Весеннее признание. Отрывок

     … Это было похоже на детскую игру. «Угадай, о чём я сейчас подумал»… Они сидели в темноте на диване, магнитофон чуть слышно работал, мигали красные и зелёные огоньки, снаружи слышались приглушённые автомобильные сигналы, гул далёких самолётных моторов, - за микрорайоном был аэропорт… Глаза у обоих блестели от возбуждённого волнения и выпитого алкоголя. Анатолий нежно гладил Танину ладонь кончиками пальцев. По её телу бежали тёплые волны. Она не знала, счастлива она или нет, но ей было так хорошо…
     Но всё хорошее, к сожалению, имеет свой конец. Или просто переходит в какое-то другое состояние. Таня первая услышала звук открывающейся двери, насторожилась, отняла руку. Анатолий нахмурился.
     Дверь распахнулась, в комнату хлынул свет. Широко улыбаясь, в дверях встал Владимир Шандрик. На его распахнутой чёрной кожаной куртке, на тёмных волосах, на пушистом белом свитере сверкали не успевшие ещё растаять снежинки.
     - Ну, товарищи, на улице опять снег! Красота!
     Анатолий кинулся к окну, отодвинул занавески. За окнами бушевала весенняя метель.
     - Видел сейчас Серёжку с Зоей. Гуляют и не думают идти по домам. Может, и мы махнём, а?.. – Отец хитро прищурился. – Анатолий, возле парадной я вроде видел какой-то мопед…
     - Нет, правда?! – Анатолий подскочил к отцу, обнял, чмокнул в твёрдую холодную щёку. – Спасибо, папа!..
     - Таня, Танюшка! – он закружил девушку по комнате. – Это же так хорошо, Танечка! Теперь мы будем всюду ездить вдвоём! Идём скорее! Тебе в шубе будет неудобно, я дам тебе свою куртку!..
     Смеясь, они выскочили в коридор. Отец посмотрел им вслед, подошёл к окну, закурил, открыв форточку…
     Анатолий великодушно предложил Тане свою новую, сияющую серебром куртку, но девушка выбрала его старую, тёмно-синюю.
     - Мне в этой уютнее, спасибо, Толик! Как здорово, какой замечательный вечер!
     - Вернее, ночь, - заметил, открывая дверь на площадку, отец. – Уже почти одиннадцать.
     Радости у Тани заметно убавилось.
     - Детское время, пап! – укоризненно воскликнул Анатолий. И поспешно потянул Таню в лифт. Прежде чем туда зашёл отец, успел шепнуть:
     - Не волнуйся, Синеглазка моя! Ещё немного побудь со мной. День рождения…
     - Да, но я обещала в одиннадцать быть дома…
     - Скоро будешь, обещаю тебе! А пока прошу, забудь, что ты должна уйти. А то не отпущу! Пошутил… Смотри, какая метель! Как в сказке!
     У парадной действительно стоял новенький голубой мопед. На руле висели два красивых шлема. С восторженным воплем Анатолий кинулся к нему.
     Таня с улыбкой наблюдала за бурным проявлением его совсем ещё детской радости. Снежинки моментально повисли на её ресницах, запутались среди белых пушинок шапки, засияли на куртке.
     Осмотрев мопед со всех сторон, Анатолий завёл мотор.
     - Здорово пашет! Ну, пап, ты у меня молоток! Таня, садись! Поехали!..
     - Только осторожнее, пожалуйста. Не забывайте, что уже поздно. Толик, смотри внимательнее, на дорогах скользко, и из-за снега плохая видимость. Я бы советовал тебе отвезти Таню прямо домой.
     - А шуба? – испугалась девушка.
     - Походишь пока в куртке, уже не холодно. А шубу Толик потом тебе завезёт. Лады, сын?
     - До свиданья, Владимир Анатольевич, - сказала Таня, успевшая узнать имя-отчество отца Анатолия. – Спасибо вам за всё.
     - Не за что. До свиданья, Танечка, не забывай нас.
     - Не забудет, не дам! – Анатолий с грубоватой лаской надел на Таню шлем. – Держись за меня крепко-крепко. Спокойной ночи, папа!..
     … И дальше было всё, как в сказке. Они мчались среди падающего снега и сверкающих фар. Сначала Тане было немного страшно, но потом она расслабилась и полностью доверилась Анатолию. Скоро девушка заметила, что мелькание освещённых окон в высотных домах сменилось полной чернотой. Наклонившись к Анатолию, крикнула:
     - Толик, где мы?
     - На шоссе, - словно издалека ответил он. – Вокруг степь.
     - А куда мы едем?
     - Вперёд!
