А жизнь свою с кого списать...

        (рассказ)

Каждое воскресенье мама меня просила с утра попасти на лужайке гусей. Она в этот день должна была быть на базаре, - десять километров до райцентра туда и обратно для неё не трудность. Но что-то купить или продать было святым делом, -само собой не прибавится...  Да и денежка шевельнётся в кошельке неудобным бочком, - кому-нибудь из семейных что-либо присмотреть надобно....
А  тут весна, - та пора, когда  надоевшее болото неожиданно стянулось корочкой, а её с завидной самоотверженностью и упорством пробивает остриём  рванувшаяся к солнцу травка....
 Гусята хватают её по одной, стараются оторвать, но сил пока не хватает — падают с ног от безсилья и усердия....
Гусье  семейство мама окружила заботой  самолично, - её неизменное хобби повторяется ежегодно одним и тем-же режиссёрским размахом, где малые особи живыми жёлто-зелёными комочками вываливаются из-под гусыни и рвутся на простор, на первую травку, на лоно природы....
Мне  доверяют их присмотр, когда гусята  сравнительно большие, когда в местах будущих крыльев пробивается палками перо и с травой они справляются мастерски, - с нескрываемой жадностью и аглоедством....  Только и смотри, чтобы не забежали на  огород или грядки, где всё представлено сочной молодой порослью....
Я соглашался с мамиными доводами и отпускал её  в базарное турне, - на сладкого ванильного петушка рассчитывать мог наверняка...
Большое скопище ненасытных «гуннов» (гусей то бишь...) с предысторической эпохи боевым порядком направлял берегом и подальше от огородов. Сам с веточкой и томиком стихов находился за ними, -можно и почитать и что-либо продекламировать громко и без боязни. Так, чтоб услышать себя со стороны, оценить силу и окраску собственного голоса, - поупражняться в выпуклом прочтении главных поэтических мыслей, в окраске слов, которые, подчас, проглатываем с торопливою небрежностью.... В классе моё прочтение стихов слушают, - я догадываюсь, что стихи в моём мастерском исполнении волнуют...
Но самой сокровенной откровенностью было то, что в отдалении жила Галя!
Мне всегда хотелось её видеть. Яркой расцветной внешности белокожая девица представала передо мной писаной красавицей, лишённой жеманства и обманчивой застенчивости. В очень лёгких одеждах — белых и расшитых самолично киевским бисером — что не удерживали подчас в скрытности её совершенные женские прелести. Выпадет вдруг в возбуждённом экспрессивном наклоне из блузки оголённая розовая соскастая грудь, ослепит меня  до изумления, и ничего.... Или усядется так напротив, что я рассматриваю  её выпуклости и извилинки между ног до мельчайших подробностей, - до каждого курчавого волоска, коричневой на интиме родинки....
Сама рассматривает облака... и слушает мои рассказы про всё...
До Киева так далеко, где можно посмотреть великолепие эпохи Возрождения, - обнажённых богинь, писаных красавиц... Там они для всех, а моя только для меня, - правда, не пойму, то ли она меня за малолетку считает, этаким несмышлёнышем, без  способности воспринимать женскую натуру без эмоций и страстей...
Однажды  появилась на зелёной лужайке возле своего дома обнажённой, - она в роли Таисс Афинской выходящей из воды перед рабами и воинами к своему мужу именно в таком виде.... Я про неё ей недавно рассказывал. Вот она и решила изобразить это действо передо мной.... Ещё и покручивает бёдрами на красном солнышке и спрашивает: «Я Таисс? Я её достойна?»
Пожираю её глазами и даю всему оценку во всеуслышание, - как художник, решивший изобразить её  неповторимую на единственном в мире существующем холсте....
 Всего, что видишь, хочется прикоснуться, - нежно и ласково ощутить  округлости, упругость, тепло и бархатистость кожи, и при этом самому не воспылать мужским желанием обладать... Кипеть страстями внутри, в себе!
