Колючка. Глава 21. Таинственный дом поместья Блекв

Глава 21. Таинственный дом поместья Блеквелов или неразгаданная тайна

То, что мы испытываем, когда бываем влюблены, быть может, есть нормальное состояние. Влюбленность указывает человеку, каким он должен быть.
А.П. Чехов

POV Виктории
Утро следующего дня началось не так, как всегда. Пушистые облака на залитом заревом небе замерли, подставив бока восходящему солнцу. Природа будто бы замолчала, вызвав во мне необычные чувства, нежданно прерванные проснувшейся Кариной. Что-то бурча себе под нос, она принялась слоняться по комнате, бездумно отправляя в школьную сумку то книги, то тетради, то ручки.

– Кара, еще такая рань, – простонала я, ленно потягиваясь на простыне. – Что случилось?
Пальчики нашли цветочек и украдкой спрятали его в дальний угол прикроватной тумбочки вместе с воспоминаниями о ночном госте.
– Ничего, – фыркнула сестра. – Дала Руфино обещание больше не пропускать школу.
– И поэтому встала на час раньше положенного?
Я поднялась с постели и, прикрыв рот ладошкой, широко зевнула.
– Все равно не спалось.
– Прекрати волноваться, пара-тройка уроков, и ты – дома.
– Семь, Вики, семь уроков в окружении очень «одаренных» личностей. Кстати, какая отвратительная эта твоя Мишель, – поморщилась Карина, расчесывая волосы. – Болтает без умолку, и… не нравится она мне.
– И не обязана нравиться. Это моя подруга.
– Елена, не могу объяснить, но Мишель…
– Обычная девушка.
– В том-то и дело, что нет.
– Чушь! – набросив на плечи халат, я вышла из комнаты, и сестра покинула спальню вслед за мной. – Что ты можешь знать, ведь у тебя нет подруг?
– Так проще жить: никто не предаст, не воткнет нож в спину, не сделает больно.
– Но и не выслушает, не поймет, не разделит печаль.

Мы спустились по извилистой лестнице и направились на кухню, с которой доносились запахи кофе и яичницы с беконом.
– Не говори чепухи, сестричка. Кому нужны печаль, слезы? Уж точно не Мишель.
– Ты плохо ее знаешь.
– Чтобы раскусить некоторых, достаточно пяти минут, а то и того меньше.
– Доброе утро, – поприветствовал нас отец. – Присаживайтесь, будем завтракать.
Удивительно, но сегодня все встали ни свет ни заря, и лишь я, видя во сне Боярда, с трудом открыла глаза, прервав чудное сновидение, сменив страну грез на реальность. Ловко отодвинув стул, я опустилась на него, а Кара уселась напротив, взяв со стола книгу. Потрепанный вид издания говорил о немалом его возрасте, и в антикварной лавке книженцию, скорее всего, оценили бы по достоинству, но лично у меня этот труд не вызвал интереса.
– «Место обитания волков», – прочитала сестрица название и хитро улыбнулась. – Новое хобби, папа? Наконец-то вампиры покинули твое сознание!
– Нет, не новое хобби, Кара. Я бы назвал его живым оружием против вампиров.
– Шутишь? – поперхнулась сестра чаем. – Живое оружие?
– Именно. Видишь ли, речь идет не об обычных волках, уж ими-то явно не напугаешь вампиров. У них издревле есть равноправные, такие же сильные и быстрые враги: оборотни. Я перечитал внушительное количество книг, изучил весь материал, что сумел найти, но так и не понял их отношения к людям. Фрида обещала подбросить еще пару-тройку томов ручной работы. Как раз сейчас она занимается поиском на юге страны, где живут ее родственники по линии матери. Эстер в свое время была сильной колдуньей, поэтому самая ценная литература принадлежит именно их семье, Катчер.
– Но Фрида – ведь тоже Катчер?
– Кара, ведьмы не меняют принадлежности к роду, поэтому по каждой фамилии можно судить об их силе. Появились представители тогда, когда люди начали заниматься магией, веруя в то, что сумеют управлять природой, лечить, калечить, забирать силы и даровать их. Ведьмы поклонялись небесам, черпали энергию из земли и порой управляли погодой. У каждой из них в запасе был целый арсенал разнообразных трав, с помощью которых можно было и вылечить тяжкую болезнь, и убить человека. В те времена ведьмы внушали страх, их дома обходили стороной, а при встрече старались не смотреть в глаза, дабы не потерять рассудка. Были страны, в которых женщин, помеченных ведьмовским знаком, считали служителями Дьявола и сжигали на костре.
– Странно, что ты до сих пор не убил Фриду.
Карина закатила глаза и отправила в рот кусочек приготовленной отцом яичницы.
– Кара, – одернула я сестру.
– А что? Папа ловко расправляется со всем, что имеет темную сторону.
– Ей обладаем даже мы с тобой, – начал отец разъяснения. – Темноту, как ты ее называешь, нужно уметь различать. Ведьмы – люди с определенными способностями, у них есть дар свыше. Магия, которой они владеют, не имеет цвета и оттенков; это сгусток энергии, посылаемый в нужном направлении. Так вот, если ведьма использует дар для благих дел, магию считают светлой; а если для пагубных – темной. Вампиры – другое дело: в них все светлое умирает, как только завершается процесс превращения. Они становятся живыми мертвецами, не более. Быть может, существа эти и способны совершать благородные поступки, но те меркнут на фоне количества жертв, что монстры оставляют безжизненными, порой расправляясь с ними с особой жестокостью.
– А вдруг оборотни также опасны и для людей? – поинтересовалась я, не выдержав натиска монолога.
– Не переживай, Виктория. Пока я не буду уверен в обратном, поиски не начнутся.
– Ты решил их найти?
После такой новости сердце заколотилось в груди.
– Если они наши союзники, почему бы и нет. Удвоить, а то и утроить силы было бы неплохо.
– Можно почитать книгу?
– Можно, только не носи ее в школу, – папа погладил меня по макушке, коснулся плеча Карины и улыбнулся. – Удачного вам дня. У меня много дел, так что до школы доберетесь сами.

