Три в Одном. Персональны Ад конец главы 1, начало

  На том месте, где только что стоял демон, возник мускулистый парень с золотисто-светлыми кудрями на голове. Над головой сияло настоящее маленькое солнце, оно рассеивало ночную мглу на много шагов вокруг. Небесно-голубые глаза на красивом лице смотрели настороженно, будто бы ожидали нападения всех неземных иродов разом. Могучий торс прятался под белоснежной туникой, которая изгибалась на каждом его мускуле, а за широкой спиной застыли два огромных белых крыла, чьи перья были прочнее алмазов и острее лунного луча. В руке, испуская радужные блики, сверкал золотой меч, который только что разрубал всех россеров за какой-то фантастически быстрый промежуток времени.
   Архангел был собран как пружина, он ждал нового нападения.
— Расслабься, пернатый, больше никого не будет. Или ты еще кого-то хочешь прирезать?
— Хотелось бы тебя, но сия мечта, увы, неосуществима.
— Да хватит ругаться уже! Развели тут балаган. Дайте вернуться обратно в свое тело, надоело уже пребывать в чужом сознании.
— Вот, а я тебе, паршивец, о чем всю жизнь талдычу? Это самая дурацкая затея из всех затей царствия небесного и ада – заключить в простое человеческое тело и архангела, и демона. Нам приходится делить одно сознание на троих, как головам адских церберов, и это, клянусь мамой Лилит, чертовски сложно.
— Верни мне тело, Аримей.
— Пожалуйста. А где твое большое человеческое спасибо за оказанную нами помощь?
— Я не просил.
— А мы тебя не спрашивали.
— Заткнись, Дильфарант. Ты меня больше всего раздражаешь.
— Как ни приятно это слышать, ты меня тоже. Зови, если что. Раз уж мы в одной лодке, то всегда придем на помощь…
   Я потер виски. Господи, как же все-таки приятно вновь оказаться в своем родном теле, которое, к глубочайшему сожалению, приходится делить на троих созданий, скажем так, разного национального сословия, из разного уровня бытия. Правда, эти двое сами не горят желанием влезать в мою повседневную жизнь, но с удовольствием это делают, когда мне угрожает реально смертельная опасность. Проблема в том, что ощущения, которые я при этом испытываю, такие, что… это не передать словами. Просто хочется умереть, но больше никогда не томиться в чужом сознании, тем более существа, не имеющего ничего общего с жизнью на земле. Это невыносимая пытка. И я представляю какого Аримею и Дильфаранту быть заключенными во мне, ждать целыми днями, неделями, годами того момента, когда можно прийти мне на выручку и знатно поколотить моих обидчиков, а заодно почувствовать себя полностью свободными от моей воли…
  Внезапный телефонный звонок заставил меня подпрыгнуть от испуга. Блин, так можно сердечный приступ заработать! Сейчас-сейчас, кто там меня вызывает? Ну конечно же Палыч, кто еще так будет нагло трезвонить мне в позднее время суток.
— Да, я слушаю.
— Рад, что слушаешь, – раздался из телефона хриплый старческий голос. – Значит, дело сделано. Всех прикончил?
— Обижаешь, Палыч.
— Молодчинка, парень, – особой радости я как-то не расслышал. Уж этот хитрец знает, что с моими помощниками я справился бы в любом случае. – В качестве награды получаешь новое задание.
— Слушай, дед, имей совесть. Я так устал…
—  Дык о чем разговор. Отдохнешь и сразу займешься делом. Ты сейчас где?
— На «Героине». – Я убрал трубку подальше от уха.
   Пауза.
— Ты что, Румянцев, совсем страх потерял?! Хочешь, чтобы тебе паек в два раза сократили?! Сделаем! И не только это! Да я тебя из ордена вышвырну, погань мелкая! Ишь ты, сначала до пива, а теперь и до наркотиков добрался! Да я тебя…
  Он обратился за помощью к более резковатым выражениям из своего глубокого словарного запаса, ничуть не стесняясь того, что находится в монастыре. Во бесстрашный дед. А его голос, этот полный праведного гнева крик, из-за которого мертвецы в страхе выпрыгивают из своих могил и убегают прочь без оглядки, заставит ходить по струнке самого, наверное, Асмодея. В детстве на его учениях я бегал в свою келью по нескольку раз на день, дабы сменить мокрые штаны на чистые и сухие. К своему оправданию могу сказать, что бегал не только я, но и вся наша юная группа охотников на нечисть, так как учиться у грозного деда было намного страшнее, чем коротать три ночи напролет в заброшенном особняке, облюбованном кровожадными призраками.
