В столице

Валентина ЛЕФТЕРОВА
Заметки на память «В СТОЛИЦЕ»

                На Малой Спасской
                (Свидетельство квартирантки)

- Н-да-а…- вдруг раздалось сонное, раскатистое из уст  мелкого служащего одного из очень крупных столичных органов безопасности. - …Твою мать… размать…Ты скорее, твою мать… - и т.п. вопли.
Это он, Павел Иванович, подперев рукою щеку, упав головою на кухонный стол, в окружение нескольких опорожнённых бутылочек пива, - бормотал сквозь сон труднорасшифруемое.
- Эк его, никак супруга привиделась, - невольно подумалось мне, опешившей от неожиданности.
Вот и нутро человечье: что у трезвого на уме, то у сонного на языке. Вообще-то ведь Павел Иванович тишайший человек, и даже благовоспитанный в быту. Правда, внешне очень уж какой-то беспородный, и несчастнейший в личной жизни, по причине очень уж демонстративного, хотя и молчаливого презрения со стороны жены, энергичной бывшей фронтовички Раисы Илларионовны.
…А накануне сего дня, на этой самой кухне, на этом самом месте, его благородная супруженция на глазах у посторонних людей (гостившей у неё родной сестры и моих) досадно пристукнула некогда важного служащего самых строжайших органов страны Павла Ивановича скалкой по башке.
Обидно-с!..
1972 г.

                Фаинка
                (В Вешняках)

- Сколько помню себя, моя жизнь всегда была несчастна. Вы убедитесь в этом, если я расскажу её вам… Поверьте, очень трудно носить это в себе, и казаться гордой, сильной… - Она уронила на колени худенькие незагорелые руки, низко опущенная на мгновение голова серебрилась отливающей синевой сединой. На минуту она замолчала, и стала совсем не похожей на ту живую, осанистую, горделивую старушку с высоко поднятой головой, элегантно взбитыми волосами, которая чуть ранее радостно привечала меня в своей просторной квартире..
Наоборот, острые хрупкие плечики, опущенная голова и недвижимые руки на коленях делали её похожей на крупную, благородную, сильную от природы птицу, в настоящий момент по каким-то причинам лишённую возможности летать…
Мне было очень жаль её… И в то же время я даже не могла предположить, что в этой, ещё недавно такой крепкой, уверенной в себе, старушке таится столько горечи, не остывших ещё переживаний. Дальнейший её рассказ совсем сразил меня.
- Я больна… Очень сильно. Болею всю жизнь… - Она постеснялась назвать свою болезнь точным медицинским термином, поскольку это, видимо, абсолютно унижало её достоинство. Но, заметив вопрос в моих округлившихся глазах, резко провела рукою по груди, натягивая кофточку, тем самым показав… пустоту в левой её стороне.
- Вот… Ещё в юности мне оперировали грудь…-
От неожиданности я вмиг вскинула на неё глаза, и в глубоко затаённом печальном, одновременно – и в привычно неподвижном, взгляде прочла неподдельную боль и трагедию, наверное, всей жизни этой женщины.
…А она продолжала рассказывать, словно впав в какой-то нервный экстаз, и было ясно, что ей очень нужно сейчас высказаться, что она, совершенно одинокая, лишенная не только друзей или близких людей, но даже – просто собеседников  в повседневной своей жизни,  была обрадована возможностью излить душу хотя бы совершенно чужому, постороннему, в общем-то, случайно встреченному человеку - мне.
Я уже знала, что единственным её другом, приятелем, членом семьи в последние годы был только этот крупный, медлительный, горделивый черный кот Фердинанд, который в момент нашего разговора сладко спал у меня на коленях. Фаина рассказывала…
…Всю жизнь она прожила одинёшенька. Её постоянные болезни заставили отказаться от неё сестёр, быть всегда немилой дочерью для матери… И всё это тяжким грузом ложилось на её плечи.
... Нехорошо поступила с этой несчастной женщиной и я: оставаться у неё мне казалось обременительно. – Я должна писать, работать, творить, - вечным молотком стучало в моей голове. – А для этого я должна быть одна, одна, одна. Всегда одна. Нет, и Фаинка, и Фердинанд обременяют меня…- И через какое-то время, найдя новую квартиру в наём, я бессовестно сбежала из Вешняков.
Боже, как грустно взглянули на меня её глаза, когда я сказала ей об этом предстоящем отъезде…
1972 г.
                А вы нашли свой Идеал?..
                (На Лен. проспекте)

