Никогда не кончится июнь Главы 13-15
Глава тринадцатая
Возле подъезда в унылой позе сидел Степа. Заслышав шаги, он поднял глаза и, увидев меня, вдруг счастливо рассмеялся.
- Приехала?! А я боялся, что ты только утром вернешься!
<Это ему, похоже, Андромеда напророчила.>
- Ну что ты, я ночую только с тобой… - с трудом стряхивая жуткие ощущения, улыбнулась я.
- А я блины испек и сырники, - радостно поведал Степа.
И я почувствовала, что ужасно хочу есть.
- Очень вовремя, - похвалила я, поднимаясь вместе с сияющим парнем на лифте в квартиру на двенадцатом этаже.
- А куда ты ездила? – осторожно задал Степа вопрос, усадив меня за накрытый стол.
<А я уже думала, что разбора полетов не состоится…>
Стараясь не вникать в детали, я коротко объяснила ревнивцу, что подрабатывала на свадьбе.
- Кем, невестой? – ухмыльнулся тот.
- Музыкантом, - пояснила я, уписывая за обе щеки сырники.
- Кафе «Лабиринт»… - вдруг задумчиво произнес Степа, подкладывая на тарелку еще парочку творожных кругляшей, - кафе «Лабиринт»…
- Что? – насторожилась я и даже перестала жевать.
- Знакомое какое-то название… Оно с дядей Борей как-то связано…
- Как связано?.. – кусок застрял у меня в горле.
Степа потер лоб. Я уставилась на него.
- Не помню… Мама как-то раз, очень давно, упоминала об этом кафе в связи с дядей.
<Странная взаимосвязь покойного с жутким местом, в котором я побывала, неожиданно начисто отбила аппетит.>
- Рассказывай! – потребовала я, отставив тарелку.
Степа пожал плечами.
- Да не помню я! Знаю только, что из-за того, что случилось в этом кафе, мама с дядей не разговаривали много лет. Лет двадцать, наверно…
Я внимательно посмотрела на Степу, а он – на меня.
<И в моей голове шевельнулась какая-то неясная мысль…
Я попыталась ухватить хотя бы ее краешек, но она была так прозрачна…>
- А почему они через двадцать лет вдруг снова начали общаться? – медленно спросила я, чувствуя, что мысль уплывает все дальше и дальше, и догнать ее мне уже не под силу.
- Кто тебе сказал? – удивился Степа, и рыжеватые брови его поползли вверх.
- Как – кто? – удивилась я в свою очередь. - Ты! Ты же сказал, что дядя пригласил тебя в гости!
- Ну так то – меня! Мама тут ни при чем. Просто пришло письмо с приглашением. Я и поехал, - Степа вновь пожал плечами.
- А до этого вы не общались с дядей?
- Никогда.
- А где письмо?.. – я почувствовала, как дрожит голос. – Оно здесь?
- В чемодане, кажется. Я его сохранил из-за адреса. По правде говоря, оно какое-то странное.
<Странное?..>
- Покажи!
Степа ушел в комнату и через несколько минут вернулся, держа в руках темно-серый конверт.
Я вытащила из него небольшой лист в мелкую клетку.
И сразу узнала замысловатый почерк Бориса Тимофеевича.
Строчки от волнения плясали перед глазами, но я справилась с этим и вскоре разобрала текст короткого письма.
«Здравствуй, мой юный племянник!
Я никогда не видел тебя. Но это не значит, что я тебя не любил. Это лишь следствие обстоятельств, о которых я невероятно сожалею. Но теперь, кажется, пришла пора нам встретиться. Если приедешь 1 июня и пробудешь у меня дней сорок, для меня это будет великим благом.
Б.Т. Залевский»
Внизу стоял адрес.
<Но не дядин, а мой!>
Вместо квартиры 96 каллиграфическим почерком был указан номер 92.
Я подняла на Степу озадаченный взгляд.
<…Значит, и то, что Степа попал ко мне в квартиру – не случайно.
Он не ошибся этажом.
Он пришел туда, куда его направил Борис Тимофеевич Залевский.>
Глава четырнадцатая
Заботливый юнец расстелил мне постель и укрыл одеялом.
