Глава третья. Караул

  Через несколько последующих дней их товарищи по службе разлетелись по воинским частям округа, а в полк стало поступать пополнение. Несмотря на смену состава полка, караульную службу и обслуживание кухни никто не отменял. А поскольку в наряды нужно было не малое число бойцов, придержали, сколько могли отправку некоторого числа курсантов старого выпуска.

  Новоиспеченные сержанты Петров и Ясенев в эти дни из караулов почти не вылезали. И не роптали на судьбу, поскольку всякий раз возвращаясь после суточного отсутствия, видели как все новые взводы курсантов маршируют по плацу. Сержанты однотонно, до хрипоты в горле, тараторят бесконечное: « Учебно-строевым шагом марш! Раз – два – три … Раз –два – три … Раз – два – три …  ».
   
  Наблюдать это истязание нервов и голосов было тоскливо, а представить себя в этой роли – еще слаще и они едва сдав оружие и патроны, просились у старшины роты завтра снова отправить их в караул. Старшина, понимая их состояние зачислял в новый наряд.

  Летом в карауле хорошо. От жаркого солнца можно укрыться под крышей сторожевого грибка. Ночью легкий ветерок несет прохладу. Ночь непроницаемо темна. В ясную погоду небо усеяно крупными алмазами ярких звезд. А если караул далеко за городом, тишина кругом первозданная.

  Теперь, когда из Грузии шагнула нога последнего русского солдата, можно эти вопиющие секреты караульной службы поведать не оглядываясь на КГБ.

  Второй караул был за городом. Склад боеприпасов дивизии разместился на нешироком  горном плато. Лежало оно на высоте двухсот метров над уровнем моря.

  К охраняемому военному объекту вела не крутая полевая дорога. Территория склада обнесена земляным валом, а по границе колючей проволокой. Между валом и проволочным забором ходят часовые. Их два. Стерегут в три смены.

   Шесть курсантов и сержант – на сутки боевой расчет караула. Две стороны склада охраняет один часовой, две другие под опекой второго. Чтобы в нештатной обстановке часовые друг друга не постреляли, назначают для них пароль. Еще между валом и проволокой на южной стороне периметра стоит небольшой сарай старшины. В нем он хранит весь инструмент, какой нужен для ухода за земляным валом.

  Мешает он часовым. Но и деть его некуда. В зону боеприпасов не поставишь, туда такой объект никто не пустит. За периметр проволочного забора выносить, как-то не по хозяйски. Да и обзор подходов к складу закроет. Часовым еще больше мешать будет. Вот и приютили его между земляным валом и заграждением.

   Надо бы погреб вырыть, да вот не удосужились. И торчит он, как заноза в глазу у всех часовых, спокойной службе мешает. Дверь его в любое охранное время заперта на замок и опечатана пластилиновой печатью, как и все объекты склада.

  Но проверять эту обузу часовые обычно не ходят. Что за нужда ради сохранности нескольких лопат время и ноги топтать? Да и куда им деться?

  При нападении на охраняемый объект, часовой обязан оборонять его всеми средствами, вплоть до открытия огня. Но в сторону склада боеприпасов часовой и при нападении стрелять не имеет права. Если сдетонирует весь боезапас, а его со времен войны только пополняют, не только часового не досчитаются, но и может быть, сколько-то домов на окраине города.

  Страшно на посту только ночью и только первые четверть часа, пока глаза окончательно не освоились в темноте. Но и тут выручает автомат. Он боком ствольной коробки и магазином с патронами плотно приникает к спине и прикрывая металлом беззащитное место, словно сообщает ночному стражу что тыл у него надежно прикрыт.

  А когда тьма несколько расступится, станут заметны едва различимые контуры далеких гор. Несколько расширится полоса видимости плоскогорья по другую сторону заграждения.  На северной стороне неба отчетливее заиграет зарево огней большого города.

  Любят грузины вечерней порой погулять по улицам и площадям своей столицы, где мягко и сочно светят уличные фонари. В парках журчат струи фонтанов. Из кафе и ресторанов сочится ласковая музыка. Здесь на плоскогорьи она не слышна. Сюда доносятся запоздалые гудки автомобилей и резкий скрип трамвая. Все остальные мелодии, звуки и шумы большого скопления оживленных людей тонут в густоте ночи и нескольких километрах пространства.

  Рассказов о потешных и трагических случаях в караулах, солдатская память хранит множество. Не мало их накопилось и в учебном полку. Истории эти, как нравоучения,  время от времени рассказывает старшина роты, отправляя ребят в караул.

  Летом ветры во втором карауле ласковые. Зимой – лютые. И хотя часовые на посту стоят по два часа, чтобы не задрогли,  выдают им тулупы. Не обходилось и без курьезов.  Однажды зимой молодой парнишка, заступив на ночной пост и закутавшись в тулуп, притаился под стеной сарая старшины. Запор и печать и в этот раз не проверяли…

  Стоит парниша под сараем, оглядывает все видимое поле, слушает вой и стон вера и понемногу тонет в этой круговерти. И вдруг слышит, как дверь на петлях скрипнула.
  Не поверил, не помлилось ли?
  Нет!
  Второй раз скрипнула и стала открываться…

  Холодными коготками мыши страх побежал по спине ратоборца. Затравленно оглянулся он по сторонам. Тихонько высунул нос из-за угла и с ужасом видит, что дверь при его появлении закрылась. Удернулся он за угол и к ужасу своему слышит, что она опять открывается… Скрипит не стесняясь и уже не хоронясь, как будь-то тут и нет его с шестью десятками боевых патронов. До тошноты противно так скрипит: « С-к-ы-р-л-ы-ы-п-п-п п п … »

  Не стал он испытывать судьбу, да и таиться более сил не хватило, выскочил из-за угла и давай по дверям из автомата палить. И вдоль и поперек хлещет, только щепки от дверей, летят. Весь караул на улицу повыскакивал. К нему мчатся, на бегу автоматы заряжают, по сторонам озираются – не атакует ли кто еще с флангов?

