Гл. 23. Львовский Политехнический, 1951-54 гг

    Львовский Политехнический институт располагался и располагается поныне (в 2013 г) в красивом старинном здании, построенном в середине XIX века. Сейчас – в независимом украинском государстве он называется Национальным Университетом «Львовская политехника», а улица, на которой он стоит уже более полутора веков, переименована и называется «вулыця Стэпана  Бандэры» (улица Степана Бандеры) – в честь вождя западноукраинских националистов и «галичанского» борца за независимость – врага Советской власти, уничтоженного сотрудником советских «органов» в Мюнхене (см. предыдущие главы).
   
   Учёба во Львовском Политехническом не оставила много места в моей памяти и душе. Перейдя на учёбу в ЛПИ, я – до того живший в течение 2-х лет в режиме сильнейшего напряга, постоянной нехватки времени и вечного недосыпа – как бы попал в «стоячее болото». После напряжённых 4-х лет (1947-51 гг) одновремённой учёбы в техникуме, вечерней школе и ВЗПИ, интенсивной общественной деятельности и занятиями спортом, попав в обычный размеренный и рутинный ритм «очной» институтской жизни, я откровенно заскучал.

   Тогда существовало «свободное» посещение лекций по большинству дисциплин: студент практически сам решал, на какие «пары» (сдвоенные уроки по 45 минут каждый)  приходить, а на какие – нет (кроме практических занятий). Мне, привыкшему к самостоятельной работе над книгой, – учёбе по учебникам – это понравилось. Я слушал только «интересных» преподавателей и убегал с лекций «скучных» - как это делают, наверное, во всём мире все студенты.

   Интересные лекции читал профессор В. Б. Порфирьев – лауреат Сталинской Премии, полученной им за разработку теории неорганического происхождения нефти (см. Википедию). Он вёл один из  главных предметов -  «геологию нефтяных месторождений мира». Кратко охарактеризовав на протяжении 10-15 минут очередной тип месторождений нефти из многочисленных их «генетических» разновидностей (различающихся местом происхождения – его геологическими условиями -, а также способом формирования самих нефтяных залежей), он переходил к красочному описанию географических и геологических особенностей соответствующих мест распространения этих месторождений. Попутно освещал различные исторические события, казусные политические и бытовые истории, связанные с этими местами.

   Его увлекательнейшие лекции, перемежавшиеся чуть ли не анекдотическими историями, мы слушали, развесив уши, до окончания каждой его учебной «пары». В конце каждой такой своей лекции – после звонка на перемену - он скромно и деликатно говорил обычно одну и ту же фразу: «посмотрите, пожалуйста, соответствующее место в книге». Все понимали, что речь шла об  его учебнике. На экзаменах он ставил только пятёрки и четвёрки, троек у него никто не получал. Если и попадались какие-то наглецы, которые проявляли полное невежество, он предлагал придти «в следующий раз» и пересдать хотя бы на ту же гарантированную «стандартную» четвёрку.

   Вторым нашим любимцем был преподаватель…гидравлики! Вы можете себе представить, казалось бы, такой совершенно не «романтичный» предмет, который бы не пропускали даже самые отъявленные олухи  и лентяи ? И не потому, что боялись потом не сдать на экзаменах его предмет, а потому, что было «ужасно» интересно слушать этого человека! Он начинал и вёл свою лекцию, как настоящий детектив, – с интригой в начале: рассказом о величайших катастрофах на водопроводах в больших городах, на гидростанциях и плотинах в различных странах мира, которые происходили из-за неправильных инженерных расчётов.