Но, как и в первую ночь, сон лишь приблизился к изголовью, однако окончательно вплыть в его тихую гавань мне никак не удавалось. Обрывки ушедшего дня картинками носились в голове, и стоило мне вроде бы отмахнуться от них, как они тотчас же наплывали вновь, не давая ни сна, ни покоя.
Лишь под утро я, наконец, почувствовала, что усталость берет свое, и сон утягивает меня в царство Морфея.
<Перед тем, как врата царства, впустив меня, бесшумно закрылись, я успела поймать ускользающую мысль: может быть, сегодня опять прилетит бабочка?..>
И мне показалось, что я слышу ее тихий, летящий шепот, будто сотканный из шелка:
- Даша, Даша…
Я потянулась было за ее мелькнувшим в окне крылом, как вдруг бабочка рявкнула Степиным голосом:
- Даша, Даша!
Я распахнула глаза и увидела перед лицом сеть веснушек и удивленные глаза подростка.
- Это ты ночью на гитаре играла?!
Вопрос заставил меня недоуменно приподняться на постели, и я увидела, что за окном разгорается яркий солнечный день.
- Что?..
- Я сквозь сон слышал звуки гитары. Ты что, не наигралась еще своих прелюдий?
- Каких <прелюдий>? Ты что, с потолка упал?
И мы оба, не сговариваясь, посмотрели на гитарный футляр, стоящий у подножия кровати.
<И у меня екнуло сердце.
Потому что он стоял как-то не так, как я обычно его ставлю.>
- Я его не трогала… - шепнула я.
- Но я же слышал… - произнес Степа, почему-то тоже шепотом.
Я вытащила из-под рубахи ноги и спустила их на пол, косясь на потертый от таскания по корпусам училища футляр.
Один замок его был раскрыт и смотрел на меня своим разинутым ртом.
- Ты передвигал его? – медленно спросила я у Степы.
- Не-ет… Я вообще к нему не прикасался. Я думал, ты ночью играла. Между прочим, весьма романтично… Тихая ночь, луна и звуки гитары – такие тоскливые, что аж душу свело… Только спать очень мешали.
Я внимательно посмотрела на парня. Потом на приоткрытый футляр.
И вчерашняя щемящая тоска вновь пролилась в душу, разрывая радостное летнее утро.
<...И звуки тоскливые-тоскливые…>
- А где ноты? – вдруг спросила я.
- Какие ноты?..
<Вот остолоп!>
- Ну те, что дядя написал!
- Ноты?.. Так я их выбросил!
- Как выбросил?! – и я вдруг почувствовала, что потеряна очень важная нить к разгадке того, что мне следует исполнить.
- Ну как-как! – внезапно рассердился Степа. – Ты же сказала, что не будешь их играть! А мне-то они зачем?.. Наоборот, после этого некоторое время было спокойно…
- Когда выбросил? – уныло спросила я.
- Вчера еще к бачку отнес. После вашего свадебного шествия, – последние слова Степа произнес довольно едко.
Неожиданно я разозлилась.
- Дурак!
- Сама дура! – не остался в долгу Степа.
Не сказав больше ни слова, я схватила с кровати одеяло и накинула его Степе на голову, а сама стала быстро натягивать джинсы и майку.
Когда Степа стащил с головы одеяло, я уже бежала по лестнице вниз.
<«Больше никаких ночлегов вне собственной спальни»>, - поклялась я, с глухим стуком ставя футляр в прихожей своего покинутого жилища, и почувствовала некоторое успокоение.
С легкой ностальгией, будто не была дома очень давно, я вдохнула его родной запах. Как же здесь уютно!
Взгляд упал на тумбочку, <и перед глазами возник клочок сероватой бумаги.> Я вздрогнула.
Это было извещение на посылку.
От него почему-то повеяло холодом.
<Может, не получать ее?..>
Сделать вид, что не было никакого извещения…
Но извещение приковало к себе взгляд, словно умоляя получить то, что прислано неизвестным.
И снова тяжесть объяла мое сердце.
Вздохнув, я сунула клочок в карман и отправилась на почту.
Отстояв огромную очередь из получающих пенсию и оплачивающих коммунальные услуги, я оказалась, наконец, перед узколицей дамой в позолоченных очках.