   Кстати, это, по-моему, было экзаменом у Палыча, да. Заставить призраков покинуть свое родное гнездышко или ликвидировать их всех до единого.   
— Нет-нет, Палыч, никого вышвыривать не надо. Здесь так кафе называется, «Героин». Оно находится как раз на территории россеров, гореть им в аду.
— Ты так и уточняй, парень! У старика сердце и без того больное, так ты еще добиваешь меня. Короче, Богдан, приезжай в монастырь. Дело, которое тебе поручили Старшие, требует немедленного вмешательства. Люди пропадают.
— Они всегда пропадают.
— Не в таких же количествах, мать твою. Все, мы тебя ждем. Езжай немедля, мальчик.
   Послышались гудки, старик отключился.
   Вот и весь сказ. Что я вам говорил? Ни минуты покоя. Только справлюсь с заданием, как срабатывает чуйка у Палыча, он звонит мне, поздравляет, хотя чаще всего обзывает бездельником, и ставит перед фактом, что меня вновь ждет работа. В принципе, когда она меня не ждала?
  Что же это за дело, раз сами Старшие изволили забеспокоиться? И почему им понадобился я? Почему это дело водрузили именно на мои плечи? Старшие сидят так высоко, что мало когда обращают свое внимание на такие мелочи, как нашествие горгулий, появление новой семьи вампиров, колдовские проделки ведьмы и тому подобные вещи. Нет, их интересуют проблемы более глобального масштаба, предотвращение Апокалипсиса, к примеру. Но раз они обратились за помощью к рядовому ликвидатору, обладающему ангельской и демонической силами, значит ли это, что меня ожидает нечто, с чем справиться не по силу простому смертному?
 Да, случилось что-то серьезное.
   
                Глава 2
                Монастырь
   
   Знаете какое существо я ненавижу больше всего? Нет, не знаете? Охотно вам отвечу, но только заранее прошу сильно не удивляться. Так вот, это пробка. Огромная, без устали сигналящая протяжными гудками, дышащая выхлопными газами московская пробка. Против нее бессилен золотой меч архангела и совершенно бесполезна раскаленная добела плеть демона. Из-за этой гадины я опаздываю в монастырь вот уже как на два дорогих для меня часа, что, как вы понимаете, не есть хорошо. Я должен как следует отдохнуть перед тем как с головой погрузиться в задание Старших, залечить раны и оправиться после сегодняшнего Облика, который выпил из меня сил намного больше, чем ныне покойные россеры, чертов трезубец им в голову.
  Нет, ну вот сколько можно стоять?! Эй, козел, чего встал? Проезжай давай! Блин, хоть отращивай крылья да лети к этому монастырю по небу. В принципе, отрастить крылья для меня не проблема, как и промчаться мимо облаков со скоростью 200 км/ч, благо постов ГАИ в небе пока еще никто не додумался разместить, но вот тот факт, что за такую самодеятельность Старшие лично придут выбивать мне дурь из башки, останавливал меня от этого весьма соблазнительного шага.
  Видите ли, наш орден является неофициальным, то есть мы, как бы, не существуем, что положительно сказывается на нашей деятельности. Проще работать, другими словами. О нас нет упоминаний ни в одном из документов, ни в Интернете, ни в базах данных ФСБ, ЦРУ и прочей мути. Это серьезно упрощает жизнь. Каждый человек, да и не человек тоже, перед тем как вступить в орден, дает клятву, в которой идет речь о том, что даже под угрозой смерти необходимо соблюдать максимальную незаметность для остального социума и держать в тайне наше существование. Секретность на высшем уровне, так сказать. Нарушение клятвы карается двумя несложными путями: чисткой памяти с последующим изгнанием из ордена или, в худшем раскладе, смертью. Так что за какой-то там безобидный полет над шоссе мне грозит лишение головы. Вот знаете, мне как-то не улыбается стать одним из нарушителей за то, что завтра в заголовках утренних газет громадным шрифтом будет виднеться надпись «Явление ангела народу» или «Полет демона над Москвой». Другого, быть может, Старшие и отпустили бы на все четыре стороны, но только не меня. Сами посудите: как можно отпустить члена СВГ, обладающего сверхъестественными способностями, которые в один прекрасный день могут обернуться не против злобных тварей, а против всего человечества? Поэтому стоит мне только пренебречь клятвой – либо сами Старшие явятся упокоить душу своего подчиненного, либо же вышлют самых лучших ликвидаторов ордена. Как первое, так и второе для меня неприемлемо. На все мои старания во благо родины, на все спасенные мною жизни просто закроют глаза. Так что я связан с орденом по рукам и ногам. И от этого никак не отвертеться.