   Постепенно перебирая и анализируя различные расчётные варианты технических решений, применения соответствующих нормативных параметров, использованных при сооружении соответствующих объектов, «выходил» вместе с нами на  причины возникших «несоответствий» - аварий.  И, в конечном итоге выводил на доске необходимые ПРАВИЛЬНЫЕ расчётные формулы – которые другой преподаватель просто «сообщил» бы нам как некую данность, которую надо было запомнить и которыми мы, конечно, никогда бы не заинтересовались без  такого детективного входа в суть технических проблем этой «прозаической» дисциплины …

   У него был явный педагогический талант – лекции его практически никто и никогда не пропускал. Ещё бы! Как можно было пропустить, когда,  быстро входя в аудиторию, этот крупный и строгий на вид мужчина, чуть ли не на ходу начинал свою лекцию, сообщая нам «с горящими глазами» очередную трагическую «новость»: о том как, например, в таком-то году при прорыве такой-то плотины в США  все инженеры страны ломали головы над причинами аварии… Или как решалась задача соединения и «развязки» труб на различных уровнях водопроводной системы Парижа с целью бесперебойного водоснабжения этого города в 20-е годы прошлого столетия… А далее, «купившись» на внешнюю «экзотику» и «драматизм» завязки его очередной детективной лекции, нам в конце пары приходилось усиленно, но уже чуть ли не с «охоткой», вникать в ряды формул, выписываемых «хитрым» преподавателем на доске… А формулы были не «простые»: первоначально неверные (из-за чего могли возникать проблемы - аварии) и правильные – которые (после такого сравнения и ходе повествования нашего лектора) запоминались намертво!

   Как бы то ни было, но к концу семестра почти все мы научились хорошо рассчитывать потребную мощность насосов, а также подбирать высоту водонапорных башен для городов с различным количеством населения, расположенных на местности с различным рельефом… Другое дело – зачем нам это было нужно: в жизни никому из нас это вряд ли понадобилось  бы...Но, безусловно, общение с таким преподавателем было очень полезным для нашего общего развития.

   Запомнились в разных своих ипостасях и другие преподаватели – солидный, но скучновато читавший свой предмет профессор-петрограф Л. Ткачук, доценты: шустрый карьерист «нефтяник-эксплуатационник»   А. Снарский и С. Восанчук - молодой и талантливый геофизик с большим чувством юмора, а также ряд других. Среди последних немало крови мне попортил (правда, уже на 4-м курсе) доцент Н. Золотницкий (структурная геология) – хотя, по правде сказать, виноват больше был я сам (об этом ниже). 
   Ещё одна дама преподавала немецкий…

   …Экзамены и зачёты после завершения 3-го курса я сдал все на пять! Даже немного  «пижонил»: шёл сдавать одним из первых. При этом я не «рылся» в билетах, «брал» первый попавшийся - не глядя. Взяв билет, тут же со «скучным видом» сообщал экзаменатору, что времени на подготовку мне не надо, и я готов отвечать сразу. Иногда даже рисковал, идя  отвечать на билет без подготовки. Но это, конечно, производило впечатление – и на преподавателя и на сокурсников…
   В первую же семестровую сессию на 3-м курсе я удивил всех и почти «убил» нашу немку тем, что, сдавая иностранный (немецкий) язык, вместо текста с идущей в зачёт определённой нормой ЗНАКОВ (букв – включая знаки препинания, которые обычно тщательно высчитывали – чтобы меньше переводить - не шибко большие знатоки Deutsche Sprache ) – сколько-то десятков тысяч – перестарался и по неведению ошибочно перевёл текст с аналогичным количеством СЛОВ. Не меньше была удивлена преподавательница, когда я принёс ей целую книжку, текст которой переводил с любого места. После этого, «проникшись» моей немецкой эрудицией, она до конца 4-го курса ставила мне зачёты автоматически и никогда меня «не мучила» - я авансом завоевал у ней «авторитет». Это   обеспечило мне популярность (не совсем заслуженную) у ребят - как «знатока» немецкого… Конечно, за прошедшие пять лет после первой моей встречи в Станиславе, в 7-м классе с «немцем»  Давидовичем (см. «главу «Станиславское бытие»), прошло более 5-ти лет и я существенно продвинулся в изучении языка Гёте, но всё же, - не настолько же…

