо изучила, что могла угадать практически всегда, что твориться в его, признаться честно, совсем незамысловатом сознании.
- Все в порядке, Джеймс. Все хорошо, - она будто услышала свой голос со стороны. Голос автомата, заводной куклы. Он тоже успел отлично ее изучить…
- Да что ты? На тебе лица нет. Ты бледная, как смерть. Наверное, что-то приключилось в конце твоей смены. Но я готов поспорить, что это было еще утром и тебя давно выгоняли с работы. Какой-нибудь Энди или Том предлагал тебя сменить, а ты натянуто улыбалась и говорила, что все в порядке. Я ведь тебя знаю, Эли. У тебя слегка… фанатичное отношение…
- У меня на столе сегодня умер ребенок, - резко перебила она. – Это была маленькая девочка. Она упала с одиннадцатого этажа. Ей было четыре.
В глазах у Эли стояли слезы. Он слушал так, словно жалел, что задавал слишком много вопросов. Он всегда так слушал. Ему нужны были эти разговоры. Потому что на самом деле, за ту вечность, которую они друг друга знали, Джеймс так и не научился понимать, что именно она чувствует, о чем думает. На самом деле, для него жена была непостижимым существом. Фанатиком своего дела – это да. Это он знал. Но больше ничегошеньки он про нее не мог понять. Что ей надо, зачем она все это делает, что ею движет в те или иные моменты. В этом отношении они были просто соседями по квартире. Двумя незнакомцами из колледжа, которых начальство студгородка поселило по ошибке в одну комнату с двуспальной кроватью.
Джеймс всегда задавал эти дурацкие вопросы, ответы на которые не хотел слышать. Ему было неприятно знать, что где-то умирают люди, что кто-то отравился, кому-то отстрелили два пальца, а кого-то просто мучает диарея. Вот еще одно отличие врачей от других. Другим было неприятно, потому что такие рассказы как будто приближают и твою собственную смерть. Это случилось с кем-то. Почему завтра это не может произойти со мной? Эли же относилась к этому философски. Я сегодня спасла человека. Может, когда-то кто-то другой спасет и меня…
Но девочка умерла. Ее до сих пор передергивало, когда она вспоминала это кровавое месиво. Тут не было ничего необычного. Привычный рабочий день. Очередной поломанный движок и спущенные шины. Вот только… год назад у нее случился выкидыш. Она никому и никогда об этом не рассказывала. Даже Джеймсу. Он был тогда в командировке. Однако на прошлой неделе не выдержала. Энди обладал для нее каким-то непреодолимым магнетизмом. Силой, которой она не могла не покориться. И она выложила все. Рассказала, что чувствовала, как это было больно – и в физическом, и в духовном плане. И как она себя ненавидела за то, что не хотела этого ребенка. Только не сказала, почему. А Энди и не нужно было этого слышать, чтобы понять. Просто, она больше не любила человека, который должен был стать отцом. Может быть, и никогда не любила. В этом теперь уже слишком трудно разобраться. Скорее, жалела. Всегда жалела. На самом деле, именно он и был, если можно так выразиться, ее первенцем. Материнский инстинкт проснулся в ней в тот момент, когда она впервые взяла его за руку в школе. Но птенцы должны когда-то покидать гнездо. А этот жирный кукушонок никак не хотел убираться из ее жизни. Если бы ей хватило сил вытолкнуть его самой…
Джеймс молча вывалил из кастрюли две порции макарон, щедро посыпал их тертым сыром и поставил перед ней тарелку. Потом на секунду и о чем-то задумался, открыл минибар и налил ей и себе по бокалу красного. Они ужинали в полной тишине.
Муж угрюмо гремел посудой в раковине. Она взяла было пульт от телевизора, но передумала и просто наблюдала за его резкими движениями. Почему-то пришло на ум, что он чем-то похож на Марка Триша. Такой же неумолимо топорный, заводящийся с пол-оборота. Вот только Марк сумел бы себя защитить. А Джеймс – беспомощный котенок, которого всегда надо тащить за собой. Но все же, между ними было что-то общее… Интересно, мог бы Джеймс на нее замахнуться? Сумел бы ударить? Не просто так, конечно. Но если бы узнал, что Том действительно предложил ее подменить и она согласилась? Если бы видел, как она вышла из больницы с Энди Кирстоном и они поехали к нему? Если бы понял, что Энди не нужно задавать ей вопросы, чтобы уразуметь, что твориться у нее внутри? Что ей нужны не сочувствие, не пустая болтовня и не бокал вина, а нечто другое? К черту все эти «если бы». Откуда вообще взялись такие мысли? Он ведь не знал, не видел и не понимал. Именно это и отличало его от Энди и делало похожим на Марка Триша. А ведь дядя всегда говорил – не стоит связываться с этим крысенышем, Эли. До добра это не доведет. Если тебе нужен булыжник, чтобы пойти на дно, найди хотя бы кого-то посимпатичнее…

* * *

Пациентов было мало, и Бетти Триш решила немного вздремнуть в ординаторской, но сон все не шел. Она постоянно думала о том, что произошло. Всего за каких-то полгода ее жизнь, до того вполне благополучная, внезапно обратилась в ад. Все началось с того момента, когда они с Марком вернулись в город. Его старые дружки категорически отказались о нем забыть.
Нас всех безумно тянет к корням, не так ли? Очень жаль, что некоторые корни давно уже начали подгнивать… Марк снова ворует. Она уверена в этом на сто процентов. Недавно в их районе обчистили два обменных пункта. Об этом даже писали в газетах. Черные шапочки с прорезями для глаз… классика, да? Это было ей почему-то безумно знакомо. Какое-то смутное воспоминание из детства…
Но это не самое страшное, да?..
Дверь скрипнула. Вошел доктор Кирстон.
- Прости, я не знал, что здесь кто-то есть.
- Ничего страшного, Энди. Тоже решил вздремнуть?
- Нет. Я как раз наоборот, пытаюсь проснуться. Надо выпить кофе.
- Бурная ночка?
- Есть немного. Слушай… - он немного замешкался, а потом поднял на нее свои серые глаза. Они обжигали. Почему Марк назвал его «снежным королем»? Недавно она показала мужу фотографии с вечеринки по случаю дня рождения Сэма. И тогда Марк очень долго рассматривал всех, спрашивал имена. Он будто ревновал ее к каждому второму. А Кирстон… странно, но Бетти была уверена, что Марк его испугался.
- Что?
- Том сказал, у тебя проблемы. Может, я могу чем-то помочь?
- Все в порядке. Чем ты можешь мне помочь?
- Тебе нужны деньги?
- С чего ты взял?
- Ну, во-первых, ты не обедаешь в кафетерии уже пятый день. Во-вторых, Том сказал…
- Что бы ни говорил Том, все это не его ума дела, понял? И не твоего. Мне не нужна ваша помощь, - она резко вскочила и отошла к окну. Том сказал… Том знает? Черт, да откуда ему знать? Этого не может быть. Сзади Энди звенел посудой. Три ложки кофе, одна сахара. Она давно уже выучила эту комбинацию, которую тот, посмеиваясь, называл «ночная смена».  Бетти с какой-то отрешенностью почувствовала, как слезы текут по ее лицу. Это были не ее слезы. Чьи-то чужие. Не правда ли? Зачем ей плакать? Что ей стоит пережить и это, как все остальное? Она даже не заметила, как доктор Кирстон подошел сзади и резко развернул ее к себе.
- У тебя сейчас сложный период.
- Да что ты знаешь о сложностях?
- Я тоже терял близких людей.
- Мне жаль. Но твою дочь не собирала с асфальта бригада скорой помощи. Мне даже не разрешили ассистировать на операции.
- Ты бы все испортила.
Лицо Бетти Триш исказила гримаса боли, и она замахнулась. Как ей хотелось врезать этому «снежному королю». Ровный голос, расчетливый ум, холодный взгляд. Он выполнял свой «священный долг» так, будто его прислали сюда кромсать из преисподней. Энди перехватил ее руку.
- Я просто не хочу, чтобы ты наделала глупостей, понимаешь? – тихо спросил он. – Если то, что мне сказал Том, правда – у тебя будут серьезные проблемы.
- Что он сказал?
- Я не собираюсь это повторять здесь. Если хочешь, мы как-нибудь потом об этом поговорим. Не сейчас. Мое дело предупредить.
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - она постаралась придать своему лицу как можно более естественное выражение, но этот человек читал не по лицам. Он влез ей в голову, Бетти это знала точно.
- Ладно, не хочешь говорить – не надо. Скажи мне тогда другую вещь. Насчет твоей дочери. Я понимаю, что сейчас уж точно лезу не в свое дело, но мне, правда, надо знать. Потому что я хочу тебе помочь.
- Что ты хочешь от меня? – она уставилась на него непонимающими глазами. Или… какая-то искорка понимания все же промелькнула. Все то, что так и рвалось наружу из ее подсознания. Какой-то тоненький голосок где-то в самой глубине уже не раз порывался задать вопрос, который сейчас прозвучит.
- Это все – его вина?
- Я не понимаю…
- Да все ты понимаешь. Я говорю о Сьюзен.
- Я… - она попыталась вырвать руку, потом внезапно почувствовала, что сил больше нет. Почва уходила из-под ног. Энди поймал ее. Его лицо было совсем близко – такое уверенное, мужественное. Чтобы вернуться в вертикальное положение ей пришлось обхватить его за шею. По дороге она зацепилась кольцом за какой-то крохотный предмет. Едва заметный слуховой аппарат, вот что это было… Он невозмутимо поправил его свободной рукой.
- Так это его вина?
- Я не знаю. Меня не было дома. Честное слово, я не знаю. Не знаю, - как заведенная продолжала повторять она. Просто для того чтобы заглушить этот внутренний голос, который был уверен на все сто, что уж она-то знает.

