Манифест о современной журналистике

Прозвучит пафосно, но журналистика – это моя жизнь. Я попал в неё случайно (нужно было прогулять занятия в школе, а курсы молодого журналиста при местном медиахолдинге мне показались хорошей альтернативой), а остался насовсем. Втягивался постепенно. Сначала меня манила романтика, потом честолюбие (как же – мою фамилию печатает!), потом, что уж греха таить, деньги. Да и, чтобы совместить приятное с полезным, поступил я на журфак, откуда вынес много интересных вещей, которые, правда, в профессии мне практически не пригодились. Это беда современного образования – теория даётся в полнейшем отрыве от реальности. Всему я учился, по большому счёту, сам, чего и другим желаю (хотя бы совмещать с университетским образованием самообучение).
Дальше была очень зигзагообразная карьера, но именно благодаря этим перепадам у меня шлифовался свой стиль. Каждый взлёт и каждое падение приводили к переоценке ценностей и к выбору новых учителей. Не секрет ведь, что журналист свой стиль находит, как правило, ориентируясь на своих кумиров. И если в 16 лет у меня такими кумирами были местные журналисты, то сейчас – к 25 – я уже чётко представляю, что стилистику моих статей во многом определяет ориентация на Парфёнова и Ковальского («Коммерсант-Власть» до 11 декабря 2011 года).
Собственно, ориентация на стиль – это одна из больших проблем журналиста. Как правило (и это минус профессии), журналистика – очень подвижная сфера, поэтому тренды и настроения аудитории схватываются ей мгновенно. Сейчас редко кому нужны аналитические или иронические статьи, в которых не хвалится вышестоящее руководство. Поэтому те, кто работал в этом направлении (а журналисты обязаны критиковать, поскольку они, на мой взгляд, индикаторы настроений и искатели проблем общества и власти), сейчас остался не у дел. Можно было бы перестроиться, но я как-то считаю это ниже своего достоинства. Не могу я писать в стиле «Комсомолки» (желтоватом и с налётом угодничества), раз воспитан на «Русском Newsweek`е».
В этом заключается, кстати, и второй минус профессии: сюда сейчас редко приходят фанатики своего дела. Обычно я встречаю в редакциях сплошных конъюнктурщиков. И это относится не только к региональным СМИ, где вообще редко встречаются профессиональные журналисты, а в профессию приходят те, у кого не получилось устроиться в остальных сферах. На федеральном уровне тоже очень много тех, кто готов за дополнительные деньги (а то и за основную зарплату) смешать с грязью любого человека и при этом в упор не видеть основных проблем государства, потому что команды сверху не было.
Ещё один минус (он, пожалуй, сейчас самый большой) – журналистику в России подменили пропагандой. Вроде похожие сферы деятельности, а разница – колоссальная. Власть ещё с ленинских времён знает, что СМИ – мощное оружие по затуманиванию мозгов. Поэтому работающие в редакциях люди, идя на сделку с совестью, чаще всего становятся пешками в политических играх. И это относится не только к пропутинским СМИ, но и к резко оппозиционным. И те, и другие, образно выражаясь, играют в баскетбол на футбольном поле. Вроде играть можно, но выглядит некрасиво. Беда ещё и в том, что СМИ, претендующие на объективность (но без преднамеренной сухости как информационные ленты), фактически были устранены из медийного поля. Есть такая забавная байка про полтора процента: то есть если аудитория газеты/журнала/телеканала составляет больше полутора процентов от населения страны, то её тут же прижимают к ногтю и не дают свободно дышать. В последнее время я начинаю понимать, что это не байка.
Впрочем, всё это не имело бы смысла, если бы люди это понимали. Но, к сожалению, общество сейчас такое, что им не нужны объективные СМИ. Им нужны развлечения и желтизна. Виновата ли в этом власть? Возможно, но только её винить не стоит. События в Украине показывают, что, как бы власть ни старалась сделать по-своему, общество, если оно здорово, всё прекрасно понимает и готово действовать. К России это пока не относится. Да и к другим постсоветским странам тоже. Люди любят стабильность, иначе бы лидеры государства не строили на ней свою риторику, а журналисты и редакторы не останавливались бы в развитии, идя на компромисс с самим собой. Это, кстати, и есть та пресловутая самоцензура.
Перечитал это и понял, что картина невесёлая. Но так и вскрытый нарыв – не самое приятное зрелище. Однако после этого обычно наступает процесс заживления. Вот и я надеюсь на то, что когда-нибудь всё будет нормально. Не в моём поколении журналистов, так в следующем. Главное (здесь я возьму свой «манифест» в пафосное кольцо) – не сдаваться.