Сумасшедший Гном - Начало

Я до сих пор задаю себе вопрос:
-Что же больше всего, меня потрясло в той книге, которую я прочитал 3 мая 1996 года. И до сих пор не могу вразумительно на него ответить. Не могу и всё тут. Словно в моей голове всё усеяно маленькими кнопочками, на которые время от времени нажимает маленький гном лиходей, и на нужные вопросы с языка срываются нужные ответы. А вот кнопочку с этим вопросом и ответом он сломал. Скорее всего, специально…
Родился я в 1983 году, в августе. Надо же было уродиться под знаком льва. Я читал в какой то книге, что у людей родившихся под этой звездой обычно не лады с почками и мочевым пузырём. Хоть я и не верю во всю эту чушь, нашёптываемую каждый раз по радио, но вот здесь мне нехотя пришлось согласиться. Почему нехотя? Потому что у меня с самого детства были не лады с мочевым. Каждый раз я обдувал штаны, не имея сил остановиться. Причём это был не энурез, когда маленькие мальчики или девочки ловят рыбу среди ночи в своих кроватках. Всё было намного сложнее. Я мочился себе в штаны только тогда, когда смеялся. Вы даже не представляете себе, как это было унизительно, потому что ЭТО заставало тебя  врасплох в любом месте и в любое время. Твои сверстники рассказывают тебе анекдот, все смеются над шуткой и ты вместе с ними, а потом все начинают смеяться с тебя, смотря на твоё жёлтое пятно, увеличивающееся в формах, на выглаженных мамой штанах. Прямо по центру всех твоих причиндалов. Но ты не перестаёшь смеяться. Ты смеёшься вместе со всеми, только не над собой, а над шуткой, которая специально, именно тебе, глубже всех остальных засела в мозг, для того чтобы ты обдул свои штаны.
-Вот умора! - думаешь ты,
-Анекдот действительно хорош. Так хорош, что из-за него стоит намочить свои штаны. Ну, чего вы ребята? Давайте все наллюрим в штаны! Так сказать, к хорошей шутке и трусов не жалко!
Это ты так думаешь пока не можешь остановиться. Остановиться от истерического смеха и от непрекращающегося фонтана мочи. Потом, когда смех проходит, остаётся лишь мерзкое чувство униженности, и холодная влага, морозящая твои яйца.
Дома, в этом вопросе я был подопытным кроликом. В больницу не вели, потому что не было денег, а вот испробовать на мне все домашние рецепты какой то прабабки, это, пожалуйста. Бывало даже что кормили плевой, снятой с пупка курицы. Когда на обед под топор шла старая, уже не могущая нести яйца птица, это был праздник. Первая причина была в том, что можно будет уплести кусок мяса, половина которого обязательно останется в твоих зубах, а вторая причина заключалась в лекарстве, лечащее по совету прабабки от напавшего недуга. Я жевал горькую плеву с надеждой, что завтра я буду смеяться над очередной шуткой со всеми, и мой краник не откроется при этом обстоятельстве. Но.… Каждый раз совет прабабки оказывался недостоверным.
И я каждый раз, со слезами на глазах выслушивал от матери утешение:
-Это сынок тебе по генам перешло. У меня тоже такое было.
Тоже мне утешение. Хотя в чём она повинна? В том, что лживая прабабка спутала органы курицы с вымершим динозавром? Или перепутала пропорции? Может этой плевы, нужно было съесть килограмм, а не одну, снятую с пупка праздничной курицы. Кто его знает. Как бы там ни было, а мочевой пузырь стал моим врагом номер один с самого детства.
Книги. Они были моим спасением. Я любил их читать. Я выпивал их залпом, прочитывал от корки до корки, вылизывал весь смысл напечатанных типографией букв. Это был мой особый мир, в котором я чувствовал себя героем. Маленький мальчик, на которого все тычут пальцами, когда он от смеха мочит свои штанишки, и у которого отец от пойла, превращается каждый раз в зверя, чувствовал себя в своём мире суперменом, бетменом, черепашкой ниндзя, да кем угодно. Да, он чувствовал, что  может сделать многое. Например, сломать хребет своей учительнице английского языка всё время выгоняющей его из класса, что бы перед всеми детьми рассказать очередную сплетню о буйстве пьяного папаши, услышанную от такой же длинноязыкой жабы, какой была она.