* * *

Пыльная проселочная дорога заменила душные городские пробки. Они ехали уже несколько часов. И при этом выбрались на нее буквально минут двадцать назад.
- Будто вдохнули свежего воздуха на выходе из угольной шахты, - усмехнулся Энди.
- Да, - растеряно ответила Эли. Им предстояло ехать еще долго.
- Знаешь, мне всегда нравились такие мини-путешествия. Еще с детства. Они позволяют лучше узнать человека, с которым ты отправляешься в путь.
- Есть еще что-то, чего ты обо мне не знаешь?
- Да. И очень многого. Но я все думаю, стоит ли сейчас об этом разговаривать.
Он на секунду отвел взгляд от пустой дороги. Но этого мгновения ей было вполне достаточно, чтобы заметить лукавые искорки в серых глазах. Забавно, ей всегда казалось, что такой цвет пышет холодом. Впрочем, с другими так и было. Он отталкивал от себя людей и, похоже, получал от этого огромное удовольствие. В больнице мало кто, кроме Тома Ирвина и ее самой, действительно мог вынести присутствие Энди Кирстона больше двадцати минут. В основном оттого, что они завидовали ему. Кто-то из-за возраста, других смущал его талант – хирург он был от Бога, и с этим тяжело было спорить. Молодой, перспективный, со своими принципами, смеющийся над всеми. Больше всего их бесило именно то, что они никак не могли его достать. Он продолжал улыбаться, он сыпал заумными фразами. В общем, всегда ставил на место всех, независимо от возраста и положения. Мягко, тихо, тактично. Не придерешься. Предельно вежливый хам, скептик, смеющийся над жизнью. Таким Энди запомнился ей еще с их самой первой встречи, когда его только перевели в их отделение. Таким она его и полюбила. С первой минуточки. Не с первого взгляда, конечно. А в тот момент, когда он заступился за ее пациентку. Так, словно эта старушка была, по меньшей мере, его тетушкой – горячо, яро. И, опять-таки, предельно вежливо. Расставил все по местам, разложил по полочкам. Все вышли правыми, ни одного виноватого. Правда, некоторые были смертельно обижены. Его холодный взгляд и насмешливую улыбку им было бы легче пережить, если бы он давил всех на своем пути, карабкался по служебной лестнице, вгрызался в глотки, втаптывал своих врагов в землю. А он просто насмехался над ними и шел вперед, не оглядываясь. Наверное, именно так легче всего однажды получить нож в спину… - внезапно подумалось ей. Но она никогда не устанет смотреть в эти серые глаза, ледяные для других и такие теплые для нее.

* * *

Когда я вышел на улицу, странного человека уже не было. Не зная, что делать дальше, я решил послушаться ребенка – «правда, мы сейчас поедем к тебе и будем смотреть мультики?» На том и порешили. Я искренне понадеялся на то, что ни одной из моих подружек не взбредет в голову посетить мою скромную холостяцкую квартирку именно сегодня вечером. Мне было бы крайне сложно объяснить присутствие в ней семилетней девчушки, наблюдавшей за этим миром моими карими глазами.
Около двенадцати раздался звонок в дверь. Я открыл. На пороге стоял тот самый по имени «меня зовут Пол – я знаю».
- Может, мы все же объяснимся?
- Было бы неплохо…
Я провел его на кухню, стараясь не потревожить спящего ребенка.
- Я не хотел бы, чтобы она меня увидела.
- Вы – друг Джулии?
- Нет. Сейчас я все объясню.
Телефонный звонок прервал наш разговор. Я снял трубку и был крайне удивлен, услышав на другом конце срывающийся голос Коллина.
- Пол?
- Да, слушаю.
- Она у тебя? – странно. О детях, которых следует забрать из школы, не беспокоятся в полночь, обычно это происходит гораздо раньше.
- У меня.
- Мне так и сказали в школе, что ее забрал отец. Я немного удивился, но у меня камень с души, если такое выражение уместно в данной ситуации. Я вернулся домой с охоты час назад и сразу же связался с учителями. Как только узнал…
- О чем ты?
- О Джулии.
- Что-то случилось?
- Ты не смотрел новости? Включи телевизор, Пол. На какой планете ты живешь? Я сейчас заеду за Элизабет.
- Приезжай утром. Не стоит беспокоиться. Я справлюсь.
- Хорошо. Но я расскажу ей все сам.
- Да что стряслось?
Молчание на другом конце провода затягивалось.
- Почему ты забрал ее? Пол, объясни мне, пожалуйста, ради всех святых, объясни, почему ты забрал ее?
- Я… я не могу тебе этого объяснить. Я и сам толком не понял, как и почему это получилось…
Короткие гудки.
Я протянул дрожащую руку к пульту.
«…мотивы, двигавшие подростками, неизвестны. Перестрелка в школе привела к гибели четверых детей и одного преподавателя. Еще двое детей доставлены в местную больницу. При попытке бежать один из преступников был пойман. Второму удалось скрыться на машине, угнанной со стоянки неподалеку от школы. Хозяйка машины была сбита угонщиком и умерла по дороге в больницу от тяжелой травмы позвоночника».
Кадр сменялся за кадром, а мне все казалось, что это какой-то кошмарный сон. «Почему ты забрал ее? Пол, объясни мне, пожалуйста, ради всех святых, объясни, почему ты забрал ее?» Да откуда мне знать, Коллин? Откуда же мне знать? Я и сам-то ничего толком не понимаю. Единственный человек, который должен был прояснить ситуацию сидит напротив меня. Я повернул голову и до меня дошло, что он и сам удивленно пялится в экран. Что-то пошло не так. Он ждал совсем не этого…
- Похоже, нам все же придется объясниться, - нерешительно подал голос я.
- Конечно.
- Начнем с самого простого. Как вас зовут?
- Меня зовут… - он задумался на долю секунды, и меня это должно было насторожить. Но я не обратил внимания. – Меня зовут Энди. И вы не поверите моей истории, но я готов рискнуть. Ради Элизабет.