   Почти то же произошло и с отношением к «новичку» однокурсников: в дополнение к амплуа «отличника» мне как-то пришлось в спортзале на физподготовке (был и такой «предмет») продемонстрировать свои кондиции - выдать на  гимнастических снарядах пару «фирменных» связок на брусьях из арсенала элементов гимнастического многоборья. Так же я в любом месте – с пола, со стола,  с параллельных брусьев спокойно делал «спичаки» - так на спортивном жаргоне называется выжимание силой с упора в гимнастическую стойку с прямых рук – вверх ногами, естественно). «Народ», таким образом, узнал о моих тренировках и выступлениях за «Спартак» - я приобрёл на курсе определённую популярность и авторитет, как, если и не «крутой» (как сейчас говорят – тогда так не выражались), то точно уж - «правильный мэн»! Да, было и такое…

   Вообще, в те годы – отвлекусь и похвастаюсь – в 20-25 лет я был довольно крепкий «парниша»: при собственном весе где-то не более 63-65 кг, я обычно до 10-12 раз выжимал полуторапудовую гирю (до 15-18-ти – выталкивал), 32 раза (мой рекорд!) полностью приседал и вставал во весь рост с 2-х пудовой (!) гирей, держа её двумя руками за спиной на вытянутых руках (крепкие были ноги!). На штанге спокойно выжимал свой вес, а в рывке (моё любимое упражнение) доходил иногда и до 70-ти кг! Для спортивной гимнастики (где в отличие от штанги, требуются мобильные гибкие мышцы) это были неплохие результаты.
   А также я хорошо «накачал» брюшной пресс. Ещё в техникумовском общежитии у нас было такое соревнование: кто-то садился тебе на ноги, ты, лёжал (руки за голову), затем раз за разом поднимался до положения сидя: вверх-вниз … Так вот, мой рекорд был – 224 раза!
   Дед не хвастает – честное слово! Попробуйте, молодёжь, потрясти свои животики и проверьте свои возможности – сравните с моими результатами (учитывайте только при этом – делайте поправку -  на собственный вес)!!!

   Конечно, и в более зрелые годы, я, как многие мои сверстники, продолжал любительски заниматься также другими видами спорта (штангой, настольным теннисом, гладким бегом на лыжах и пр.), участвовал в различных ведомственных соревнованиях, получал грамоты – всё как положено в молодости…
   Но, в целом, в «политэне»  я  как-то заскучал, как рыба, выброшенная на берег и лишённая упругой сопротивляющейся ей водной среды. Только тренировки, радиоклуб,  да чтение ещё немного «занимали» мои тело и голову. Иногда на полдня уходил в кино – в те годы в многочисленных маленьких львовских «кинотеатриках» шло много зарубежных фильмов, преимущественно итальянских и французских. Итальянские фильмы в «жанре неореализма» тогда триумфально шли в прокате по всей стране. Я полностью погружался в мир чудесных киноисторий, абстрагируясь от почему-то ставшей для меня рутиной студенческой реальности... По нескольку раз я смотрел многие такие фильмы – «Рим, 11 часов», «Похитители велосипедов», «Два гроша надежды», а также комедии – типа «Полицейские и воры», «Чудо в Милане» и др.
   Запомнились впервые увиденные великая Анна Маньяни, Э. Де Филиппо, М. Джиротти, Р. Валлоне…

   Стилистика многих итальянских фильмов начала 50-х годов - эпохи «раннего» неореализма – являлась, во многом, предтечей и основой многих художественных направлений в мировом  киноискусстве и была развита позднее в фильмах таких культовых режиссёров, как М. Антониони и Ф. Феллини с участием популярных актёров М. Мастроянни, С. Лорен, Д. Мазины и др. Вспомним «Ночи Кабирии», «8 с половиной» Ф. Феллини, великолепные «дуэты» Марчелло Мастроянни с Софи Лорен и Стефанией Сандрелли в фильмах  В. де Сика и П. Джерми… Своеобразная новизна и «свежесть» воспроизведения, казалось бы, тривиальных сюжетов – не оставляли лично меня равнодушным… Это незабываемо! Почему-то с тех пор я люблю подобные фильмы и пересматриваю их в Интернете, предпочитая французским комедиями (с их тонким и, вместе с тем, каким-то «плоским» юмором) и, конечно, совершенно  чуждым моему восприятию американским блокбастерам (разным «Матрицам" и пр.)…
   
