Секрет Соломона VS Сериал Исцеление любовью

От автора:
Рассказ "Секрет Соломона" был опубликован в киргизском "Блиц-Инфо" в 2000 году, как конкурсный рассказ, но под названием "Слишком малая цена", это было решение редактора.

Примерно в 2003 году, начиная осваивать Интернет, я зашла на сайт screenwriter.ru. Там был какой-то конкурс идей для сериала от свердловской киностудии. Я закинула туда свою историю. И, честно говоря, потом, спустя год, когда стала искать там концы, то не нашла, - удалили все следы.

В дальнейшем мои подозрения, в результате переписки с авторами с этого сайта, я убедилась, что сценаристы киностудии бессовестно берут понравившиеся сюжеты и, не ставя в известность авторов, переделывают их.

Чуть позже на экраны вышел сериал "Исцеление любовью", случайно, за компанию, стала его смотреть, хотя не любитель подобного кино жанра, и, надо было представить сначала мои смутные подозрения, а потом шок, когда я поняла, что это ж вот, мое! Видимо, имя главного героя так было удачно подобрано, что сценаристы киностудии его решили оставить.

Помимо моей главной линии (отношения между избалованной хорошенькой Татьяной, Алексеем, чья мать была очень суровой, и серой неприглядной мышкой из бедной семьи, -Галиной) в сериале есть еще и другие персонажи, другая линия. Цэ не мое. Не претендую. Да и водоем, в отличие от моего озера - там море - больше будет.

Всё это не совпадение, уверена. Как мать отличит свое чадо, так и я своих героев, их образы, узнаю среди сотни других.

Сам "Секрет Соломона" с тех пор принципиально не редактировала.

Публикация в бумажном виде моего рассказа сохранилась.


СЕКРЕТ СОЛОМОНА (СЛИШКОМ МАЛАЯ ЦЕНА)

ЧАСТЬ 1
Всё. Хватит. Слишком поздно что-либо менять. Таблетки приготовлены и ждать нет смысла. Я проживу ещё несколько томительных часов, какую-то половину суток, а затем, в час, когда я обычно засыпаю, отойду в вечность, навсегда. Потом, господи, я, свободная и счастливая, опущусь у Твоих ног. Но берегись, я напомню Тебе о тех столетиях, в которые ты забывал обо мне, позволяя своим падшим ангелам терзать мою душу. Пока был жив тот, кого Ты мне позволил любить, я была сильна и не могла верить в мудрость Соломона: счастье не должно было проходить. Моей второй верой была надежда. А ты, Милосердный Боже…

Я всегда понимала и, одновременно, презирала идущих на самоубийство, поэтому так тщательно подошла к собственному. Вполне устраивающая меня зарплата офисной секретарши, а так же дополнительный заработок – всё это помогло мне скопить за полгода сумму, которой, по моим подсчётам, должно было бы хватить на похороны и ритуальные услуги, подобающие по этому случаю, а так же поминки и прочее. Родные уже не в праве будут упрекать меня в эгоизме.

С любовью мне никогда не везло: мои неразделимые чувства неизбежно заканчивались разочарованием и стыдом за свой выбор. Только с Алёшкой всё было иначе. Именно эта последняя любовь, несостоявшаяся по воле Всевышнего, направила меня к самоубийству.

Впервые Алёшку я встретила в школе. Он был старше меня на год и чертовски хорош. В его возрасте большинство подростков угловаты, мучаются сыпью на лице и почти не отдают себе отчёт в своих сумасбродных поступках. Алёшка был сама таинственность. Его манера ходить, заложив руки за спину, привлекла моё внимание. Он не лез в глупые потешные драки одноклассников на перемене, никогда не толкал девчонок, разговаривал с последними уверенно и спокойно.