Минут через пять отец ушел, а я, взволнованная до предела, случайно опрокинула на колени кружку с чаем. Благо, глава нашей семьи знал, что не люблю горячие напитки, иначе без ожогов не обошлось бы.
– Кара, – протянула я имя сестры.
– Прекрати дергаться, Вики!
Карина тут же передала мне  салфетку.
– Нужно предупредить Боярда.
Волнение нарастало с каждой минутой; сознание уводило в далекое будущее, которое было отнюдь не светлым и ясным. С этой самой минуты у меня появился новый враг, сильный и быстрый. Союзничество исключалось, ведь и сама могу попасть в ряды недругов, как только волки пересекут границы города. Боярд стал частью моей жизни; желая погубить его, оборотни будут покушаться и на меня.
– О чем? Ничего не говори ему, Виктория.
Буравя гневным взглядом, Кара тряхнула меня за плечи, пытаясь разбудить разум.
– Скажу.
– Пока что нет смысла.
– Есть.
Я дернулась, желая встать, но сестра не позволила подняться.
– Не сейчас, отец еще ничего не решил.
Через напускное спокойствие Карины сквозило волнение не меньше моего, и глаза говорили об этом. В нашей семье я всегда думала вслух, а точная копия – молча, обращая задумчивый взор на окружающее пространство, которое в такие минуты вряд ли ее интересовало. Хотя по отвлеченности и брошенным вслух обрывкам мыслей трудно было что-либо понять.
– Ты же знаешь, если отец чего надумал, его не остановить, – обратилась я к сестре, глубоко вздохнув.
Наивно было полагать, что это поможет прийти в себя, сделает мысли ясными, а поступки – правильными.
– Он владеет малым количеством информации, и все, что сейчас нужно – раздобыть для него выгодный нам материал. Оборотни опасны для людей, верно?
– Да.
– А теперь марш одеваться, иначе опоздаем в школу.
Размышляя о своем, я поднялась со стула и направилась в комнату. Сборы были быстрыми, поскольку времени на «покрутиться у зеркала» не оставалось. Блеск для губ и остальная косметика так и остались лежать на полочке нетронутыми.

