Искатели холмов

Дом на холмах. (Часть 1)

Казалось, в мире не осталось больше цветов, окромя серого, бурого и горчичного. Даже черного не существовало, его подменяли эти три. Таксист оказался молчаливым и за полтора часа езды не проронил в их сторону ни звука, хотя пару раз ругался на не умеющих ездить водителей. От скуки Алана начало клонить в сон, и он уже два раза стукнулся лбом о стекло, начиная клевать носом.
Алан был младший из братьев. Ему было пятнадцать, однако он предпочел ехать вместе с Кеннетом в эту глушь, чем оставаться в городе вместе с отчимом в тесной квартире, где у него постоянно случались приступы мигрени из-за чересчур шумных соседей. Тем более, он понимал, что просто не может оставить брата одного. Хотя он был старше его на четыре года, вел Кеннет себя хуже, чем ребенок. Обладая меланхолично-флегматичным темпераментом, тот был замкнут, плохо сходился с людьми, ходил вечно хмурым и скептически относился ко всем эмоциональным вспышкам, которые все время случались у младшего брата. Алан же наоборот был холериком, у которого часто дела шли вперед мыслей. Однако Алан был единственным, посредством которого Кеннет более-менее нормально контактировал с окружающим миром (в последние дни это дошло до того, что отчим даже тогда, когда Кеннет сидел за одним столом с ним, просил Алана передать ему свои слова, словно парень не понимал английского, а Алан был переводчиком). И, хотя Кеннет сотню раз говорил ему, что в округе на километр нет никаких домов, младший брат не пожелал отпускать его одного, так как считал, что отчужденность и отсутствие людей рядом еще хуже повлияет на и так асоциального Кеннета.
Алан думал о том, как он тут будет жить. Старший брат не соврал: сейчас он действительно видел одни лишь холмистые степи, поросшие увядшей уже по осени высокой травой.
Мда, общаться он теперь будет разве что в школе. Но обычно в старших классах хуже принимают новичков.
Ему, понятное дело, пришлось переводиться. В сорока минутах езды от их нового дома находился город под названием Грин-Хилл. Он был небольшой, всего тридцать тысяч жителей, однако находился ближе, чем их родной город. К тому же, туда каждый час ходил автобус.
Из раздумий Алана вывел голос таксиста:
- Приехали, ребятки! И зачем вас вообще в такую глушь понесло, а?
Алан, успевший уже задремать, встрепенулся и посмотрел в окно. Машина стояла около старого и давно не крашенного ржавого забора, за калиткой которого начиналась дорожка, покрытая гравием. Края ее уже были захвачены сорной травой. Дорожка эта шла в гору и продолжалась где-то метров на пятьдесят. А в конце, на вершине холма, стоял бурый деревянный дом, смотревший на братьев неприветливо и холодно своими распахнутыми окнами. Алан помнил, что двоюродная бабушка, которая как раз и завещала братьям этот дом, никогда не закрывала окон, когда приезжала их навестить (а навещала не так часто - Алан мог вспомнить только около шести таких приездов).
Алан вышел из машины и огляделся. Они были у подножия холма, которых было превеликое множество в округе. Земля здесь была похожа на море в непогоду.
- Помочь вам с вещами, а? - спросил таксист, выходя из машины.
- Нет, спасибо. - холодно, но вежливо ответил Кеннет. - У нас тут немного, сами справимся.
Он достал из багажника два чемодана и сумку, расплатился с таксистом, и машина уехала.
- Бери два чемодана, а я все остальное тащу. - сказал Кеннет, нашаривая в кармане ключи. Наконец они нашлись, он отпер калитку, перекинул через плечо ремень сумки, взял чемоданы и пошел по дорожке в направлении к дому. Алан послушно взял вещи и поплелся следом.
На вершине холма был ужасный ветер. Алан заметил это еще когда они стояли у подножия, однако тут он был намного сильнее и холоднее. Как оказалась, верхушка холма была плоская, и таким образом получался участок площадью примерно в семь аров. За домом стояли два ветряка, обеспечивающие дом электроэнергией, и сильный ветер непрестанно крутил их лопасти. В конце участка был несколько обветшалый от времени сарай, из пробитого окна которого выглядывали грабли. На лужайке посередине участка возвышался огромный дуб, раскидистый и могучий. Ветер еще не успел сорвать с него всю пожелтевшую осеннюю листву, но даже так он казался величественным. Около его корней росли два совсем маленьких дубка, которые, однако, не вызывали такого почтения.
Рядом с сараем росла облетевшая уже старая яблоня. Выглядела она значительно моложе дуба, однако Алану вдруг подумалось, что деревья эти неразрывны, как пожилая чета. Если Кеннет захочет спилить одно из них, а он мог захотеть, то нужно уговорить его либо оставить деревья в покое, либо спиливать сразу оба, чтобы они встретили свой конец вместе.
- Эй, Ал, ты чего встал, как истукан? Заходи давай, говорю! - вдруг раздался над ухом Алана голос старшего брата. Кеннет уже отыскал ключ от двери (на связке их было четыре: один от калитки, другой от дома, третий, видимо от сарая, и четвертый с непонятным назначением) и отпер ее.
