Острог у Красного яра

               

 
   В Тобольске Хрипунова принял и дал необходимые указания тобольский воевода опальный князь Матвей Годунов. Среди прочих других дел и обязанностей была поставлена перед Хрипуновым задача: проведать, можно ли вверх по Енисею  поставить острог, и завести там пашню.  С тем и отправились Хрипунов с Дубенским к новому месту службы.
 
   Продолжая освоение приангарских территорий, Хрипунов, помня наставления тобольского воеводы, занялся  землями, расположенные выше по Енисею.  Тамошние места под названием «Тюлькиной земли», - по имени владевшего этой местностью князца Тюльки, были  известны русским  уже более двух десятков лет. Первыми её пытались объясачить еще казаки Кетского острога, основанного в самом начале 17-го века.Тогда князец Кобыта - Тюлькин сын, сам прибыл к высадившемуся на берег Енисея русскому отряду с двумя сороками соболей. Однако это был лишь разовый сбор ясака. Присоединение этих районов тормозилось противодействием некоторых тунгусских, бурятских, ойратских и киргизских князцов, рассматривавших приенисейское население как подвластным им киштымов.

   На следующий год своего воеводства  Хрипунов направил в те места Андрея Дубенского с задачей разведки этих земель, сбора ясака и выбора места для сооружения там нового острога. Две  задачи Дубенской успешно выполнил, - разведал прилегающую к Енисею местность и   в четырех днях конного хода от Енисейска выбрал место для будущего  острога. А вот с выполнением третьей задачи получилась заковыка, - Дубенской встретил там отряд томских служилых людей во главе с казачьим атаманом Василием Тюменцом, которые  уже собрали ясак с проживавших там аборигенов.
 
   Василий Тюменец  был уже не молод, имел не малый опыт походов по Сибири и был у казаков в большом почете. В 1614 году он проявил себя при защите Томска от нападения взбунтовавшихся киргизов и татар, а в 1615  по наказу томского воеводы ходил с отрядом  в Монголию. Пройдя Тыбинскую землю и перевалив несколько хребтов, вышел в степь к ставке монгольского хана у озера Убсу-Нур. Дипломатические переговоры закончились успешно, – хан согласился перейти в русское подданство. С послами хана тем же путем Василий Тюменец вернулся в Томск. Одним словом, Василий Тюменец был известной личностью и храбрым воином.
   
   Надо сказать, что четкого разграничения территорий между восточными русскими острогами в то время не было, да и не могло быть, - ведь всё было в движении и развитии. И потому воеводы таких острогов, как и подчиненные им служилые люди, считали себя вправе брать ясак в новых землях «как придётся», то есть становились в этом деле конкурентами. Зачастую это приводило к двойному и даже тройному взятию ясака с одних и тех же людей, несмотря на недопустимость таких действий, неоднократно отмечавшуюся в царских указах.
 
   Впрочем, томские казаки Дубенского с его людьми конкурентами даже и не считали. Ходили  упорные слухи, что Томск вот-вот станет вторым после Тобольска сибирским разрядным городом с подчинением ему Енисейского, Кетского, Кузнецкого, Нарымского и Сургутского острогов. И потому Дубенской с его людьми  был принят, как свой. Понимал Тюменец, что собранный ими ясак, хоть и через Енисейск, но тоже  в честь Томскому городу. Одним словом, встретившимся  отрядам удалось  договориться. Вместе с Тюменцом  и  его людьми отряд Дубенского сплавился к устью Ангары, а потом  прошел  еще более тысячи верст по этой реке, - до самых Шаманских порогов, взимая ясак с проживавших там аборигенов. В результате этого похода в составе Енисейского уезда появились новые волости (земли) Асанская и Калякшинская.

   В  походе Дубенской познакомился, а потом и крепко сдружился с Елисеем, - сыном Василия Тюменца. В его лице он нашёл активного сторонника сооружения нового острога на Красном Яре и в будущем одного из ближайших своих помощников. Здесь же приобрёл он и столь необходимый ему опыт управления казачьей вольницей, общения с инородцами и взятия ясака.