Когда моему взору открылась улица, Кара уже сидела в машине и нервно стучала пальцами по рулю. Бросив сумку на заднее сидение, я забралась в автомобиль. Сестрица тут же нажала на педаль газа, не дождавшись момента закрытия двери с моей стороны. Карина небрежно провела рукой по волосам, приподняла ворот белоснежной рубашки и надела солнечные очки. Сестра умела преподать себя, в большинстве своем вид был безупречен. Вот и сейчас она сидела и улыбалась, а мне оставалось лишь теребить в руках расческу в желании привести волосы в порядок.
– Начнем с малого: сегодня после уроков зайду в библиотеку, общая информация о волках нам не повредит; а завтра забегу в антикварную лавку. Возможно, там найдется что-нибудь подходящее.
– Наверняка отец раздобыл в городе все, что можно.
– Когда-то давно я читала книгу, в которой говорилось о ведьмах. Не смотри на меня так, это было просто из любопытства, – я закатила глаза, а Карина продолжила: – У каждой из них была собственная магическая книга, в которую записывались заклинания, всевозможные рецепты и полученные результаты. Ведьм преследовали и не любили, поэтому женщины старались не показывать принадлежности к миру теней и прятали рукописи, в которых содержалась ценная информация, в укромные места. Если ведьме удавалось выжить среди людей, она успевала за свои годы написать не одну книгу. Так что, Вики, если и существуют описания оборотней ведьмами, их нелегко найти. Люди, обнаружив издания ручной работы, сжигали их. Непонятное и таинственное всегда пугает, и мы неосознанно стараемся защититься и порой уничтожаем то, что могло бы не раз пригодиться.
– Думаю, интернет нам поможет. Там есть все.
– Приехали, выпрыгивай. Интернет? Нет, должен быть достоверный источник.
– Значит, мы его найдем.
Попрощавшись с Кариной, я вылезла из машины и направилась прямиком к школьному зданию, внутри которого царила тишина, что говорило об еще одном опоздании. Проскользнув тихонечко в класс, я заняла свое место.

Уроки пролетали один за другим, и мне не удавалось сконцентрироваться на темах. Думы о Боярде, утреннем разговоре с папой и мысли об оставленной на письменном столе книге направили взгляд на улицу, и лишь легкий удар локотком в бок вернул в реальность.
– Что с тобой происходит? – спросила Мишель.
– Ничего.
Я вдруг осознала, что не могу поделиться с одноклассницей не дающей покоя информацией. Раньше у нас не было друг от друга секретов, теперь они у меня появились. Мишель также была из семьи Основателей, но отсутствие у подруги парня-вампира меняло все.

После уроков вместо обычного времяпрепровождения с друзьями я поймала такси и попросила доставить к особняку Блеквелов.

Пальцы дрожали, глаза горели, а сердце бешено ударялось о грудную клетку, когда водитель высадил меня у жилого здания. Отчаянно хотелось увидеть Боярда, поэтому твердой рукою постучала в дверь.
– Привет.
На пороге появился Руфо, придержав массивную перегородку рукой. Растянув губы в улыбке, вампир, казалось, был рад мне, но серьезный и внимательный взгляд говорил о другом. Брат Боярда недоверчиво смотрел, будто пытался понять, кто из нас,из сестер , стоял перед ним.
– Привет, – отозвалась я вежливо.
От нетерпения увидеть ясный взор голубоглазого вампира, по которому очень соскучилась, мне хотелось приподняться на носочки и тщательно изучить пространство за спиной Блеквела-младшего. Желая облегчить парню задачу и, разумеется, получить ответ, я поинтересовалась:
– Боярд дома?
– Нет, будет чуть позже. Проходи.
Руфино жестом пригласил в дом, и я перешагнула порог особняка, нервно теребя пальцами кулон.  Вампир питался исключительно кровью животных; по крайней мере, так говорил Боярд. И все же вспоминались слова отца о том, что вампиры – существа непредсказуемые, вспыльчивые, ведомые жаждой и голодом. Находясь в просторной гостиной, упорно приводила доводы в пользу Руфо: вампир не трогал Кару, а я – девушка его брата, да и защита была не только на шее, но и в крови.
– Как насчет чашечки чая? – поинтересовался Блеквел-младший, вмиг вытянув меня из раздумий.
Вместо ответа на заданный вопрос последовали неопределенное пожатие плечами и слабая попытка улыбнуться.
– Ты боишься меня.
Руф усмехнулся и качнул головой, подтвердив свои же слова.
– Расскажи о нем.
– Что именно хочешь знать?
Скрестив на груди руки и чуть приподняв вверх уголки рта, вампир взглянул на меня исподлобья.
– Все. Мне интересно знать все: чем он увлекался, пока был человеком; что радовало, а что огорчало, что радует сейчас.
– Много вопросов и мало ответов, – констатировал факт Руфино. – Давай лучше кое-что покажу, – он направился в сторону двери, я же осталась стоять на месте, все еще не доверяя тому, к кому по глупости зашла в гости. – Пойдем, тебе понравится.