Мне нужно было как следует обдумать все то, что я услышал. На это потребовалась бы неделя, не меньше, но времени не было совсем. Фраза, которую я сумел выдавить из себя, показалась мне слегка натянутой даже для дешевого фантастического боевичка.
- Так вы хотите убедить меня в том, что вы из будущего?
- Получается, что да.
- И пытаетесь спасти мою дочь, которую убили в две тысячи сороковом году?
- Да.
- Ладно. Допустим – заметьте, я сказал допустим, - что я вам поверю. Почему?
- Что именно? Почему ее убили или почему я хочу ее спасти?
- Да. И желательно все по порядку…
- Ее убили, потому что она кому-то помешала. Я в этом практически уверен. Элизабет была врачом. Работала в группе доктора Алишера. Они разрабатывали лекарство от рака и была на пороге важного открытия.
- Второй вопрос.
- Я ее люблю. То есть, любил. Мне до сих пор трудно об этом говорить.
- В таком случае, как вы очутились здесь?
- Я… я не помню. Но у меня есть на этот счет некоторые подозрения.
- Машина времени? Правительственные разработки? Что именно?
Он промолчал. Только протянул мне помятый газетный лист. Наверху значилась дата – пятое апреля две тысячи сорокового года. Я повертел листок в руке – подделка? Наверняка. Черт, да о чем ты думаешь, Пол Тизер! Что значат эти сомнения? Ты что же это, удумал поверить этому психу? Лучше вотрись в доверие и узнай, кто отвязал его от батареи.
- Читайте.
Я неторопливо пробежал глазами по строчкам. Ничего примечательного. В Европе, оказывается, кофе употребляют гораздо больше, чем в латинской Америке. Поразительная статистика. Очень познавательно. А еще какая-то суперзвездная дочка вышла замуж. И в самом низу, когда я уже собирался было выкинуть страницу в помойку, мой взгляд зацепился за фотографию женщины.
- Поразительное сходство… - едва слышно пробормотал я. Энди промолчал.
В статье значилось, что доктор Элизабет Мархен была найдена убитой в квартире своего коллеги (читай между строк «любовника» – умеют эти журналюги красивыми словами обрисовать ситуацию так, чтобы получилась гнусность). Вышеупомянутый же коллега, доктор Кирстон, получил тяжелую травму головы и в данный момент пребывает в состоянии комы. Подозреваемым в деле проходит Марк Триш, чью дочь несколько дней назад не удалось спасти врачам. Девочка выпала из окна квартиры, в которой проживало семейство Триш. С одиннадцатого этажа. По словам многочисленных свидетелей, Марк Триш еще в больнице вел себя крайне агрессивно и напал с ножом на молодую служительницу Гиппократа, которая оповестила его о смерти ребенка. Задержанный все отрицает, но его словам трудно верить, так как он был пойман практически с поличным, рядом с домом пострадавшего, недалеко от того места, где в мусорном баке был обнаружен револьвер из которого, по мнению экспертов, и была застрелена женщина. Доктор Мархен принимала участие в программе, инициированной известным в определенных кругах ученым, Стивеном Алишером, с целью борьбы с онкологическими заболеваниями. И так далее, и тому подобное по тексту. Все мы скорбим, коллеги в трауре и прочее, и прочее. Вся та галиматья, которую можно прочитать в любом некрологе.
- Я должен в это верить?
- Да.
И я поверил… Черт побери, я и в самом деле поверил… Прежде всего, как мне кажется сейчас, потому что я в последнее время и впрямь, как никогда остро, осознавал свою «обыкновенность». Это сводило меня с ума. А тут такой шанс что-то изменить…
- Так как же ты тут очутился?
- Последнее, что я помню – как паренек в маске наставил мне к котелку дуло своей пушки. Потом я очнулся в вашем времени.
- Как, говоришь, тебя зовут?
- Энди. Энди Кирстон.

* * *

- Спасибо, - несмело начала она. – Огромное тебе спасибо, что ты делаешь это для меня. Со мной…
Он накрыл рукой ее дрожащую ладонь. Странно было видеть такой эту обычно железную леди. В Эли Мархен отлично уживались две абсолютно разные женщины. Он любил обеих. Одинаково. Одна – вот это маленькое напуганное существо, напоминавшее ему птичку, застрявшую в силке и молящее о помощи. Вторая – хладнокровный ремонтник человеческих организмов, способный вскрыть любую грудную клетку и безо всяких колебаний снова ее заштопать. Ему было приятно наблюдать за каждой из них. Первая помогала ощутить себя сильным, нужным. Тем, в ком нуждаются. Вторая – извечная соратница, которая одна способна его понять, разделяет все его взгляды, улыбается жизни так же, как и он. Тоже через силу. Как и он, закаленная своим нелегким прошлым. И ему так хотелось узнать о ней побольше…
- Это пустяк. Я бы сделал это для любого.
- Ну, спасибо, - улыбнулась она. – Так приятно слышать такие слова. Они будто подтверждают мою исключительность.
- Ты понимаешь, о чем я, - внезапно посерьезнел он. – Каждый человек должен знать свои корни. Это словно… словно вернуться домой.
- Да, наверное. Только слишком сильно сказано о человеке, которого я никогда в жизни не видела.
- Он ни разу не попытался с тобой связаться? За столько лет?
- Нет. Мама никогда его даже не упоминала. Она растила меня вместе со своим братом. Потом ее не стало. Мой братец Крис доконал дядюшку. Тогда Криса посадили и…
- Всегда хотел узнать, как ты относишься к эвтаназии… наверное, это вопрос не совсем в тему, но…
- Да, не совсем… Если под эвтаназией понимать то, что опустившийся наркоман в надежде на наследство по первой же просьбе убивает больного раком отца… Отрицательно. Хотя, знаешь, в любом случае, отрицательно.
- У твоего дяди был рак?
- Да.
- Поэтому ты принимаешь участие в исследовательской программе Стивена?
- Отчасти. И я думаю, что мы стоим на пороге чего-то… не хочу хвастаться, но нам действительно удалось многого добиться. Возможно, пока мы не совсем лечим. Но нам уже не нужен револьвер, чтобы облегчить страдания. И это радует. Мы на правильном пути.
- Не сомневаюсь.
На развилке Энди пришлось сделать крюк, чтобы объехать дохлую рыжую кошку. Похоже, красавица не совсем разбиралась в правилах дорожного движения. Она забыла, как добропорядочная гражданка, посмотреть сначала налево, потом направо. Или ей просто попалось неосторожное чмо, забывшее заявить в полицию и нагло скрывшееся с места преступления. Свернутая шея, переломанные кости. Туловище превратилось в кровавое месиво. Черт, эта кошка до ужаса напомнила ему малютку Сьюзи Триш. Он взглянул на Эли. Ни один мускул ее лица не дрогнул, хотя она упрямо не отводила взгляда от крохотного трупика. Вдруг ее левый глаз дернулся. Это было что-то рефлекторное, на уровне подсознания. Он уже видел это и не раз. В тот момент, когда она склонялась над операционным столом. В тот момент, когда она была железной леди. И видеть сейчас у себя, в машине, как в маленькой беззащитной девочке просыпается расчетливый профессионал – это… возбуждало его по-настоящему.
- Мы – мясники, - вдруг, медленно растягивая слова, произнесла она. – Мы просто мясники. Я вот смотрю на эту кошку – и ничего. Вообще ничего. Это так противно – понимать, что ты бездушная машина.
- Так, ну, во-первых, мы не мясники. Мы механики. И, если тебя это утешит, я тоже ничего не чувствую. Это всего лишь кошка. Мы не были с ней знакомы даже поверхностно, я уже не говорю о более близких отношениях.
- Прекрати, это не смешно! – правда, она все же улыбнулась. – Меня пугает совсем не это.
- Беспокоишься о том, что перестала видеть отличие между кошками и пациентами?
- Что-то вроде того.
- Это просто новый уровень. Профессионализм. Ты растешь, деточка. Эмоции прекращают действовать на твой разум в самые ответственные моменты. И это совсем неплохо. Это правильно. Так и должно быть. Отсутствие излишнего сентиментализма убирает дрожь в руках.
- Да, наверное.
- Вчера было то же самое. И, если ты не заметила, я хочу подчеркнуть, что после операции все стало, как прежде. Ты снова стала мыслящим и сочувствующим человеком.
- Мне не хочется говорить о том, что было вчера. Это слишком…
- Я понимаю. Это, правда, слишком. Но была одна вещь. Когда ты говорила с мистером Тришем. Мне очень хочется поделиться. Я бы промолчал, но такое сложно удержать в себе. Прости.
- Я слушаю.
- В тот момент, когда он узнал о смерти дочери… это длилось доли секунды, но у него был такой взгляд…
- Ну, каждый по-своему переживает трагедии. Он выплеснул свое горе в агрессию.
- Я не об этом. За секунду до того, как он начал на тебя орать. Он знал, что так будет. И вот кому действительно было все равно… Точнее, я бы даже сказал… Нет, это слишком сложно произнести вслух. Думать об этом было не так страшно.
- Он… он получил от этого удовольствие?
- Готов поспорить на что угодно, это он столкнул девчонку. И мать…ты видела? Она боится его. Она все время молчала, только рыдала. А потом, когда парни выводили его, она шепнула ему что-то. Я, конечно, не слышал. Но по губам читать умею. Мне не раз приходилось иметь дело с глухонемыми, ты ведь знаешь.
- Что же она сказала?
- «Это все твоя вина». Именно так. «Это все твоя вина».
- Не хотела бы я оказаться на ее месте…