     Таня счастливо вздохнула и замолкла, прижавшись к нему. Она чувствовала необыкновенный покой и огромную, неведомую ей прежде радость. Ей казалось, что это чувство появилось в ней, когда в луче света в комнату зашёл высокий человек в заснеженной кожаной куртке – отец Анатолия – и подарил им обоим, словно сказку, эти счастливые мгновения… Анатолий вёл мопед уверенно, Таня не испытывала ни малейшего страха, несмотря на большую скорость и полную темноту вокруг, не считая проносившихся редких фонарей… Ей казалось, что она могла бы всю жизнь мчаться так среди ночи и снега неведомо куда, обнимая Анатолия, и никакая сила не сможет их разлучить… Он ощущал то же самое…
     Но вот впереди показалась и стала с каждой секундой приближаться гигантская ярко освещённая автострада, в которую, как ручеёк, вливалось их шоссе. Анатолий снизил скорость и, когда до автострады оставалось метров сто, затормозил у небольшого леска. Таня спрыгнула, немного походила вокруг, увязая в снегу. Не слезая с мопеда, Анатолий смотрел на неё. Потом вытащил сигареты.
     - Не кури, - попросила девушка. – Понюхай, какой здесь воздух! Только от дороги тянет бензином…
     - Ну вот, - засмеялся Анатолий, - лучше уж запах табака, чем бензина!
     - И вообще, - с негодованием продолжала Таня, - ты, кажется, спортсмен!? Как ты вообще тогда можешь курить?! И как тебе отец такое разрешает, тебе же только шестнадцать лет!.
     Анатолий пристально поглядел на неё. Потом отбросил сигареты далеко в сугроб.
     - Хорошо, Танюша. Раз ты так сказала, я больше курить вообще никогда не буду. Обещаю тебе.
     Таня недоверчиво усмехнулась.
     - Кто я такая, чтобы ты шёл ради меня на такие жертвы?!
     Анатолий подошёл к ней, взял её за руки.
     - Ты… моя любимая девушка. Может быть, моя будущая жена…
     Мимо промчалась машина, на миг осветив фарами их взволнованные лица.
     - Мне… никто никогда не говорил такого… - прошептала Таня.
     - А я говорю! – Анатолий бережно приподнял её лицо за подбородок. – Посмотри на меня!
     Она испуганно подняла на него глаза. Он медленно, осторожно коснулся губами её холодных губ…
     И вновь – волшебный полёт среди затихающей метели. Над горизонтом вставало море огней. Они возвращались в город.
     Только отдельные крупные снежинки, медленно опускающиеся на вновь побелевшие улицы, напоминали о прошедшей метели, когда Анатолий затормозил у дома номер семь на Заточной улице. Таня от ужаса уже не глядела на часы… Они стояли друг против друга, Анатолий держал её руки в своих.
     - Ты хочешь встречаться со мной, Таня? – голос его дрогнул.
     Девушка молчала. Потом прошептала:
     - Да…
     - Увидимся завтра… то-есть, сегодня?
     - Я не могу. У меня важные дела. Правда не могу, Толик!
     - Хорошо, тогда я в понедельник буду ждать тебя возле школы. Сколько у тебя уроков?
     - Семь… Хорошо, встретимся в понедельник.
     - И последний вопрос, - было видно, что Анатолий старается говорить шутливо, но слишком нервничает для этого. – Ты любишь меня?
     Пауза.
     - А ты?
     - Больше жизни!
     - И ты уверен, что уже можешь так твёрдо это говорить?! Толик, словами «я тебя люблю» не бросаются!
     - Я знаю, Таня. Я уверен. Но ты?..
     - Мне кажется, что… Толик, давай поговорим потом. Уже очень поздно. Мне попадёт.
     - Таня, я не смогу заснуть! – он внезапно схватил её на руки. – Любишь?!
     - Пусти, сумасшедший!.. Ну, люблю, люблю, люблю! Доволен? Уснёшь?
     - Нет!
     Одно из окон в домике осветилось, к стеклу приблизилась тёмная фигура.
     - Я же говорила! – в отчаянии воскликнула Таня. – Ну, вот что я теперь ей скажу?!
     - Я скажу сам, - предложил Анатолий.
     - Что? Что ты ей скажешь?!
     - Скажу, что ты моя невеста, и что мы любим друг-друга. Она поймёт.
     Фигура в окне взмахнула руками и исчезла.
     - Сейчас она выйдет!.. Вот что, Толик, обо всём поговорим позже, в понедельник. А сейчас – не волнуйся, едь домой. Спокойной ночи!