- И – ой! – как-то не то испуганно, не то беспомощно воскликнул идущий нам навстречу молодой человек в обтягивающих его нестройную фигуру джинсах и модном, хотя и не первой свежести, теплом свитере.
Он вдруг остановился, уставился как-то по-рачьи на меня, но так как мы с подругой сделали вид, что даже не заметили его удивления, и гордо шагали дальше, то ему ничего другого не оставалось, как пойти следом за нами.
- Девушки, а можно я с вами буду идти? – то ли с издевкой, то ли всерьёз наивненько произнес он, и даже зашел вперед и остановился перед нами, чтобы снова заглянуть в мои глаза, как догадалась я.
- Господи, идёшь и иди, - в сердцах подумала я, без особого гнева, так как в этот славный летний вечер у нас с подругой было замечательное настроение, мы давно не виделись и, встретившись, предполагали о многом переговорить.
Но юноша был настойчив. Он не отставал, шагая то позади нас, то забегая вперед и заглядывая в мое лицо. Наконец, освоившись, вероятно, решил, что уже достаточно знаком нам и потому вполне можно нарушить «дружеское» молчание.
 - Девушка, вы мне очень нравитесь, - сказал он.
- А вы мне нет, - не очень обидным тоном, но внушительно ответила я первое, что тут же пришло на… язык (Ум потому что вообще отказывался вмешиваться в эту глуповатую ситуацию).
- Да? А я смотрю на вас и вижу, что вы просто мой Идеал. Который я давно ищу. Да, да… - заторопился он с уверениями, заметив, как мы с подружкой переглянулись, готовые буквально «заржать» от незаурядности момента.
- Неужели? И как часто вам встречаются ваши Идеалы на улице? - не удержалась от вопроса я.
- Ну, вообще-то я против уличных знакомств… Да мы с вами и не на улице, а в сквере, - нашелся очень быстро он, при этом крутнув головой и обводя глазами окружающее.
- Ну да, - ответила я, после чего мы с подружкой таки не удержались и рассмеялись.
В это время нам попалась свободная скамейка, и мы с Валентиной присели на неё, я – у края, а она рядом со мной. Он тут же приземлился рядом с В., но с поворотом в пол-оборота ко мне, и продолжал рассуждать в том же духе.
- Вот вы не верите, смеётесь, а я говорю серьёзно. Я всегда искал девушку, похожую на вас. Честное слово. Вот как только увидел сегодня, сразу понял, что это вы, мой Идеал… -Он ещё что-то говорил об этом, с очень серьёзным, слегка растерянным или беспокойным от нашего недоверия видом, а мы с подружкой слушали эту неожиданную болтовню, выжидая, когда же ему надоест и он оставит нас в покое. Он, похоже, этого не понимал. Здесь я смогла разглядеть его.
Был он не очень молод, лет 27-30, весь какой-то помятый, слегка неряшливый как в одежде, так и в прическе. В разговоре – прост, но одновременно, показалось мне, с какими-то неясными нам проблемами в душе.
Дело в том, что он сразу напомнил мне одного из знакомых москвичей-композиторов 35-ти лет от роду. Тот тоже был небрежен в одежде и манерах, с удивительной простотой и даже пристрастием умел изъясняться и озадачивать, но носил внутри себя целую гамму комплексов, и когда вдруг обнажал хоть часть из них – становился, до брезгливости, неприятен, а то и противен (а иногда и просто чрезвычайно жалок…).
Разглядев нечто подобное в этом молодом человеке, который вроде и всерьёз говорил неуместные вещи, я тут же предложила Валентине подняться и убежать от незадачливого собеседника. Она согласно кивнула, и мы так и сделали, правда, почти деликатно попрощавшись с ним.
- Ну, ладно. Согласна остаться вашим Идеалом. Только уж извиняйте – сейчас спешим, дела. Прощайте! – произнесла я, с чем мы быстро вскочили со скамейки и слегка бегом понеслись прочь от незнакомца. Он тоже вскочил, но, правда, не стал идти за нами, а стоя на месте, кричал в след:
- Ну, куда же вы? Подождите! Не уходите! Вы мне очень понравились!..
Мы, смеясь, летели вперед, словно испуганные птицы, а он оставался там, в скверике, наедине со своими порывами…
1973 г.