Пока я собиралась с духом признаться в любви, Алёша закончил девятый класс и куда-то исчез. Прошли годы, прежде чем наши пути вновь пересеклись. К этому времени образ того мальчика в моей памяти несколько поистёрся. О нём я вспоминала случайно. Одна знакомая в разговоре упомянула его, и я, почему-то, сразу подумала о том, кого мысленно тогда, в школе, назвала «маленьким принцем». Моя догадка подтвердилась.

Бурная фантазия разыгралась, и я сама не своя вернулась домой, преследуемая мыслью: «Мой «маленький принц» вырос, а если он тогда был хорош, то каков же он сейчас?» Ещё не узнав взрослого Алёшки, я влюбилась в память о нём до боли сердца, до бессонных ночей.

Встретилась же я с предметом грёз только спустя месяца три, полных невыносимых страданий. В реальности он не оказался таким богоподобным, каким рисовало мне моё воображение. Но мой пыл заставил отмести все мелочи, ведь я полюбила заранее, до того, как увидела. Что мне было за дело до его несовершенных черт лица, неатлетической фигуры и немного шаркающей походки? Я простила ему даже то, что у него была невеста – согласилась страдать, а в Алёшкином присутствии страдание было блаженством.

Ту вечеринку мне никогда не забыть. Сначала мы равнодушно вспоминали школьных учителей, потом одноклассников. Я выдала себя в танце. К тому времени все гости были расслаблены под действием спиртного и обильной закуски. Кто-то удалился смотреть видик, какие-то парочки скрылись в темноте балкона, не смотря на новогодний холод. Несколько человек (в их числе была Татьяна – Алёшкина невеста) отправились в ближайший комок за сигаретами и шоколадом.

В присутствии ещё одной пары я танцевала медленный танец с Алёшкой. Темноту гостиной местами рассеивали мерцающие огни музыкального центра и слабый свет от коридорных бра, просеивающийся сквозь застеклённые двери. Я танцевала с Алешкой и думала о том, что через какую-нибудь пару часов опять потеряю его навсегда. Когда ещё увидимся? Я позволила себе забыться, мои ладони скользнули вверх по алешкиной шее, пальцы проникли в волосы… Он почувствовал перемену в моей скованности, прижал к себе, ощущая мою дрожь в коленях и руках. Мы перестали двигаться. Было впечатление, что в радиусе полуметра температура подскочила до пятидесяти градусов. Из-за жара, охватившего меня, я почти не ощутила прикосновения раскрытых влажных губ. Его прохладные ресницы скользнули по моей щеке и оставили обжигающий след. «Алёшка!» - неслышно выдохнула я, теряя самообладание. Он вдруг отстранился и посмотрел на меня более внимательно. Где-то в стороне раздались звуки сочных поцелуев второй пары и лёгкий шорох от жадных прикосновений. После секундного замешательства мы, задыхающиеся, прижались друг к другу. Рядом со своим ухом я услышала нечто непонятное, но прозвучавшее для меня, как музыка: «Почему ты?..» Тут же Алёшка впился в мои губы, проникая внутрь. В какой-то момент невидимая искорка пробежала по нашим обнявшимся телам. И мы, потрясённые, отпрянули друг от друга. Окончательно пришли в себя только тогда, когда коридор наполнился гулом вернувшейся компании. Весь вечер мы избегали смотреть друг на друга, но, если случайно встречались взглядами, то начинали невольно улыбаться.

Прошла неделя – бесконечная вечность, в течение которой я продолжала ощущать запах гостиной, запах музыки, запах его лица. Теперь я чувствовала в себе такие силы, что смогла бы одолеть долгие месяцы безнадёжной любви. Но Алёшка сам сделал роковой первый шаг.

Он позвонил ровно через неделю после вечеринки. От его родного, с лёгкой милой хрипотцой, голоса меня всю захлестнула волна нежности. Я тихо заплакала, сама не зная от чего, а он догадался. Коротко бросил: «Я сейчас приеду», - и положил трубку.

