Глава 3, 5

Денис стоит в холле. Холл пустой и тёплый от недавно бывших тут людей. На полу стружки. В воздухе запах духов. В холле тихо, но Денису кажется, что голоса, топот, смех всё ещё плещутся в просторной зале. Здесь хорошее эхо.

Выходя сегодня из театра, он встретил трёх солдатиков. Они прошли мимо - усатые, молодые, лет по двадцать. Голубые береты набекрень. Тельняшки выглядывают из-под серо-зелёных гимнастёрок. На обшлагах значки и медали, в том числе за участие в недавно отгремевшей войне. Парни шли браво, двигая картинно крепкими корпусами, как по плацу на марше. Обсуждали что-то вполголоса, поглядывая из-под сдвинутых бровей на проходящих мимо женщин. Они были горды собой, эти трое.
Денис вспомнил, как впервые увидел героев той войны. На стене их школы в один из сентябрьских дней появились рифлёные бронзовые лица - тоже трое. Имена, годы жизни. Погибли в 1988-м.
А потом, спустя несколько лет, ему довелось встретиться с первым живым участником тех событий. Ободранный азиат, лет тридцати, смолил вонючие сигареты в их туран-ханском дворе. Они, наглые подростки, болтались тут же. Кто-то заговорил с гостем - кто такой, откуда? Незнакомец сообщил, что ждёт приятеля. А потом - Денис уже не помнит как - разговор зашёл о войне. Мужичок, заикаясь, сообщил, что был там. И бестолково, теребя в пальцах незажжённую сигарету, междометиями начал рассказывать какие-то путанные эпизоды. Денис не помнил, о чём говорил случайный гость. Но хорошо запомнил, как тому хотелось поделиться чем-то наболевшим, волнующим, бередящим душу. Приятеля тот мужичок так и не дождался. Скурил ещё несколько дешёвых сигарет, попрощался со всеми за руку и ушёл в темноту, потерянный, жалкий.

Денис стоит у массивной перламутровой лестницы. Он знает, что поднимется. Что это - любопытство? Скука? А может лицезрение собственного унижения? Он ступает на тяжёлую плиту и идёт ватными ногами выше.

Да, он увидел эту хрестоматийную очередь! Очередь была пугающа, колоссальна, немыслима. Денис помнил её по документальным хроникам: в столице открыли легендарный фаст-фуд, и тысячи соотечественников устремились к нему, как к храму. Денису смешно видеть это сейчас. Но люди в очереди и не думают смеяться. Они утомлены, покрылись потом, они стоят на ногах час, два. Но их великое стояние торжественно. Столь силён магнетизм пленительного кафе! Из чрева его они выходят уже вальяжные, блаженные, посвящённые. Причастившиеся заветного таинства.
В первый свой приезд в столицу Денис тоже побывал в этом самом фаст-фуде. Они ехали тогда с отцом к бабушке на юг, и во время остановки в Москве зашли поглазеть на знаменитую закусочную. Семиклассник Денис до глубины души впечатлился увиденным! Потряс его даже не столько красочный антураж кафе и его яства, сколько особая свободная атмосфера заведения, и публика - яркая, раскрепощённая. Денис придавленно озирался на весёлую молодёжь: они с отцом не особо вписывались в окружающее пространство.
За соседний с ними столик присели такие же приезжие с вокзала - кудлатый седой мужчина и девочка-кроха, внучка или запоздалая дочка - пыльные, усталые, с тяжёлыми сумками. Сосед заказал только чай. Потом расстегнул одну из сумок и начал вынимать оттуда бумажные свёртки и мутные стеклянные баночки. В одной из банок были варёные яйца, в другой - домашняя кабачковая икра, в третьей - компот. Не обращая внимания на окружающих, мужчина расстелил на столике газету, раскупорил баночки, развернул свёртки, достал нож и стал им резать хлеб, помидоры, остро пахнущую колбасу. Забрав чай со стойки, принялся кормить продуктами девочку и есть сам. Люди вокруг во все глаза глядели на чудаковатого едока, прыскали в ладошки. Кто-то даже что-то съязвил громким голосом. Мужчина и девочка молча продолжали обедать.

Дверь в зрительный зал приоткрыта. Оттуда доносится грохот, будто ворочают что-то тяжёлое. Денис стоит, прислонившись к холодной колонне, у него дрожат колени.

Государственный флаг развивается над самой главной башней. Денис уже не помнит его на флагштоках - мал был. На его время пришёлся другой, современный, трёхцветный. Хотя вот такой же, красный, однажды они вывесили у себя на балконе в Туран-хане - в честь пятидесятилетия Победы. Отец утром покопался в шкафу и вытянул на свет лежалое полотнище. Флаг был белорусский, с зелёной полосой внизу и белым национальным орнаментом сбоку (купленный когда-то или подаренный кем-то) - другого не было. «Надо повесить» - сказал отец.
Напротив их балкона, впритык, стоял такой же пятиэтажный дом, в котором жили несколько одноклассников Дениса. И он сразу представил, какие насмешки вызовет у сверстников этот стяг: кичиться бесславным прошлым у молодёжи было не в почёте. Но сказал – "Давай, пап!" Денис был рад отцовской инициативе.
Они нашли в ванной комнате деревянный черенок, надели на него флаг и вывесили наружу. В обед отправились все втроём в центр, на парад. Во время прогулки Денис с беспокойством оглядывал балконы окружающих домов - ему хотелось увидеть такие же флаги, ему не давали покоя незримые одноклассники! Балконы были пусты.
В центре они смотрели праздничный концерт, ходили на набережную, ели мороженое, фотографировались. А вечером, бегая с друзьями в своём районе, он вдруг увидел то, что искал днём - красный флаг на чьём-то балконе! Флаг был одинокий, обвисший, нелепый даже. Денис остановился, не веря своим глазам и радости. Друзья уже убежали далеко вперёд, а он всё стоял, как вкопанный, глядя на тёмные окна балкона и вывешенный флаг.
В новый учебный день несколько одноклассников смеялись над ним и тыкали в лицо пальцами. Он сидел на своём месте и молчал. «Молодец, папа» - думал он про себя.