Как-то я залепил ей снежком в голову. Не специально конечно, но парик всё-таки сумел слететь с лысого черепа училки, отблёскивая гладкой кожей на зимнем солнце. Лучше б он размозжил ей голову. Может, был бы героем в глазах всех учеников, а так пришлось в очередной раз войти в физический контакт с отцовским, армейским ремнём, с помощью которого моей заднице объясняли, что её владельцу негоже кидать снежками в лысых женщин.
Да. Книги всегда были моим миром и даже сейчас находясь здесь, где меня держат в  камере одиночке,  в длинном халате на голое тело, я скучаю по ним. Скучаю и плачу. Плачу и срываюсь. После срыва наступает отключка, а после, неё приходит он - гном лиходей, работа которого  заключается в том, чтобы нажимать на мои кнопки. А может и сломать какую-то  из них. Но это уже на его усмотрение.      
- Да пошол ты! – сказал я своему армейскому  другу,  после того как он высмеял меня за то, что я ему рассказал.

-Пошел ты, толстый ублюдок! -   повторил я, специально затягивая слова, потому что знал, что это его зацепит.
Толстый…. Друган с которым в армии,  мы прошли огонь и воду. Твердолобый деревенский парень, дышащий здоровьем, и имеющий задатки вполне сносного интеллекта. Мы, как и обычно  заступили с ним в наряд по залёту. У нас у обоих был целый вагон гордости и чувства собственного достоинства, поэтому важным обезьянам, носившим на своих плечах по паре звёздочек, мы  ни  разу не делали уступок, за что нас  и кидали каждый раз на штаб. Толстый стоял ночью первым, поэтому мне выпала возможность пойти поразвлечься в казарме перед отбоем.
 Да, я даже сейчас ни перед кем, не собираюсь прятать глаза. За то, что унижал в армии всяких слюнтяев и  маменьких сыночков. Это мужская школа.  Не можешь быть мужиком - иди на помойку! Там нет мамы, которая постирает твои шмотки, на завтрак даст яичницу с колбасой, и цёмнув в щёчку на прощание, отправит тебя в школу. Там стадо бритоголовых парней, готовых в любую минуту поживиться тем, отчего ты на секунду отвернулся. Тебе нужно давить, унижать, втаптывать в грязь, иначе это сделают с тобой. Слабое звено выбывает, всё по правилам. Всё по ходу жизни.
 Я заснул мгновенно, так как знал, что в два часа ночи мне нужно будет сменить Толстого. С правого боку моей армейской кровати стояла решётка, выполненная в стиле декоративных цветов благоухающих железом и выцветшей старой краской. Она разделяла кубрики  солдат, но в отверстия между цветами можно было всегда просунуть руку и вдоволь помучить спящий нос своего соседа, оглашающего своды казармы зычным храпом.
С  левой стороны находился мой деревянный сейф, в котором  лежали все туалетные принадлежности, пару книжек  и пошарпанная тетрадь, из брюха которой время от времени вырывался лист для написания письма.