Перед моими родителями мы великолепно разыграли сценку встречи двух знакомых. Оставшись наедине, какое-то время мы продолжали играть эту глупую роль, потом замолчали. Я видела, Алёшка узнал мою тайну, и испугалась: теперь он мог сделать со мной всё, что бы не захотел. Я предприняла трусливую попытку избежать неведомой участи. В ответ на все предложения Алёшки сходить куда-нибудь, поговорить где-нибудь, я находила предлог для отказа. Алёша заметил фальшь, без всякого раздражения поднялся:
- Ладно, проводи меня. Как-нибудь ещё встретимся.

Он вежливо попрощался с родителями, вышел так же не спеша, нажал на кнопку лифта. Тот подходил, двери вот-вот должны были услужливо раскрыться. И тут мой «маленький принц» в последний раз посмотрел на меня. Это был последний шанс сдаться. И я сдалась. Подошла к нему и промолвила:
- Я люблю тебя!
В его глазах вспыхнуло облегчение, Алёшка молча обнял меня и поцеловал, как послушного ребёнка в волосы.

 Наши встречи нисколько не пресытили нас, и, хотя мы больше не говорили о любви, всё же что-то гораздо большее, чем это чувство жило в наших отношениях. Я не спрашивала о Татьяне и о как будто готовящейся свадьбе, мысль о них меня страшила.
Развязка наступила неожиданно. В тот день родителей ещё не было дома, сестры не вернулись со школы, а Алёшка не торопился уходить. Зазвонил телефон, я подняла трубку, из неё послышалось уверенное:
- Алёша у тебя?.. Не надо, не зови. Послушай, отстань от него, а? Мы вместе два года, а тебя он не знает и не любит, - я молчала, пока Татьяна говорила, - или он признавался?
- Нет, - в голове у меня шумело, слёзы готовы были хлынуть из глаз.
- Ну вот. Не занимайся самообманом. Он поиграет тобой и бросит. А я его прощу. Не понимаю, что он в тебе нашёл. Извини, конечно. Ты меня слышишь?
- Да.
- Прогони его сейчас. Тебе же лучше будет.
Я осмелела от оскорблений:
- Пусть он сам решит, кто с ним останется. Он не вещь, чтобы ты решала, на какую полку его положить.

Я собралась бросить трубку, но меня остановило тихое «подожди». Сказанная затем фраза убедила меня больше, чем весь предыдущий Татьянин монолог:
- Если он останется с тобой, я умру, убью себя… - послышались короткие гудки.
Алёшка уже давно стоял рядом и прислушивался к нашему разговору. Меня бил озноб, но я не подпустила Алёшку к себе, отстранившись.
- Это была Таня? – спросил он.
- Да. Я с ней согласна. Не надо больше ко мне приходить.
- Почему ты за меня решаешь?
- Если бы ты был мужчиной, ты не допустил бы, чтобы две женщины страдали из-за тебя. Ты давно должен был всё решить.
- Я не мог.
- Ты отменил свадьбу?
- Нет.
- Значит, её ты любишь больше меня. В противном случае этого звонка не должно было быть.
- Прости меня.
- Уйди!
- Галчонок, подожди, не торопись,- Алёшка привычно ласково протянул руки, чтобы меня обнять.

Я расстроилась и ранила его прямо в сердце, зная, что эта рана может быть смертельной:\
- Теперь, даже если я тебя не разлюблю, я всё равно к тебе не вернусь. Уходи, ты – не мой!
Он поверил мне, побледнел, его губы запрыгали. Он силился ответить и не мог. Молча, ссутулившись, ушёл.

Я закрыла за ним дверь, упала на колени и вдруг заскулила, веря, что, если перейду на крик, то не выдержу, - выбегу, догоню его и буду просить прощения.