     Она быстро поцеловала его в щёку, взбежала на крылечко, крикнув: «Пока!», исчезла за приоткрывшейся дверью.
     Мопед рванулся с места. Остаток ночи Анатолий носился по городским и пригородным магистралям, испытывая бешеную радость. Свистящий в ушах ветер отдавался песней в его сердце. Складывалась новая мелодия, пока ещё не имеющая ни начала, ни конца…
     Вернулся домой он, когда уже начало светать. Поставил мопед в гараж, поднялся в квартиру, упал на диван в большой комнате и уснул мгновенно, не раздеваясь…
     … Таня встала, накинула халатик и начала медленно прибирать постель. Она не спешила. Торопиться некуда – воскресенье, бабушка ещё спит. Кроме того, ей необходимо было всё как следует обдумать.
     Итак, кажется, с ней наконец случилось то, чего она с нетерпением ждала уже довольно долго. В неё влюбились. И даже сделали ей предложение. Но кто! Мальчишка из совершенно чуждой ей семьи и среды. Она даже его друзьям не понравилась, а папочка – тот вообще был готов её живьём проглотить! Таня зажмурилась, вспоминая его презрительный взгляд, и пробормотала: «Я его ненавижу, всё равно!..» Но его сына она не могла ненавидеть, хотя и не могла понять, как она к нему относится. Наверно, она тоже влюблена в него… хотя всё это как-то странно. Он ведь даже младше её, ему только исполнилось шестнадцать… И уже имел любовницу, такую же девчонку, как он сам, или даже младше, - на вид ей и пятнадцати нет… Что ж тут удивительного, сын такого отца и сбежавшей от них за границу красивой стервы… Тень мимолётной боли коснулась на миг Таниного сердца, хотя она не понимала, отчего ей больно. Радоваться нужно – ей сделали первое в жизни предложение, и она целовалась впервые в жизни!
     Нет, Таня была нормальным человеком. До Анатолия она влюблялась три раза. Правда, эти разы было бы вернее назвать увлечениями, ведь с тем, что происходило с ней сейчас, их и сравнивать было нельзя.
     Итак, первым увлечением Тани Волконской был учитель физкультуры – симпатичный, весёлый молодой человек, от которого всегда приятно пахло душистым мылом. Любовь эта была вдвойне несчастной, потому что у Тани с первого же класса с физкультурой не заладилось, и она была самой нелюбимой и презираемой своим возлюбленным ученицей. Дома она мечтала стать мастером спорта и ставить невиданные рекорды, но в школе… Каждый раз, когда Таня видела его высокую худощавую фигуру в синем спортивном костюме, на неё падал отнюдь не восторженный, а ледяной взгляд его пронзительных голубых глаз, и она слышала отрывистое приказание исполнить то или иное упражнение, с девочкой начиналось что-то вроде припадка. Она становилась втройне неуклюжей и беспомощно падала или замирала под громкий хохот маленьких ловких фигурок. В конце-концов предмет её любви начал её жалеть и перестал вообще обращать на неё внимание, твёрдой рукой выводя спасительные «тройки». Но на этом всё и закончилось, потому что вскоре он уволился, и его сменила рыжая плоская особа с бульдожьей решительностью, шаляпинским басом и заливистым милицейским свистком с ультразвуковыми верхами. Потом у Тани начались проблемы со здоровьем, её вообще освободили от физкультуры, и все страдания закончились. Однако, когда вскоре после ухода учителя кто-то сказал, что он женился и уже имеет ребёнка, Таня горько плакала, хотя сердце её теперь принадлежало другому – артисту Владлену Марсову
     Владлен Марсов определённо был холостым и старше Тани на целых тридцать пять лет, но её любви к нему это не мешало. Острая страсть к Марсову продолжалась несколько лет, в течение которых Таня фанатично собирала все газетные и журнальные заметки с упоминанием его имени, и вела особый учёт увиденных ею фильмов с его участием. Она даже узнала его адрес и послала ему несколько анонимных любовных писем. Но постепенно это чувство надоело девушке и вытиснилось новым.
     Таня с удивлением обнаружила, что уже некоторое время ей нравится старший брат её одноклассницы, которую с натяжкой можно было бы назвать подругой. Увидела она его впервые на каком-то домашнем празднике. Обаятельный, кудрявый, белозубый Олег смеялся, шутил, называл её «Татьянкой» и даже раз пригласил танцевать, но она, покраснев, отказалась… Потом она ещё встречала его, приходя к подруге делать уроки и слушать музыку, но Олег всегда был занят, ходил хмурый, мрачный, и если и обращал на девочек внимание, только чтобы потребовать приглушить звук и не мешать ему.
