Пьеса для скорой и психиатра

C первой женой были отношения ну - хуже некуда. И найти предлог, чтобы поругаться и улизнуть в нужный момент из дома – проблемы не было. А тут, нужно было срочно уйти, а причины, так сказать хлопнуть дверью, не находилось – у жены какое-то идиллическое настроение было, ну как мыло не ухватишь. Конечно, можно было и самому сварганить скандальчик, но мы же мужики, легкими путями ходить не можем, ну а когда и натура ко всему артистическая, то захотелось по-хохмить. Я обожал всякие хохмы, а уж при моей театральной юности, устроить себе спектакль было, как два пальца об асфальт!
И вот, чисто спонтанно, прикинулся я, что у меня крыша поехала.
Подумал, немного глазами покручу, подергаю мордой лица, по-стебаюсь чуток словесно и жена сама вытолкает из дома.
Ну и поехало. Стала подергиваться бровь, глаза завертелись в астигматизме, я это умел делать, еще на медкомиссии издевался над врачами. На картине Маяковского, выжженной собственноручно лупой на солнце, стал узнавать Гитлера и утверждать, что она портрет повесила для того, чтобы меня упрятать по 58 статье. Хотел выкинуть портрет в окно, но пожалел любимого поэта, да и выжигал почти два месяца. Конечно, замахнулся деревяшкой, но «увидев» под окном массу людей, обвинил жену, что она специально собрала под окном народ, чтобы я кого-то убил Гитлером, и чтобы получил бы за это пожизненное. Жена была в полной растерянности и постоянно приговаривала:
– Юрочка, успокойся, что с тобой?
Но «ружье уже со стены уже было снято» и я доигрывал спектакль, который не имел сценария – полная импровизация.
Кривая меня носила как суденышко в бушующем море. Я требовал вызвать по телефону тещу, чтобы она первая попробовала налитый мне в тарелку отравленный борщ. Когда же жена, заглянув мне сквогзь глаза, прямо в «тронутую болезнью душу» заявила, что её мама уже три года как на кладбище, я уже точно знал, что она укокошила свою мать, для того, чтобы она не могла попробовать мой отравленный борщ. Потом, увидев в её руке нож, которым она резала хлеб, я слезно моля не убивать, спрятался в туалете и требовал коменданта города, так как у меня уже было звание старлея, чтобы он спрятал меня в казарме, так как родина там меня защитит.
И пока я «мыслил на унитазе», жена вызвала скорую, что совсем в мои планы не входило. Пришлось поспешить. Пока ехали психиатры я, конечно, стал рваться сам пойти в больницу и доказать ей, что псих не я, а она. Быстро надел чистое белье, нарядился во все выходное, но скорая опередила.
Эх, не дали спектакль сделать одноактным! Но не зря же я был звездой школьного, а потом народного театра имени Грибоедова, так и для врачей разыграл спектакль. И так вошел в роль, что "система Станиславского там и близко не лежала". Вдохновенно играл спектакль одного актера, бенефис, так сказать для себя!
Меня несло и несло. Жена стояла на всякий случай поодаль, в слезах. Когда же меня врачи ласково пригласили поехать с ними и уже там, без жены, разобраться с борщом и Гитлером, я наотрез отказался ехать, так как заявил, что они гитлеровцы и собираются везти меня в газовую камеру. Я требовал от них партбилетов, чтобы они дрказали свою причастность к строительству в стране коммунизма. Сидевший тут же, на всякий случай, если бы я был буйным, водила, показал свои права, но взглянув мельком на часы, я разрешил "ружью выстрелить" и признал в них партбилет.
Санитар и водитель проводили меня к вешалке. Одеваясь и продолжая придуриваться, я не выпускал ничего из виду, понимая, что стоит мне переиграть или что-то упустить и правда можно оказаться в палате №6.
Я видел, как жена сунула червонец за вызов в профессионально оттопыренный карман местного Кащенко и спросила:
– Доктор, это серьезно?
– А часто такое с ним бывает?
– Да впервые. Поскандалить мы оба мастаки, но вроде, порог вменяемости не переходили. Может я слишком вожжи натянула, может он «просится на травку…»
Склифосовский от психиатрии заинтересованно взглянул на жену, пытаясь связать вожжи, траву и мужа психа, осторожно поинтересовался:
– И часто это у вас с вожжами?

Ну, все подумал я, если теперь Тамара оседлает своего филологического коня, то долго будет цитировать эскулапу лучшие образчики советской литературы, ну и как психиатру, обязательно расскажет о Блаватской, этой избранницы «великого духовного начала» и о своей приверженности братству тибетских махатм. Понятно, что это может, вообще, закончиться катастрофой, так как откуда ему, белохалатнику знать о высокой духовности жены психа и о её частом общении с частным психологом на фоне своего особого мироощущения.
– Тамара, может потом будешь цитировать Бабеля и Зощенко, так как дурдом может закрыться, а я не хочу ночевать на улице.
– Да-да уважаемая, если что, звоните и мы обязательно приедем, а сейчас нам надо ехать, видите у вашего мужа обострение. Да, и с вожжами - поосторожней.
На улице собрались соседи. Проходя мимо я поздоровался и по сокрушался, что жене плохо, а лекарств нет, вот скорая и согласились подвезти к аптеке. Машину заводили под одобрительные слова в адрес профессуры.
Выезжая со двора в голове пронеслось, что полдела сделано, теперь хорошо бы, чтобы не в дурдом меня везли, а выпустили.
– Уважаемый, – обратился я к душеведу, – как я в вашей чудодейственной машине оказался, так у меня все и прошло, видимо у вас тут аура особая. Может не стоит вам мучиться со мной? Может отпустите меня.
– Я вас отвезу в больницу, а утром там решат, что с вами делать. Или вы хотите сказать, что претворялись психом, чтобы покататься немного на нашей машине, а потом снова к жене своей домой вернуться? Если вы не псих, то тогда просто конченный идиот.
– С чего вы взяли, что я домой собираюсь? Вы сами слышали про вожжи и зеленую траву! Вы же понимаете, что женщине в таком состоянии просто невозможно сказать, что идешь к любовнице, вот я и разыграл с ней спектакль. Я же не знал, что пока нахожусь в туалете, она вас вызовет, это так сказать «издержки производства». Я готов возместить их в разумном, с точки зрения психиатрии, пределе.
– Ну, дурдом в самом деле! А сколько с вашей точки зрения психиатрический разумный предел?
– Ну, если жена с Блаватской отделались червонцем, то я готов удвоить ставку.
– Ну и артист, расскажу же - не поверят!
– Дато, останови машину. Если что, мы вам вкатили успокоительное, распишись тут за жену.
Я расписался и уже когда мои два червонца легли рядом с червонцем жены, робко так, можно сказать по-братски:
– А до центра не добросите, деньги то на такси вам отдал.
Пока ехали скорая тряслась от хохота. Почувствовав, как три червонца греют ляжку, командир сквозь смех обещал открыть новое бюро «психуслуг» с доставкой к бабам на дом. По дороге выпили пива и уже когда я выходил из машины, профессор чисто по-отечески сказал:
– Сынок, если что, звони! Не стесняйся! Мы же не психи какие, не поймем, что ли?