Действительно, глупо было сравнивать себя с Татьяной. Она – превосходно отшлифованный бриллиант, а я – простенький топаз. Как и первосортному камню оправа, так и Татьяне нужен был весёлый и рассудительный Алёшка. Вдвоём они составляли идеальную пару: оба красивые, умные и из состоятельных семей. За два года, конечно, они так притёрлись друг к другу, что немыслимо было бы расставаться. Алёшка, встретив меня, не разлюбил Татьяну, и я прекрасно понимала, что оскорбила его своим вызовом: мои два месяца против двух лет с Татьяной явно проигрывали. Должно было случиться нечто большее, что окончательно перетянуло бы чашу весов на мою сторону. И Алёша дал мне это шанс, позвонив на следующий вечер. Трубку подняла моя младшая сестра:
- Галя, это тебя.
- Спроси, кто.
- … Это Алёша. Спрашивает, ты не передумала?
- Скажи, что я упаковываю ему подарок на свадьбу. Осталось ленточкой затянуть.
- Покажи! – сестра с любопытством вытянула шею.
- Передай ему, что я сказала. И положи трубку.
- … Галя говорит, что готовит тебе подарок на свадьбу. Только ленточки… Ой, он трубку бросил!

Позже я узнала, что Алёша оделся и вышел из дома, завел отцовский «Мерседес» и на окрик матери ответил, что съездит к другу. Я никогда не узнаю, ехал ли он ко мне или действительно к кому-нибудь другому. Выехав на трассу, Алёша до отказа повысил скорость и на первом же Т-образном перекрёстке столкнулся с грузовой машиной, не успев притормозить…

Я не могла не придти к нему в последний раз. Он лежал неподвижно на кровати, закованный в цепкий кокон из бинтов, не замечая и не узнавая никого. К счастью для меня в тот момент Нине Петровне, его матери, нужно было уйти. Через какое-то время должна была придти Татьяна. Я робко попросила разрешения побыть рядом. Усталая и хмурая она кивнула:
- Побудь до прихода Танечки, а потом уходи, ты и так чуть не лишила меня сына.
- Не беспокойтесь, Нина Петровна.

Дверь закрылась. Я присела на край кровати. После всего случившегося прикоснуться к Алёшке было для меня кощунством. Только роняла слёзы на забинтованный руки. Сердце камнем тянулось вниз и кружилась голова. Чуть погодя, сквозь слёзы я заметила, как Алёшка смотрит на меня. Он был рад моему присутствию! Я осторожно расцеловала его скрытую бинтами часть лица, подбородок, голову. Его глаза улыбались. Он хотел что-то сказать, но вместо слова раздался тихий свист. Я испугалась:
- Не говори, Лёшенька, пожалуйста!

Мы какие-то минуты пытались разговаривать взглядами, на мой укоризненный следовал его «а что поделаешь?». Алёша стал уставать. Я его успокоила, сказав, что мы ещё сможем нормально поговорить, а сейчас ему нужно отдохнуть.
И тут случилось оно. Алёшка вдруг издал тревожный свист, его глаза от ужаса расширились. Он попытался на что-то, находившееся позади меня, обратить моё внимание. Я оглянулась, но ничего вокруг подозрительного не заметила. Алёшка стал задыхаться (он ничего не мог объяснить), потом как-то странно обмяк, его голова склонилась набок, насколько позволял гипс, и замерла. Я закричала, затормошила его, но он не отвечал. Метнулась в коридор, там было пусто – ни месестёр, ни больных. В отчаянии я опрометью вернулась, не в силах поверить глазам:
- Алёшенька, родной, не умирай!

Не замечая из-за пелены на газах ничего вокруг, я задела и опрокинула стойку, от которой тянулось несколько трубок к Алёшке, такому любимому мною и неподвижному. И, неловко пытаясь удержать оборудование, я сама упала, ударилась затылком и потеряла сознание.