Разглядывая пространство вне дома, я твердой поступью шла за вампиром, услужливо приподнимавшим ветви деревьев, дабы можно было беспрепятственно преодолеть тропу.
– Есть путь длиннее, и он не такой тернистый.
– Все нормально, – собрав пальцами спутавшиеся на ветру волосы, скрутив их в плотный жгут и перекинув через плечо, оглянулась по сторонам и продолжила: – Карине бы здесь понравилось.
– Красиво?
– Дело не только в этом. Сестру с детства прельщают необычные места. Будучи маленькой упертой девчонкой, она любила играть в прятки, заставляя нервничать все семейство. Кара с легкостью могла отыскать укромное местечко и весь день провести там, напрочь забыв о реальности, хотя и сейчас она не очень-то ее волнует. Карина предпочитала людской суете природу, поэтому мы нередко находили увлеченную обычным делом сестру у ствола сломленного дерева. Она любила рисовать, много читала и лишь после смерти матери стала настолько неуправляемой и капризной, что я перестала ее узнавать.
– Виктория, твоя сестра – необычная девушка, и этим пленила. Мне нравится общаться с ней, узнавать по чуть-чуть. Она непредсказуема, и в этом состоит вся прелесть. Карина напоминает интересную книгу, от чтения которой постепенно получаешь удовольствие, задерживая дыхание, радуясь малому, не забегая вперед, а оценивая и анализируя происходящее. Глядя ей в глаза, понимаю, что не все так просто, ведь мысли в большинстве своем недоступны. Я могу полагаться лишь на те, что она озвучивает.
– Хотела бы иметь такое же терпение, но, увы…
– Вечность заставляет иначе чувствовать время.
– Знаешь, Руфино, размышляя о вечности и обо всем, что с ней так или иначе связано, всегда попадаю в тупик, в ловушку разума, из которой ни разу не удавалось выбраться. Анализируя все, что приходит в голову, понимаю, что получивший доступ к бессмертию человек не может быть счастлив. Программа его якобы существования изначально нацелена на неудачи, горести, беды. Сам он жив, пока живы близкие и родные люди. Именно они дают ощущение нужности, заставляют меняться в основном в лучшую сторону, страдать, сопереживать, любить, следовательно, жить. Время неумолимо летит вперед, забирая всех, кто живет в наших сердцах. Когда умирает последний близкий, вечность теряет смысл раз и навсегда. Неважно, какую из счастливых масок ты наденешь сегодня, завтра или через год. Важно одно: ты одинок, значит, несчастен. А смысл, я всегда пытаюсь его отыскать и…
– А если смысл кроется в ожидании?
– В ожидании чего?
– Новой встречи, которую не смогла дать жизнь, пока ты был смертным.
– А что если ожидание растянется не на сто, а тысячу лет, Руфо? Что тогда? Встреча может не состояться.
– Тысяча или две тысячи, нет особой разницы. Будучи бессмертным, довольно скоро перестаешь считать годы. Зачем, если в запасе их огромное множество?! Стареет время, увеличивая с каждой секундой свой пробег, наш же облик остается неизменным. Но даже не это главное, Вики. Временным рамкам подвластно практически все, и человек – не исключение. На протяжении всей жизни он учится чувствовать, занимается спортом, меняется, растет, трудится, преодолевает препятствия. Органы изнашиваются, силы утрачиваются, тускнеет цвет лица, блекнет некогда пышная шевелюра, но продолжают гореть глаза. Они и есть зеркало души, что вечна. В каком бы ни был физическом состоянии человек, как бы ни был он стар, душа молода. И покуда живет в ней вера, существует и надежда на лучшее. Вера, Вики, есть повсюду; на ней держится мир. Просыпаясь утром в дурном настроении, веришь, что все изменится, даже если нет сил продолжать путь. Ты смотришь в глаза моего брата и веришь, что у него доброе сердце, веришь ему, а иногда пытаешься доверять. Приближаясь довольно близко и зная, кто Боярд на самом деле, закрываешь глаза и улыбаешься, радуясь его присутствию. Это и есть вера, что позволяет наслаждаться моментом, забывать о возможных последствиях тогда, когда горло брата пылает огнем, изнывает от жажды. Даже шествуя со мной по узкой тропинке…
– Я бы все же назвала это безумием, Руфо, а не верой.