Денис карабкается по жестяной лестнице. Сандали звонко стучат. Зачем он идёт сюда? Снова убежать? Это не важно. Важно то, что внутри что-то клокочет и не даёт покоя.

На Красной площади прорва народу. У усыпальницы привычная очередь. Но по сравнению с той, у фаст-фуда, эта - жалкий обрубок. У самого входа на площадь, у металлических ограждений, среди палаток и картонных сооружений, сидят на мостовой люди. Много людей! Денис сначала не понимает - что это за странное столпотворение? Но, подойдя ближе, видит на их шеях таблички – «Беженец», и подписи – «Бендеры», «Баку», «Шелковская». Несмотря на тёплую погоду, люди укрываются телогрейками, пальто, кутаются в шерстяные шали, платки. Они зевают, вяло переговариваются, курят, спят, передают из рук в руки снедь, даже пыхтят печками-буржуйками. Их никто не гонит. До них никому нет дела. Кроме, разве, иностранных туристов, которые щёлкают фотокамерами. Денис долго стоит у этого импровизированного бивака, пока одна из женщин, с младенцем на руках, не кричит на него грубо – «Ну, чего вылупился?», и он уходит.
У Кремлёвских ворот опять скопище - демонстрация. Народу здесь не меньше, чем на площади. В руках собравшихся тоже картонки, но с иными надписями - на них выражение доверия новой власти. Одна кудрявая девушка в нарядном сарафане подпрыгивает на месте и выкрикивает по слогам имя главного народного избранника. Ей вторят. У некоторых в руках трёхцветные флаги. У всех - неподдельная радость и воодушевление на лицах. Иностранцы снова щёлкают камерами. Снимаются с демонстрантами в обнимку, выбрасывают друг другу навстречу поднятую вверх сжатую ладонь - символ солидарности!
В толпе появляется случайная старушка - в ярко-зелёном платке на голове, в очках с толстыми стёклами, пузатым рюкзаком за спиной - сухощавая и бойкая. Она, идущая своей дорогой, вклинивается в ликующую толпу, какое-то время смотрит в недоумении на происходящее, потом взмахивает острым кулаком и кричит скрипуче и яростно – «Бездельники!» Толпа кружит её, одаривает улыбками, но она, наступая на них, выкрикивает всё громче своё, желая, видимо, сказать большее, но, задыхаясь от кипящего возмущения, вкладывает всё невысказанное лишь в это ёмкое - "Бездельники!". Повертев в объятиях, толпа отпускает её, и старушка, смешно таращась из-под запотелых очков, кричит, сотрясая кулаком ещё что-то, но слова её тонут в общем ликовании и смехе.
Денис находится в центре этого карнавала. Курчавая заливистая девчонка в сарафане хватает его за руки и кружится вместе с ним, повторяя, как песню, заветное имя. К ней присоединяются другие, молодые, свободные, счастливые и кружат вкруг Дениса уже целый хоровод, выбрасывая в небо новые лозунги, готовые обнять весь мир. Денис вырывается из крепких объятий толпы. Убегая, он слышит – «Мы это заслужили! Мы заслужили это!»

Ключ в кармане со вчерашнего вечера. Он достаёт его мокрыми пальцами и отворяет замок. Ему стыдно уносить с собой, увозить в Туран-хан заполнившее его вчера унижение, но он всё равно идёт сюда. Он на что-то надеется.

Отряд московских пионеров движется по тротуару шеренгой по двое. Впереди вожатая в синей юбке, с красиво уложенными короткими волосами. Пионеры - совсем дети, видно, их недавно посвятили. Последнее поколение? Его, Дениса, в своё время не успели («Не довелось» - развели руками растерянные учителя). Денис смотрит на беззаботных школьников - в руке последнего, самого малого ростом - горн. Зазевавшись, мальчуган спотыкается о бордюр, замечает Дениса и глядит на него удивлённо и весело. Денис смотрит на мальчишку растерянно, и как будто что-то хочет запомнить или понять. Отряд, обнаружив отставшего, нестройно тормозит. Мальчонка подхватывает инструмент и, улыбнувшись Денису, бросается за своими. Денис наблюдает за удаляющимися пионерами и почему-то вспоминает Светку. Ему кажется, что она рядом, держит его, одинокого, за руку, и от этого ему становится спокойнее и легче. Уже вдали отряд новобранцев затягивает песню. До Дениса доносится знакомый солнечный мотив.