     Потом состоялись проводы его в армию. Повестка пришла внезапно, Олегу даже не дали закончить институт. Пытаясь заглушить чувства алкоголем, он сидел с затуманенными глазами, и рука его рассеянно блуждала по струнам гитары. В конце-концов он оставил несчастный инструмент в покое и, пошатываясь, выбрался в коридор. Тут к нему в совершенном отчаянии и сунулась Таня. В ответ на её бессвязное: «Олежек… люблю… буду ждать!», молодой человек польщённо выпрямился и торжественно изрёк:
     - Благодарю… Дайте мне ваш адрес, д-девушка! Я напишу… и мы обо всё догов-воримся…
     Не веря своему счастью, Таня вручила ему бумажку с адресом. Олег старательно свернул её, положил в карман и скрылся в туалете…
     Когда он уехал, подруга, перебирая с матерью его вещи, нашла эту записку и вернула Тане. Таня немного поплакала, написала несколько страдальческих стихотворений, а затем навек разуверилась в любви и зажила относительно спокойно… Но тут ей в спину влепился снежок, и неокрепший ещё голос с какой-то непонятной интонацией спросил: «Который час?..»
     - Который час? – входя, спросила бабушка. Как всегда, она была аккуратно одета, седые волосы собраны в тщательную причёску над сборчатым воротничком. Таня взяла с комода свои часики.
     - Половина девятого.
     Бабушка недовольно вскинула брови.
     - Ещё очень рано! В воскресенье можно было поспать и подольше. А ты вскочила и меня подняла. Ты же знаешь, я не могу спать, когда кто-то ходит по дому.
     - Ну и очень напрасно, - буркнула Таня, собирая свои раскиданные ночью вещи. Бабушка взяла из её рук куртку.
     - Ну-ну! Внучка профессора Арсения Волконского, дочь доктора наук Марианны Волконской принимает в подарок, извините, тряпки! И от кого?! Великодушно пожаловал какой-то молокосос на велосипеде!
     - На мопеде, бабушка.
     - Да какая разница!? Сама говоришь, у него этого барахла хватает! А ты, дурочка, обрадовалась, взяла подачку!
     У Тани задрожали губы.
     - Ты не должна так говорить! Он не такой!... Сама увидишь, Толик очень хороший!
     - Да зачем мне его видеть?! Счастье великое, тоже мне… И шуба тебе ещё нужна будет.
     - Он привезёт шубу, он обещал… Бабушка… Я так хочу, чтобы вы с ним познакомились!
     Бабушка поджала губы.
     - Ты что-то слишком торопишься, Татьяна. Я так поняла, этот мальчик не из интеллигентной семьи? Кто его родители?
     - Какое это имеет значение?! – горячо воскликнула Таня. – Я дружу не с его родителями, а с ним!
     Бабушка широко раскрыла тёмно-синие, как у внучки, глаза.
     - Как это – какое имеет значение?! Родители – самое главное в вашем возрасте! Воспитание, полученное в семье, оказывает влияние на всю жизнь! Ты думаешь, его родные будут рады вашей дружбе?!
     Таня опять вспомнила колкий, насмешливый взгляд Владимира Шандрика… Поёжилась…
     - Сейчас не старое время, бабушка. Не все слушаются родителей.
     - Ты вся в своего отца! – патетически воскликнула бабушка. – Такая же упрямая, не признаёшь никаких авторитетов! Зачем только я ушла из музея?! Я думала, оставаясь дома, я смогу присмотреть за тобой! И что же?!. От тебя пахнет…спиртным, - она с омерзением выдавила это слово, - ты катаешься с мальчишками на мотоциклах, возвращаешься домой за-полночь, нарушая слово вернуться вовремя, принимаешь в подарок поношенные вещи! Что же ещё?! Я даже не удивлюсь, если выяснится, что вы ты уже целовалась с этим молокососом, хотя вы знакомы без году неделя! А как же, ведь родителей слушаться не обязательно!   
     Таня засмеялась.
     - Бабушка, но ведь так и замуж не выйдешь!
     - И не выходи! – припечатала бабушка. – Пока школу не закончишь, получишь высшее образование, станешь на ноги, а там… посмотрим! Муж нужен солидный, культурный, с положением в обществе! А лучше и вообще не выходить, одной спокойнее и карьеру делать, и жить намного легче, ты мне поверь!
     - Бабушка, но как же… дети? Им ведь нужен отец!?
     - Какие ещё дети?! Годам к сорока, может, и стоит подумать о ребёнке, если жизнь налажена. Ты посмотри вокруг – рожают прямо со школьной скамьи, дурёхи, и мучаются, в восемнадцать лет уже с довеском! Ни здоровья, ни денег, ни образования, жизнь навсегда испорчена!