   …Моя «хандра» и психологическое расслабление - отсутствие какого-то интереса к не требовавшей большого напряжения учёбе в институте - пробудили во мне странную непреходящую тоску и, временами, - желание перемены образа жизни. Стал интересоваться работой на Крайнем Севере – мелькала мысль «завербоваться» на Колыму, на золотые прииски и т. п. Различные фантазии стали одолевать мою незагруженную учёбой голову. Хотелось скорее приложить свои силы к чему-то «конкретному» и реальному...

   К общественной жизни я как-то охладел. По сравнению с комсомольской деятельностью  в  казавшемся сейчас таким «домашним», близким и «родным» техникуме, где все были «свои» и жили, в большинстве своём, общими интересами и заботами, - в огромном разношерстном, уже сформировавшимся к 3-му курсу коллективе  Львовского Политехнического многое для меня было какое-то чужое: всё здесь было  уже давно «схвачено»  и  очень «заформализовано»! Какая-то «холодная» духовная атмосфера царила в этом вузе… Студенты были не так сплочены, как в техникуме, часто жили каждый какой-то своей жизнью. Такого духа  коллективизма, какой существовал в техникуме, здесь не было. Возможно, конечно, это было обусловлено и тем, что мы, студенты института, были уже более взрослыми людьми, чем когда-то техникумовская братия. У каждого возникали новые и различные интересы и привязанности. Число «степеней свободы» у индивидуума, как и равнодушие к окружающему, здесь было, конечно, существенно б;льшим…   

   …Лекции по некоторым «скучным» предметам, например, ту же «структурную геологию» я вообще за весь семестр не посетил ни разу…  Просто, почему-то не взлюбив этот «скучный» предмет и его преподавателя. Решил вообще не посещать «такие» лекции. Их читал неплохой специалист, но дотошный и «занудный» мужик – доцент Н. Золотницкий. Я и «споткнулся» на этой «структурной геологии». Возмездие не заставило себя ждать. На экзамене доцент проявил ко мне «особое внимание», и я, отличник, «загремел» по полной программе: получил шикарную двойку, которую почти сладострастно «впаял» мне мстительный доцент, наверное впервые увидевший воочию такого наглого студента-невидимку.

   Я сперва не сильно расстроился: всё было справедливо. Удивила меня только какая-то последующая злорадная, что ли, мстительность - за полное игнорирование его предмета в течение семестра -, с которой он стал гонять меня на пересдачах (тогда они допускались неограниченно). Их было «аж» три (последняя была на следующем курсе – когда я, наконец, получил отличную оценку).
   Конкретно тем, чему нас учил Золотницкий, – ПОЛЕВОЙ структурной геологией: построением геологических разрезов и блок-диаграмм земной коры в разных плоскостях мне заниматься потом на практике совсем не приходилось. Но всё же, по иронии судьбы, б;льшую часть своей жизни я потом провёл в Институте тектоники и геофизики ДВО РАН, занимаясь изучением геокинематики и геодинамики МЕГАСТРУКТУР Земли – террейнов и плит (см Интернет). Такая, вот, история…

   …Важное положение в институте занимала военная кафедра, которую возглавлял генерал-майор, а все преподаватели были в чине не ниже полковника. Как я понимаю, это была хорошая синекура для отставных офицеров, прошедших Отечественную войну и служивших до перехода в институт в Прикарпатском Военном округе. Из нас готовили, как тогда было заведено, лейтенантов запаса. Конкретно -  по специальности «командир взвода управления артиллерийской топографической службы»