Я пришла в себя только дома. Не помнила ни уколов, ни дороги в машине «скорой помощи». Небольшое сотрясение мозга уложило меня на неделю в кровать и ещё больше усугубило моё состояние. Месяц все слова доходили до моего сознания словно через плотный слой ваты. Я ничего не понимала и не хотела понимать, знала только одно – Алёшку не покину и последую за ним. Спустя месяцев пять боль притупилась, но я не отказалась от своей мысли: слишком дорог мне был тот, единственный, в этой дрянной жизни.

ЧАСТЬ 2

О приготовлениях к смерти я уже говорила. Казалось, ничто не могло меня остановить. К обеду от возбуждения мной овладела такая усталость, что я перед последним шагом прилегла отдохнуть и сразу провалилась в яму тяжёлого кабалистического сна.

Должно быть, прошло около получаса. Меня трясли за плечо и брызгали водой в лицо, кто-то рядом смеялся. Спросонок смех показался плачем. Я решила, что уже выпила таблетки, и родные обнаружили это.
- Да проснись же, «открой сомкнуты негой взоры»!

В комнате находились мои подруги: Вика и Нургуль. В коридоре гудели чужие мужские голоса.
- Привет! – я наконец разлепила глаза,- как вы все здесь оказались?
- Собирайся, всё потом узнаешь.
- Как это «потом»?

Выяснилось, что они в составе довольно шумной компании собрались на Иссык-Куль в гости к проживающему там знакомому. Время было подходящее: жара стояла такая, что над асфальтом колебалось марево, а синоптики не обещали никаких изменений. Но я ответила отказом, ссылаясь на неотложные дела.
- Ты же в отпуске! Какие дела могут быть? Весь Бишкек на Иссык-Куле! – возмутилась Вичка.
Я сопротивлялась, искренне не желая ехать. К нам заглянула мама:
- Галюнь, поезжай, я тебе уже еду приготовила. И всё упаковала. Деньги во внутреннем кармашке.

Отмену самоубийства ради хорошего отдыха я посчитала искушением. Разумеется, о моих чувствах никто не догадывался. После Алёшкиной смерти я перестала упоминать в разговоре его имя и запретила другим. Наш спор с девчонками дошёл до того, что я пообещала запереться в туалете и не выходить оттуда. Это вконец разозлило Вику. Она, месяц назад, желая мне помочь забыть Алёшку, поклялась, что познакомит (а точнее, сведёт) меня со сногсшибательным парнем, «спортсменом, комсомольцем и просто хорошим человеком». Наверняка, с тем, который сейчас стоял, облокотившись о кухонный косяк, и слушал нашу перебранку, меняясь в лице от удивления о недовольства…

В конце концов меня силой вытащили из дома и «погрузили» в машину. На Иссык-Куле у Тилека (друга Нургули) в С-ном пансионате работал знакомый. То ли садовником, то ли завхозом. Наша компания в семь человек расположилась в трёхкомнатном коттедже. После ужина искупались, а когда зажглись фонари, мы пошли гулять по территории санатория.

Вичка была права: если не весь Бишкек здесь отдыхал, то, по крайней мере, большая его часть. И вдруг, о Боже, в толпе гуляющих я увидела парня, похожего на Алёшку. Я оставила друзей и попыталась догнать призрак, но потеряла из виду, на что-то отвлекшись. Зато встретила других знакомых – Нину Петровну и Татьяну.

Я задумалась: все эти встречи были не случайны. Двойник Алёшеньки, его мать и невеста. Возможно, уже жена.
Да, я начала подозревать невероятное для моего сознания. Что если он не умер? Хотя Татьяна по телефону сказала: «Алёша умер из-за тебя. Не смей приходить на похороны». Неужели её злоба могла зайти так далеко, что можно было решиться на подобное? А в том, что я эти пять месяцев не догадывалась о правде – сама виновата. Я просила родных и подруг не упоминать о Алёшке ничего, будто я равнодушна к нему.