   Вернувшись в Енисейск, Андрей рассказал Хрипунову о встрече с томскими служилыми людьми и совместном с ними походе по Ангаре, отметив при этом, что ясак томичи брали, как пришлось, - без учета численности проживавших там людей и записей в ясачные книги.

   Приняв это во внимание,  зимой 1625 года Хрипунов вновь отправил  в Тюлькину и Тубинскую землю своих людей, - енисейского атамана Василия Алексеева, а с ним стрелецкого десятника Михаила Шорина и стрельца Ивашку Казанца для сбора ясака  соболями и лошадьми для нужд Енисейского острога. Во время этого похода Василий Алексеев поставил  на реке Каче ясачное зимовье.

   В марте  атаман  с товарищами вернулся в Енисейск с 99 соболями, которых взяли с тюлькиных людей. В Тубинскую же землю казаков не пустили и лошадей ни тубинцы, ни тюлькины люди не дали.

   Энергично взявшись за осуществление идеи строительства нового острога на Енисее, Яков Игнатьевич подробно расспросил Андрея и ходивших с ним людей обо всех подробностях похода. Мозоля пальцем составленные казаками походные зарисовки русла Енисея со всеми его притоками, островами и порогами, спрашивал о прилегающих землях, проживающих там  инородцах и их занятиях.

   - Станет у нас поболе людишек, - молвил он, - пройдём, даст бог,  по Ангаре и на Лену, и к Байкал-морю. А ноне надо приводить под государеву руку  инородцев вверх по Енисею и для того  ставить в тех землях острог. Не то Алтын-царь мунгальский с киргизами не токмо Тюлькиной да  Аринской землями владеть будут, но приберут и канские и братские земли. Нам того позволить нельзя.

   Чертёж места расположения будущего острога, составленный Дубенским, Яков Игнатьевич весной 1625 года  отправил  в Тобольск. Копию же чертежа со своими отписками летом того же года отправил в Москву с самим Дубенским, которому поручил  доставку в столицу государевой соболиной казны. Для охраны  казны, несмотря на малолюдство, дал  ему десять лучших казаков во главе с десятником  Иваном Галкиным.

   Прощаясь с Андреем перед отправкой в дальнюю дорогу, пока целовальник с казаками грузили казну и походные припасы, провел его в воеводский двор, где вручил  объемистый, опоясанный ремнями кожаный мешок. Доверительно сказал:

   - Это отдашь Марье Фёдоровне. Да постарайся, Андрей, чтобы без лишних глаз, сам понимаешь. Я и сам бы довез, да ведь мне через Тобольск возвращаться, - мало ли что. Вдруг кто кляузу какую, али донос настрочил. А ты и пойдешь другим путём, да тебя с государевой то казной и моей наказной памятью никто и проверять  не посмеет. Береги, - там все, что я нажил за эти полтора года. Помни: не сбережешь, - мне и дому моему будет полная поруха; паче того государева казна, - за неё и голову потерять можно. А уж я для тебя постараюсь. Даст бог, будешь ты воеводой красноярским.

   Прибыв в Москву, Дубенской оставил обоз у заставы под надзором сопровождавших его стрельцов, и первым делом, прихватив с собой хрипуновскую поклажу, заехал на его подворье. Еще на пути в Москву, в Соли Камской, продав Строгановским скупщикам  соболей из своего запаса, Андрей в той  же лавке купил себе новое платье, -  зипунец камчатый  лазоревый,  теплый верхний  полукафтан суконный, червчатый с беличьей опушкой, красные сапоги с узором, да колпак белого атласа с бобровым околышем. Одетый в  новое платье он выглядел сейчас не хуже боярина.
 