   Занятия по «военке» проводились два раза в неделю. Перед началом занятий группа выстраивалось в коридоре возле аудитории и очередной дежурный громко рапортовал, что такая-то группа построена и готова к занятиям. Полковник здоровался: «Здравствуйте, товарищи студенты!». После чего мы хором во все глотки, дружно  - с расстановкой и глотая гласные - бодро ответствовали: «Здрав-я…жж-ла-м, т-вар-щ пл-ков-нк!». Гулкое эхо разносилось по длинным пустым коридорам огромного здания… Немногочисленные  «старые» преподаватели из других факультетов, особенно из местной довоенной профессуры (математики, химики, геодезисты) аж корчились от еле скрываемого возмущения на лекциях в соседних аудиториях, куда доносились громовые раскаты наших приветствий из коридоров.
   Правда, на последнем курсе эти воинские приветствия по указанию зав. кафедры были благоразумно прекращены: «всё-таки это гражданский вуз, да и шумно очень…».

   Теоретическую часть – подготовку батарей гаубичных 122-мм орудий, которые были тогда на вооружении Советской армии, правильный выбор и оценку позиции на местности, технический расчёт параметров стрельбы и т. п. разделы артиллерийской науки читал нам полковник Балицкий – довольно культурный и грамотный офицер. В специальном «военном» классе были оборудованы большие панорамные макеты местности, где проводилось приближённое к натуре обучение нас всем премудростям подготовки позиции. Сюда входило нахождение по таблицам стрельбы установок прицела, поправки на деривацию, оценка величин характеристик рассеивания. Определение по другим таблицам поправок на метеорологические и баллистические условия стрельбы, а также корректировку на превышение цели над огневой позицией и т. п.

   А тонкостям собственно артиллерийской стрельбы (хотя эта «тематика» не была профильной) нас обучал полковник, которого мы за глаза звали «Чапаем» (кто такой был Чапаев – эй, потомки, не спите – посмотрите Википедию) . Этот уже пожилой и простоватый вояка – типичный «служака» - с большим количеством орденских колодок на кителе, в своей военной молодости, видимо, очень любил сами стрельбы. Рассказывая нам о «голосовом» руководстве батареей 122-мм гаубиц, он иногда входил прямо таки в раж: останавливался посреди аудитории и, широко расставив ноги в начищенных до блеска хромовых сапогах и возведя свои очи вверх, закрывал их от удовольствия и почти самозабвенно выкрикивал положенные в разных случаях соответствующие команды -, например, нечто вроде такого:
   
    "По пулеметам,
    Гранатой,
  Взрыватель осколочный.
  Заряд третий.
  Буссоль 45-00,
  Уровень 30-00,
  Прицел 64,
  Первому - один снаряд,
  Второму-третьему  – по два,
  Огонь!"
 
   Или:
 «По головному танку,
   Бронебойным,
   Отражатель ноль,
   Угломер тридцать ноль,
   Прицел 28, постоянный, наводить вниз, упреждение один танк,
   Три снаряда,
   Беглым - огонь!". И т. п.

   Видимо  в такие моменты он незримо присутствовал «там» в своей прошлой военной молодости… В такие моменты в аудитории возникало большое оживление, и мы потом, чтобы не слушать ещё какую-нибудь дальнейшую «скучнятину»  начинали задавать ему вопросы о различных эпизодах его военной службы, вполне разумно рассчитывая, на то, что до конца лекции наш увлекающийся и простодушный наставник не заставит нас повторять по очереди свои команды…
   По военным дисциплинам обычно ставились только хорошие и отличные отметки. Ставить нам тройки по неписаным у военных правилам считалось почти позорным: это означало, что командир плохо готовит подчинённого – и, следовательно, виноват сам. Поэтому «лентяев»  или «тупых» заставляли пересдавать по нескольку раз, пока те не «вымучивали» хорошую отметку…