– Вот мы и добрались.
Вампир улыбнулся, сорвав покачивавшийся на ветру тонкий травяной стебелек. Высокие деревья остались позади, во всей красе открыв то, что хотел показать мне брат Боярда. Он наблюдал за моей реакцией, важно подбоченившись и довольно ухмыляясь. Кажется, имение Блеквелов было безграничным. Взору предстала площадь, обнесенная забором, дальняя часть которого находилась будто бы у самого горизонта и подпирала небо, не давая ему пасть на головы породистых скакунов.
– Нравится?
– Очень.
– Отец привил нам любовь к этим красивым животным. Они были забавой и средством передвижения. Боярд порой пропадал на конюшне целыми днями, возвращаясь домой лишь под вечер. Брат любил рассекать просторы верхом.
– А ты? – поинтересовалась я, заметив, что себя Руфо оставил без внимания.
– А я любил и люблю читать книги.
– Прости, что?
– Говорю, что любил читать книги. Видишь ли, в те времена лошади были связаны с охотой, и, избегая данное мероприятие, я искал себя в другом. Боярд же был правой рукой отца. Он преуспевал во всем, что считал важным старший представитель нашей фамилии. Мой брат с удовольствием настигал добычу и никогда не возвращался с пустыми руками, отлично держался в седле и, в отличие от меня, ни разу не падал с коня.
– Руфино…
– Это было давно, Виктория, и ребра удачно срослись, – я нахмурилась, и молодой человек добавил: – Не бери в голову; больше не падаю, потому что вся живность обходит меня стороной.
– Еще один минус вечности?
– Коснувшийся меня.
– В смысле?
Я пыталась понять собеседника, наблюдая за тем, как он, погрузившись в воспоминания, отрешенно смотрел вдаль. Игривые лошади носились по кругу так, что от топота копыт пыль поднималась ввысь и настигала шкуры животных своим покрывалом. Иногда бег прекращался, и кони, важно шествуя по расположившемуся в центре и по краям поля изумрудному ковру, приминали зеленые листья и ели их.
– В тот день стояла отличная погода, – начал Руфино рассказ. – Солнце находилось в зените, а голубое небо было бескрайним. Читая очередную интересную книгу, я периодически смотрел в окно и наслаждался окружающей жизнью. Через какое-то время с улицы послышались голоса, и уже через десять минут было велено выйти во двор. Все только и говорили, что отцу доставили породистого скакуна, и я, немало зная о лошадях, тоже желал его увидеть. Удивлению не было предела, поскольку передо мной предстала не величественная лошадь, а черный, как смоль, молоденький жеребенок. Обладая спесивым нравом, он то и дело пытался укусить и фыркал грозно и недовольно. Отец смотрел на жеребенка с опаской, и лишь Боярд беззаботно ухмылялся, пытаясь присмирить протестанта. Я до сих пор помню выражение лица брата: ни капли волнения или страха, только строгий взгляд и слегка нахмуренные брови. Легок на помине.
Блеквел-младший улыбнулся, а я тут же попала в крепкие объятия Боярда.