   Увидев его, Марья Федоровна ахнула, всплеснув руками, кинулась его целовать-обнимать, осыпать расспросами, но Андрей, коротко обняв её, виновато, но решительно  отстранился:
   - Потом, тётушка, потом, вечером все расскажу,  тороплюсь в Приказ с государевой казной.   
   Передал Марье Федоровне тайную  казну Якова Игнатьевича, ей же оставил на время и свой мешок с соболями. Отмахиваясь от наседавшей  с расспросами дворни, вышел к крыльцу, вскочил на коня и рысью  понесся к заставе. Оттуда, уже не спеша, двинулся с обозом в приказ Казанского дворца, где сдал под роспись государеву  казну и отписки Хрипунова.
 
   Дьяки  приняли казну, просмотрели бумаги, расспросили самого Андрея, распорядились о постое служилых людей. Андрею велели явиться в Приказ через неделю. Обрадованный, что так быстро все сладилось, целой неделей  полной свободы и тем, что не обременен теперь  ответственностью за государеву казну, Андрей с легкой душой направился к Хрипуновым.

   Тем временем приказные  дьяки, непрестанно заглядывая в хрипуновские отписки,  готовили доклад государю. В одной из отписок  воевода сообщал: «… Присмотрели Андрей Дубенской со служилыми людьми в Качинской землице, на реке Енисее, на яру место угожее. Высоко и красно, и лес близко всякий есть, и пашенных мест и сенных покосов много, и государев острог на том месте поставить можно….   И коли велит государь царь всея Руси и великий князь Михаил Федорович послать в Тюлькину землю своих государевых ратных людей, да велит поставить на том месте острог, то приведут они те немирные землицы под государеву высокую руку, и ясак с них учнут брать, а государю будет с того прибыль немалая».

   Но не только прибылью прельщал Хрипунов Москву. Понимая  сложное положение, в котором находился Енисейск, он писал: «А только тот острог поставится, в Енисейском остроге можно и сту человекам быть, потому как будет он под защитой. А коли  нового острога ставить не послать,  в Енисейском остроге без прибавочных людей не быть, потому   место это дальнее, - за всеми сибирскими городами окраинный город, и приходы к нему воинских людей частые. Да и государевых ясашных людей тем енисейским служилым людям, сту человекам, уберечь от воинских людей немочно, потому как  воюют их  ежегод».

   Представляя в своей отписке Андрея Дубенского, как человека, выполнившего разведку Тюлькиной земли и выбравшего место для  острога, Хрипунов правильно рассчитал, что в случае положительного решения  о строительстве,  лучшего исполнителя, чем Дубенской, трудно будет найти. Так и случилось.

   В январе 1626 года князь Черкасский доложил государю о предложении воеводы Хрипунова и мнение по этому делу Сибирского стола приказа Казанского дворца. Царю и думным боярам предложение Хрипунова показалось заманчивым.  Выслушав князя, государь дал высказаться  думным боярам. Подводя итог обсуждению, сказал:
   - Думаю, острог на Красном Яру ставить надо, воеводой туда послать Андрея Дубенского. Но наперед того надо  спросить еще и других служилых людей, бывших на Енисее, верно ли, что там   острог поставить можно и пашню завесть; будет ли с того выгода, и сколько для того нужно  ратных людей?  Отпиши-тко, князь, о том  тобольским воеводам, - обратился он к  Черкасскому.

   Вскоре Андрея  отправили в Тобольск с грамотой тобольским воеводам.  Князю Трубецкому предписывалось расспросить служилых людей, которые бывали в Енисейске, можно ли  в Тюлькиной землице на Красном яру поставить острог и завести пашни, и будет ли постройка острога выгодна. И, коли так, было сказано в грамоте, то для того острожного ставленья надо бы послать с Андреем Дубенским  из Тобольска и других сибирских городов служилых людей, сколько будет пригоже,  дать им по их окладу государево денежное и хлебное жалованье и наряд, какой в тот новый острог надобен.

