Тайная власть

Сегодня из окна выбросился человек.
Молодой мужчина, жена, двое детей.
Выбросился, конечно, из-за меня. Не оставил никаких предсмертных записок, тем более – завещания, из-за меня ему нечего было завещать, кроме долгов.
Знакомая история…
Из-за меня вообще много кто гибнет, я уже привык. Сначала вроде как бывало не по себе, когда люди стрелялись или бросались из окон, я представлял себе их размозженные головы, кусочки белого мозга с красными прожилками, мне было страшно. Потом привык, другие только посмеивались надо мной, когда я рассказывал свои страхи.
Другие… они вели на смерть целые народы, их сердца не сжимались от страха.
Хотя… как знать…
- Сегодня из-за меня человек покончил с собой, - сказал я, когда мы все собрались в зале.
Остальные – сегодня их было двое – холодно посмотрели на меня.
- Примите наши соболезнования, - сказал лысоватый старик, он все еще считался главным в нашем банке.
Я знал, что на самом деле он мне совсем не соболезнует, он всегда говорил так – просто чтобы что-то сказать.
- Как ваши дела сегодня?- спросил старик.
- Спасибо, отлично, - ответил я, хотя совсем так не считал.
- Как вы смотрите на то, чтобы ненадолго уступить две позиции? – спросил третий собеседник, самый юный, - всего на пару дней, не больше…
- Гхм… кажется, это вызовет панику.
- Еще какую, - сказал юный, - потом я подниму свои позиции на три, а потом вы свои – на четыре…
- Да, кажется, расклад будет выгодный, - подумав, сказал я.
- Еще бы, - подхватил третий, - мы все втроем прекрасно на этом заработаем.
Я был согласен – может просто потому, что не хотел раньше времени ссорится с третьим. Третьему из нас было всего двенадцать лет, но он уже занимал неплохие позиции, считался одним из главных лиц в банке…
Я не завидовал его взлету – я ждал, что он упадет так же стремительно, как поднялся. Я уже видел такие подъемы и позорные крахи – тысячи, тысячи, тысячи… На моем веку много было таких выскочек, а где они сейчас, что с ними, про них никто не помнит, даже в истории не сохранились…
Нет, лучше делать свое дело потихонечку, полегонечку, дорогу осилит идущий. Тихо, тихо ползи… улитка по склону Фудзи… вверх… до самых высот…
Вот так я и ползу – уже которую тысячу лет, потихоньку вверх, вверх, уже знаю, недалек тот день, когда стану единственным властелином мира. Лысоватый старик так не считает, думает про себя – одолеет меня одной левой, но я-то чувствую – он меня боится…
Боится… Каждое утро говорит – как сегодня ваши дела? – но я-то знаю, что кроется за этой вежливой маской, как он боится меня, как ненавидит…
Да, здесь, наверху, кипят нешуточные страсти… Что делать, у людей свои маленькие страстишки, у нас свои – страсти богов.
В наш офис приходили люди – толпами, толпами, как всегда, этому нужно денег, этому кредит, этому долг, этому вклад, этому взнос… Кто-то плачет, требует назад свои деньги, кому-то вежливо объясняют, что банк лопнул, кто-то…
Повседневная суета… в офисе у богов всегда так, на то мы и боги, чтобы видеть людские слезы, сколько их пролилось за тысячи лет – реки, моря, океаны. А сколько крови пролилось – лучше и не вспоминать…
Много их было… людей, идущих на поклон к богам. Сегодня приходил один, чудак, долго смотрел на меня, молился, принес мне подарок – трехлапую жабу, какие-то монетки, шептал молитвы, охранники недовольно косились на него. Спрашивали нас – прогнать ли? – нет, не прогоняйте, безобидный парень, ну да, псих, но не буйный же…
Будто не понимает, что в наше время богам молятся совсем иначе.

- Да, неплохую сумму мы заработали, - наш молодой кивнул мне со своего места, - всего-то переиграли каких-то несколько позиций, а как мир изменился.
- Да уж, изменился… сколько людей без работы остались… вчера один застрелился, кредит взял, отдавать нечем…
- А вам что за дело до людей? – спросил молодой.
Я смутился. Сколько не приучаю себя, сколько не говорю себе, что люди – это люди, а я – это я, нет-нет, да и мелькнет в душе что-то такое… человек с моста прыгнет – у меня сердце дрогнет, закроют фабрику – и как перевернется что-то внутри,…
Мне-то что, в самом деле… тем более, ни души, ни сердца у меня нет. Какое дело богам до людей, у богов свои беды и радости, у богов о другом сердце болит, да нет у богов никакого сердца. Мое дело – укреплять свои позиции, и да поможет мне в этом народ, мне подвластный. Большой народ, великий народ, а если этот народ будет мне мешать, он исчезнет в пучине истории, как исчезали многие и многие…