– Привет, – прошептал любимый тихо, почти не слышно, коснувшись губами моих волос и заставив сердце затаиться в груди.
Казалось, я не видела вампира целую вечность и сейчас, истосковавшись не на шутку, плавилась в руках, словно податливый воск свечи от игры золотистого пламени.  Прижимаясь своим сердцем к его, я чувствую, понимаю, что он – все, что мне нужно. Если бы можно было забраться к нему под кожу, я обвила бы вампира лианой и не расставалась с ним ни на минуту.
– Привет.
Повернувшись лицом к любимому, заглянула в голубые глаза, что так пристально на меня смотрели, и вновь пропала, пропала без вести и добровольно. Теплые губы накрыли мои в нежном поцелуе, и «колючая», как называл ее Боярд, Виктория рассыпалась на мелкие кусочки и испарилась, исчезла. Вместо нее осталась та, что не знала, как противиться стоявшему рядом мужчине, прижимавшему к себе так сильно, что вдаль уходили последние крупицы рассудка.
– Как ты? – поинтересовался вампир, прервав поцелуй.
– Хорошо. Уже хорошо.
Услышав эти слова, Боярд улыбнулся и еще крепче обнял меня.
– По-моему, услуги экскурсовода нам больше не нужны.
– Боярд, – одернула я его.
– Сам тебе все покажу.
Вампир присвистнул, и черный вороной конь помчался в нашу сторону.
– Не дури, брат, – подозрительно строго проговорил Блеквел-младший, стоявший неподалеку.
– Отстань, Руф, – произнес Боярд холодно, не глядя в сторону родственника.
Взор вампира был обращен к скакуну, который по велению хозяина только что прибыл к нам.
– Знакомься, это Норд.
Недолго думая, я потянулась к черной лошади, но сию же секунду была остановлена младшим представителем Блеквелов. Поймав на лету ладонь, Руфино заставил меня отпрянуть в сторону. Взглянув на воспрепятствовавшего, я попыталась понять, в чем дело, ведь Норд – обычный жеребец.
– Убери руки, – прорычал Боярд, сверля брата почерневшим взглядом.
Казалось, еще чуть-чуть, и родные друг другу «люди» начнут метать молнии, а там и до драки недалеко. Уж чего мне хотелось меньше всего на свете, так это быть причиной вражды.
– Боярд.
– Мы разберемся без тебя.
Я внимательно посмотрела на Руфо, который не скрывал тревоги, а затем – на Боярда. Беззаботно улыбаясь, он игриво подмигнул и взял мою руку в свою.
– Не делай резких движений и, главное, не волнуйся. Зверь почувствует это сразу же.
– Спасибо, что сказал. Теперь я точно буду волноваться.
Неясная тревога завладела мной, и дело было вовсе не в боязни величественного животного. Не давало покоя побледневшее лицо Руфино; молодой человек был так напряжен, будто Боярд решил показать не лошадь, а льва.
– Тогда давай сделаем шаг назад.
Крепкая пятерня легла на живот, потянула за своим хозяином и, не дав опомниться, оттащила от ограды.
– Вот так, – накрыв мои пальцы своими, вампир прислонился щекой к виску и уверенно потянул к Норду. Конь слегка склонил голову, и я погладила ее. – Ты ему понравилась, –шепотом пронеслось у уха и растворилось в воздухе. – Видишь ли, Виктория, эта порода лошадей всегда отличалась спесивым нравом, и Норд – не исключение. Человек либо нравится ему, либо – нет. Третьего не дано; правда, Руфо?
– Правда.
Младший представитель семьи Блеквелов так глубоко вздохнул, что грудная клетка встрепенулась. Улыбка вышла кривоватой, да и Руф тут же поджал губы и упрямо уставился в пол, словно там было что-то интересное.
– Ты обязательно должен попробовать еще раз, – обратилась я к понурому вампиру.
Боярд в мгновение ока помог мне взобраться на лошадь, а после и сам вскочил в седло.
– Попробовать? – нервно усмехнулся Руф, подарив миру тусклый взгляд. – Эти животные больше не интересуют меня.
Блеквел-старший пришпорил коня, и мы понеслись вперед.
– Неправда! – прокричала я, подставив игривому ветру лицо. – Попробуй.