* * *

После работы Бетти сразу направилась к отцу. Марк будет недоволен, но какое ей дело? Если бы он узнал, что она ему изменила, он вообще бы был в ярости. Но он не узнает. К черту все эти «если бы», в них нет ровным счетом никакого смысла.
Можно подумать, она должна быть чем-то довольна. Можно подумать, ей не на что злиться. Неужели она действительно собирается придерживаться правил, которые устанавливаются в доме Марком?.. После всего, что было.
- Послушай, Бетти. Мне надо обсудить с тобой одну крайне важную тему. Я не хочу тебя расстроить или обидеть, но… кто-то должен тебе об этом сказать. И как можно быстрее.
- Я слушаю, - снова неприятный разговор. Очередной в ее списке.
- Ты должна переехать домой. Оставь этого недоумка. Он не просто недостоин тебя. Он тебя доконает.
- Мы уже обсуждали эту тему.
- Да в кого же ты такая упрямая?
- Уж точно не в тебя. Думаю, все дело в маме.
- Боюсь, что точных сведений нам уже не получить, - вздохнул отец. – Я говорил, уже, что мало знаю о ее характере. Если судить о ней по Коллину, то да. Упрямство в вашей семейке – это какой-то генетический сбой. Думаю, это и привело его туда, где он сейчас.
- Я думала, его привели туда грабители, - отрезала она. Зрачки ее сузились, Бетти неосторожно дернула рукой и пролила чай.
- Ты всегда так реагируешь, когда я говорю о дяде. Почему? Мне казалось, ты его любишь…
- Я не желаю обсуждать эту тему. Был один случай, послуживший этому причиной. Но мне неохота его разбирать. Мне даже задумываться об этом не следует.
- Тебе скорее следовало бы избегать разговоров о брате.
- Где он теперь?
- Опять сидит. Попался на взломе. Срок дали небольшой. Будь моя воля, я бы упек его всерьез и надолго. За то, что он навязал тебе такого мужа.
- Он никого не навязывал. Он нас просто познакомил.
- Значит, ему надо было быть разборчивее в своих знакомствах. Тогда бы ты не была сейчас похожа на каторжницу, которая тащит на себе пудовую гирю. Может, поговорим о Сьюзен?
- Как дела у Наоми?
- Тебя больше ничего не держит с этим человеком, Бетти. Оставь Марка. Возвращайся домой.
- У меня в больнице работа. Как дела у Наоми?
- Ну до чего же ты упрямая, дочка… Самое страшное, что я чувствую огромную вину за все это. За все то, что с тобой происходит…
- Не надо. Ты был неплохим отцом, - она соврала. Был один случай в жизни Бетти, который она ему никогда не простит. И это было связано именно со смертью дяди Коллина. Но думать об этом не хотелось.
- Может. Не плохим, и не хорошим. Среднестатистическим, - улыбнулся он. – Но это меня не извиняет. Если бы я мог тебе все рассказать…
- Я не хочу ничего знать, папа.
- Мне бы и не хватило смелости. Просто знай, что когда-то я сделал в твоей жизни очень резкий поворот и, кажется, не совсем справился с управлением. Все должно было пойти не так… Абсолютно не так.
- Твоя гиперответственность тебя убьет. Тебе ведь известно, что я давно уже никого не пускаю за руль своей крошки.

* * *

Коллин, как и обещал, приехал с утра. С ним была симпатичная брюнетка. На вид ей около двадцати трех, глаза огромнейшие, голубые. Зовут Наоми. Коллин представил ее, как подругу Джулии. Когда он произносил имя сестры, голос его дрогнул.
- Для всех нас это очень тяжело, - она протянула мне руку при знакомстве. – Я помогаю, чем могу. Но справиться с таким горем будет очень трудно. Особенно малютке Элизабет.
- Я ничего ей не сказал. Не подумал, что вправе.
Коллин понимающе кивнул. Действительно, у тебя нет на нее никаких прав. Спас ее от чего-то (непонятно чего) – и иди дальше своей дорогой. Он был подчеркнуто вежлив. Наоми (она оказалась детским психологом) – обходительна и искренне доброжелательна. Она явно сердилась на Коллина, и весь вид ее как бы говорил – да ладно, приятель, поостынь. Дядя – это не то же самое, что родной отец.
В какой момент во мне проснулось это чувство, я не знаю. Но на похороны я пошел. И держал маленькую Элизабет за руку. И вытирал ее слезы. И твердо решил, что мог бы стать отцом. Пускай так поздно, но это было необходимо нам обоим.
Что же касается человека, который назвал себя Энди Кирстон, то больше я его не видел. Целых четыре года. До того самого дня, когда взломщики проникли в дом Коллина Эштона. Якобы взломщики…
Мы с Элизабет возвращались из зоопарка – я часто теперь забирал ее на выходные. Вопрос о том, чтобы перевезти ребенка ко мне, пока было как-то неуместно поднимать. У Эштонов она могла свободно общаться со своим двоюродным братом, у нее была неплохая компания. В доме вечно были дети, часто приходила Наоми. Поэтому виделись мы в основном на уик-энд. Я возил ее во всякие места, мы обсуждали полную ерунду, о которой говорят с одиннадцатилетними девчонками – что-то вроде того, как ее новоявленный «жених» засунул в рюкзак Джеймсу Мархену дохлую ящерицу. Над пареньком, похоже, издевались все, кому не лень. Ему даже было иногда жаль этого сорванца. Элизабет сказала, что он сирота и раньше его никто не трогал. Но сейчас его усыновил некий мистер Эндрюс, у которого водились денежки. В школе только об этом и говорили. И, похоже, некоторые ребята начали завидовать этому баловню судьбы. А он не мог за себя постоять. Только вечно ябедничал учителям, за что его тут же возненавидели и взрослые, и дети.
Так вот, мы возвращались из зоопарка. Незнакомую машину я заметил сразу же. На пороге стоял мой старый знакомый – Энди Кирстон. Входная дверь была распахнута, практически сорвана с петель. Сам он был весь взлохмаченный, руки тряслись. На рубашке, как мне показалось, было темное пятно. Хотя…
- Позвони кому-нибудь, пусть заберут ребенка! – прошипел он, срывающимся голосом.
- Что?
- Похоже, тут побывали грабители. Не пускай ее в дом.
- Здравствуйте, мистер Эндрюс! – радостно подскочила к нему Элизабет. – Вы приехали к нам в гости?
- Мистер Эндрюс? – я не мог скрыть своего удивления.
- После. Объясню все после. Сначала убери отсюда ребенка. Я уже вызвал полицию.