Мне приснился сон, что я кусаю кого-то за руку и вижу при этом себя, со стороны. Во сне я испугался своей ненависти, которою испытывал к покусанному мной человеку. В моих красных глазах было столько зверства что ни один фильм ужасов не смог бы так показать зрителю всю ту злобу, излучающуюся двумя огромными белками. Через сон я почувствовал, что мне кто-то давит на ноги. Тяжесть была не приятной, отчего  у меня вдруг заныл мочевой, всё больше и больше распаляясь внутри так, словно мне залили туда расплавленный свинец. Я проснулся и не мог понять что со мной происходит. Страх из-за бешеного укуса, тяжесть в ногах, и обжигающая боль в мочевом, сделала из меня пластмассовую куклу, у которой глаза открываются сами по себе. Когда  боль постепенно утихла, я решился, окинуть взглядом окружающее пространство. Каёмка моего одеяла  была с геометрической точностью завёрнута на груди. Кантик, свисающий с кровати, тоже не имел каких либо неровностей. Я лежал прямо, словно в деревянной бандероли, которую отправляют с её мёртвым содержимым под землю. На ногах покоилась ровно положенная подушка, но её вес не давил  на них так, как во время сна. Я не мог понять, как она попала на мои бренные конечности. Я всегда засыпаю на уголке подушки, положенным на бицепс правой руки. Можно сказать, я и сплю на своей руке, а уголок  подушки, просто смягчающая прослойка. Закинуть её себе на ноги я не мог, потому что мешали железные цветы и тумба. Подшутить тоже не могли, попросту побоялись бы. В этом я был уверен. Но и поза, в которой я лежал, была, совсем не та в какой я привык просыпаться. Я сплю не спокойно, а тут, словно на похоронах, осталось только свечу зажечь.  По казарме раздавался скрежет,  царапающий своими противными нотами барабанные перепонки.
Я струхнул и закричал:
- Кто из вас пингвинов решил отправиться в парашу, что бы проверить пахнет ли там свежестью? Кто шутки такие  шутить, придумал? А, спрашиваю?!- но в ответ мне было лишь посапывание  солдат, которых невозможно было разбудить пушками, и скрежет метала об метал, доводивший мой разум до исступления…
И вот теперь я говорил ему:
-Пошел ты, толстый ублюдок! – потому что меня обидело, что этот ушлый, провинциальный парень давит лыбу, слушая мой рассказ нашпигованный минорными нотами. В наглую давит свою лошадиную лыбу, с безразличием отвергая мои предположения, выдвинутые на тот момент. Он мне не верит. Да и пошол он, козлина! Убил бы!
После армии я устроился  на две работы. На первой, я трудился в поте лица, так как работал грузчиком, а на второй отсыпался, выполняя миссию охранника или сторожа. Кому как удобнее. Охранял я заглохший, цементный завод, в который даже законченный пьяница постеснялся бы лезть воровать, такое там было всё ветхое и убогое. Поэтому получалось, что моя работа для отводки глаз, а исходя из этого, я, не стесняясь, храпел всю ночь на пролёт, за что  получал ещё и оную сумму. В очередной раз, настроившись на ночной отдых в строительном вагончике, в котором проводил все свои бдительные часы работы, я стал приготавливаться к ночлегу. Развешав носки на стуле, для того, что бы они, подсыхая не загаживали помещение своим вонючим запахом, я расстелил на топчане чистую куртку поверх засаленного покрывала. На столе я положил утренний завтрак – пару круассанов, клубничный йогурт и апельсин. Я заснул, наслаждаясь спокойным сном, благодаря которому на следующий день буду бодро себя чувствовать. Среди ночи я услышал, какой то шорох.
-Неужели крысы? – подумал я через сон и сразу же выбросил эту мысль из головы, так как вытравил их ещё два месяца назад.
Вообще, это была моя война против грызунов. В начале появились мыши, надгрызшие по ночам хлеб, прогрызающие кульки со снедью, и оставляющие на столе малюсенькие катышки своего помёта. Мышеловка производства общества слепых, купленная за один рубль на рынке,  сделала своё дело.
 В общей численности их было штук десять, не считая слепого, многоголового выводка, покинувшего своё убежище из-за потери кормилицы. С ними я расправился с помощью своего армейского берца. После пришли крысы, подле которых мыши, были просто безобидными зверушками. Ночь была порой их царствования и благодаря ней, они проявляли всю свою врожденную наглость. Точили всё, вплоть до провода питающего старый, разваливающийся калорифер. Я стал бороться с ними, вооружившись стопятидесятью граммовой пачкой Крысомора -  крысиной отравой. Я даже не поленился сходить в близ стоящий общественный туалет, что бы насыпать этого крашенного в красный цвет зерна, так как крысы обитали там до того времени, пока не ударили первые морозы.