Окаймленная деревьями поляна направляла свою поверхность к ярким солнечным лучам, доходившим и до плотного соснового кольца. Оглядываясь по сторонам и вдыхая аромат цветов, я наслаждалась присутствием любимого человека, грудь которого вплотную прижималась к моей спине.
– Куда мы едем?
– Ты же хотела узнать, каким я был много лет назад.
– Один день из жизни Боярда Блевела?
– Почти, – усмехнулся он, заправив каштановую прядь волос за ухо, – но есть одно условие.
– Какое? – поинтересовалась я, живо ощутив, как некто обворожительный зарылся носом в мою шевелюру.
– В нашей истории не будет хватать одного дня из жизни несравненной Виктории. Мне бы хотелось восполнить пробел.
– И мне.
– Покажи мир своими глазами, и этого будет достаточно, – произнес Боярд.
– Попробую.
Раньше я стойко держалась рядом с вампиром, но теперь всего одним касанием он заставлял забывать обо всем.
– Тогда по рукам.
Присутствие рядом Блеквела смущало, и меня переполнила радость от легкого ветерка, охлаждавшего порозовевшие щеки и заставлявшего очнуться от прекрасного сна, смотреть вперед и наслаждаться местностью. Вампир нарочито прижимал меня к себе и целовал при каждой возможности.
– А что там?
– Ветхое жилище, – ответил любимый.
– Странно.
– Что именно?
– Тот дом. Все вокруг выглядит таким ухоженным, и лишь хижина стоит сама по себе.
– Она выглядела бы так же, как и все вокруг, если бы Элизабет подпустила нас.
– Элизабет?
– Наша мать. Ее звали Элизабет Блеквел, она была женщиной дивной красоты с поразительно добрым сердцем и небесно-голубыми глазами.
Блеквел, управившись с поводьями, направил коня в сторону невысокого строения.
– Ты похож на нее, – проговорила я тихо и улыбнулась.
– Верно. От отца мне достался только характер и цвет волос. Но это не столь важно, я хотел рассказать о другом. Когда-то давно, еще до нашего со Руфино рождения, в имение Блеквелов прислали новых слуг. Одну из них звали Сара. Девушка с черными, как ночь, глазами и копной золотистых волос была молчалива и во многом отличалась от остальных. В один из дней у отца начался приступ сильнейшего жара, и высокую температуру не смог сбить ни один знахарь. Мама не жалела денег, но результата не было. Ночью, когда глава нашей семьи стал бредить, а Элизабет не сумела сдержать слез, в комнату вошла Сара, держа в руках фарфоровую кружку отца. Служанка заверила, что, выпив отвар, отец уже утром выздоровеет. Осознав, что терять нечего, мама напоила напитком супруга. Как и обещала ведьма, Элизабет предпочитала называть ее травницей, папа пришел в себя на рассвете. Вскоре Сару перестали считать служанкой и переселили в этот небольшой домик, в котором она сушила травы и заготавливала снадобья, леча не только людей, но и скот. Мама достаточно много времени проводила со своею подругой. Помню, как они вышивали, сидя на крыльце и непринужденно беседуя о чем-то.
– Прости.
– Не извиняйся. Знаешь, закрывая глаза, осознаю, что совсем не помню лица матери. Время безжалостно отняло ее, и я бы потерялся, если бы не огромный портрет в библиотеке и парочка старинных фотографий. Вспоминаются приятные моменты, но не лица. Несмотря на то, что я вампир и могу разместить в памяти приличное количество информации, облик тех, кто был рядом со мной-человеком, нередко ускользает.
– Прошло слишком много времени, Боярд.
– Верно. Узнав о смерти матери, я вернулся в город. Кругом царил хаос, и подобные мне существа не церемонились, убивали всех, кто встречался на пути. Если таких не было, вампиры находили их сами и лишали жизни. В тот день, когда мне пришлось вглядываться в лица дорогих людей, шел дождь. Ливень спустился на город сплошною стеной, и серое небо плакало вместе со мной. Все, кого считал семьей, были мертвы; в живых никого не осталось. Накрытый плащом я вымок до нитки, собирая разбросанные тела. Вода стекала по ресницам, щекам, смывала то, что называется слезами, и падала вниз. Одиночество… Живо ощутив его, я возненавидел белый свет пуще прежнего. Похоронил всех, кого сумел найти, вот только чертовки Сары нигде не было. Ведьма испарилась, оставив после себя тайну, закрытую на несколько засовов. Направившись к домику, наткнулся на невидимый щит, колотил по нему руками, звал, но ответом была тишина. Щит, окольцевавший хижину, не давал пройти внутрь. Плюнув на все, я уехал подальше от этих мест, не желая, чтобы что-то напоминало о семье и случившемся. Руфино тогда слонялся по миру, и я понятия не имел, где он мог быть. Оказавшись в городе через десять лет, устав от беспробудных пьянок, дешевых девиц и кабаков, нанял людей присматривать за родовым имением и попытался задержаться. Однажды вечером, не сдержав любопытства, я побрел к хижине, но уперся лбом в невидимое препятствие так же, как и много лет назад. Ведьмы всего света пытались снести к чертям колпак, но не смогли. Они ссылались на потусторонний мир, духов, заклинания и уходили. Мне же приходилось наблюдать за тем, как трава из года в год поднималась вокруг дома до одного и того же уровня, желтела, вяла, уходила под снег, а весной вновь разрасталась. Одна из ведьм сказала, что сама Элизабет не желает впускать нас туда, и после этого я прекратил попытки.
– Но ты все равно любишь ее.
– Она – моя мать и навсегда останется в сердце.
Усилив давление колен, Блеквел остановил коня, спустился, а затем помог спуститься и мне.
– Память, – тяжело вздохнула я, набрав в легкие побольше воздуха. – Мама умерла, когда мне было семь; сгорела за считанные дни. Папа говорит, ее нельзя было спасти. Верю, но легче от этого не становится. Мне ужасно не хватает ее, и порой, закрывая глаза перед сном, воспроизвожу картинку тех лет, а слезы катятся из глаз. Помню, как мама расчесывала мне волосы перед сном, а Кара, надев ночную сорочку, танцевала посреди комнаты. Это были счастливые годы, и никто и никогда не сможет отнять воспоминания о теплых маминых руках и добрых, искренне радующихся за нас глазах.