   Японский магнитофон, а пробка-то не желает сдвигаться. Видно все-таки придется проторчать в машине всю оставшуюся ночь. Эх, снова получу нагоняя от Палыча. Чего-чего, а обидно, когда ты выглядишь в его глазах разлогателем дисциплины, каким, откровенно говоря, я и считаюсь в ордене. Было бы ребятничеством спихивать всю вину на демона внутри меня, поэтому скажу, что такая моя истинная человеческая натура – всегда плыть против течения.
  Хорошо хоть догадался заехать на заправку, купить в минимаркете две бутылки колы и пятерик чизбургеров. С ними коротать время будет куда приятней.
  Пока Палыч не позвонит.


  Здесь царили тишина и спокойствие. Никакой тебе городской суеты, никакого столпотворение народа, никаких автомобильных сигналов и прочих атрибутов нормальной городской, но донельзя утомляющей жизни.
  Территория монастыря. Моего дома. Моего родного, всегда уютного дома.
  Если честно, я так устал, будто бы сам древнегреческий Атлант водрузил свою непосильную для смертных ношу на мои и без того изнеможенные плечи без всякого на то разрешения. Да еще и раны ноют, гребаные твари постарались на славу. Регенерация, конечно, свое дело сделает, но процесс пошел бы гораздо быстрей с рулоном бинта и флакончиком спирта.
  Я остановил свою старенькую серебристую «хонду» перед оградой монастыря. Так, теперь вторая часть Марлезонского балета, а именно – пароль. Для тех, кто его не знает или ненароком забыл, сюда путь заказан. Не пройдешь, не перелезешь, не перелетишь. Сейчас узнаете почему.
  Я на миг закрыл глаза, перестраивая их на другой материальный уровень, а затем широко открыл. Возле ворот, где не далее как пару секунд назад никого не было, возникли две высокие фигуры в монашеских рясах, перевитыми алыми поясами. У одного в руках находилась развернутая Библия, другой сжимал увесистое распятие с остро отточенными лезвиями по бокам. Пустые провалы глаз всегда, сколько себя помню, смотрели на мир и его населяющих совершенно безразлично. Даже если грядет Апокалипсис, если все вокруг будет пылать в буйстве пожаров и тонуть в криках умирающих – они все так же будут продолжать сверлить взглядом только одну видимую им точку. В детстве я часто пугался оскала их черепов, пока не привык и не научился корчить рожицы им в ответ. Хотя, должен признать, по сравнению с ними у меня получалось не очень хорошо. Их моськи черта напугают до почечных колик, чего уж говорить о человеке.
  Стражи монастыря во всей своей пугающей, но не зловещей красе.
— Человек. Пароль. Говори. – Раздался у меня в голове шипящий, отзывающийся мурашками по всему телу голос. Ой не завидую тому, кто разбудит в них гнев, ой не завидую.
— Альфа-глюкоза с бета-фруктозой связались в сахарозу.
— Проезжай.
  Ворота распахнулись сами собой. Я автоматически кивнул, гадая, какую новую хрень Леонид умудриться поставить завтра на пароль, заехал во двор, припарковался рядом с красным «бентли». Погодите-ка, красный «бентли», мне не показалось? Нет, не показалось. Значит, Кевин с Катей уже здесь. Молодцы ребята.
— Помни. Смертный. Сдерживай. ЕГО. Внутри. Себя.
 Спасибо за совет, могли бы не напоминать это ни мне, ни Дильфаранту. Он обидчивый и припомнит это вам при первом же удобном случае. А вообще я бы с большой радостью поменялся с вами местами, ребята, стоял да охранял бы себе спокойно, никого не трогал, пока вы ходили бы с тикающей бомбой замедленного действия внутри, которая взрывается, когда тебе дают по морде различного рода чудища. В принципе, Дильфарант ведет себя относительно спокойно, пока делит «жилье» по соседству с архангелом, но стоит мне столкнуться с каким-нибудь чересчур опасным монстром – тут же вырывается наружу и лезет в драку. Меня, как и, собственно говоря, мои возражения против такой самодеятельности, он вообще ни во что не ставит. Я для него человек, жалкое и слабое существо, которое пригодно разве что для утоления голода. И все. Слушать меня – ниже его достоинства, и я благодарен Господу Богу за то, что Аримей поселился в моей душе рядышком с ним. Так спокойнее.