 Мерзкие животные, вот кто они! Я всё время боялся проснуться без ушей или носа.
Кстати был ещё один инцидент, не мало меня испугавший. Чумная от отравы крыса, вылетев из под умывальника, хотела пробежать возле меня, направляясь в большую дыру, выгрызенную под топчаном. Я, конечно же, при помощи ног стал препятствовать ей в таких наглых перебежках. Отфутболив её в стену, я стал смотреть на дальнейшие действия грызуна.  Она же, обозленная от дурмана, сушившего ей все внутренности, с грозным оскалом жёлтых зубов, кинулась в бой на меня. Ухватившись мне за штанину, она повисла жирной сосиской, стягивая брюки с моей сжавшейся от испуга задницы. Взъярённый от такой крысьей храбрости я стал  мотылять ногой так, будто бы меня ударило током. Когда мне всё-таки  удалось сбить её на пол, я той же ногой, на которую покушалось животное, сломал ей хребет, припечатав к полу, накрытым жёлтым линолеумом. После, я долго смотрел на то, как сжимается в комок её передробленное, смятое тело…
Я встал   и принёс из другой комнаты переносной  фонарик, работающий от аккумулятора. Он был вооружен  двумя лампами, одной дневного света, освещавшей мрак ярко белым светом, и ещё одной дальней, светившей тускло жёлтым светом так,  будто вот-вот потухнет.
Посветив под топчаном и калорифером, я убедился в том, что там никем и не пахнет, разве что старыми, трухлявыми шмотками - оставшаяся от рабочих в наследство роба.
-  Может, почудилось?-  подумал я, ложась опять  на своё лежбище, но, тем не менее, оставив фонарик под рукой, направленный сразу же под калорифер, в то место, где по моему предположению брал начало странный звук. Пощелкав выключателем, дабы запомнить в каком положении включается дальний свет, я заснул. Минут через десять я услышал громкое сопение:
- Неужели ёжик? – подумал я через сон и опять отбросил эту мысль, потому что ёжик не смог бы влезть в ходы, проложенные крысами под обшивкой   вагончика. Да и время года не то. Зимой они дрыхнут в ямах закиданных листвой.
Мне показалось, что кто-то дышит в мою пятку.
- Нужно включить свет! – резко подумал я, и тут же со стороны ступни по мне стала прыгать блоха. Во всяком случае, такое название этому неизвестному   я дал лично, но сам этого не видел, так как с первым прыжком этого существа на меня навалилась такая усталость и дрёма, что я просто утонул в этом водовороте, засасывающим моё вот-вот проснувшееся сознание.
- Я успею его осветить, успею! – подумал я, но тут же переключился на ощущения от прикосновения блохи на тело. Там где она приземлялась, маленький кружочек кожи возмущался от боли, словно в неё бесцеремонно тыкали иголку. Острая боль пронзила мочевой.
- Я сумею включить фонарик!- вскричал  я про себя, но это была лишь мысль.
В следующее мгновение блоха прыгнула на грудь, явно отвлекая меня от всякого рода мыслей, и сразу же скакнула на ухо, забираясь в ушную раковину. Вспышка неприятной боли и зуда маяком мигнула в моём мозгу. Я мысленно закричал и вместо того, что бы включить фонарик, я устремил свой палец в ухо и стал ожесточённо его терзать.
Сопение исчезло. Сознание полностью вернулось. Мочевой на грани взрыва…
Когда я осветил фонариком калорифер, то увидел что носки, повешенные мной на стул, теперь находились прямо под моими ступнями. В одну из них, дышало какое-то существо. Сейчас я конечно же знаю, что на тот момент меня посещал старый плут, сумасшедший гном лиходей, но в то время, такие истории происходившие со мной, попросту меня пугали.
Продолжение следует...