Сегодня приходили банкиры со всего света, собирались в конференц-зале наверху, говорили про нас, называли себя властелинами мира. Мы смеялись над ними…
Слишком хорошо знаем – кто правит миром, кто стоит за кровью людей и слезами людей.
Сегодня приходили политики со всего света, собирались в конференц-зале наверху, говорили про нас, называли себя властелинами мира. Мы смеялись над ними…
Слишком хорошо знаем – кто правит миром, кто стоит за кровью людей и слезами людей.
Люди ищут, кто виноват в их бедах, винят во всем то одного человека, то другого человека, а что людей-то винить, кто они, никто, пешки, игрушки богов…
- Похоже, мы зашли слишком далеко, - сказал молодой, - перемена наших позиций ведет к неизбежной войне.
- Что же, пусть ведет, - улыбнулся лысоватый старик, - война не помешает, а то что-то лишком много людей развелось в странах третьего мира.
- Хотите регулировать численность населения? – спросил я.
- Что мне до численности населения… как, впрочем, и вам… меня волнует только высота собственных позиций…
И была война – такая, как все войны. Мы смотрели на телеэкранах события войны – как горела земля, как гибли люди, как вытаскивали трупы из-под обломков – и всякий раз у меня сжималось сердце, которого у меня не было.
Странное дело…
Иногда мне казалось, что я сам когда-то был человеком – бредовая мысль, бог может быть только богом и никем больше…
Кто-то говорит, мы появились раньше людей – полная чепуха. Кто-то говорит, что мы создали этот мир – чепуха еще большая. Неприятно вспоминать, что нас создали люди – на заре эпох, когда человек еще кутался в лохмотья, в замызганные шкуры, протягивал к пламени костра озябшие руки…
Люди сделали нас, чтобы мы правили людьми… Конечно, сделали кого раньше, кого позже, самый наш молодой родился в Европе в начале этого века, ему еще и двенадцати лет не было. Лысоватый старик родился в семнадцатом веке где-то далеко, на дальних берегах. Я был самым старшим, погибал и рождался снова и потихоньку-полегоньку карабкался вверх, чтобы стать властелином мира…
Война затянулась, давненько я не видел таких войн, многое переменилось в мире. Сначала в нашем офисе погас свет, потом в маленьких комнатах перестала шуметь вода, потом исчезли люди – куда-то ушли из города. Мы ждали, когда люди вернутся – через неделю, через две, но люди не приходили. Потом где-то гремело и грохотало, и дрожала земля, потом небо затянулось черными тучами, город укутал снег, мы еще спрашивали друг друга, чего ради снег в июле – и не знали ответа.
Первый раз мир, властелинами которого мы были, не подчинялся нам…

Люди появились только через два месяца – когда мы не просто истосковались без людей, а отчаялись их ждать. Их оказалось двое, один смуглый в задрипанной куртке, второй тощий, в чем-то, что когда-то было дубленкой. Вошли в наш храм, прямо в священные залы, где жили мы, это было странно – тем более, они не были похожи на наших жрецов…
- Вот, здесь и от метели спрятаться можно… - сказал смуглый, - а то на улице как на том свете…
- Еще бы чайку, - прохрипел тощий, затрясся в приступе кашля.
- У меня есть… в сумке… Давай, располагайся, здесь и заночевать можно.
- Ты что, окочуримся за ночь… - тощий снова согнулся пополам от кашля.
- Слушай, у тебя пневмонии нет случайно?
- Есть случайно.
- Это зря… Ты давай, лечись, вон, аптека рядом, антибиотики найдем… еще нехватало мне одному в пустом мире остаться… Ничего, сейчас согрею тебя… что сидишь-то как в гостях, давай, где тут чего деревянного есть, в зал тащи, костерок сделаем… Там и чаек вскипятим…
Мы ждали. Мы ждали, когда они заметят нас, когда протянут к нам жадные руки, интересно, поделят нас поровну или перервут друг другу глотки. Мы с самым молодым из нас даже заключили пари, он сделал ставку на смуглого, а я считал, что победит простуженный худышка, он казался… злее, что ли, и тяги к жизни в нем было больше…
Нам же больше не о чем было волноваться – боги нашли своих людей, которыми они будут править.
- И чем ты все это разожжешь? Деревяшки-то отсырели…
- Ага, не говори… бумажек бы каких подкинуть… слушай, тут газет нет?
- Вон лежат, все в плесени…
- Стой, это же банк… - смуглый человек поднял темную руку, - тут деньги должны быть… там, в сейфах…
- Или в банкомате…
- Да он на электронный ключ закрыт.
- Ха, электричества-то нету…
- Тоже верно…
Тощий человек взял нас в руки, сделал то, что должен был – пересчитал нас.
- Баксы, юани, евры… Рублики нашенские… Эти бы деньжата да месяц назад, до войны…
- И что?
- Да что… купил бы себе, что хотел… А сколько мы с тобой из-за них судились, а, из-за бумажек этих?
- Ну… веришь нет, я тебе киллера нанять хотел, - кивнул смуглый.
- На тебя это похоже… Зажигалка есть? Моя издохла совсем.
- Найдем… ах, хорошо полыхнули… баксы…
Лысоватый старик исчез в пламени.
- Евры…
Самый молодой из нас бабочкой скользнул в костер.
- Это что… юань вроде как…
Доходяга повертел меня в длинных пальцах, бросил в языки ог…

- Гори, гори ясно…
- Ну иди сюда, грейся… Вот, поешь, тут еще сухари остались и мясцо…
- Да мне бы просто чаю… В горле как наждак…
- Какого просто чаю, уже вторые сутки не ешь… Лопай давай, сил-то нет совсем…
- Сто, двести, триста баксов… Эх, оставить бы парочку… для истории…
- Для какой истории, люди сами уже… история.
- И, не надо так… Еще выберемся отсюда… поле распашем, жратвой какой-нибудь засеем…
- Женщин найдем…
- Кто про что…
- Двести евро… пятьсот…
- Гори, гори ясно…
- А теплее стало… С деньжат…
- Да это с дров теплее… Деньжата что… тьфу…
 
                2011 г.