Граф. глава 9. И увидел я ангела

Юлия осознавала, что все больше запутывается в липкой паутине хаоса. Не имея ни одного шанса, она преследует мечту в сублимированных попытках набрести на себя саму. Выказывая безжалостное презрение к слабости и неверию, она сама оказалась слаба, сама оказалась еретиком, проявив фатальную хрупкость, отдав на слом собственный дух, она так и не разгадала паучьи руны внедрившегося в нее хаоса. Теперь она догадывалась, что имя жизни - Смерть. Но когда разум ее, отбросив примитивные рефлексы - бегство, питание, секс - обнажался, она не воспринимала смерть как законодателя. Смерть становилась несправедливой, чудовищной, болезненной неизбежностью.

Снежный смерч разрастался, стекла мелко дребезжали под хлыстом ветра. Черноплодные кусты перед окном в изодранных покровах дневного мшистого инея раскидывали во тьме тонкие руки и скреблись в окно.

Юлия прижалась лбом к стеклу. Ведьма была там, снаружи, смотрела на нее, коснулась своей ледяной плотью ее разгоряченного лица.

- Прикури сигарету, Юля, мне не дотянуться. Прошу тебя, - сказал Граф.

Мгла и пепел. Это все, что может предложить мир, фатальная карусель фобий, танцующие силуэты там, за гранью стекла, пьяные вакханки, психоделические проститутки, свободное либидо, трупы, трупы, трупы, отсутствие нас. Ладонь нагрела стекло, по поверхности расходятся филигранные радужные волны.

- Юля, дай сигарету! - воскликнул Граф. - Да что с тобой такое?

Она потянулась к пачке, вынула сигарету, прикурила. Протянула Графу. Он принял ее дрожащими пальцами.

- Благодарю.

Мир на краю звездного скопления, многомиллионная раса ангелов, сердца которых тысячелетия горят в агонии; существа, которым неведомо добро и зло, но кровосмешение не дает права на бессмертие - к этой расе принадлежим мы с тобой, - что все это в сравнении с удаляющимся криком одинокой гибели, твоей, моя любовь?

-  И увидел я ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны. Он взял дракона, змия древнего, который есть Диавол и сатана.

- Ты тоже почувствовала это? - сказал Граф.

Она не сразу узнала его голос. Он как-то изменился. Она бешено обернулась.

-Что?

- Он снаружи, Юля, совсем близко.

- Нет. Это просто метель. Зима. Нервное истощение. Завтра будет солнце.

- Дай свою руку, ландыш. Я поцелую ее, как целовали королевам.

Завтра будет солнце, обжигающий морозный воздух, кристальное арктическое небо над белыми с подсиненными далями ландшафтами. Я брела за мнимыми истинами, прокаженными пилигримами, заблудилась в снегах. В тебе нет ключа к тайнам мироздания. Ты - одиночество. Одиночество и смятение. Ты незыблем, ты - шулер, наркоман, ты король мой. И ты у моих ног.

- Я не оставлю тебя, удержусь до конца. Во мне столько фобий, что одна вытесняет другую. В конце концов, рядом с тобой я стану здоровым человеком.

- Чего ты хочешь?

-  Стать твоей тенью. Овладеть твоим разумом, раскрыть замысел конструкции, носящей твое имя. Ты стал бы моим младенцем, моим вторым Я, не имея сил существовать вне моего сознания. Все только и стали бы говорить: смотрите, как она с ним носится, как он неблагодарен.

- Вот оно что! Не смотри на меня. Я понял, чего ты хочешь. Власти, верно? А ты подумала, как это отразится на мне? Ты подумала, как один человек другому может доказать свою власть? Заставив его страдать. Я страдаю, Юля, любимая, ты можешь гордиться собой. Но у меня еще есть право...

- На что?

- Не имеет значения.

Вечер длится сотни лет. Властвуй вечно, боль моя, никогда не притупляясь. Никогда не была я так обманута, так любима, и не любила так никогда.

Назавтра его не было на Южном, он уехал. Семья хранила молчание. Я металась по параллелям и скрещениям улиц, где кучковались наркоманы. Пожимают плечами, ничего не знают о Графе. Так вот о каком праве ты говорил! Дипломатичность еще та - достигнуть результата ценой великой крови. Я - субмарина. Я тону плавно, красиво уходя в разлом подводного архипелага. Воздух покидает меня, расцветая пузыристой пеной в глубинном виридоновом свечении. Мой восторг тебе, Граф! А я-то пыталась тебя приручить.

Какой был день? Кажется, пятница, пятый час. Последняя неделя ноября. Я свернулась эмбрионом и лежу на твоих коленях. Ты гладишь мои волосы, ты нежен.

- Скоро совсем ляжет снег.
 
-Угу.

- А ты в курсе, что это значит?

- Расскажи.

- Город преобразится Мы будем бродить с тобой по его авеню и руинам, застревая в самых злачных местах.

- Что будет еще?

-  Будет небо, с которого плавно и бесшумно опадает снег и ложится на наши пальто. По мокрым лентам дорог скользят машины, оставляя после себя цветные голограммы. Этот город - наша плацента, питающая нас.

-  Молчи. Ничего не говори больше. У меня крышу сорвет, - говорит Граф. - Я давно забыл, что такое бывает, что можно вот так видеть мир.

- Это обычная жизнь.

- Возможно, возможно... Я давно утратил все это.

...Еще не открывая глаз ощутила шершавое прикосновение к щеке. Одеяло. Точно помню, когда засыпала, одеяла не было. Граф сидел на корточках, привалившись к стене. Его черная рубашка свисала до полу. Сюрреальная копия Будды в ценнейшей корке патины. Лицо его было повернуто ко мне, но глядел он мимо. Рука выше локтя еще перетянута полотенцем.

- Я, кажется, спала.

- Да. Недолго. Как я мог разбудить тебя? Я даже не дышал.

- Пустяки. Ты снова укололся?

- Да.

Он размотал полотенце, опустил рукав.

- При тебе не хотел.

- Ты колдун, носитель боли. А еще ты - безжалостное презрение к себе самому.

- Знаешь, сейчас, когда спала, ты была такая уязвимая. Я дурак, идиот. Я все делаю неправильно. Ты, наверное, будешь смеяться, может быть, это и глупо, но вот сейчас, вот только что я подумал, что ты - моя икона. Уже сейчас я виновен перед тобой.

Для меня все более очевидной становится догадка... сама же пытаюсь вернуться к исходной точке... каждый раз, уходя из его дома, думала, что ухожу навсегда. И вот вечер этот, это исчезновение, уход осуществился.