   Князь Трубецкой, прочитав грамоту, удивился, - в ней ничего не было сказано о средствах на такую экспедицию, а ведь на неё по самым скромным прикидкам понадобится не менее четырех тысяч рублей. Где их взять? Да и с людьми тоже не просто, - служилых в сибирских городах и без того не хватает. Нет, - подумал князь, - приказная грамотка мне не указ. Брать на себя такую ответственность он не станет.

Что же касаемо расспросов, то отчего же не расспросить, за этим дело не встанет. Приказал разыскать и прислать к нему для расспросу детей боярских Максима Трубчанинова, Павла Хмелёвского, Михаила Ушакова, бывших до Хрипунова управителями Енисейского острога, иных служилых людей, ходивших по Енисею в Тюлькину землю. Но ведь и такое дело тоже скоро не делается.  Служилые  оказались в посылках, нужно было ждать.
 
   Казаков, сопровождавших Дубенского в Москву, а затем и в Тобольск, отправили в Енисейск с отрядом Бориса Аршинского, ехавшего туда по делу сыска над участниками разгоревшегося там бунта служилых людей, Дубенского же оставили в Тобольске. Андрей неделями болтался по городу, попусту обивал пороги воеводских хором.
   Наконец, уже поздней весною, когда служилые, бывшие в посылках, собрались к своим домам,  его вызвали к воеводам. Оказался там и Елисей Тюменец, прибывший из Томска с воеводскими отписками.   Не обошлось без недоразумения. На расспросы князя Трубецкого о Красном Яре  все призванные заявили, что не знают на Енисее такого места, чтобы называлось Красный Яр. Дело разъяснилось, когда Дубенской признался, что такое название Качинской землице дал он сам, потому как «уж больно то место красно».
   - Так и есть, - подтвердил Елисей Тюменец, -  в Качинской земле места красны, да  угожи есть,  пашню там завесть и  острог поставить можно.

   - Вы что скажете? - воевода посмотрел на  Максима Трубчанинова с Павлом Хмелёвским
   - Слыхали мы от  людей, кои хаживали в Тюлькину да Качинскую земли, что люди в той землице  кочевые, летом пашню пашут, сеют ячмень, да курлык, а зимой кочуют в крепких местах, оберегаючись от  калмацких да брацких людей.

   - Воюют штоль  их? – спросил воевода.
   - Не, не потому, - вступил в разговор Михаил Ушаков, -  а потому, как те качинские люди государю ясак дают в Енисейский да Томский остроги, а белые колмаки, киргизы да брацкие люди с тех качинцев  ясак на себя емлют. А для того острожного ставленья  послать надобно государевых служилых людей  человек с пятьсот….

   - Куда столько то? Да и где их взять, - пятьсот то ратных людей?
   - Меньше никак нельзя, потому, как киргизы – люди воистые, не дадут острога поставить, - ответил на это Ушаков. Другие согласно закивали головами.

   - А как их прокормить то, - таку прорву, - не сдавался князь.
   - Запасы  тем служилым людям надыть  в Енисейском остроге готовить, года на два али на три наперёд, - вставил Павел Хмелёвский,  - а  пашню казаки заведут, - через два-три года сами с той пашни кормиться станут. А когда в Качинской земле  острог поставят, брацких и иных  людей под государеву руку можно будет привесть, и будет государю в том немалая прибыль.
 
   О результатах расспроса князь Трубецкой в очередной своей отписке известил князя Черкасского. Однако ж Дубенского для острожного ставленья из Тобольска так и не отпустил, сославшись на то, что в сибирских городах за службами ратных людей оставляется  много и ни людей, ни государева денежного жалованья вперёд дать нечего. Правда и обнадёжил, сказав, что коли будет на то царская воля, так будет и особый его указ.  Велел ждать.

   В мае 1626 года, когда Хрипунов вернулся в столицу,  приказом Казанского дворца  была получена отписка Ошанина с жалобой на  малолюдство Енисейского гарнизона и сообщением о бунте служилых людей. Перечисляя многочисленные службы, лежавшие тяжким бременем на енисейских служилых людях, он писал, что за этими службами ему некого посылать по ясак. Опасаясь нападения тунгусов с востока, а киргизов с юга, слёзно просил о помощи.
 
