Во имя утверждения

 
               


Дослуживать срочную мне пришлось в Краснодаре. Нёс караульную службу в штабе по улице Красной, - больше висел на калитке, откуда наблюдал в основном за молодыми гражданками южного казачьего города.  Осенняя  золотая пора с головокружительными запахами невидимой красоты роз — само по себе ничто, без их улыбчивых  по-южному смуглых лиц.
Свою Катю я тоже встретил среди тех прохожих, которые случаем судьбы оказались  в том как раз месте. Только взглянув на неё ещё издали, я был прибит молниеносно какой-то бездумной оторопью, и выпалил:
-Такая красота! И мы с тобою ещё не знакомы!?….
Она остановилась от неожиданности, окинула меня с ног до головы лучезарным взглядом голубых - как небо - глаз, от души рассмеялась:
- Видно тебя от меня бог бережёт! робкое создание!
- Что, лучше тебя бояться? –  недоумевал я.
-Конечно! Ты же за час испепелишься! –  она прямо закатывалась от смеха, её веселила моя растерянность и угловатость, - таких, как ты, я просто пожираю....
- Меня зовут Николаем! - я стал понемногу находиться, приобретать в себе уверенность, если угодно, храбрость... - я хочу, чтоб мир знал моё имя, прежде чем меня испепелит...
-Катя! Пожиратель! - она лукаво закатила глаза, снова рассмеялась.
Знакомство сразу превратилось в необходимую — и безусловную — дружбу.  Встречались каждый вечер, когда я заступал в караул. Не тяготились долгими  разговорами «ни о чём», оставляли путешествия « на потом», до получения очередного  увольнения. Уже всё — или многое — мы знали друг о друге,- мне нравилось, что девочка Катя оправдывала свою чистоту: за ней не тянулся шлейф «молодой, но давней», где, как в мешке у цыганки, могло вмещаться всё любовное месиво, вплоть до абортов и замужества...  Катя не имела любовного опыта, - только со мной она освоила поцелуи « по правде - настоящие»…. Дальше этого не шли,- как-то случилось, что обоих устраивало положение незабвенной дамы -это её!- и романтического поклонника — это меня! Множество прожектов, планов и грёз о всём великом — даже возвышенном! –  но места не было для семейного очага,  равно, как и желания потерять свободу, - всё своим чередом.... Потом!
Катина мама называла меня сынком, и смеялась сквозь слёзы, когда я шутил, что таких сынков Катя ей насобирает без промедления десятка два...  С её то характером! Но ссор серьёзных у нас пока не было.
Правда, она меня крепко обидела. Как-то между прочим, она выразилась о том, что во мне мало мужского.... Наоборот,  уж больно много девичьего, - не зря, видать, у меня и гороскоп Девы! И это меня задело. Прежде всего потому, что она усматривает в этом мой недостаток. Положительное что без  сомненья имеется — того, чего в других гороскопах вовсе нет — она не замечает, или не придаёт  значения.... Возможно, это отзвук безотцовщины! Ей всегда хотелось видеть рядом отца, - его не раз она представляла в своём воображении. Я с тем её фотороботом сходства не имел - или вовсе, или незначительно... Стало быть — поклонник не по нраву!
Объясниться и поставить все точки над «и» упредил случай.
Утром вызвали меня к командиру роты с вещами, тот вручил нужные документы, указал  на шеренгу солдат из двенадцати человек и без улыбки проинформировал:
-Для прохождения дальнейшей службы, вы направляетесь в город Славянск-на-Кубани. Командиром подразделения на время следования назначаетесь вы - младший сержант  Стибунов. Вопросы есть? Вопросов нет! На железнодорожный вокзал шагом марш!
Мы молча вышли из казармы. Каждый механически поправил на правом плече рюкзак с нехитрыми походными вещами солдата и, не нарушая  строя в колону по два, направились на вокзал.
Я потерял интерес ко всему вокруг. Всё что происходило, меня  и не тяготило — надо - такова жизнь! - но превратило в безразличного, заторможенного субъекта, - угрюмого, неразговорчивого, даже не желающего покурить... Солдатики  со стороны опасливо посматривали на своего новоявленного командира, - осторожничали, никто не желал вопреки обстоятельствам «выныривать на супротив». Как-никак, а третий год службы — всякого насмотрелись... «Ребята, давайте жить мирно!»- девиз нашего дорожного служебного сосуществования был оправдан...
К обеду мы в часть не успевали и решили покушать в городской столовой. Разнообразие меню на удивление было богатым — можно выбрать что душе угодно, и не дорого...  К концу трапезы в столовую заглянул патруль -  молодой лейтенант и с ним два солдата. Они остановились у стола, где сидели трое старослужащих, - обвинили их в том, что пили они не компот, а вино. Пришлось подойти. Я обнюхал «арестованный» стакан, пригубил, и залпом выпил:
-Компот! –  протянул пустой стакан посудомойке, она споро его ополоснула — усмехнулась понимающе мне одними глазами. Инцидент исчерпан — стакан вина был последним!
