Катя

Когда у Нины Александровны родилась дочь, ей самой было уже за тридцать. До этого Нине было как-то и некогда - то учёба в институте со всяческими дополнительными нагрузками, вроде старосты или комсорга, то потом защита кандидатской, потом нужно было пробиться в завкафедры, на что, как оказалось, потребовалось не год и не два. И только когда уже стукнул христов возраст, вдруг Нина как-будто проснулась: ради чего жить? ради "докторской"? члена-корреспондента? шикарной квартиры и машины? - кому? кому всё это останется?
Нет, нельзя сказать, что у Нины Александровны не было мужчин. Девушкой она была весьма симпатичной, да и с возрастом женственность только усилилась - фигура, тугая грудь, несколько пухлые, мягкие губы, яркие, светящиеся умом глаза - всё это притягивало мужчин. И не самых худых. Но дальше нескольких встреч, месяца-другого вместе никогда не шло. Мужчины Нине не то, чтобы надоедали, а становились привычными. Как старая мебель. Со старыми же вещами Нина Александровна расставалась не сожалея.

И вот на тридцать третьем году, Нина Александровна решила родить. Нынешним, точнее текущим, "другом" был Сергей, заместитель декана на её факультете. Хотя на два года младше, но уже защитивший докторскую диссертацию. О том, что она вдруг захотела ребёнка, Нина не рассказала своему другу. Но, когда убедилась, что беременность протекает вполне нормально и ребёнок должен был родиться здоровым, она по-немногу стала прекращать отношения с Сергеем. В том, как освободиться от мужчины, Нина Александровна была непревзойдённым мастером. Так произошло и тут - Сергей сам предложил ей прекратить отношения "оставаясь просто друзьями". Случилось то, что она запланировала. Она была свободной и ожидала через полгода рождения ребёнка. Дочки.

Дочка родилась во время, но, как оказалось, с врождённой патологией.  При рождении дочь не кричала. Даже после того, как акушерка шлёпнула и ущипнула ребёнка, этот маленький, ничего не соображающий, но живой человечек только удивлённо посмотрел на докторшу - во взгляде младенца читалось, - "За что?". В родильном отделении, где никогда прежде не наступала тишина, вдруг как-будто всё замерло. Застыло. Кроме этой малышки, удивленно переводящей взгляд с доктора на доктора. На родившую её мать девочка не обращала никакого внимания.

Послеродовой период у Нины проходил не то, чтобы тяжело, но молока не хватало и её девочке давали молоко от других матерей. Когда Нину выписали из роддома, встречала её мать, Катина бабушка. Мать Нины Александровны, обычная школьная учительница, проживавшая отдельно от своих двух дочерей, переехала пожить и понянчиться с внучкой. А сама Нина Александровна вернулась к работе завкафедрой. Дела за её отсутствие на месте накопилось предостаточно и Нина с утра до позднего вечера отдавалась работе.

Катина же бабушка, пока Катина мать была, как она предпочитала называть, "на службе", возилась с малышкой. Когда младенец начинал плакать, требуя еды, бабушка совала ей свою пустую грудь, а сама в это время готовила из детских смесей питание. Подменяя свою грудь бутылочкой со смесью или снова чужим молоком с молочной кухни.

Девочка росла смышленым малышом, и уже в два с половиной годика повторяла за бабушкой слова и строки чудных пушкинских сказок, читаемых бабушкой. В три годика у Кати вдруг начались частые головные боли. Дополнительные визиты к врачу открыли матери и бабушке глаза: их дочь и внучка тяжело больна. Внешне это, возможно, никак не проявится, но она никогда не сможет иметь детей и вряд ли сможет вообще любить. Постоянно погруженная в тяжкие мысли о предстоящей судьбе ничего не подозревавшей дочери, мать Кати нередко срывалась и колошматила и даже била дочь головой о стены - "Зачем ты такая уродилась? - орала мать, - Лучше бы ты сразу умерла!". Бабушка Кати, жившая с ними, старалась не вмешиваться и лишь потом жалела и приголубливала свою Катюшеньку.

Когда Катюша пошла в школу, избиения прекратились, но всё-таки частенько она нарывалась на крик матери -"Ну чего ты живёшь? Для чего?". У Катюши начинались головные боли и она нередко получала в школе тройки и двойки. Из-за таких оценок дома снова начинались скандалы. Снова и снова поднимались головные боли.
Понемногу Катя как-то смирилась и со скандалами и даже привыкла к головной боли. Повязанный на голову и туго затянутый шнурок, гасил эту боль. Катя не делилась ни с кем своими болями, привыкнув скрывать всё и вся. Да и делиться ни с кем не хотелось, ожидая либо насмешки от одноклассников, либо, что еще хуже косые взгляды как на урода.

Школа окончена. Началась студенческая жизнь Кати. Тоже самое, что и в школе. Не труднее, но и не легче. Правда в институте у Кати появились подруги. Те, с кем она рассказывала анекдоты, ходила в кино. Но не более. На откровенность, ту же, что с ней делились подруги, её не тянуло. К ребятам же Катю тянуло, но только до тех пор, пока не начинали лезть с поцелуями или претендуя на большее. От поцелуев её выворачивало, а стоило подумать о физической близости, как начинались страшные головные боли. Боли до того, что хотелось разбить голову о стену. Влечение к молодым людям - обычная физиология и отвращение с головными болями стали кошмаром Кати. От такого сочетания ей уже было не до матери, да даже и не до любимой бабули.
От этого ли равнодушия внучки, от чего ли от другого, но бабушка ушла. Ушла совсем. Только на похоронах бабули Катя вдруг поняла, что у неё больше никого не осталось. Маму почему-то в тот момент Катя не считала.

И только когда, много лет спустя, когда Катя уже давно работала, не стало матери, Катя, наконец-то поняла свою мать. Та знала, что предстоит её дочери. И как её мать, пусть по-своему, пусть жестоко, пусть даже чудовищно, но хотела защитить свою дочь. Защитить от будущего. От одиночества.