   В связи с этой отпиской,  Хрипунова срочно вызвали на допрос.  Услышав  содержание отписки, обрадовался, - вот он случай помочь Андрею. Еще более резко и настойчиво, чем в своей отписке,   заявил:
   - Коли за Енисейским острогом, куда  посылал я Андрея Дубенского, поставить большой острог,  станет киргизам  с того великое утеснение, а Енисейскому острогу подмога, потому как  от  Красного Яру до Енисейска четыре дни пути, до Томского города десять дней, до Кузнецкого – две недели, а до киргизов конём  ходу семь дней.
   Учнут там служилые сбирать  ясак с ясашных людей  и будет государю многая прибыль, сдвое и строе к той, что дает Енисейский острог. А послать надобно для того острожного ставления  служилых людей человек с пятьсот с вогненным боем.

   Но не напрасно говорят: скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Почти год Дубенской слонялся без дел в Тобольске, не отпускаемый без государева указа ни в Москву, ни на службу в Енисейск. Наконец  не выдержал, сам написал челобитную государю. «… твой боярин и воевода, князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, - писал в отписке Андрей, - меня, холопа твоего, ставить острог на Красном Яру не отпустил, сказал, что в Сибири твоей государевой казны столько не было, чем пожаловать ратных людей, которым было идти со мной;   он, де, о том тебе, государю,  писал, а твоего государева указа  в Тобольск не бывало… Я, холоп твой, в Тоболеском волочуся не у дел, а без твово государева указу ни на твою государеву службу, ни в Москву меня не пустят. И о том мне, холопу твоему, вели государь указ учинить».

   Челобитная возымела действие.  13 декабря 1626 года указал государь в Тобольском и в иных сибирских городах для посылки в Качинскую землицу на Красный Яр прибрать четырех атаманов, да четыре ста человек казаков. И своего государева денежного годового жалованья оклад им велел учинить: атаманам по тринадцать рублев человеку, пятидесятникам – по шести, десятникам по пяти с полтиной, рядовым казакам – по пять. Всего на два года 4152 рубли. И тем новоприбранным атаманам и казакам  денежного жалованья указал государь послать в Тобольск из Казани, изо всех доходов.

   Хотя Яков Хрипунов и тобольские дети боярские считали необходимым послать на Красный Яр пятьсот человек, правительство знало, что в слабонаселенных сибирских городах такого количества служилых людей не набрать,  потому и уменьшило эту цифру до четырехсот. Но  не удалось набрать и четырёхсот человек,  набралось  лишь триста, «…а больше того  не добыли», - писали воеводы.

   О нуждах самого Дубенского тоже не забыли: Андрею Дубенскому указал государь дать своего государева  жалованья на два  года по окладу сполна: денежного - по двенадцати рублев, а  хлебного  - по двенадцати четвертей ржи, да по двенадцати четвертей овса. «Новоприбранным атаманам, - говорилось в указе, - хлебное жалованье учинить, как у тобольских пеших атаманов, а казакам, - как у тобольских холостых казаков. Пищали четыре стам четырем человекам повелел государь послать в Тобольск из Москвы, из своей государевой казны, а зелье и свинец дать в Тобольске».

   Сдвинутое всесильной монаршей рукой бюрократическое колесо завертелось, набирая обороты. Стрелецкому приказу было велено дать сибирским служилым людям Ивашке Астраханцу со товарищи четыреста четыре пищали  для снаряжения экспедиции Дубенского. В ямской приказ, князю Дмитрию Пожарскому полетел указ  «дать  Тобольского городу казакам Ивашке Астраханцу, Обросимке Куницыну, Ортюшке Чалбышеву, да казакам Берёзова городу Ортюшке Гаврилову и Гришке Тутолмину по подводе человеку с санями, хомутами и проводниками под покупки для сибирских нужд. Им же дать по государеву указу  подводы с санями, хомутами  и проводником для доставки в Тобольск  пищалей».
   Казакам же была вручена наказная память: «едучи, те самопалы беречь, и до Тоболска довести целы, а, приехав, отдать их тобольским воеводам. А коли не сберегут те самопалы, быть им от царя и государя в опале и наказании». Ответственным за доставку оружия  назначался Иван Федоров сын Астраханец.