   … Чтобы не возвращаться к учебной воинской тематике, расскажу  о лагерных сборах. Для их прохождения после 4-го курса (в июне 1953 г.) нас отправили в Ровенскую область в расположение полевых палаточных летних лагерей Прикарпатского военного округа.
   За ночь доехали в товарняках, устланных соломой (на ней и спали). К рассвету выгрузились на станции и маршем двинулись к месту следования. Вокруг на жёлтых песчаных увалах простирались сосновые леса. По количеству нас, студентов из разных факультетов, было где-то около 2-х рот. Достигнув лагеря, разместились в палатках и стали постигать все премудрости полевого военного быта. Не останавливаясь на деталях, упомяну лишь  о некоторых памятных моментах.

   Прибывший через пару дней в наш лагерь полковник Балицкий, посмотрев как в первое время «управляется» с нами и обучает нас местный средний командный состав, собрал потом перед своим отъездом полдюжины сержантов и старшин местной воинской части, которым было поручено «опекать» такой сложный контингент – «шибко образованных» подчинённых, которые, к тому же, - «почти офицеры» (до выпускных экзаменов по военному делу и получения воинского звания оставалось полгода). На этой своеобразной «планёрке» он сделал им, практически почти нашим однолеткам, соответствующее внушение, смысл которого сводился к простой и лапидарной формуле: «гоняйте студентов, как только сможете – ведь завтра они будут командовать Вами»…

   Конечно, после такой «наводки» - нас гоняли, как только могли: мы повсюду ходили только строем: маршировали и отрабатывали строевой шаг. И только под песню! Наверное будущим офицерам и это надобно было знать. Однако, если мы плохо «шли» и/или недостаточно дружно пели, то, например, уже  на подходе к столовой, несмотря на голод и предвкушение вожделенного обеда или ужина, наш «зверюга-старшина» «заворачивал» нас перед самой дверью «пункта общепита»: скомандовав «правое (или «левое») плечо вперёд» заставлял сделать ещё несколько необходимых кругов, пока мы, ругаясь про себя, не удовлетворяли полностью его «маршировочные» и «хоровые» вкусы…
   А песни были лихие и задорные, в основном патриотичные из репертуара довоенных и военных лет. Чаще всего в строю пели свою «профессиональную»:

МАРШ АРТИЛЛЕРИСТОВ
http://www.youtube.com/watch?v=1CHRehf7iU4
 (скопируйте и вставьте адрес в верхнее окошко Яндекса, кликнув команду «вставить и перейти»)

 Музыка Т. Хренникова
 Оригинальный текст В. М. Гусева (1943 г.)

 Горит в сердцах у нас любовь к земле родимой,
 Мы в смертный бой идем за честь родной страны.
 Пылают города, охваченные дымом,
 Гремит в седых лесах суровый бог войны.

 Припев:
 Артиллеристы, Сталин дал приказ!
 Артиллеристы, зовет Отчизна нас!
 Из сотен тысяч батарей
 За слезы наших матерей,
 За нашу Родину — огонь! Огонь!

 Узнай, родная мать, узнай жена-подруга,
 Узнай, далекий дом и вся моя семья,
 Что бьет и жжет врага стальная наша вьюга,
 Что волю мы несем в родимые края!

 Припев.

 Пробьет победы час, придет конец походам.
 Но прежде чем уйти к домам своим родным,
 В честь нашего Вождя, в честь нашего народа
 Мы радостный салют в полночный час дадим!

 Припев.