 Уселись на скамейках возле столовой:
- Все щелкают семечки — по пол стакана на каждого! Курить! Кто выпил два и более стакана якобы компота — в туалет рыгать! Иначе через пол часа вас развезёт...
Усердие, с которым отдельные клевали семечки, выдавало   их преуспевание в поглощении компота. Я чувствовал, что чистка желудков некоторым необходима. Рядом  расположенная поликлиника призывала к себе послеобеденной пустотой. Лица моложавых сотрудников приветливо улыбались. Забота о нашей  служебной  безупречности доставляла им только радость, - языки отдельных служивых по-свадебному развязались... Отоспались, полежали под капельницей,  отсиделись на унитазах, обменялись адресами, телефонами, - свежие и счастливые в колону по два подошли к проходной не так далеко расположенной части. Дежурный по части принюхивался к каждому с особым усердием, но был удивлён только обилием запаха букетов дорогих дамских духов. Пропустил, отвёл сразу на ужин, а потом в казарму на рассредоточение. На вечернем построении к нам добавилось ещё  двенадцать человек. Взвод в двадцать пять человек состоял из солдат  последнего года службы. Старший  лейтенант Иванов ситуацию объяснил так:
- У нас кадрированый полк. Личный состав будет призван в случае необходимости из резервистов. Мы взвод охраны. Есть ещё взвод техников. Они производят технический уход за техникой, которая стоит на консервации в ангарах. Офицерский состав согласно штатного расписания на месте...     Командиром взвода личного состава охраны назначается старшина Миргородский. Старшина Миргородский выйти из строя!
 -Есть! - Высокий статный белорус  сделал два шага вперёд и повернулся лицом к строю.
-У нас уже есть свой командир — младший сержант Стибунов! Зачем возня? - голос из строя принадлежал или потребителю компота, которого всё-таки развезло, или «очень не русскому».
-Кто сказал? Выйти из строя! - Старший лейтенант Иванов был немного возмущён. Из строя вышел рядовой Пшеничный. Рост — 151 сантиметр. Стало быть призыву подлежал, прослужил все три года, стрелок, основное занятие - плести  из лозы корзины для мусора. Словесные ремарки его по поводу как жить и служить доводили до белого каления любого офицера. О младших командирах говорить не приходиться — кидались в драки....
- Рядовой Пшеничный! Какие претензии? - У старшего лейтенанта Иванова стремление выдержать всё до конца! Пшеничного раньше знал. Терпел. - Только кратко!
-Младший сержант Стибунов уже проверен в реальной жизненной ситуации. В бою! Надёжен! Своих подранков не бросает! Тянет на командирскую должность и денежное содержание соответственное... Мне доложили...
-Достаточно, рядовой Пшеничный! - Старлей Иванов был ярым проводником демократических начинаний в армии, и потому решил, что его вопрос будет уместен:
-Кто с этим согласен — руку вверх!
Руки взметнули вверх все — даже старшина Миргородский! Ещё бы! Возня с таким личным составом, который то и дело норовил не подчиняться и жить не по уставу, была головной болью. Кому это надо!?
Был против только я.
-Во имя чего нарушаем устав!? - я шагнул два шага вперёд и застыл перед старшиной Миргородским, - Старшина Миргородский! Прыгайте в окно!
Все замерли в неподвижном ступоре. И пока кто что мог сообразить, я попросил:
-Старшина Миргородский! Отдайте, пожалуйста, мне такой же приказ!
- Младший сержант Стибунов! Прыгайте в окно!
В застывшей тишине, я молниеносно  с разбегу сиганул в ближайшее окно вперёд сапогами. Гулкий удар в оконную раму, треск ломающегося дерева, звон раздробленного стекла — всё в одном разрушительном громовом звуке из которого каждый уловил основное — кто-то сам или кого-то  принудительно выкинули из пятого этажа через окно на улицу. И он летит!
Это видит и слышит весь офицерский состав кадрированого полка  выстроенный на плацу на вечернюю поверку.
Я умел прыгать на дерево что поменьше из очень высокого. Из столетней разлапистой ели на тонкую гибкую берёзу. К примеру! Просто слазить с неё — одно мучение! Руки в смоле, за воротом рубашки колкие иголки, что постоянно добавляются... А прыгнул — одно мгновение и на земле! Надо раскинуть руки в стороны и хвататься за разные ветки, и не стараться удержаться на одной... Так  возможно...  А торможение произойдёт у самой земли - у низа - на которую станешь согнутыми ногами, и побежишь...
