Воспоминание о полёте

I

 - Слушайте, девчонки, а правда, хорошо мы в ту пятницу посидели?
- Да; надо бы почаще так встречаться!
- А то мы после школы совсем как-то общаться перестали…
- Тоже вот странно: живём-то все в одном городе…
- А ведь в десятом классе мы клялись друг другу в вечной дружбе…
- Это Веронике спасибо: она нас всех разыскала в соцсетях. А то бы так сами и не сообразили, что встретиться можно…
- Ага! Вас так трудно было искать: все замуж повыходили, фамилии поменяли, у Женьки в её театре вообще какой-то там псевдоним, а Лера…
- Девчонки, а вот за Леру я волнуюсь! Вы видели, как она себя вела после застолья?
- Да! Едва её остановили, пока она с собой что-то не сделала!
- Я просто в шоке!!!
- Мне её сестра жаловалась, что Лера, когда напьётся, сразу начинает чудить: то сумку в окно выкинет, то посреди зимы станет звать всех на дачу купаться и загорать. А если её попытаешься образумить, она сердится. Поругается со всеми, а наутро не помнит ничего. А выпивает она часто…
- Господи! Так её же лечить пора!!!
- Да разве её уговоришь! Упрямая…
- А из-за чего она пьёт? У неё какое-то горе? Может, этот бизнес её прогорел?
- Наоборот; сейчас ювелирные украшения эти самые стали продаваться ещё лучше!
- А я читала одну статью, и там говорилось, что у преуспевающих бизнесменов самый высокий риск спиться. Потому что у них часто банкеты в честь удачных сделок, ну а ещё потому что всё время стресс, вот они и пьют, чтобы расслабиться!
- Надо спасать человека!
- Но ведь она лечиться не пойдёт!
- Что же делать?
- Слушайте девчонки… Ну, это, может быть, и глупость… Но вот я почему-то вспомнила, что мне мой отец однажды рассказывал… У него один коллега по работе вообще бросил пить, без всяких клиник и врачей. Они, короче, ещё в каком-то тысяча девятьсот лохматом году поехали в ГДР. Ну, понятно, люди советские, им за границей стрёмно, а ещё ведь к ним непременно был приставлен какой-нибудь стукач (ну, вы знаете, тогда так было), и они знали, что кто-то из группы шпионит за остальными, чтоб не сделали чего неположенного. Поэтому они в свободное время не гуляли по заграничным городам, а как мышки сидели в гостинице - и пили водку. Ну так вот, этот, значит, товарищ, про которого рассказ, выпил и быстренько отрубился, как говорится, мордой в салат. И у него из кармана выпал паспорт. А мой отец - он же у меня шутник! - решил его разыграть. Спрятал этот паспорт к себе, а наутро отдаёт его хозяину и говорит: «Ты, типа, вчера спьяну такое вытворял: ругал нашу страну, кричал, что хочешь остаться в Германии, свой советский паспорт собирался выкинуть из окна в реку; еле тебя утихомирили!» Тот прямо побледнел: мало того, что в чужой стране впервые, так, может, там ещё рядом этот стукач сидел подслушивал; а сам-то он и не помнит, что вчера было. Наверно, он представил, что его за такое больше за границу не выпустят или вообще с работы попрут. В общем, едва чувств не лишился. Ну, мой отец увидел, что он со своим  розыгрышем слишком далеко зашёл. «Я пошутил», - говорит. А тот всё не верит. Я не знаю, удалось им убедить того мужика, или нет, что его разыграли, - но с тех пор он не пил, не то, что водку, а даже вина в рот не брал ни капли, даже шампанского на Новый год и то не пил!
- Хе-хе-хе! О, а может быть, нам тоже Леру разыграть? Набрехать ей, будто она по пьяни что-нибудь такое отмочила… Может, ей хоть после этого будет стыдно, и она научится себя контролировать?
-Действительно, это идея! Только вот как?
- Политические штучки, как у Полинкина отца, уже не пройдут: эпоха не та.
-  О, придумала! У нас в театре среди реквизита есть такой лётческий шлем времён великой Отечественной. Так можно его после следующего сабантуя незаметно подкинуть Лерке, а потом сказать, что она за рюмочкой познакомилась с каким-нибудь лётчиком, напросилась к нему  поводить самолёт, летала-летала ночью над городом, а потом чуть не врезалась в высотку и не погибла! Ну, или ещё что-нибудь придумать!
- Ага; припугнуть её! А то мне её сестра тоже вот рассказывала, что Лера в пьяном виде хотела однажды за руль сесть.
- Это мы удачно, значит, придумали! Значит, на девятое мая; Лерка как раз к нам на ужин собиралась…
- А кто будет ей всё рассказывать наутро?
- Полинка, давай ты! Ты же у нас профессиональный психолог, ты умеешь заставить людей себе поверить!
- Зато ты, Женечка, у нас гениальная драматическая актриса; тебе скорее поверят!
- Ага! А Вероника у нас… ну, просто генератор идей!
- Да ладно; мы ещё там сообразим, кому и что говорить!
- Ну, отлично! Замётано!