Для нас обоих это первый в жизни эротика-класс, где двое стараются понять и ощутить вечное, напитаться телесной энергией, прощупать выпуклости и округлости живого, пропитанного кровью и лимфой тела...
Стремлюсь не  осрамиться,  и касаюсь всего легко и уверенно, подсказываю, где изгиб просел, где - в виде ремонта — требуется массаж... Холестерический - как панацея... сам только что  о нём вычитал....
«Ах, гуси мои, гуси!» - возмущаюсь тем, что лапчатые мои подопечные ушли далеко, достигли рисковой черты и мне необходимо бежать их заворачивать...
Оторваться от исследования юной Гали, - может в тот момент, когда в голову пришла достойная здравая мысль или рука прикоснулась  самого трепетного места на её теле....   «Ах, гуси мои, гуси!»
Отвернул гусей, рванул одним духом на бугор в желанной надежде её увидеть, но слышу:
-Галю! Ты что удумала — голой ходить  по двору! А как люди какие небудь? Хлопцы из-за кустов выскочат? - это её мать приспела из базара и свою дочечку отчитывает.
-На красивое божье творение кому угодно посмотреть не грешно! И сердцу и глазу любо!  - окинула Галя вокруг пытливым прищуренным оком и осталась довольная тем, что я отползаю на животе в ближайший ярок и никем не замеченный...
Стукнул по земле кулаком до боли, - так хотелось досмотреть у неё каплю хрустальной росы, что начала вытекать из её промежности золотом... Тут- на тебе... В душ она уже пошла...
Галя всегда дома одна. Они в семье так порешили. Дом, огород, деревья, - это её епархия. Скотину она выгоняет в череду, встречает по вечерам и доит корову. Всё легко и быстро, - остаётся время полежать на лужайке и послушать о чём я рассказываю....  А мне — и ей наверное! - доставляет удовольствие не только когда я вспоминаю о знатных из рода человеческого, но и когда её «правильно» целую или массажирую грудь для развития, - до лёгкой ноющей боли в сосках...
Где-то она стащила книжку о половой жизни и семье, - осмысленно изучили, рассмотрели рисунки, поспорили об отдельных проблематичных случаях, и только тогда успокоились....
Я выбирал удобное время с утра, приходил «партизанской тропой» к ней,- экзальтированной моей Гале, - и мы отправлялись в небольшую промоину откуда мне легко уйти незамеченным, а ей молниеносно оказаться в  собственном доме.

Льва Толстого она переосмыслила как личность с моей подачи.
 Впервые граф - в моём пересказе - открыл ей свои дневниковые записи, в которых с бухгалтерской тошнотной чопорностью было помечено, за сколько рублей и какую из крестьянских девиц он «снимал» на ночь для любви....
 Я отвечал за правдивость, а не за то, что она и как услышала.... 
Но ей это безумно нравилось, - видеть Льва совсем не таким, как она представляла его прежде... 
-Ах, не путёвый! Нравственность развивал! Сапоги шил...  - удивлялась она где-то в глубине себя, изредка только громогласно рождая возгласы удивления, - я то думала....
Мне оставалось только прибавить, что великий старец и в почтенном возрасте принимал любительниц своеобразного экстрима — переспать с ним за просто так.... Целые очереди выстраивались к его обители  в Москве любительниц русской классической... литературы-ли?
Мы с Галей тешились своими импровизированными придумками по этому поводу, добавляя сюда ещё вычурное лицо его жены Софьечки: « Ах, страдалец наш, Лёвушка-коровушка! Слезливенький наш,….» - так, вероятно, говорила она, видя его в доску измученного трудами праведными.... Покатывались со смеху!
Долго и по всякому перемывали косточки его героине из «Война и мир» Наташке Ростовой....  Граф Толстой в гробу переворачивался не один раз от досады, что так нелицеприятно мы о ней отзывались. Ничем примечательным она от наших «тёлок» не отличалась — балы, «пошлые» вечеринки, куршавелевская (макиавеллевская) психология безнравственной твари....  Иначе, как можно воспринять, что год не смогла подождать князя Волконского - «половой истекая истомою»…..
