Однажды, в 1947-ом

                Памяти моей бабушки,
                Фёдоровой Татьяны Дмитриевны,
                посвящается





                Глава 1.

Октябрь, 1948 г.

- Ну, всё, девчата... Через неделю сворачиваемся,  и  - домой! – Роман Афанасьевич  устало опустился на стул в ординаторской.

Давно ожидаемая новость повисла в воздухе праздничным салютом.

- Как?! Всё?! Ну, наконец-то! – женщины заулыбались.

Кто-кто начал хлопать, а кто-то вздохнул, словно впервые, и тут же заплакал.

- Да. Поздравляю вас всех… Недельки через три-четыре уж будете по домам чай пить. А сейчас - попрошу  помочь собрать госпитальные вещи. С завтрашнего дня к нам не поступают больные и раненые.  Тяжелых у нас нет.  Все остальные едут с нами. Ну что, девчата, покатаемся в последний раз? Не забыли ещё,  как в теплушках-то двери открываются? – военврач  улыбнулся в ответ на поднявшийся одобрительный шум.


«Девчата» - от санитарок до опытных хирургов – были сотрудницами передвижного во время войны госпиталя, увозившего раненых поездом   от линии фронта - в тыл.  Сформировали их  в 44-ом,  в Одессе. Так и докатили они со своим Романом Афанасьевичем – начальником состава и главврачом – сначала до границы, а потом, поменявши  вагоны или просто вагонные пары, то бишь колёса, под узкие заграничные рельсы, добрались до  Румынии. Там  их сняли с этих самых колёс и поставили на твёрдую землю, временно разместив в здании какого-то очень важного до войны заведения с  высокими потолками и огромными  окнами.


Уже давно объявили полную капитуляцию и абсолютную нашу Победу, уже вернулись на Родину первые счастливчики, уже некоторые успели  по ребёнку родить, некоторые – спиться за два послевоенных года от невозможности мирного существования с жуткими ночными кошмарами.  А девчата с Романом Афанасьевичем  всё принимали, мыли, кому-то чего-то отрезали,  из кого-то чего-то доставали, зашивали, обрабатывали, выхаживали, кормили  и хоронили солдат и офицеров  этой  не  звучавшей  уже голосом  Левитана войны. Местных тоже подкармливали да лечили. "Сестра, мамалыга!" - пытались хоть чем-то отблагодарить их румынские старики и старухи, протягивая завёрнутые в платочки круги густо сваренной пшёнки и кукурузы.


С того первого, четырёхлетней давности одесского набора персонал госпиталя с шести человек разросся до сорока двух. В первой шестёрке были: сам Роман Афанасьевич, две хирургические сестры, два огромного роста молчаливых санитара да повариха Татьяна, переведённая нынче в разряд младшего медицинского персонала.  «Танюха!» - орали раненые. «Танечка!» - звали медсёстры. «Танюша, не могли бы вы…» - всегда подчеркнуто вежливо обращался к ней Роман Афанасьевич.


Характерец у Татьяны был ещё тот  - врагу  точно не пожелаешь: слишком уж сложно будет такого противника  победить.  Раненые ржали до расхождения швов, когда эта маленькая худющая  девчонка, размахивая половой  тряпкой,  ловко давала отпор очередному расшалившемуся ухажёру.


К слову сказать,  Таня удивительно была похожа на Софью Ковалевскую. Правда,  вследствие совсем не аристократической военной худобы, нос  был чуть длиннее, скулы четче обрисованы, да один глаз ещё с юности  слегка забелён болезнью.  Никто, глядя на Танюху, не догадывался, что  была она ровесницей революции. Если ото  дня её рождения   взять, да и отнять две недели, то вот он, памятный 1917-й и получится.  А так,  по новому-то стилю, 11-е января 1918-го и вышло.



Продолжение        http://www.proza.ru/2013/12/24/1708