   Не успели они  выехать, как, опережая Астраханца, конным гонцом полетели царские указы казанским и верхотурским воеводам. Воеводам Верхотурским предписывалось «как к вам тобольские и березовские казаки Ивашка Астраханцев со товарищи с самопалами приедут, так вы их  отпустите дале по зимнему пути,  не дожидая полые воды». От казанских воевод указ требовал  немедля послать в Тобольск для снаряжения экспедиции Дубенского необходимую сумму денег.

   Уже 22 января казанские воеводы докладывали в Москву, что деньги в сумме 4176 рублей отправлены в Тобольск через уфимские степи в сопровождении пятнадцати казанских стрельцов.

   В январе, в самую стужу,  через пургу и снежные заносы  двинулся из столицы  санный обоз в шесть саней. На передках, укутанные в тулупы, сидят, ссутулившись, ямщики-провожатые, правят лошадьми. Бороды в сосульках, брови и мохнатые шапки в инее, чуть видны глаза. Не внове им вести обоз по сибирской дороге, но и им тяготно. Путь предстоял дальний: мимо Владимира, Мурома, Нижнего Новгорода и Козмодемьянска до Казани. А там  - к Соли Камской и через Верхотурье, Туринский острог и Тюмень  к Тобольску.

   В санях, на соломе, среди заснеженных рогожных кулей со всяким добром,  лежат, притулившись друг к другу, укрытые волчьими и овчинными полстями казаки. Рядом с ними пищали наизготовку, - мало ли что, знают, что по дороге шалят гулящие люди. В степи еще ничего, можно не опасаться, а как въедут в лес, - держи ухо востро.

   На передних санях Ивашка Астраханец с Ортюшкой Челбышевым. Ивашка – иноземец литовского списку, он в Сибири недаве, а Ортюшке зимняя дорога в обычай, - он родился и вырос в Сибири. Лежат под полстью, в полголоса разговаривают. Рассказывает Ортюшка, что бывал он в Енисейске на великой сибирской реке и хочет, чтобы взял  его Андрей Дубенской с собой к Красному Яру.

                *

   В июне 1627 года экспедиция  Андрея Дубенского, наконец, вышла из Тобольска. Шли по Иртышу и Оби, пополняясь по пути казаками, прибранными в Берёзове и Сургуте, Нарыме и Томске. Везли с собой казачьи пожитки,  хлебный и соляной припас, крупы, толокно, иные продукты, сорок ведер вина горячего; государеву казну, - пищаль полковую ядром два фунта и к ней 27 железных ядер, ручных пищалей 300 штук, 40 пудов пороху, 20 пудов свинца; рыбачьи и охотничьи снасти, на судовое и острожное дело  всякий плотничный инструмент, кузнечные снасти,  замки, засовы, скобы и гвозди, якоря, веревки и бичевы; всякий  разный товар для подарков туземцам. Не много, ни мало разного груза более трех тысяч пудов.
   
   Лишь в ноябре, когда лёд охватил забереги, простуженные, опухшие и оголодавшие, вышли казаки в верховья Кети к Маковскому острожку. Здесь места были лесные. Срубили на скорую руку десяток избенок,   Дубенской с атаманом Иваном Кольцовым пошли лыжами в Енисейск, чтобы сообщить о своем подходе, остальные отдыхали после трудного пути, ожидая томских казаков с лошадьми.