                На Москве-реке
                (Вроде дневника)

25.06.72. День, когда мне показалось, что жить всё-таки приятно. И начало его было самым обыкновенным. Просто день, когда я побыла среди людей. Совсем чужою и, одновременно, почти слившись с ними. На равных правах. Хочется написать о наблюдениях на пляже.
Итак, 11.00. Выбираю место, народу – негде ступить. Наконец, нахожу местечко под деревом, ужасно довольна. Но… только до минуты, когда пришлось лечь. Подстеленное полотенце – никакой защитник от ям и бугров, каких-то комков, давящих в бока… Тут же припомнила, что собиралась и загореть, а оказалась в тенёчке. Через минуту – меняю позицию, греюсь на солнышке под горкою, а тени деревьев пока с другой стороны.
…Я – в центре людского круговорота. Вокруг скачут и бегают ребятишки, звучит всякая разная музыка, стучит волейбольный мяч. Пробую читать Гёте, но ничего не получается. Крутящаяся вокруг реальность притягивает более.
Замечаю, что рядом со мною расположились по-своему интересные люди, и я незаметно начинаю наблюдать за ними. Впрочем, на пляже это одно из обычных моих занятий. Люблю загадывать, кто эти люди, которые вокруг тебя, каков их внутренний мир, психология взаимоотношений в их тесненьком кружке…
Вот и теперь бестактно подслушиваю малозначительные разговоры, наблюдаю… Рядом расположились трое, центр компании, конечно, она – молодая, подвижная, весёлая. Вижу, что он – влюблён в неё, кроме того – во всём повинуется ей, как младенец. Он – симпатичен, силён, какая-то мужественность во всем теле. Но… - глубокая грусть, или тоска, в глазах. Подумалось: наверное, имеет всё, кроме любимой работы. Она показалась приятной, покоряла быстротой разговора, подвижностью ума.
Очень скоро она разглядела или «учуяла» моё неравнодушие к ним и, кажется, немного играла «на публику». По некоторым фразам я «уловила», что она химик или биолог, а по её повторам о том, что сегодня она ещё и убрала квартиру, вымыла полы, я догадалась, что это было событие в её жизни, которое случалось не часто…
Третий был другом семьи, дядя Коля. Про себя я прозвала их интеллигентами и до самого их ухода продолжала приглядываться к ним. Может быть, им это было даже не приятно, но мужская сторона, похоже, моих наблюдений не заметила, или талантливо сделала вид, что не замечает. И правильно, мало ли кто и что захочет вытворять на пляже. Случается, и я, погрузившись в песок, не замечаю никого. Но это, наверное, когда мне не так одиноко, как сегодня.
Расслабление бывает разным. Сегодня мне хотелось размышлять, разглядывать людей, оценивать их слова, интонации, мелкие поступки, взгляды, мимику… Недолго перебросившись «в дурочка» (чем не игра для степенных людей? А я-то думала, в их головах роятся глобальные проблемы!), они стали собираться, а я, чтобы скрыть свой глупый интерес к чужим людям, спрятала лицо в траве, подложив под лоб согнутые руки.
Они ушли, а я вовсе не охладела к происходящему на берегу, выбирая новые объекты для созерцаний…