II
Они сказали: «Ты вчера ваще такое отколола! Ты сама-то хоть помнишь, что было?»
 - Помню!

Я помню молчаливое сизое небо, отороченное по бокам овчиной нечёсаных туч, пришитое к горизонту золотыми нитями фонарей. То есть, фонари только под конец превратились в нити; а до этого они были золотыми и медными гвоздиками на тёмных сундуках городских кварталов; а ещё раньше - кнопками, а ещё раньше - световыми яблоками на бетонных ветвях под ногами; а ещё раньше (совсем-совсем рано, до всего) они были не под ногами, а над головой, и небо тоже было высоко над головой, над шершавыми стенами, и было оно не сизым, а бледно-серым. И тело было тяжёлым и негибким.
Я помню: сквозь пальцы сочился живой ветер: там внизу стыла река - молчаливая днём, а теперь, в бесфонарной ночи, бормочущая свою жуткую илистую сказку… А сбоку уже налетал другой ветер - тусклый ветер с трасс и заводов; его целлофановые струи пачкали волосы… Но все ветра дружили со мной.
Вскоре город стал плоским; под ногами поползли облака, и чёрные сундуки домов с золотыми кнопками окон стали невидны. И всё же тело чувствовало безошибочно: если под ногами и животом суетливо и щекотно - значит, там оживлённая магистраль; если настороженно и мягко - там лес; если гулко и тревожно - заброшенная стройка или завод; если медвяно и липко - то внизу лежат в тёмных квартирах уставшие за день люди. А если подо мной всё было немо, значит, мой путь лежал над зданием торгового центра или офиса.
Сперва все эти ощущения чередовались медленно. Потом они стали сменяться быстрее, а сами ослабли. Потом всё смолкло. Осталось одно небо, бездонное око небес, которое двигалось на меня.
Мне было легко удержаться в воздухе и не упасть. Само моё тело было продолжением неба. От всех конечностей тянулись на сотни вёрст длинные небесные нити; я висела в центре между этими нитями; я знала, что куда бы я ни полетела - они продолжатся. В любой стороне серо-синее безмолвие будет продолжением меня… В любое время суток: и в часы господства молчаливых  облаков, и в часы, когда на небесный трон восходит законотворец-солнце, - небо останется продолжением человека, а человек - продолжением неба.

Мои трогательные несообразительные одноклассницы: артистка заштатного театра, психолог, щедрый на дежурные советы о «позитивном мышлении»,  и чиновница, коротающая рабочее время за просмотром социальных сайтов, - уверяют, что очень хорошо видели, как всё начиналось. Но они мало поняли в том, что увидели. Слово «летать» неизбежно вызывает в их мозгу убийственно предсказуемый образ «самолёт». Но всё-таки надо отдать должное этим глупышкам: они, как умели, позаботились обо мне - снабдили в путь музейным шлемом с очками и завязками (я такие в советском кино про лётчиков видела). Наутро он лежал, аккуратно свёрнутый, у меня в сумочке; я его так и не надевала.

А потом началось что-то совсем непонятное. Они все в один голос стали твердить, будто ничего этого не было, что все события той  вольной небесной ночи - всего лишь вымысел; какой-то удачный розыгрыш. Они приводили статистику выпитых за вечер бутылок (охота же им забивать голову такими пустяками!); они хмурились и качали головой, когда я взахлёб рассказывала про небесные нити, про бормотание рек и сон кварталов.  Тем для разговоров с бывшими одноклассницами постепенно становилось всё меньше...

III
- Девчонки, а вы не знаете, что с Лерой? От неё уже давно нет никаких вестей.
- Как, тебе разве не говорили? Она свою фирму распустила, весь капитал раздала каким-то нищебродам и уехала в Костромскую область искать, как она выразилась, истинное бытие!
- Ничего себе!… А почему именно в Костромскую?
- Вот уж не знаю. Вот в газетах пишут, что в Костромской области много так называемых «мест силы», и вообще всякая мистика…
- А я слыхала, что у неё там дом в деревне у родни. И что теперь она сама дрова колет и воду таскает из колодца…
- Говорят, в тех местах есть какой-то аэродром местного значения. И будто она сейчас на нём кем-то работает…
- Совсем сумасшедшая! У неё же работа хорошая была, деньги были, квартиры-машины были. И надо же было всё это бросить!
- Это у неё после той нашей встречи сознание так перекосилось.
- Я же говорила: в клинику её было надо! А мы решили своими силами… И теперь пожалуйста - доэкспериментировались с человеком!
- Но кто же знал, что она так сильно купится на наш розыгрыш!
- Да; и такой ведь тупой розыгрыш!…

IV

А всё-таки я летала ночью над городом!
                10 июня 2012