  А у парня уже последние патроны догорели, а автомат в руках, словно живой, все еще взад и вперед ходит, и он сам зубами в такт автомату лязгает. От двери не отворачивается и сквозь сжатые зубы бормочет: « Я   е-е-г-г-о   у-у-у-б-и-л-л-л….. »

  Отняли автомат. Ворвались в сарайчик, а там пусто. Посветили по углам – пусто. Только задняя оштукатуренная стена вся восьмерками прострочена. Сняли с поста, а потом и с караула. В часть на дежурной машине привезли.

  А все случилось оттого, что старшина инструмент увез, а сарай не запер, только сказал, кому следует. Да разве у нас не забудут? А парень, в те роковые минуты истинно верил, что склады боеприпасов от диверсантов отбивал…

  Роковое стечение обстоятельств вынудило часового первого караула открыть огонь одиночными выстрелами по навесному замку чердачной двери одного из танковых боксов. Первый караул трехпостовый, трехсменный, с начальником караула и разводящим. Он и Знамя части охраняет.

  И вот как-то летом заступил сержант Чалый, со товарищи этот караул охранять. Как всегда, на сутки заступил. А ночью слышит одиночные выстрелы в танковых боксах. Караулу команда: «В ружье! » И всем составом бегом на объект.
   Бегут, а сами по сторонам посматривают, не убегает ли кто. Никого не видно. Прибежали на пост. А часовой, тоже молодой курсантик, автомат вверх задрал и пуляет по замку на чердачной двери. Фонарь сбоку висит. От замка тень по притвору двери размазывает. Сильно размазывает, так что она на голову человека, высунутую из двери похожа. А часовой по ней одиночными выстрелами…

  От долгого, напряженного смотрения в потемках и от ужасного инструктажа старшины и не такое может помлиться. А может быть, грешным делом, смежил ресницы парниша. А очнулся, глянул вверх, а там над ним голова…

  Третий караул, это база ГСМ всей дивизии. Сколько там сотен или тысяч тонн бензина и солярки в землю зарыто, лишь в штабе знают. А над землей только горловины цистерн заколоченные деревянными футлярами. Не густо их, но много.

  На окраине города территория под эту базу отгорожена не малая. Три курсанта и сержант сутки охраняют этот стратегический склад. Третий караул у курсантов самый желанный. Служба там не пыльная. Ходи внутри бетонного забора, да никого через стену не пускай.

   Правда недалеко от караулки топливная лаборатория округа стоит. От базы она отгорожена палисадником и полосой густого, подстриженного декоративного кустарника. Это в карауле дополнительный объект. Здание одноэтажное. Три двери. Три замка. Три печати.

  Утром приходит начальник лаборатории и с начальником караула вскрывают печати. Впускают сотрудников. Среди дня лаборанты иногда  выходят из помещения посидеть под окном на лавочке, подышать свежим воздухом. А по окончании смены, снова замки и печати. 

  Еды в караулы возят с запасом. Четырем человекам не справиться. Собаки городской окраины скоро про это узнали. Пасутся. Ласкаются. Дружат. А для друга разве каши пожалеешь? Все лишнее им. От сытой жизни на кобелях шерсть серебряной волной заиграла. Но однажды курсанта Ясенева, на ночном посту, эта дружба на землю пластом уложила.

  Рядом с караулом, в черте города стояла какая - то мини-фабрика. Небольшое, двухэтажное здание. Там целыми днями десяток усатых грузин клепали складные охотничьи ножи.  Полировали их до зеркального блеска. В смену отдыха караульные бегали к ним отполировать ременную бляху.
  Не отказывали:

  – Давай, заходы, генацвали. Красавец будешь! Хорошо заблэстит! – И новили на допотопном станке солдатскую бляху до первозданной чистоты.

  Ночью на крыше этого дома зажигался прожектор. Светил он и по территории базы. А хуже того, слепил глаза, когда протискиваешься к лаборатории в калитку забора через густоту сросшихся кустов. В это время глаза часового ничего не видят, а узость пролаза стискивает дозорного до недопустимой тесноты, делает его беззащитным перед любым вероломством.

  Именно в этот момент и услышал курсант Ясенев за спиной топот чьих-то ног. Обернулся, но ослепленный прожектором, ничего не мог разглядеть. Выручило его давнее наставление  сержанта Кайпназарова: « Если ночью ничего не видишь, падай на землю и смотри. Снизу скорее рассмотришь, а самого не видно будет. ». Так и сделал. Рассмотрел. ………….  хвосты дружественных кобелей.

  Ближний из них подбежал и понюхал, не пахнет ли от брошенного в кустах служивого чачей. Хорошо что заднюю ногу не задрал…