Месть корабля

    (рассказ очевидца)

    Вы знаете, мне всегда казалось, что корабли как люди: родятся, взрослеют, стареют, недужат и умирают.
Им, так же, как и людям, больно и обидно не быть в строю, им так же, как и нам не нравится, когда к ним безразлично относятся или плохо лечат. Корабли от киля* до клотика* переживают, когда ими командуют бессовестные люди, от этого они стареют раньше времени, и ржавеют  у них не только борта, но и их сердца.

    Корабль — это живой организм, и всё в нём гармонично взаимосвязано, всё рационально и без излишеств. Когда его не то, чтобы любят, а хотя бы уважают, и знают, зачем в нём каждый винтик, прибор, агрегат, понимают, как это всё вместе работает, когда за всей этой начинкой следят и вовремя лечат, то корабль —человек и железо становятся единым целым.

    У корабля есть сердце — это его машина, которая даёт ему движение, которая помогает ему преодолевать злую волю морской стихии. У него есть сосуды — его трубопроводы, по которым к сердцу поступает кровь — топливо, смазка и вода; у него есть нервы — электрические кабели, передающие механизмам различные команды, благодаря которым он выполняет то предназначение, для которого был построен, что его и отличает от простой груды железа.

    У судов даже есть голова, которая может видеть и слышать, различать своих собратьев, их государственную принадлежность и всякое тому подобное. Нет только мозга и души, как у людей.  То и другое являет собой команда, населяющая палубы корабля и его надстройки. И от того, кто населяет внутренности корабля, зависит его собственная судьба, как, в общем-то, справедливо и обратное соответствие — жизни людей.

    Наша маленькая посудинка — базовый тральщик проекта 254 — в обиходе «шестисоттонник»*,  был спущен на воду  в 1950 году и считался по тем временам одним из последних слов тральной техники. Построен он был на одном из судостроительных заводов в Ленинграде, и службу выпало начать ему на Балтике.
К моменту постройки нашего корабля прошло неполных пять лет после окончания войны, но отзвуки её продолжали с завидным постоянством тревожить воды Балтики и даже «Маркизовой Лужи»*.  Да и как могло быть иначе, когда фрицы за годы боевых действий забросали воды Финского залива и моря десятками тысяч мин, которые тралили, тралили и тралили наши «пахари моря». Только летом 1946 года был очищен Главный корабельный фарватер от Кронштадта до фарватера Таллинн-Хельсинки, а вообще боевое траление продолжалось аж до 1957 года, при этом подорвалось на минах 29 тральщиков, а 17 из них погибли вместе с экипажами. Вечная им память и слава!

    В такой-то вот обстановке родился наш «шестисоттонник», которому была уготована судьба ходить не по чистой воде, а бороздить морские поля, засеянные нашими и немецкими драконьими зубами, а зубов этих оставалось по скромным подсчетам немеряно.
    Нашему «новоиспеченному» тральцу повезло и с мозгом, и с душой, так как команда его была наполовину из моряков, нюхавших тральное дело и не один год. Командир и механик оказались вообще крутыми орденоносцами, так что можно сказать кораблик оказался в надежных руках и служил своей команде верой и правдой — ни одной мало-мальски серьезной поломки за несколько лет плавания.

    Но тральное дело на Балтике закончилось и нашего «пахаря моря» с родной «Маркизовой Лужи» отправили продолжать корабельную жизнь на Север в стольный град Полярный с походами к Новой земле чуть ли не ко льдам Северного Ледовитого океана или через пролив Маточкин Шар из Баренцева моря в Карское — туда и обратно.

    И на Балтике наш кораблик трудился в поте лица своего, вытягивая из глубины черные шары смерти целых пять лет, а на Севере гоняли наш тралец до седьмого пота в обеспечение всякого-разного дела на Новой земле. Подустал наш кораблик и сердчишко его стало пошаливать. От 15 молодых узлов* хода осталось с натугой максимум 10 -11 да на чистой воде. С приходом на Север команда почти полностью поменялась да и командир дивизии ОВР*а хуже отчима оказался. Когда машины поизносились, командир корабля со стармехом* несколько пар штиблет стерли в походах по кабинетам, чтобы поставить корабль в ремонт. Ан, фиг! То очередь, говорят, Ваша еще не подошла, то деталей на замену нет, то вообще «вашу калошу пора…»

    Так всё мелкими хлопотами и обходились: то свой механик ресурс продлит под свою же ответственность, то дивизионный, то флагманский не глядя подмахнет, а мы больше у стенки стоим, нежели по морю ходим. Когда же выходим, смех один вперемешку со слезами – то дизеля глохнут, то помпа какая-нибудь откажет, там потечет, сям потечет, и стал походить наш тралец больше на корыто, нежели корабль — заездили Савраску …

    Как-то раз объявили трехчасовую готовность на выход в море.
    Все, что можно было просмотреть,  прощупать и подтянуть, — сделали. Машины особо внимательно проверили, прогрели на холостых оборотах на всякий случай. Всё, вроде бы, везде нормально, однако какой-то предательский холодок в животе все-таки остался — «а вдруг?»…

    Наступило время похода. Раздается команда всем по местам… Левый дизель к запуску — нормально. Правый к запуску — нормально. Запустился как молодой — с пол-чиха, но чувствуем, что работает он как-то не очень устойчиво, а через некоторое время, и вообще без нашего на то ведома стал увеличивать обороты, и чем дальше, тем больше, чем дальше, тем быстрее, и никакими привычными средствами их не унять. Перекрыли магистраль подачи топлива, ан черта с два — обороты растут  и растут. Дизель уже заколотился с воем как паралитик, и пошел в разнос…
 
    Стармех* с помощником едва успели отскочить в сторону — маховик, массой килограммов в сто, сорвался с вала, пробил подволок* машинного отделения, сбил с надстройки спаренную зенитную установку и, как ракета, улетел в море…

    Все, кто находился на верхней палубе, не могли понять, что такое произошло внутри корабля, что смогло выбросить нечто из трюма, которое на своем пути своротило пушку, и улетело в небо.
 
    Наверху-то не понимали, а в машинном отделении двое стояли с разинутыми ртами и выпученными глазами, прекрасно понимая, что они чудом остались живы…

    А произошло то, что и должно было произойти рано или поздно, когда человек перестает быть мозгом и душой корабля!
10.12.13



Специальные термины, встречающиеся в тексте:
Киль – нижняя балка, проходящая посередине днища корабля, служащая элементом набора, обеспечивающим продольную прочность корабля.
Клотик – наделка закруглённой формы с выступающими краями на верхнем конце мачты или флагштока с роликами для поднятия флагов.
Шестисоттонник – корабль водоизмещением 600тонн (сленг).
«Маркизова Лужа» – ироничное название Невской губы в честь 3 морского министра императорского флота России де Траверсе.
Тралец – сленговое название минного тральщика.
Подволок – потолочная часть отсека корабля.
Стармех – старший корабельный механик (сленг).
ОВР – охрана водного района.
Узел – единица скорости корабля, равная 1морской миле в час (1,852км/час).