Галя клала свою длинную ладонь на мои «коки-аки» и делала мне глубинный массаж — до ноющей боли в паху.... В отместку, видать, за мою игру с её грудью.... Разминала энергично мой «торчок» и разбирала его на части по памяти, - в соответствии с описанием в книжке... Помнила все истории, страны и континенты, где и как называли и обожествляли торчок -тобиш, фаллос! Надо сказать,  что память у неё исключительно цепкая,- особенно на матерные стихи.  Есенинскую «Москву кабацкую» усвоила лучше меня. А читала как проникновенно!,...
Молча, с учащённым пульсом она слушала про любовь Есенина к Альседоре Дункан, пленительно красивой танцовщицы, - плакала над историей её гибели, когда  на карете захлестнула её за шею собственная шаль... 
Через неделю,  сочувственные страсти улеглись,  и Галя уже танцевала, как Альседора. Это означало, что в красном декольтированном платье, с распущенными волосами и босая, она под джазовый наигрыш ею самолично распевающей, исполнялся темпераментный танец на дне провала....  Там был блестящий кварцевый песок, принесённый издалека потоком дождевой воды и оставленный толстым слоем в виде подушки.... Я усердно выискал в нём все колючки из степного репейника. Платье от её прыжков  подымалось пузырём и парило на уровне талии, а рисунок ног, живота и зада оставался совершенно открытым и  вращался перед благодарным единственным зрителем отчаянным бесстыдством...  Чтоб не упасть от изумления, я лёг на живот и почти полностью заполз в расщелину  внизу стены, нагло прогнав из её холодка двух ящериц... Отсутствие слуха и певчего голоса меня часто спасало, - я и звука не проронил, а только смотрел - глазами способными выпасть - на красоту тела и совершенство движений.
Двое подошли к нашему провалу со стороны солнца. Сначала тени от них чётко прорезали песок на дне, - я это увидел и спрятался в расщелине с головой. Галина продолжала свой танец, пока мужчины не рассмеялись:
-Во даёт! Галя, ты что-ли? - сказал один из них миролюбиво, по соседски, - твоя мамка с ног сбилась, тебя обыскалась...
Галина стыдливо запищала, со смехом произнесла:
-Откуда вас бес принёс? Репетировать не даёте! –  она подала кому-то руку и с ними ушла. Я отлежался уже на середине песчаного пола, где на нём ещё сохранялись следы незадачливой танцовщицы, и тепло от высокого уже солнца. Поговорил с ящерицами о праве их занимать холодок в пристенной щели, - договорились по-доброму.... Спросил их о том, видели ли они тот  дерзкий всплеск молнии, что проскочил меж руками Гали и тем парнем, что  вытаскивал её из провала? Переглянулись, твари божьи! Ну-ну...
Личность Владимира Маяковского предстала перед Галиной новой импозантной фигурой. Все знали о нём очень мало, через отдельные детские стихотворения, поэму «Хорошо», а о самом поэте, как человеке, сообщалось мало и отрывочно...   Особа удивительно колоритная, яркая, самобытная...  Я и сам себе представлял высокого стройного человека с громовым голосом перед ревущей толпой читающего свои стихи, как эпического героя. Я не знал, что он патологически брезглив, - мог долго плеваться от того, что в яблоке увидел червь, хотя съел тот плод за милую душу.... При том спит с женой другого мужчины,- возможно  в её вагине ещё сохранялась его сперма....
 Лиля Брик про мужа говорит: « Я любила, люблю и буду любить Осю больше, чем брата, больше, чем мужа, больше, чем сына. Про такую любовь я не читала ни в каких стихах...». А Владимиру, своему воздыхателю, который её порочной распутной сентенцией при своей щепетильности не брезгует и не тяготиться, вешает на уши досужие бредни о своей ему преданности. С мужем она,  якобы,  в разводе и интимом не занята с ним лет пять, - задолго до поэтовой постели....   Ося её только друг, за которого Володя пусть оплачивает  все счета, как и за неё.... Не наглость ли!?….