Нежно приобняв за талию, вампир притянул меня к себе и коснулся губами макушки. Он понял все чувства и ненавязчиво попытался поддержать. Ощутив ласку рук, я вынырнула из крепких объятий и заглянула в глаза, целенаправленно стряхнув с себя поволоку печали.
– Хочу потрогать щит.
По бокам от старого дома, расположенного от нас в метрах двадцати пяти, росли в два ряда деревья. Их вершины тянулись к небу, а толстые стволы были покрыты темной корой.
– Просто протяни руку вперед, – шепнул вампир, пропустив между пальцев прядку моих волос.
– Хорошо.
Отойдя на несколько шагов от Блеквела-старшего, я присмотрелась, желая взглядом заметить тонкую грань.
– Не увидишь, – проговорил вампир, пристально наблюдая за происходящим.
– Уже поняла.
Протянув вперед руку, я через мгновение уперлась в преграду.
– Ну как? – спросил Блеквел, хитро прищурив глаза.
– Необычно.
Заскользив пальцами по заслонке, тщетно пыталась найти лазейку в закрытое пространство. У меня так же, как и у Боярда, не было доступа к охраняемой территории.
– Не пускают, – произнесла я печально и тут же насторожилась, почувствовав, как поверхность щита принялась оживать, становиться холодной и влажной.
– Что случилось, Виктория?
Боярд моментально заметил перемену в лице и быстро убрал мои ладошки от невидимой заслонки.
– Смотри, – сорвалось тихо с губ.
Кожа стала влажной, будто бы я только что окунула руки в воду, а в глазах застыло изумление от представшей картины: капельки защиты срывались вниз и ударялись о землю.
– Что за чертовщина, – пробормотал Блеквел и вслед за мной обратил взор к щиту.
Заграждение покрылось живительной влагой, похожей на бусинки утренней росы. Благодаря обновлению стена, отделявшая нас от запретной территории, стала не только осязаемой, но и видимой. Оказывается, она уходила вверх и, подобно старым деревьям, упиралась в небо.

Глубокая складка залегла меж бровей вампира. Шумно выдохнув, любимый сделал шаг вперед и уперся руками в щит. Грозный рык тут же разнесся по округе. Я вздрогнула, а внутри все сжалось от страха и неожиданности.
– Боярд!
Блеквел-старший упал на колени, оставив на гладкой поверхности преграды кровавые подтеки, которые тут же смыла вода. Я попыталась отстранить вампира от щита, но они приросли друг к другу. Рыча, Боярд принял облик хищника: клыки вырвались наружу.
– Элизабет! – закричала я, что есть мочи. – Элизабет!
Она вытягивала из него силы, делая кожу бледной, а тело – слабым. Паника и страх потерять любимого заставляли тело дрожать, а сердце с душою – ныть.
– Боярд, – рыдая, подставила к его губам запястье и зажмурила глаза. – Пей, пожалуйста, – молила я. – Не хочу, слышишь, не хочу, чтобы ты умирал.
Свирепые рычания остались в прошлом. Безвольно склонив голову, Блеквел замолчал. Не было ни единой попытки спастись, запястье осталось нетронутым,  кровь усиленно бежала по венам, болью отдаваясь в висках. Лицо горело, я задыхалась, жадно и порывисто глотая воздух, осознавая, что бессильна и слаба перед натиском невидимой силы.
– Элизабет, – позвала я, утирая соленость тыльной стороной ладони. – Он ведь твой сын, мальчик, которого носила под сердцем. Тот, кто забирался на колени и доверчиво заглядывал в глаза, целовал перед сном, держал за руку, до сих пор хранит тебя в своем сердце.
Крепко обнимая любимого и прижимаясь щекой к широкой спине, я продолжала говорить, не замечая катившиеся по щекам слезы. Человеческих сил не хватило для того, чтобы удержать вампира, и он медленно завалился на бок, а затем распластался на земле.
– Боярд, – прошептала я, убирая пряди волос с побледневшего лица.
Мужчина молчал, не подавая никаких признаков жизни. Узор из вен спрятался под кожей, руки неподвижно лежали, глаза были закрыты, дыхание затихло.
– Боярд, – позвала я вновь, поглаживая прохладные пальцы.
Не верила глазам, надеялась на чудо, которому не суждено было произойти, ведь Блеквел не отзывался. Тишина стала губительной и невыносимой. Мир потерял краски и завертелся перед глазами с такой скоростью, что я не заметила, как он перестал существовать.