В теперешнем случае внизу деревья тоже были — их давно я заприметил - и я вылетел прямо на одно из них. Молодая акация была малорослой и с тонкими ещё ветками, но я ощутил, что торможение произойдёт,  - всё завершится успешно! Плац замер в ожидании конца падения, - весь офицерский состав затаил дыхание. Звякнуло о камни последнее осколочное стекло, - секунда, и я коснулся земли ногами, а потом покатился кубарём... Когда бодро встал, отряхнулся, то услышал:
-Военнослужащий ко мне! - голос полковника Сидорова был до крайности раздражён. Только я остановился, чтоб доложить о прибытии, он свирепо взъелся:
-Почему через окно!?
-Выполнял приказ!
-Чей?
-Старшины срочной службы Миргородского!
Повисло тягостное молчание, где-то в вечернем небе  что-то своё резко крикнула  встревожена  птица....
-Кто у вас проводил вечернюю поверку?
-Старший лейтенант Иванов!
-Его ко мне! Сам свободен!
Я трусцой побежал на пятый этаж звать старлея Иванова.  И хотя  тот всё слышал, но меня дождался, а когда я появился на этаже, рявкнул:
-Взвод смирно! Младший сержант Стибунов! Вы назначаетесь командиром взвода охраны. Вольно! Отбой!
- Отбой! - Дублировал я его команду и сам ушёл в курилку. Кто по-шустрей, норовил заглянуть мне в лицо, - но я был спокоен, как Печорин перед дуэлью....
Утром я проделал со взводом всё, что полагается. Шумный подъём, туалет, физзарядка с пробежкой...  Всё это мои взвод-овцы выполняли беспрекословно. Суть дела как раз в том, что этого никто не хочет выполнять. «Старики» идут в туалет и потом курить. На физзарядку из них никто и не подумает идти, - предпочитают постоять кружком, побалагурить, послушать анекдоты.... Любое передвижение — только без строя! С этим бороться не предстало, - хватит, отслужили! Но я скидки не сделал никому, и на поводу ни у кого не подстраивался. Громко и чётко подавал команды, на волынщиков строго смотрел и спрашивал:
-Ваша фамилия?  - потом жёстко  требовал, -выполняйте мои  команды! Не разлагайте дисциплину!
Ни смешков, ни разговорчиков не допускал. Удержал всех на плацу необходимое время, - как салажат, - отпустил умываться и заправлять кровати. Перед  отправкой на завтрак  вызвал рядового Пшеничного со строя:
-Рядовой Пшеничный! Доложите старшему лейтенанту Иванову о том, что вы мои требования игнорируете! Сегодня! В удобное для вас время!
Приструнить  субъекта, который всю службу  валял дурочку, было уже слишком. Но мне так хотелось. Пшеничный озабочено начал свою извечную песню о правде:
- Ты чего, Стибун! Я первый за тебя, был  твоим выдвиженцем!
- Тогда  почему не подчиняешся, рядовой Пшынышный?
- У меня служба все соки вытянула! Сил нет больше служить! - Пшеничного развезло в жалости к самому себе любимому, - блеснула предательская слеза, срывался на плач родной голос.
-Рядовой Пшеничный! За укрытие от физзарядки объявляю вам один наряд в не очередь! Не слышу  ответа!
- Есть один наряд в не очередь!
После завтрака мы были отправлены на переборку картофеля. Работали - то что надо... «Сачков» не допускали. Отдельно в отдалении двора рядовой Пшеничный выпекал в перевёрнутом ведре картошку.
 Я заметил, как неторопливо -присматриваясь ещё издали к нашему подразделению — приближался полковник Сидоров. Скомандовал:
-Взвод внимание! - и доложил, что я ответственный за хоз работы.
-А за выпечку картошки ты тоже отвечаешь?….
- Так точно!
Полковник Сидоров о чём-то подумал, - может вспомнил вкус той самой печёнки из своего детства?...Потом усмехнулся про себя, и спросил:
-Вопросы есть?
-Разрешите просьбу?
-Давай!
-Мы всем взводом ходатайствуем о  демобилизации рядового Пшеничного! У него умер отец, осталась одна мать в деревне — ей в зиму помочь надо...
-Пшеничный? Слышал о таком! Где же он сам?
Я позвал. Из ящика, что возле костра, вывалился на бочок маленький человек и побежал к нам. На ходу жевал картошку. Увидел полковника Сидорова, остановился — жевать перестал, но проглотить так и не успел. Застыл, молча глядя на командира полка, с раздутыми, как у хомяка, щеками. Тот думал что-то спросить, но — передумал....
-Рядовой Пшеничный! Вы демобилизуетесь из рядов...
Я и сам не представлял, как это могло реально свершиться, но произошедшее всех повергло в транс, - в течении минуты все не могли прийти в себя. Потом кинулись поздравлять рядового Пшеничного,- бороть его, тузить, кидать вверх — в небо...
- У тебя отец есть? - Спросил я его.
- Нет! И никогда не было...
Все смеялись от души, -громко,  незлобиво...
Катя вышла из автобуса на остановке в Славянске-На-Кубане и увидев первых двух солдат, спросила:
- Вы случайно не знаете, где служит Стибунов?
-Стибунов!? Да кто же его не знает!?