     - Но, бабушка, а любовь?..
     Бабушка замолчала. Внимательно посмотрела на Таню.
     - Ты хочешь сказать, что любви нет? Но ведь ты же любила дедушку! А мама папу! А Пушкин свою жену! Даже погиб из-за неё! Так как же можно говорить, что любви нет, если Пушкин…
     Бабушка покусала губы. Сказала неохотно:
     - А я и не говорю, что любви нет. Почему же… Есть, конечно. Если уж Пушкин… Танюша, только пойми… Любовь – это такая редкая вещь… Я имею в виду, настоящая…
     - Бабушка, я понимаю…
     - Нет, Татьяна, ещё не понимаешь… Тебе только кажется… А вот полюбишь по-настоящему, тогда уж поймёшь… Но будет ли счастье? Вряд ли… Даже у Пушкина не было…
     …Анатолию выспаться не дали. Сначала его разбудил звонок Кости, который непременно хотел знать, всё ли у друга в порядке. Не успел разговор закончиться, пришёл отец, спросил, когда Анатолий вернулся домой. Сын соврал какое-то приличное время, отец, может, и не поверил, но возражать не стал. Внимательно глянул на бледное, с синяками под глазами, лицо сына.
     - А знаешь что, Толик? Давай махнём на весь день на дачу! Подышим воздухом!
     - К Ольге, что ли?.. Ну ладно.
     Отец удивился, видимо, не ожидая такого быстрого согласия.
     - Это ты из-за мопеда, что ли, такой добрый? Ну-ну…
     - Не только, - помедлив, сказал Анатолий.
     - А… как у тебя с Таней? Всё нормально?
     - Да, всё хорошо.
     - Вот как… Ну, тогда давай собирайся. Собери там в холодильнике, что осталось. А я пойду залью бензин, мотор прогрею…
     - Там всё в порядке? Техпомощь не требуется?
     - Да тормоза вроде заедали малость… Мы с Герой ночью повозились…
     - Потом сам взгляну, - сказал Анатолий, открыл холодильник и начал нагружать сумку бутылками и банками.
     - Пирог возьми! – крикнул отец уже в дверях.
     Анатолий положил сверху завёрнутый в бумагу пирог, с трудом застегнул «молнию», погладил раздувшиеся бока сумки и встал. Ломила голова, всё лицо казалось опухшим. Болели губы…
     В этот день губы болели и у Тани. Она уже несколько раз украдкой смазывала их бабушкиным глицерином. Вспоминалась какая-то глупая песенка: «Не целуйся на морозе, не целуйся на ветру…» Дальше Таня забыла.
     Сказала: «Не приезжай», а сама, работая, то и дело прислушивалась: не едет ли мопед? Если поблизости слышался подозрительный звук, опрометью бросалась к окну. А уже под вечер вышла на крыльцо и долго стояла, вглядываясь в сумрачный конец улицы. На тёмные волосы, на пуховый платок, наброшенный на плечи, падали редкие сухие снежинки.      
     …Анатолий бродил по морскому берегу, слушая, как хрустит под ногами снег пополам с песком, всей грудью вдыхая в себя холодный солёный ветер. Свинцовое небо тяжело нависало над серыми волнами. «Как северное море», - подумал Анатолий. Шурша, подползла волна, растеклась по песку у самых ног, оставив деревянный обломок с едва заметным изображением женщины с ребёнком на руках. Мария, Божья мать?.. Анатолий нагнулся. Песок был ледяным и плотным. «Вот бы тут потренироваться в гонках!..»
     Руки заныли от холода. Анатолий сунул их вместе с найденной мокрой дощечкой в карманы куртки. Ещё немного прошёлся вдоль водяной кромки, слушая пронзительные крики чаек, и стал медленно подниматься в гору.
     «Надеюсь, я им не помешаю… Эта Ольга, хоть вроде и незлая она, и неглупая, а как подумаю, что в один прекрасный день отец скажет: «Толик, у тебя будет новая мама!», так хоть из дому беги… А ведь скажет когда-нибудь, как пить дать! Он ещё совсем не старый, даже странно, что так долго не женится… Ольга хоть красивая, и фигура у неё очень даже ничего. А у Тани лучше. У неё всё лучше… Даже отец согласился, что она хорошенькая, а уж он-то в этих делах разбирается. Таня!..»
     Радость вспыхнула в его сердце, в глазах. Завтра он снова увидится с ней! Она сказала, что любит его!.. И когда-нибудь настанет такой день, когда они уже больше не расстанутся.