* * *

На обратном пути за руль села она. Ей просто надо было расслабиться после того, что произошло. Монотонный пейзаж, ровная дорога. Можно было просто придавить газ. Конечно, она лишалась того спокойного чувства, которое охватывало ее, когда она наблюдала за тем, как его рука уверенно сжимала ручку, переключая скорости. Но появлялось нечто другое. Неимоверное ощущение свободы. Даже не так – точнее будет употребить слово независимости. Скорее всего, весьма обманчивый, но такой приятный привкус, как бы говорящий – все в твоих руках. Ты повернешь только тогда, когда захочешь, и лишь тогда, когда это будет тебе действительно необходимо.
Эли знала, что рано или поздно надо будет заговорить. Если бы рядом сидел Джеймс, она бы молчала до самых дверей, а потом бы спросила какую-нибудь глупость (нечто вроде «ключ ты взял или он у меня?»). Но это другой случай. Молчать с Энди – глупо с ее стороны. И не только глупо, но еще и не благодарно. Ведь это именно он помог ей найти адрес отца. Правда, в дом заходить он категорически отказался. Сказал, что взял томик Кинговской «Темной башни» и отлично проведет время и без нее. Да и вообще – он ехал сюда, чтобы, наконец, почитать в тишине. Если бы знал, что малютка Эли такая болтливая, ни за что не взял бы ее с собой. Да еще и магнитола поломалась – ничем не заглушить. В общем, свой «разъяренный» щелчок по носу он заработал по полной программе.
- Почему ты молчишь? Тебе неинтересно, как все прошло?
- Я жду, пока ты сама захочешь мне рассказать. Если захочешь…
- С чего бы мне не захотеть? Все прошло точно так же, как я себе это и представляла.
- Он переписал завещание? Так быстро?
- Дурак! Это совсем не смешно! – вот скажите, как можно обижаться на эти его выходки? Этот человек опасен. Для тех, кто не умеет улыбнуться и пойти дальше. Яд, подтачивающий их уверенность в себе, чтобы в определенный момент терпение лопнуло. Причем, момент будет отнюдь не подходящий, и все поймут – он был прав, они точно глупцы. Самое страшное для них, что они будут действительно осознавать, что все это глупо. Но сдержаться уже будет невозможно.
- Он был в шоке?
- Он ждал меня. Не сегодня, конечно. Но предполагал, что я рано или поздно появлюсь на его пороге. Просил прощения. Спрашивал о матери. Сказал, что читал в газете об аварии.
- Какая прелесть. Вот тут-то и был самый подходящий момент, чтобы выйти из тени.
- Он знал о дяде. А потом я была уже слишком взрослой. Он боялся, что мне уже не требуется его внимание. Месяц назад он женился. На фотографии очень красивая женщина. Ни чуточки не похожа на маму… - Эли немного помолчала. – Знаешь, он все спрашивал, спрашивал – о том, что случилось в жизни, кто я, где я, с кем я. Говорил о себе. А я все ждала… то есть, конечно, я была уверена, что все будет именно так. Но где-то на уровне подсознания все же надеялась, что он спросит…
- О том, что ты чувствовала?
- Именно… Он хороший человек. Я верю. Такой себе типичный офисный работник, который никогда не рвался к вершинам, но и не даст начальству вытирать о себя ноги. Такое вот впечатление. Обменялись телефонами. Обещал приехать. Только… мы все равно чужие. Между нами уже такая пропасть…
- Ничего. Перекинешь мост.
- Знаешь, что самое жуткое?
- Он торгует наркотой?
- Он похож на Джеймса. Я видела его единственный раз в семь лет и не знала о нем ровным счетом ничего, кроме того, что он поучаствовал в зачатии. И при этом он до чертиков похож на Джеймса…