 К своему чужими руками залапанному телу она подпускает его не всегда, а только тогда, когда он хорошо поработает над созданием своих  поэтических  шедевров... Но  муза приходит не всегда, - вдохновение зыбкое и непостоянное, и чтоб оно соизволило к нему снизойти, он уезжал в грохочущем вагоне поезда в никуда.... И получалось! Тряска подкатывала к его неустойчивому карандашу такие слова и предложения, которым он сам удивлялся.... И покуда что-то заваривалось, разбухало в окончательное творение, отлучённый  от её дома, равно, как и от грешного её тела, он мучился одиночеством, разделяя его с подобранными  бездомными кошечками....  Квартирная хозяйка не выносила эту смрадную мяукающую идиллию и гнала их всех вместе прочь....
Больше всего нравилось Гале — мужчина всё должон зарабатывать! И поцелуй, и ласковое слово, и её тело....
 Она и меня норовила нагнуть - только за собственные мои стихи касаться её округлостей, целовать уста и соски, запускать пальчик в интимные щёлки... А просто так — не сметь, не сметь...
Она плакала над судьбой Владимира, кляла стерву Лялю, которая была пассией поэта по наслышке, его судьбой, мучением и вдохновением одновременно.... Представляла его — большого, красивого! - плачущим у закрытой двери, за которой та занималась любовью с другим... Даже если бы умерла  жалкой смертью на его могиле - преданной псиной на холмике почившего хозяина — её это не оправдало бы... Она — и такие как она — его подвигли дотянуться рукой к роковому курку револьвера...
Запыхавшись, с подгоревшим розовым лицом на ветре и солнце, Галя однажды появилась передо мной с отдельными листами из Кама
Сутры. « Я хочу иметь все эти рисунки у себя! - переводить через копирку нельзя — на листах останется оттиск, они старые, могут даже рассыпаться... Кто ей их доверил, никогда не даст ей больше... Тем более, она не получит обещаного Мопассана...
Мне ничего не стоило сделать перевод через шибку — оконное стёклышко — и с просветом на солнце. Копия отражалась на мелованных листах без линий в специальном альбоме в теснённых обложках. Выходило классно! Текст она вписывала самолично — писарским эпистолярным стилем с вензелями...
Так случилось, что семнадцатую позицию мы не сговариваясь, решили освоить. Тем более, что у Гали заимелись нужные таблетки.
Один только раз у любящих людей бывает неповторимый миг ради которого стоит жить!
Неповторимый! Вечный! Единственный!…. О нём нельзя говорить, рассказывать... У каждого он свой....
«У тебя все признаки половой лихорадки, горячки! Возьми себя в руки! Заверши среднюю школу хотя- бы... - говорила мне моя классная руководительница, припоминая что-то своё далёкое,со тщетной надеждой, что я одумаюсь...
Случилось у нас с Галей невероятное, - и одновременно...
«Так вот что случилось со мной, мой незабвенный друг ...- писал Пушкин Вяземскому, - посетила меня Анна Керн — это была моя сотая женщина...»
«Сотня баб — гарем падишаха!» - во мне всё перевернулось. Да и ломка в организме видно прошла, как в Америке  большая депрессия...
Вот откуда слова сокровенные: «Я помню чудное мгновенье...»
Жадными глазами я окинул мир рядом с собой и тот дальнележащий, который предстояло пройти...  Не зацикливаться на одной, а «осваивать» группы, десятки... И найти единственную... среди толпы - «пока горит ещё желанье»…..
Галя с пылающими очами повисла на шее  у того мужичка, что подходил однажды к урочищу. Подал ей руку тогда и нечаянным взглядом что-то узрел в ней особенного — обнажённой, без белья, в красном платье, танцующей как Дункан.
 Щёлкнула между ними искра.
Тому свидетели только я и две зелёные ящерицы.....