   Запас хлеба, выданный служилым в Тобольске, они съели еще в пути, теперь вся надежда была на енисейцев. Однако ж, как сообщил вернувшийся на волок атаман Кольцов, те и сами голодали. Пришлось перебиваться полугнилой просоленной рыбешкой, покупая её у приенисейских пашенных крестьян.
 
   А мороз крепчал, началась  пурги, вьюги, реки сковал лёд. Оставшиеся до Енисейска более восьмидесяти верст предстояло преодолеть пеши, среди снегов, ночуя у костров, таща за собой на волокушах экспедиционный скарб, снаряжение, боевой припас. На всем восьмидесятиверстном пути была лишь одна избенка, где можно было переночевать.
   Не по одному разу пришлось пройти казакам этот путь. Груженую нарту до Енисейска тянули неделю, с порожней возвращались на четвертый день. У кого еще были деньги – нанимали на извоз енисейских пашенных крестьян, у кого денег не было, но не было и сил, продавали последние свои пожитки – шубенки, кафтанишки, и тоже нанимали вольных пашенных людей возить свои запасы в Енисейский острог.

                *

   Прибывшие застали острог в полном расстройстве. Казаки голодали. Несмотря на отправку в Тобольск  виновников и зачинщиков бунта, дух недовольства и шатости продолжал витать над людьми. Масла в огонь добавили служилые отряда Дубенского, добравшиеся, наконец, до Енисейска. Перемёрзшие, изодранные, изголодавшиеся,  казаки надеялись, что в остроге они отдохнут, отъедятся после трудного и долгого пути, но встретили лишь неприязнь и неудовольствие нового воеводы, не знавшего, как и со своими-то управиться.

   Настойчивые требования Дубенского  лишь усилили взаимную неприязнь. Дубенской, ссылаясь на  наказную память, требовал от него амбаров для размещения   боевого наряда и походного снаряжения, изб для  казаков; просил дать ему 80 четей  посевного зерна, - ржи, ячменя и овса;  трёх мастеров-плотников для постройки судов, смолы на судовое дело; передать ему пищаль затинную с пулками;  300 копей железных, а если столько не наберется, так еще и железа на ковку остальных, да снасти кузнечные для такого дела и для ковки судовых скоб. С сотника Бекетова  требовал два долота,  два напаря и  два скобеля,  тоже при этом ссылался  на наказную память тобольских воевод.

   Аргамаков за голову схватился:
   - Ты што, острог мой разорить хочешь? Не тыкай мне  памятью. Нет у меня ни изб, ни амбаров порожних! Казну государеву, припас боевой как-нибудь размещу, а об остальном договаривайся в слободе, або строй сам своей силой. Мастеров-плотников и смолы на судовое дело дам, а пищаль затинную не дам, не проси, - самому обороняться нечем.  И хлеба нет у меня, - ни семенного, ни едового. Вишь, у меня служилые тож голодают…               
       
   У воеводы енисейского ото всех этих дел голова кругом. Сначала он всеми силами противился домоганиям  Дубенского и его казаков, как саранча объевших все вокруг, пытался даже урезонить их стрельцами  Бекетова. Да как с ними управишься, когда их вдвое больше, чем всех енисейских служилых. Понял, наконец, что выход один, -  сделать все, что просят, лишь бы  разбойный отряд поскорее  ушел  из острога.

   Четыре долгих месяца с рассвета и до заката, полуголодные и оборванные трудились казаки Дубенского, строя суда для похода на Красный Яр. К середине мая  закончили постройку двенадцати дощаников и трёх больших стругов. Еще лед шел по Енисею, как стали грузиться. Аргомаков со злорадством наблюдал, как переполненные грузами суда чуть не черпали воду бортами.  Бубнил, поглядывая на Дубенского:
   - Нахватал выше горла, жига, как то поплывешь?