* * *

- Где ты была? – черт побери, да он пьяный в стельку. Как и в тот день, когда она нашла Сьюзи.
- Я ужинала с отцом.
- Муж голодный, а ты трапезничаешь у этого сноба?
- Прости, дорогой, - внезапно Бетти вышла из себя. Она не знала, что на нее нашло, но ей захотелось сказать все. И она услышала свой голос как бы со стороны. – Сварить тебе супа из почек?
- Да как ты… - Марк аж задохнулся. Такого уж он точно не ожидал. Она и сама не думала, что ей хватит смелости. Это было так… словно за нее говорил кто-то другой. Может, Сьюзи, может, Энди Кирстон, а может статься – это проснулся именно тот ее внутренний голос.
- Как я смею? Послушай, друг мой. Нам надо с тобой очень серьезно поговорить. Сколько, ты считаешь, я буду это терпеть?
- Что же именно? – он попытался подняться с дивана, но ноги упорно не желали слушаться. Ваза, подаренная отцом, не выдержала натиска на столик, и решила, что безопаснее всего было бы разбиться прямо сейчас, чем ждать, пока тебя сбросят с одиннадцатого этажа.
- Неделю назад ты ползал передо мной на коленях и умолял сделать что-нибудь. И я пожалела тебя, правда, пожалела. Ты ведь сказал, они убьют тебя. Обещал остановиться.
- Я сделал все, как обещал.
- Серьезно? В таком случае, куда подевался твой музыкальный центр? И где, скажи на милость, мое кольцо с бриллиантом? Хочешь сказать, в дом залезли воры?
- Детка, успокойся, пожалуйста, - язык у него заплетался. – Мне просто не хватило денег рассчитаться за тот раз.
- Думаешь, я поверю в то, что твой долг превысил стоимость почки? Ты хоть понимаешь, что я пошла на криминал? Поступилась ради тебя своими принципами. Может, для тебя это и пустой звук, но для меня это, все же, что-то значит. В конце концов, я нарушила клятву Гиппократа. Я стала преступницей по всем законам – и человеческим, и божьим. Продала орган. Не просто орган, а орган, вырезанный у ребенка. И ты хочешь, чтобы я тебе верила? После всего, что ты сделал? После того, как из-за тебя погибла моя дочь?
- Ну это ты на меня не повесишь, чертова шизофреничка! – при упоминании Сьюзи он словно протрезвел. – Это не моя вина. Ведь она была и моей дочерью, если ты не забыла.
- Шизофреничка?.. – Бетти Триш улыбнулась какой-то слегка сумасшедшей улыбкой. На щеках ее пылал лихорадочный румянец. – Прекрати сыпать словами, которых ты не понимаешь. Где ты был сегодня? Почему от тебя несет, как с помойки?
- Не злись, дорогая, - как-то особенно нехорошо ухмыльнулся он. – Я немного принял с приятелями. Праздновали освобождение моего бывшего напарника. Мы с ним когда-то вместе работали. Давно. Я тогда даже еще не был знаком с твоим братцем.
- Мне нет до этого дела.
- Почему же? Послушай, пожалуйста. Весьма занимательная история. Мы тогда только недавно закончили эту гребаную школу. А потом Генри достал где-то боевые патроны. И мы с ним решили их испробовать. Конечно, молоды были, зелены. Не все продумали, - в глазах его светился какой-то судорожный огонек. «Он же чертов псих, Бетти!» - не останавливаясь орал внутренний голос. Беги отсюда скорее. Как ты вообще могла прожить столько времени бок о бок с этой тварью? Да еще и родить от него дочь, которая была так на него похожа, что тебе хотелось придушить ее еще в колыбели… Но есть то, через что нельзя переступить. Что-то такое… вроде продажи почки, наверное. – Мы хотели поиграть. Просто поиграть. И тут я увидел мисс Тунч (в девятом классе мы называли ее мисс Пунш). И как-то все вышло из-под контроля. Я пальнул первым, потом Генри продолжил. Видно, перепугался парнишка. Пришили пару ребятишек. Случайно, честное слово. У меня и в мыслях такого не было, когда мы вышли из дома.
Беги! Убирайся отсюда! Это же убийца! Прирожденный, хланокровный. Марк внезапно открылся ей с той стороны, которой она никогда в нем не видела. Воровство…Она ведь думала - ну, с кем ни бывает по юности-глупости. Попал в плохую компанию. Потом ведь исправился. Или нет? Или все это было искусной маской, за которой скрывалась дикая собака, готовая сорваться с цепи? «Дорогая, я тебя умоляю. Они ведь убьют меня. Мне так нужны эти деньги. Я уже нашел тебе покупателя. Она ведь почти умерла, эта малютка. Ну зачем ей почка? Представь себе, если бы какие-то принципы помешали тебе вот так вот спасти нашу Сьюзи?» Давил на жалость. Осмелился своими грязными губами произносить имя их дочери, которую сам же и убил. Теперь она уже это знала точно.
- В общем, Генри сбежать не удалось. Но мне повезло. Какая-то блондиночка забыла ключи в машине. Отошла в киоск за сигаретами, а когда вернулась, я уже отъезжал. А ведь минздрав ее предупреждал…
- Что случилось? – Бетти придержалась за дверной косяк.
- Попала под колеса. Не знаю, зачем ей понадобилось так орать и кидаться на капот. У меня-то уже время поджимало. Сирены, детка, выли совсем близко.
Мир разлетелся на тысячи кусков в одно мгновение. Буквально несколько часов назад она была ответственной клушей, взвалившей на свою спину непосильный груз – муженька-вора, который иногда продувал в карты крупные суммы. Сейчас она – сожительница опасного преступника, которая всю свою жизнь провела по уши в болоте. Если это, конечно, было болото, а не нечто более вязкое и грязное.

* * *

Я не поверил в его историю. В этот раз не поверил. Полиция оказалась более легковерной. Наоми забрала Элизабет, а мы с Энди Кирстоном (или, правильнее сказать, мистером Эндрюсом) прямо из участка поехали ко мне.
Вообще, все выходило довольно складно. Приезжает, значит, старый приятель ко мне. Ну, не совсем ко мне, просто он знает, где может меня найти. А застает там полный бардак, убитого хозяина и выпотрошенный сейф. Вроде как можно и поверить. И главное – Коллина он знал довольно плохо, только по моим рассказам. Почему бы вам, офицер, и не поверить?
Я не стал рассказывать, что до приезда полиции «мистер Эндрюс» искал в доме свежую рубашку, а потом минут пятнадцать провел в ванной. Мне было все равно, куда он дел ту первую, с темным пятном. Он это знал. Я кожей ощущал, что он уверен в том, что я ему доверяю. Только теперь он был неправ.
В первый раз я не задавал лишних вопросов. Я действовал так, как мне сказали, думая, что спасаю жизнь своей дочери. Во второй раз у меня на языке вертелись тысячи неоспоримых «против». Одно дело – вытащить ребенка из школы, где через час начнется перестрелка. Другое – стать соучастником убийства. А в том, что это было именно убийство, я не сомневался.
- Ты не мог бы мне кое-что объяснить?
- Прости, Пол…
- Я знаю, что никаких грабителей не было. Ты ведь это понимаешь?
- Да… Но так надо было. Я знал, что ты не станешь мне помогать. Поэтому и не заручился твоей поддержкой в этом деле. Просто, хочу, чтобы ты понял – я не собирался его убивать. Только поговорить. Но все вышло из-под контроля.
- Почему Эндрюс?
- Достать  документы мне стоило большого труда. Но все обошлось.
- Зачем ты усыновил Джеймса Мархена?
- Так надо было, Пол. Как же с тобой трудно. Просто я видел то, чего не видел ты. Если бы ты знал, ты бы мне помог… Но теперь все изменится. Все выйдет по-другому. Мы спасем твою дочь. А вместе с ней, быть может, и кучу других людей, которым она сможет помочь.
Пылкая речь. Он, в самом деле, любил Элизабет. Когда он говорил о ней, у него в глазах загоралась какая-то искорка… Но в остальном я ему не верил. Больше не верил. И одна из причин – небольшой блокнот, который я нашел на полу в гостиной Коллина Эштона. Полиции незачем об этом знать. Но сегодня ночью я собираюсь заняться чтением. И разобраться, наконец, в том, что видел он, и чего не дано теперь уже лицезреть своими глазами мне. Маленький сувенир из будущего, название которому – дневник Элизабет Мархен. То есть, там, конечно, не было написано так. Но почерк я узнал. Он немного изменился, стал более отточенным, взрослым, размашистым. В общем, стал похож на почерк человека, который достаточный отрезок времени проработал врачом.