                Экзамен по словесности
                (Журфак МГУ)   

28.06.72. …Экзамен. Как будто удачный, но в душе такая неудовлетворенность – волком хочется выть. Попробуй, объясни, почему, и не доберёшься до причины.
…Села к Бельчикову. Добрый, умный мужик, но!.. После его «хор» в зачетке – два часа валяюсь на кровати и реву. Как будто за все двадцать лет хочу отреветься. И так нужно было это всё излить, что всё перешло в рыдания.
Руками тёрла лицо, как будто в них находила успокоение. Казалось, тело, руки стынут, и вот-вот наступит конец моим мукам. Но, видать, не все мучения пока пройдены. Да.
Кажется, душа состоит из мильярда ниточек-струн, и каждый день разные из них играют, наполняются жизнью. Вчера – смехом, сегодня – почти беспричинными слезами.
…Пишу. Слог – ужаснейший. Хочу научиться рассказывать, а не малевать. Увы, не выходит. Начну так:
…Толстой, открыв дверь из аудитории, приглашает: - Заходите, больше времени будет готовиться…
Студенты же молча, испуганно прижимаются к стенам и окнам коридора…
Я – себе: - Не спеши, повтори, успокойся…- Полистав конспекты: - А, была – не была, чего ещё ждать? – Иду. Выбираю билет. (Все они одинаково поглядывают на меня опасным глазом пустоты)… - Так, возьму этот. Нет, тот. Ой, этот, потому что на него глянула раньше… - Смотрю в билет: - Так, ничего хорошего… Ну и что? Всё равно что-то отвечу. – Давно куда-то улетучилась охота получить что-то хорошее, согласна на «уд».
Готовлюсь. Времени много, но голова в напряжении, вся взвинчена. – Успокойся, всё будет хорошо… - Толстой уже не смотрит, как раньше, у него нет отбоя от отвечающих. К Бесчётновой не сажусь, решено… К Бельчикову тоже подсаживаются один за другим. Интересно, у кого ждёт удача меня? Вомперскому уже сдавала, сегодня он строг. Хм, прибыла и Почтенная. Когда-то она похваливала меня… Хотела пойти к ней, но, пронаблюдав, как строго и тщательно выспрашивает, решаю – нет, нет, нет… У Бельчикова свободно. Поднимаюсь и… грохаюсь на стул. Волнение, трясутся поджилки. Меня опередили, у него уже девица, моя соседка по столу. Сижу, жду.
В душе горячо, как будто спиртного влили. Опять пытаюсь успокоиться, ни о чем не думаю. И вдруг замечаю, что – пою. Удивилась, затем это понравилось, и – продолжаю мурлыкать, что-то грустное про любовь. Кажется, это несколько успокоило… Бельчиков опрашивает, как орешки щелкает. Замечаю, у него опять свободно. Направляюсь.
 - Зачетку берите, - предупреждает. Возвращаюсь к столу, а сама думаю: иду на удачу или погибель. Где моя уверенность прошлой, зимней сессии?.. Понравлюсь ли сему, как будто доброму, мужичку?
Сажусь. Он начинает не-деловой разговор о трактовке моей фамилии, я говорю то, что знаю о ней. Он заинтересован. Чудесно! Ещё чуть-чуть – и я совсем спокойна. Догадалась, что он отвлёк меня от волнительных переживаний, отвечаю спокойно и сосредоточенно. Он вопросами не досаждает, но требует глубины понимания того, о чем говорю. Всё неплохо! Удостоилась комплимента: - Вы удивительно чувствуете слово!..
Спасибо, Бельчиков! Я Вами очень довольна, значительно более, чем самою собой…
1972 г.

(«Эксперимент», №1(15) /2006, с.33)