О существовании которого он и не подозревал

"– Я думаю, что он решил подшутить надо мной. Он дал мне вот это. – Я вынул два листка линованной бумаги из внутреннего кармана пиджака, куда положил их несколько недель назад, зная, что именно при таких обстоятельствах они и будут предъявлены.

Мистер Бейкер расправил листки на стекле, покрывавшем его стол. Он стал читать их, и мускул под правым ухом так у него задрожал, что ухо задергалось... Когда он, сукин сын, поднял на меня глаза, в них был страх. Перед ним сидел человек, о существовании которого он и не подозревал."
(Дж. Стейнбек. "Зима тревоги нашей")
_______

Ну, вот, эпиграф получился чуть ли не длиннее самой истории. А история-то простая. Сразу после универа попал я работать в ГосНИОРХ, в лабораторию гидробиологии. И скажу я вам, что таких условий для работы, какие оказались там у меня, юного старлаба, сейчас небось ни у одного академика нет. Система озёр в глухом лесу, на которых изучаются режимы биогенных добавок. Институтская научная база. Двухэтажная лаборатория, в распоряжении – бригада работяг, они же и контрольные обловы рыбы делали. Обычно-то гидробиолог не контролирует поток энергии на первом и последнем звеньях – ни биогенную нагрузку, ни пресс рыбы. А мне это удавалось не только контролировать, но даже и задавать! Кто в теме, тот оценит всю уникальность и крутизну ситуации.

В общем, материал на кандидатскую в таких шикарных условиях набрался быстро. Но предъявлять её я не спешил. Дело в том, что заведующая лабораторией нашей страдала дремучей паранойей. Аки царь Иоанн Васильевич, в каждом кандидате видела заговорщика, который якобы собрался её подсидеть. И быстренько от него избавлялась любыми средствами. Трудно представить себе, что сотворила бы она с докторантом – но до этой стадии никто в лаборатории не доживал. А меня такой вариант не устраивал. Я хотел там ещё докторскую написать: и работы непочатый край, и тематика богатая, и возможности есть. В общем, спрятал я кандидатскую в стол до поры, до времени. Да и занялся потихоньку докторской.

Долго ли, коротко ли, но постепенно мадам перестала меня опасаться. А затем начала даже и подначивать – а что же это, мол, Вы, Володя, кандидатскую никак не закончите? Не бойся, мол, меня, вестовой Крапилин, поговори со мной, солдат, откровенно. Я же туповато улыбался, беспомощно разводил руками, бормотал какую-то чушь и шёл себе работать дальше.

Ну, тянул я так, сколько мог. 11 лет протянул. Докторскую почти закончил. И тут был уже буквально выпихнут начальством на кандидатскую защиту. И защитился в 1994г. После чего подо мною предсказуемо загорелась земля, и начала заведующая меня постепенно выживать в стандартном порядке. Особо с этим не торопилась, но жизнь портить начала активно. И вот тут вскоре, в 1996г., захожу я как-то к ней в кабинет и добродушно, даже малость придурковато говорю:

– А Вы знаете, Галина Михайловна, я тут того... Ну, этого... Как бы докторскую между делом написал....защищаться весной буду в Зоологическом институте РАН, они там уже и почитали диссертацию-то, одобряют, вот только заслушать осталось у нас на заседании лаборатории и выписку получить. Можно и отрицательную. Это не принципиально. /Отвлекусь: да. Тогда допускалась и отрицательная, что логично. Право на защиту должно зависеть от качеств работы, а не того, насколько твоё руководство тебя опасается или просто не любит. Это теперь требуется непременно положительное заключение с места работы, что автоматически делает потенциального диссертанта игрушкой в руках любого начальственного козла/.

Видели бы вы, как перекосило и расколбасило её наглую, жирную харю, как полезли из орбит маленькие свинячьи глазки. Вот тут-то я и вспомнил эту сценку, что в эпиграфе.

Вскоре я попал под сокращение штатов. Но защититься дня за три до увольнения всё-таки успел.