- Ой, да я задумался просто. Пошли. - ответил Алан и внес вещи в прихожую.
Этажей в доме было два. Справа от входной двери была деревянная, разсохшаяся уже лестница, некогда выкрашенная в ореховый, которая вела на второй этаж. Под ней была дверца, судя по всему, ведущая в чулан. Слева от двери стояла медная вешалка для одежды, ножки которой были выполнены в форме когтистых лап какого-то хищного зверя. От входной двери шел коридор, оканчивающийся застекленной дверью в кухню. Слева в коридоре доже была дверь в какую-то комнату. На стенах прихожей были старые выцветшие кремовые обои в цветочек. На паркетном полу - слой пыли. Пыль постоянно поднималась и перемещалась по полу свободно гулявшим в доме ветром. Алан случайно вдохнул ее и расчихался.
- Мда, тут точно нужна уборка. - протянул Кеннет, махнув рукой в сторону пола, отчего поднялось еще одно облачко пыли. - Сейчас пять часов, успеем еще до ужина. Оставь пока вещи у двери, пошли, оглядимся. - старший брат поставил чемоданы на пол и пошел на второй этаж. Ступени под его ногами надсадно скрипели.
На втором этаже оказалось две спальни, одна маленькая комнатушка и ванная. Внизу была кухня и гостиная. Обои в комнатах оказались не такие, как в прихожей, светло-зеленые, однако тоже выцветшие. На окнах висели коричнево-жёлтые шторы, которые трепыхались на ветру. Мебели было не так много. В той спальне, которую решил занять Алан, был небольшой комод, письменный стол, стул с прожжённой в одном месте обивкой и деревянная кровать. У Кеннета было примерно то же самое. В маленькой комнатушке кровати не было, там была софа со светло-желтой обивкой и тремя подушками такого же цвета, небольшой шкафчик с посудой и большие напольные часы с маятником. На полу в той комнате был ковер, который Кеннет решил вывесить на улицу, так как он был пыльный насквозь. Однако, надо сказать, были наверху было поменьше.
В ванной комнате на полу и стенах была одинаковая, желтоватого оттенка кафельная плитка, где-то потрескавшаяся. Вся сантехника тоже была желтоватая.
На кухне внизу был большой кухонный стол, в который была встроена мойка, обеденный стол, одну ножку которого подпирала сложенная в несколько раз газета, спрессованная уже настолько, что превратилась из бумаги обратно в дерево, и холодильник, который громко и жутковато урчал, словно огромный желудок. На стене над обеденным столом висел пластиковый проводной телефон ярко-желтого цвета.
В гостиной стоял темно-зеленый диван, продавленный посередине, два таких же кресла, и шкаф, в нише которого был достаточно новый телевизор.
Кеннет вынес вердикт, что хоть в доме и нужно провести небольшой ремонт, но в целом жить здесь можно. Братья оттащили чемоданы в занятые ими комнаты и принялись за уборку. В чулане нашлось ведро и тряпки, и через час большую часть пыли удалось устранить. Пыльный ковер из комнаты наверху был вытащен во двор и повешен на ветку яблони. После уборки дом показался Алану уютнее. Старший брат заявил, что на таком сквозняке он простудится, и поэтому закрыл практически все окна.
Кеннет предложил брату поесть, тот согласился. В сумке, которую они привезли из города, лежала пачка бекона, масло, батон хлеба, замороженная пицца и два пакета апельсинового сока. Они разогрели пиццу в микроволновке на кухне, которая как-то странно трещала, но еду грела, разлили апельсиновый сок и принялись за ужин. Поначалу они ели в тишине, потом Алан спросил:
- Как думаешь, а почему она завещала дом именно нам? Она ж с нами не общалась почти.
Кеннет пожал плечами, потом ответил:
- Ну это же очевидно. Отчима она всегда недолюбливала, ей не нравилось, что мы все ютимся в крохотной трехкомнатной квартирке. Она бы наверное завещала дом маме, но... - парень замолчал.
Мать Алана и Кеннета умерла год назад. У нее слишком поздно обнаружили злокачественную опухоль, и даже после двух операций и курса химиотерапии спасти ее не смогли. Незадолго до этого от них ушел отец, и мать познакомилась с человеком по имени Джон Мейсон, за которого затем вышла замуж. Сыновья нового отчима недолюбливали. Он пытался быть им хорошим отцом, но это их только раздражало. Кеннету, который терпеть не мог, когда вмешивались в его дела, это вообще казалось пыткой. Но после смерти матери он практически перестал с ними разговаривать.
Дальше ужин проходил в полном молчании.
После ужина Алан взял запасную связку ключей и решил прогуляться. Он зашел в сарай и обнаружил там старый, но вполне нормальный велосипед. Отыскал насос, подкачал шины, и отправился в поездку по пустым холмам.
Поначалу ничего интересного не было: один и тот же скучный пейзаж, высокая трава и серое небо, которое слегка подсвечивал красноватый свет закатного солнца. Начинало темнеть и Алан хотел было уже возвращаться домой, однако неожиданно приметил фигурку на вершине соседнего холма. Он решил подъехать поближе и увидел девочку лет тринадцати. Она сидела на траве, обняв руками колени, и смотрела куда-то за горизонт.