* * *

- Можно задать тебе вопрос? Я давно хотел об этом спросить, но все никак не решался. Почему-то мне кажется, что тебе будет неприятно об этом говорить.
- Ты хочешь спросить о Джеймсе?
- Забавно, что тебе именно он пришел в голову.
- Когда я с тобой, это единственная тема, которая ассоциируется для меня с фразой «неприятно об этом говорить».
- Просто, мне хотелось бы знать, как такой человек вообще мог очутиться рядом с такой женщиной, как Эли Мархен… Мне неимоверно трудно представить себе, как он подсаживается к тебе в кафе и с легкой улыбкой начинает светскую беседу в стиле «Девушка, кто вы по профессии? Врач? Отлично. Вы лечите разбитые сердца?» - последние слова он сказал голосом Джеймса, а потом, в точности воспроизводя повадки того, сощурился и потер затылок. Эли засмеялась.
- Все было гораздо прозаичнее. Я заговорила с ним первая.
- Не сомневаюсь. Как начала?
- Дернула за руку и сказала: «Лезь под парту, придурок».
- Оригинально.
- Я не виновата, что у него был ступор.
- Издеваешься?
- Похоже на то, что я шучу? – она игриво подмигнула Энди. – Нет, серьезно. Все так и было. Точнее, мы были знакомы и раньше. Но это было весьма поверхностно. В семь лет он был жутким хлюпиком. Я бы на такого даже не взглянула.
- Как и сейчас, впрочем. Вы учились в одной школе?
- Да. И в тот день, когда мы в первый раз валялись вместе на полу (не хочу сказать, что потом это часто повторялось), в класс ворвалось два парня с пушками «уж-не-знаю-там-какого» калибра. Я тогда еще довольно плохо разбиралась в медицине, поэтому, когда меня ранили в ногу, думала, что долго не протяну.
- Поэтому ты?..
- Хромаю с того самого дня. Не я одна плохо разбиралась в медицине. Тот дурик, которого ко мне приставили в скорой, не проработал в больнице и месяца после этого случая. Кажется, его даже обвиняли в преступной небрежности. Впрочем, меня это уже не касается. Когда началась пальба, и меня ранили, я упала на пол рядом с партой Джеймса. Этот перепуганный птенец выпучил глазки и пялился на пистолеты – впервые увидел настоящие, вот и разинул рот. Я дернула его вниз и посоветовала притвориться мертвыми. Как раз в это время завыла сирена. Эти ребята дали деру, не удосужившись проверить, сколько пуль вылетело из барабана, а сколько поразило цели.
- Их поймали?
- Одного. Потом отпустили за примерное поведение.
- Мило. И как он объяснил свой поступок?
- Переизбыток тестостерона. Хвастали перед подружками тем, что у них есть боевые патроны. А учительница была их главным террористом в школьные годы. Вот и решили отомстить.
- Зачем же стреляли по детям?
- Парочка ребят попытались сбежать. Весь их план заключался в том, чтобы взять пушки и прорезать в шапках дырки для глаз. Это были обычные подростки.
- Я бы запретил родителям покупать телевизоры своим тупорылым детям. О чем ты задумалась?
- Даже не знаю… вдруг вспомнила, как на меня вчера напал этот чертов Триш. Глаза у него были совсем как у того парня из школы. Озлобленные такие. Я так растерялась, почувствовала себя внезапно так, будто снова вернулась в тот кошмар. Ерунда, конечно. Эти две ситуации и не сравнить… Но все же. Ладно, сменим тему.
- И с тех самых пор ты тащишь его на себе?
- Что?
- Я о Джеймсе. Что-то вроде комплекса Экзюпери?
- В каком смысле?
- «Мы в ответе за тех, кого приручили»? – улыбнулся он.
- Да, наверное. Не будь меня, его жизнь могла бы сложиться совсем по-другому. А могла бы и закончиться там. Я словно вмешалась в цепь событий, стала поворотным пунктом. И чувствую ответственность за свой выбор. Страшно в какой-то момент стало, что в следующий раз некому будет дернуть его за руку и выдернуть из ступора. Так и осталась…
- Никогда не думала о том, что было бы лучше, если бы его тогда пристрелили? – абсолютно серьезный вопрос, ровным холодным тоном. Аж мурашки пробежали. Она вдруг решила, что не хотела бы стать его врагом. Почему-то показалось неуместным лгать.
- Думала. И сейчас думаю. Каждый раз, когда я с тобой. Это значит, что я плохой человек?
- Нет, почему же. Это значит, что ты человек. Вот и все.

* * *

Энди Кирстон уже спал, когда раздался стук в двери. Хотя, это скорее можно было бы назвать жутким грохотом. Будто кто-то схватил отбойный молоток и пытался разнести преграду в щепки. Энди включил лампу и потянул с тумбочки часы. Час ночи. Кого это черти принесли?
- Кто?
- Бетти Триш.
- Бетти? Что ты здесь делаешь? – он торопливо щелкнул замком и открыл дверь.
- Я… мне очень неудобно просить об этом, но можно у тебя переночевать?
- Да, безусловно. Только расскажи мне, что случилось, - он никогда еще не видел ее такой потерянной. Хотя он всегда пристально наблюдал за ней. Сначала из любопытства – поговаривали, что муж Бетти Триш по уши завяз в криминале. Сама она не произвела на него впечатления примерной женушки опасного рецидивиста. Она, скорее была похожа на жен военных медиков, которые отправлялись вместе с благоверными в горячие точки. Этим-то она и привлекла его внимание, и любопытство сменилось на какое-то другое чувство. Он восхищался ее мужеством, стойкостью. Она никому не жаловалась, ничего не просила. Но вот путь, на который она ступила в своем безраздельном желании справиться со всем самостоятельно, нельзя было считать наиболее верной из всех альтернатив.
- Ничего особенного. У меня немножко выбита почва из-под ног. А так – все в порядке. Оказывается, мой муж – хладнокровная скотина. И… убийца.
- Сьюзи?
- Оказывается, не только она. Но мне не хочется об этом говорить сейчас. Это слишком, понимаешь?.. Это уже слишком.
- Я, пожалуй, расстелю себе диван.
- Энди…
- Да?
- Как думаешь, что со мной будет за то, что я сделала?
- Ничего. Никто посторонний об этом не знает.
- Я знаю… И этого вполне достаточно.
- Если ты о посмертных муках, то это еще нескоро. Да и я, признаться честно, совсем в них не верю.
- Ты не мог бы сделать мне еще одно небольшое одолжение?
- Все, что угодно.
- Обними меня, - Бетти в тайне надеялась, что диван расстилать и не придется. Ей так хотелось забыться. Нервная система не всегда может выдержать напряжения, особенно когда ты узнаешь, что всю свою жизнь прожила рядом с монстром, который убил твою дочь и, вполне возможно, повинен в смерти твоей матери.