   Дубенской приказал остановить погрузку, - судов явно не хватало. Созвал атаманов и пятидесятников.
   - Что делать то будем? - спрашивали они, толпясь вокруг воеводы.
   - Времени на постройку  дощаника уже нет, Енисей вот-вот очистится, нужно  торопиться,  что там еще  ждет нас  впереди, - озабоченно  молвил Дубенской.

   - Дощаник то можно и купить у торговых, али у промышленных людей, - вступил в разговор Астраханец. Кивнул  на берег, где лежали вытащенные на зиму  суда, - вон их сколько с самой осени напорожне стоит. Да только где денег взять?  Совсем проелись, нет ни у кого и алтына, а  он, дощаник то рублев двенадцать потянет.
   - Ну, ежели как след пошарить,  то, может, со всего войска рубля три и наскребём, -  возразил ему Иван Кольцо, - надысь вон Васька Артемьев у десятника  Шохина в зернь целу полтину  выиграл.

   - Да и у меня пара гривен найдется, - продолжил  атаман. Полез своей ручищей запазуху, - берёг, чтоб, когда придем на место, обмыть это дело,  усмехнулся он, - да для такого дела не жалко. Думаю, и Васька даст.
   - Найдется и у меня кое-что, - Андрей извлек из кармана две новых блестящих ефимки, - тоже, можно сказать, последние.

   Пятидесятники задачу поняли, кликнули десятников, растолковывали им, что и как. Те пошли по своим десяткам, сгрудившись, шарились по карманам, прикидывали,  нельзя ли кому  что продать из остатной одежонки. Атаман Кольцов направился в острог, - торговать дощаник. Сторговал-таки, и с немалой выгодой, - за десять рублев. К вечеру  наскребли казаки  двенадцать рублёв, да четыре алтына с полушкой. Сторговали еще и две малые лодки.

   17 мая, чуть только сошел лед с Енисея и Ангары,  флотилия Дубенского двинулась в путь. Аргамаков вздохнул с облегчением. Только тяготил его прибывший из Тобольска  наказ, – впредь  доставлять хлебное жалованье из Маковского острожка  на Красный Яр енисейскими служилыми людьми.
   - И так людей не хватает, за ясаком посылать некого, так еще и эта докука….

                *

   Только лишь  через два месяца, - к середине июля, отряд  достиг намеченного места. Из разобранных дощаников сразу же был поставлен временный «дощатый городок»,  укрепленный надолбами, – врытыми в землю столбами,  соединенными сверху и снизу толстыми жердями. Надолбы вели к пристани, образуя своего рода коридор от «судового места» до  острога, находившегося в ста саженях от  берега. Тогда же была построена караульная вышка на сопке Кум-Тигей. Принятые меры безопасности не были излишними, - уже 26 июля пришлось отбиваться от напавших на казаков  татар-качинцев.
 
   После того как казаки приплавили заготовленный в двух днях пути вверх по Енисею сосновый лес, было начато сооружение стен, башен крепости. Острог поставили  быстро, - в течение двух недель. Учитывая, что  енисейские татары и киргизы были кочевниками и не имели артиллерии, Дубенской  распорядился  рубить крепостные стены облегченного типа – «острог стоячий», а не «рубленный». Тыновая ограда из вертикально вкопанных и заостренных сверху бревен сохранялась в малом, а позже и в большом острогах Красноярска при всех последующих перестройках. Высота тына малого города составляла «одну сажень, один и три четверти аршина», т.е. почти три с половиной метра.

   К концу 1628 года численность  гарнизона новопостроенного острога составляла 374 человека, в том числе 303 души мужского пола. Насчет мужчин все понятно, - это те 303 человека, что пришли с Дубенским в Енисейск. Откуда же взялись в Красном яру ещё 71 человек?  История об этом умалчивает. Возможно, часть из них были членами семей казаков, прибывшие к своим мужам и отцам из сибирских городков – мест их прошлого проживания. Большая же часть по, всей вероятности, были полонянками, захваченными  во время  самовольного разбойного набега казаков на  тунгусские стойбища по Ангаре перед походом вверх по Енисею.