Так я сомневалась весь вечер, ночь и утро следующего дня, а в обед на пляже столкнулась с Татьяной и Ниной Петровной. Я заметила, что рядом с ними на покрывале лежала банка пива, особо ценимого Алёшкой. Я хотела поинтересоваться у Нины Петровны о её здоровье, как вторая половина вопроса застряла в горле. На пирсе стоял Алёшка. Он обернулся и посмотрел в нашу сторону.

Стыдясь разрыдаться в присутствии отдыхающих, я убежала. Бог мой, а я хотела закончить жизнь суицидом! Ради чего и кого? Чтобы соединиться с тем, кто меня не любил и кого не было среди умерших? Пока я сходила с ума, он даже не позвонил мне. Он просто женился на той, ради которой меня бросил… Удивительно, но тогда у меня не возникло желания отомстить Алёшке – завести бойфренда. Роман, тот самый парень, который вынес меня из квартиры, больше не поражался моим странностям.

Я видела Алёшку и Татьяну. Этого было вполне достаточно для того, чтобы всё понять и простить. Я испортила Татьяне настроение надолго, одним своим появлением.
Поздно вечером в одиночестве побрела к озеру. Гуляющих становилось всё меньше, вскоре пирс опустел. Поблескивающее в темноте озеро затаилось в ожидании утра, пыталось волнами достать меня, но ему не хватало сил. Тогда я сама поменяла положение, опустилась на колени, прикоснулась к холодному сочному песку. Стало жалко себя. Вспомнился день, когда я впервые поругалась с Алёшкой, так же тихонько заскулила. Смогу ли я преодолеть эту жалость к себе и начать жить заново, уже не мечтая о неосуществимом?

Озеро было мрачно, как мои мысли, чёрная вода и песок завораживали меня. Я поднялась. Вечерний воздух загустевал, вдыхаемый, он холодил лёгкие и не растворялся в них полностью. Спотыкаясь о камни, я побрела назад. В темноте меня окликнули. Пьяный голос приблизился:
- Девушка, давайте вместе искупаемся?
- Вы с ума сошли, отстаньте от меня! – я осмотрелась: никого, кроме нас двоих на пляже не было, а если бы и наоборот, то все равно никто бы не пришёл на помощь. Все звуки заглушались шумом воды, да и темнота безлунная поглощала все очертания пейзажа и фигур.

Мужчина стал приставать и попытался повалить меня на песок. Однако мои крики были услышаны: глухой звук – и насильник сполз с меня.
- Пойдемте, пока он не очнулся, - произнес надтреснутый голос.
Меня бил озноб:
- А вы его не убили?
- Нет, зачем вы гуляете одна?
- Все надоели.

Голос моего спасителя был своеобразным, несколько искусственным, даже неприятным. Незнакомец помог найти мою, брошенную напавшим на песок кофту, я одела её. Затем спаситель сказал коротко: «Я провожу вас», - и сопровождал меня, шагая в трёх шагах. Через сто метров ноги ощутили более твёрдую почву, не такую топкую, как песок. Я остановилась: за кустами облепихи светились окна нашего коттеджа.
- Спасибо за всё. Дальше я доберусь сама.
- А вы не хотите предложить мне чай? – интонация незнакомца выдала его улыбку.
- Извините, не могу: там и так слишком много народа, - я пыталась в темноте связать воедино две разорванные лямки купальника на плече, - только приведу себя в порядок.

Незнакомец приблизился:
- Разрешите помочь?
Я согласилась. Он довольно искусно натянул эластичную ткань, и узел был почти готов. И вдруг мои губи ощутили тёплый поцелуй. Я не вырвалась, не влепила пощёчину: прикосновение меня поразило. Это был алёшкин поцелуй, запах. Я внезапно ослабела, парализованная знакомыми ощущениями от присутствия тени любимого. Узел так и не был завязан. Наоборот, вторая лямка спустилась с плеча… Не помню, как одежда оказалась разостланной на песке, а мы – на ней. ласки становились всё призывнее, невозможно было скрывать страсть. Незнакомец проник в меня, я воскликнула:
- Алёшенька, хороший мой!