* * *

Меня зовут Пол Тизер. Хотя, вы уже знаете об этом. Как и о том, что однажды, двадцать семь лет назад, я оказал определенное влияние на ход истории. Не могу сказать, что кому-то стало от этого лучшее. Скорее наоборот. Проиграли все. Включая того, кто своей холодной и расчетливой рукой пытался направлять меня. Ничего из этого не вышло, в общем говоря.
Я до сих пор не могу забыть того дня, когда обнаружил его дома у Коллина Эштона. Это было уже во второй раз. Энди Кирстон, мистер Эндрюс. Как бы он себя не называл, я больше ему не верил. Потому что устроил ему засаду специально. Я знал, что он вернется. За дневником. В руках у меня было охотничье ружье Коллина. Я позволил ему зайти как можно дальше, чтобы отрезать все возможности к побегу. Он был уже посреди гостиной, когда я перекрыл ему дорогу к выходу.
- Не это ищешь? – его глаза жадно пожирали протянутую руку с тетрадкой, но он не мог заставить себя пошевелиться. Черт, да он ведь боится ружья. Хотя я не сказал ни слова. Хотя он убил Коллина. Хотя моя дочь не поверила в историю с грабителями. Странно, но Элизабет заговорила об этом только раз. И в дальнейшем ни разу не упомянула о своих подозрениях. Но тогда одиннадцатилетний ребенок подошел ко мне и тихо попросил никогда не больше не приглашать домой мистера Эндрюса. Видит Бог, я исполнил эту ее просьбу, в то время как она с друзьями с величайшим наслаждением продолжила издеваться над Джеймсом Мархеном. Она рассказывала мне о своих проделках с каким-то ожесточенным удовольствием, будто через него мстила Эндрюсу за смерть дяди.
- Ты читал?
- Да.
- И что скажешь? – по-видимому, он пока не понимал, что меня могло смутить, и судорожно пытался вспомнить, о чем там шла речь.
- Ничего особенного. Я просто хочу знать, кто ты, мать твою, такой.
- Энди Кирстон.
- Серьезно?
- Да, - односложно. Уверенно. Он сам, что ли, заставил себя поверить в эту галиматью?
- А если честно? Я ведь не такой идиот, как тебе кажется. Тут каждая страница исписана Энди Кирстоном. И знаешь, моя дочь им восхищается. Она считает, что нет лучшего человека на всем белом свете.
- Мы любили друг друга.
- Да что ты? Энди Кирстон такой, Энди сякой. Серые глаза. На каждой странице одни и те же серые глаза. А ты, насколько я вижу, зеленоглазая скотина.
- Я носил линзы.
- Еще сказок мне порасскажи, приятель, - я раскрыл дневник на странице с загнутым уголком. – Я тут почитал, знаешь ли, вчера. Особо заинтересовавшие места маркером отмечал. «Семнадцатое марта. Сегодня Энди взял меня с собой на встречу с детьми. Раньше я не знала, что такое настоящая благотворительность. Это понятие всегда связывают с деньгами, пожертвованиями, спасением от высоких налогов. Но нет. Благотворительность – это то, чем занимается Энди. Как он «разговаривал» с этими глухонемыми детками… Я не знаю язык жестов, но он объяснил  мне, что в детстве ему очень не хватало такого вот примера перед глазами. Трудно жить, зная, что ты не такой, как все. И что от этого нет лекарства. Он дарил этим детям надежду, на своем примере показывая, что все можно преодолеть», - зачитал я одну из записей. – Энди Кирстон с младенчества был глухим. Что ты на это скажешь, приятель? Где твой слуховой аппарат? Или глухоту теперь лечат комой?
- Я… - «мистер Эндрюс», он же – «Энди Кирстон» понял, что его загнали в угол.
- Как тебя зовут! Слышишь меня – назови мне свое имя, умник!
- Джеймс Мархен. Меня зовут Джеймс Мархен, - истерично выкрикнул он.
Я в тот момент чуть ружье не выронил. Хорошо хоть вовремя сообразил, что оно мне еще понадобиться.
- Джеймс Мархен? Муж Элизабет?
- Думаешь, мне легко было за этим всем наблюдать? – его затрусило, как в лихорадке. – Думаешь, это очень приятно - когда ты знаешь, что твоя жена тебе изменяет, и ничего не можешь с этим поделать? Потому что ты – ничтожество, и сам понимаешь это. Потому что этот мистер Кирстон, мистер «само совершенство Кирстон» в тысячу раз больше ей подходит? А я любил ее. Так любил, как никто другой. Если бы она вдруг оставила меня, мне не жить, понимаешь?
- И… и что же ты сделал?
- Я все изменил. Видишь, все изменил! Потому что это было в моих силах, - он сорвался в приступе истеричного хохота. Я молча ждал, пока он успокоится. – Теперь она не хромает. Теперь у нее нет этих жутких воспоминаний про то, как захватили школу. Правда, Джулия не должна была погибнуть. Точнее, не сейчас. Чуть позже. А этот чертов Коллин… она всегда его обожала. А он ни во что меня не ставил. Вечно пилил ее за то, что она за меня вышла. Она молчала. Но я-то знал, что про себя она каждый раз думает: «Ах, дядюшка был прав». Я тогда просто пришел с ним поговорить. Чтобы он держал своего сыночка Криса подальше от маленького Джеймса. Чтобы он поговорил с дочерью. Он стал оскорблять меня. Сказал, что понял, почему мой приемыш такой трусливый. Я не хотел его убивать. Не хотел. Так же, как и… Так же, как и… ты понимаешь.
- Так же, как и Элизабет? – тихо спросил я. Мне хотелось, чтоб все происходящее было сном. Я даже украдкой ущипнул себя за бедро. Пробуждения не последовало. К сожалению.
- Да, - лихорадка прошла. Он был абсолютно спокоен. – Я застал их у него дома. Им было весело, черт побери. Она не знала, что я нашел ее дневник. Не знала, что я прочитал о том, как они ездили к тебе. «Папочка женился. Папочка будет к нам приходить». Ты должен быть благодарен, что я вернул ее тебе. У тебя в жизни так ничего хорошего и не было бы.
- Я благодарен, - вышло как-то абсолютно неискренне. Лучше бы все шло так, как должно быть… Сейчас-то я это точно знаю. – Как ты сюда попал?
- Это было три года спустя. Наткнулся на одну правительственную программу. Там проводили опыты. Думаю, они сами не поняли, что у них что-то получилось.
- Что стало с Энди Кирстоном?
- Травма головы. Там же написано.
- Он вышел из комы?
- Да. Но события того вечера помнит смутно. Только мужчину в маске, который на них напал. Мне не стоило особого труда спихнуть все на Марка. Тот и правда отъявленная скотина! – в этом он был прав, я убедился на собственной шкуре. Только понимание, что Марк Триш не просто вор и игрок, а нечто большее, пришло гораздо позже… Пока я думал о Марке только как о человеке с посттравматическим синдромом, чья дочь упала с одиннадцатого этажа.
- Убирайся отсюда.
- Что?
- Убирайся отсюда. И никогда – слышишь – больше никогда не приближайся к моей дочери. И сына своего не подпускай. Если я узнаю, что ты меня не послушался, то снесу тебе башку из этого ружья или любого другого подручного оружия.
- Почему ты не сделаешь этого сейчас?
Я промолчал… просто смотрел, как он осторожно пробирается к выходу. Едва переступив порог, он ринулся бежать. Я не сделал этого, потому что я – не убийца. Сейчас я об этом жалею. Правда, с тех самых пор я не видел ни «мистера Эндрюса», ни его приемного сына. Они уехали из города месяц спустя. Элизабет так всю жизнь и продолжала обвинять меня в том, что я привел в дом этого человека. Она чувствовала, что он виноват в смерти дяди. Но я слышал, что недавно они вернулись в город. И эта мысль не оставляет меня ни на секунду.

Доктор Элизабет Триш, которую я называл просто «моя Бетти» была найдена убитой в квартире своего коллеги Энди Кирстона пятого апреля две тысячи сорокового года. По подозрению в совершении этого кровавого преступления арестован ее муж, Марк Триш, задержанный в нескольких кварталах неподалеку от мусорного бака, в котором нашли предполагаемое орудие убийства. Сам доктор Энди Кирстон получил серьезную травму головы и на данный момент пребывает в состоянии комы.
Вот такие вот пирожки с котятами, родные мои. Вот такой вот результат того, что я попробовал спорить с судьбой. Пускай я и был марионеткой, но мне тогда на самом деле верилось, что я что-то изменил. Судя по дневнику моей дочери, изменения были не в лучшую сторону. Из добропорядочной женщины он превратилась в торговца детскими органами. Бетти вышла замуж не за тихоню Джеймса Мархена, потенциального убийцу, а за вполне реальное животное. Но жизнь все равно столкнула ее с Энди Кирстоном. И Марк Триш все равно убил свою дочь, сбросив ее с одиннадцатого этажа. И Коллин покинул этот мир довольно рано. И сын его, Крис, в любом случае окончит свою жизнь в тюрьме. А Наоми суждено стать моей женой в каждой из реальностей.
Мы можем пытаться изменить середину сколько нам угодно. Да только конец всегда один и тот же, как бы мы не старались. Вот сейчас я, Пол Тизер, принес цветы на могилу своей дочери. Потом поеду в больницу к Энди Кирстону. И все равно внутри меня живет полная уверенность в том, что все это неспроста. Что они поймали не того. Что хитрющим Мархенам на роду написано выворачиваться в тех ситуациях, в которых попадаются тупицы-Тришы… Каждое наше решение вызывает построение определенной цепи событий. Надо быть действительно крайне внимательными в своем выборе.
А знаете, что еще? Я думаю, что могу быть вполне уверен в том, что где-то все же существует та реальность, в которой я не забрал Элизабет из школы. И там ее называют не Бетти, как нравилось мне, а Эли, как нравилось Джулии. И там она пусть не намного, но счастливее. В таком случае, почему я должен отрицать, что хочу верить в то, что есть миры, где она вообще жива? Где она счастлива со своим Энди? И поэтому я рискну. Попробую еще раз. Подожду несколько лет, найду ту самую правительственную программу, в которой участвовал Джеймс, и подарю всем нам третий шанс переписать дневник Элизабет Тизер. Потому что если есть время совершать ошибки, почему бы не найти лет тридцать на то, чтобы постараться их исправить?..