   На практических занятиях по стрельбам каждый из нас выполнял функции различных «номеров» артиллерийского расчёта. Кроме того были индивидуальные стрельбы из недавно принятого на вооружение «офицерского» пистолета  системы Макарова и метание гранат. «Пистолетные» достижения мои были скромными – на тройку. Две боевые гранаты метали из окопа в цель тоже на оценку.  Рядом стоял капитан из местной воинской части: офицер был, конечно опытный, говорил спокойно, но, видно было, что и он напряжён: очень редко, но бывали случаи, когда новички (в т. ч. солдаты срочной службы), выдернув чеку, медлили или роняли гранату…

   Я же тогда, помню, кажется чуть ли не в одно мгновение успевал выдёргивать чеку и «молниеносно» кидать гранату и,  пока она ещё летела в воздухе, успевал падать на дно окопчика (оберегаясь от осколков) – так сильно боялся, что «не успею» и она разорвётся в моей руке. Первая граната, на удивление (с моего перепугу, что ли) упала прямо в цель – в небольшую квадратную яму, где глухо разорвалась.  Второй бросок был менее удачен – разорвалась со свистом наверху, но рядом с  ямой. За такое гранатометание получил свою законную четвёрку.

   Однажды случайно довелось наблюдать разборку и сборку тогда ещё «секретного» и только принятого на вооружение автомата Калашникова. В воинских частях эти автоматы имелись в единичных экземплярах, которые выдавались лучшим представителям сержантского состава. Видимо один такой срочнослужащий младший сержант рано утром до завтрака тренировался в сборке-разборке нового оружия на специальном столе. Идя мимо, мы – несколько гражданских (каковыми мы считались в лагере среди воинского состава срочнослужащих) подошли «посмотреть» на новое невиданное дотоле оружие.

   Но «срочник», когда мы его окружили с расспросами, быстро собрал автомат и удалился. Показывать его в 1953 году «случайным посторонним» (каковыми мы считались») запрещалось! Зато сейчас во всём мире этим чрезвычайно удобным и безотказным оружием снабжены  практически все вооружённые силы стран Азии, Африки и Южной Америки, а также любящие его во всё мире бандиты – от афганских моджахедов и ливийских «братьев-мусульман» до сомалийских пиратов и отрядов, охраняющих каких-нибудь колумбийских  подпольных поставщиков наркотиков…
   Мы же учились в те годы разборке – сборке только немного усовершенствованной старой пехотной винтовки Мосина, созданной  ещё в царские времёна… Запоминали наименование частей затвора, как стихи: «стебель-гребень-рукоятка»...

   Тренировались мы и в приобретении навыков командования воинскими «соединениями» – от взвода до роты, умении оперативно оценивать ситуацию на местности и проводить тактические манёвры, связанные с оборудованием и перебазированием артиллерийских позиций и передвижением личного состава на местности. Кроме того, естественно, тренировались в преодолении полосы препятствий, учились ползать под колючей проволокой по-пластунски с винтовкой. Наконец, отрабатывали «зычные» голосовые командирские интонации при подаче команд.
   В целом, лагерные сборы пошли нам всем на пользу: мы, будущие «офицеры-запасники» получили хорошую полевую практику и настоящую воинскую закалку.

   Не знал я только, что, несмотря на последующую сдачу выпускного экзамена по «военке» на отлично, не суждено было мне стать «лейтенантом запаса» с двумя маленькими звёздочками на погонах – о чём я, правда, и не печалился, ибо никогда не стремился быть военным. Но, когда «ни за что»  пришлось побывать через несколько лет на очередных лагерных сборах в качестве «рядового необученного», самолюбие моё немного всё же – признаюсь - страдало…
   Причиной тому стали многие печальные события начала 50-х годов, когда в стране наступили гнусные - иначе не назовёшь – времена незаслуженного преследования граждан только за их национальную принадлежность, когда властями культивировался махровый антисемитизм, проникавший во все «поры общества», пробуждая в народе низменные чувства и психологическую агрессию по отношению к «инакомыслящим иноверцам»…
   На этом я завершу повествование об учебном процессе в ЛПИ, в целом, и перейду к описанию общественно-политической обстановки в стране в эти годы и во Львове, в частности - к событиям, которые «зацепили краем» и меня.