В этом облаке наваждения возник голос:
- Значит, ты ещё любишь меня?
-Да, любимый, да!
-Галчонок, я тоже тебя люблю!

Редкие звезды сияли над нами. Сначала спаситель, а теперь такой же мужчина, как и тот пьяный, он ослабил объятия, отстранился на поросшую травой холодную песчаную землю, будто хотел остыть от безумных движений. Я пришла в себя. Миражи больше не туманили мой мозг. Всхлипывая от горького раскаяния, я кое-как натянула на себя одежду, долго не могла попасть в брюки. Вслед незнакомец крикнул своим хрипловато-дребезжащим голосом:
- Завтра я найду тебя, Галя!

Стыд и страх не дали мне заснуть той ночью. А что, если действительно незнакомец придёт ко мне? Он знал моё имя, выходит, следил за мной. На маньяка не похож и всё же… этот ужасный голос! Не колеблясь я решила уехать.

Светало. Друзья еще спали. Я нацарапала записку, собрала вещи и, не оглядываясь, подобно вору, покинула территорию пансионата. На попутках добралась до Чолпон-Аты. Автобус заполнялся медленно. Я отнесла вещи в салон, а сама пошла прогуляться по вокзалу, вернулась вовремя: последние билеты раскупили. Я зашла одной из последних, не разглядывая лиц сидевших. Рядом со мной занял место мужчина. Он развернул газету, скрывшись за ней. Автобус тронулся. Я тяжело вздохнула: на душе было муторно от воспоминания о прошедшем вечере. Сосед начал складывать аккуратно большую газету. Мои нервы и без того были расшатаны, и я отвернулась от ненавистного шелеста к окну, угрюмо созерцая двигающийся пейзаж. Знакомый надтреснутый голос спросил:
- Который час, не подскажете?
Я дёрнулась от ужаса, обернулась. Рядом сидел улыбающийся Алёшка.

Я узнала обо всём, что произошло, и в тот злополучный день в больнице, и потом. Нина Петровна ушла домой, забыв посмотреть на уровень жидкости в капельнице. Катетор оказался неисправным и начал пропускать воздух. На него-то и пытался обратить моё внимание Алёша. Говорить он не мог: в аварии отлетевший кусок лобового стекла повредил горло, были задеты и голосовые связки. Поэтому голос и не остался прежним. Ещё слабый после операции Алёша потерял сознание. А я приняла его обморок за смерть. Но своей неловкостью я спасла жизнь любимому: на грохот прибежала медсестра из соседней палаты и вовремя отключила аппарат.

Когда Алёшу выписали из больницы, Нина Петровна увезла сына в деревню, к своей матери. Там не было телефона и больной не мог сообщить о себе, да и мать оберегала его от « пронырливой девицы», то есть, меня. Ненароком бросала сыну в душу семена подозрений, видела-де «эту» с одним, потом – с другим… Я не осуждаю её: слишком сильна была любовь матери в её попытках уберечь своего ребёнка от неверного выбора, сделать его счастливым, дать всё самое лучшее. Да и красавицей Татьяной Нина Петровна восхищалась…

Говорят, библейский царь Соломон владел мудрым секретом терпения, запечатленным на драгоценном камне. Слова «И это пройдёт» утешали в минуты горя и отрезвляли в минуты радости. Думаю, я постигла эту мудрость. Сейчас я счастлива, но понимаю, что за Алёшку мне предстоит впереди не одна битва. И если вдруг я опять его потеряю, то никогда не подумаю о самоубийстве и не упрекну Всевышнего, потому что самоубийство – слишком малая цена, которой стоят минуты счастья. В дни невзгод нужно утешаться счастливым прошлым, и горе тогда проходит. Это проверено!

Июнь, 2000 г.