- Следующий! – каркнула она и, уткнувшись в компьютер, вытянула вперед руку и нетерпеливо повертела пальцами. Проявив небольшую смекалку, я всунула извещение в вертящиеся в окошке пальцы. Некоторое время работница почты, нахмурившись, не отрывала взгляда от монитора, изучая какие-то таблицы.
- Нельзя ли побыстрее?.. – вежливо спросил кто-то из очереди.
- Кому некогда, идите в банк, с процентами платите! – тут же рявкнула дама, не прекращая блуждания мышкой по коврику. Потом повернула голову и, противно смеясь, крикнула сидящей в другом углу сотруднице:
- Лен, ну ты представляешь? На Главпочтамте совсем обалдели! Хотят, чтобы мы эти талоны...
Краем глаза она высокомерно покосилась на меня, потом на бумажку, зажатую в пальцах.
И вдруг лицо ее преобразилось на глазах.
Пальцы вжались в извещение, и она, повернувшись и вытянувшись на стуле в струну, обратила на меня раболепный взор, словно я была министром почтовой связи.
- А с этим вам не сюда, - я не узнала ее голоса. Из вульгарного он превратился вдруг в чрезвычайно вежливый и уважительный. - Вам нужно на Ягодную. Почтовое отделение номер двадцать.
Услышав слова «отделение номер двадцать», напарница из угла резко перестала пересчитывать корешки квитанций и окинула очень странным взглядом мою небрежно повязанную на голову бандану, майку и штаны. Под их пристальными взглядами я почувствовала себя неуютно.
- Это там, где начинаются дачи, - ангельским голосом стала подробно объяснять сотрудница.
– Сядете на автобус и сойдете за железнодорожным переездом. Там только один дом, вы его ни с чем не спутаете…
Она по-прежнему не отрывала от меня голубых глаз за позолоченными очками.
- Спасибо... – ничего не понимая, ответила я и, почувствовав, что извещение опять у меня в руке, в неестественной тишине вышла на улицу.
Глава пятнадцатая
- Этот автобус идет на Ягодную? - спросила я у водителя остановившегося возле почты 19-го автобуса и, получив утвердительный кивок, быстро забралась в салон, битком набитый бабками с мешками и ведрами. Они зажали меня со всех сторон, так что мой нос прилепился к чьей-то потной спине.
<«И чего ради я еду на эту почту...»> - не понимала я, поневоле вдыхая запах несвежего пиджака. Однако постепенно бабки стали выходить, толпа поредела, и, подойдя к окну, я увидела, что мы уже выехали из центра и следующего за ним частного сектора и приблизились к железнодорожному переезду, отделяющему город от дачных поселков.
«Мне, наверно, пора выходить…», - подумала я, завидев в стороне заброшенные почерневшие рельсы, между которыми пробивалась молодая зеленая травка.
Но автобус как будто не собирался останавливаться.
- А остановка скоро?.. – дернула я за рукав мужика с удочками.
- У «Даниловского», - ответил он, и я опять взглянула в окно на то, как рельсы, заворачивая, уходят влево.
<А где этот непонятный «Даниловский»?..>
Услышав мой вопрос, небольшого роста женщина, одетая совсем не-по дачному – в длинное платье и туфли на каблуке – обернулась и, нагнувшись к моему уху, тихо сообщила:
- Королевский флеш...
- Что?! – < мне вдруг показалось, что в ухо, отогнав шепот женщины, ворвался совсем другой голос.>
<А может…>
Похолодев, я взглянула ей в глаза.
И увидела улыбающийся, доброжелательный взгляд.
<Ну, точно.
Я просто ослышалась.
Хотя довольно неприятное ощущение...>
- Я говорю, здесь только по требованию, - вновь тихо повторила женщина.
К этому моменту автобус уже проехал далеко вперед.
- Остановите! – спохватившись, закричала я с задней площадки что было сил.
Как ни странно, шофер меня услышал, и автобус остановился.
Я вышла, мгновенно оказавшись почти по колено в лопухах и крапиве, и он тут же дал газу.
Выйдя из лопухов на дорогу, я удивленно осмотрелась по сторонам.
<Куда это я попала?..>
Сзади, за моей спиной, – лесок, или, вернее, небольшие посадки, внизу, под земляной насыпью, простирается широкий луг, а где переезд?..
Он потерялся – завернул куда-то, и теперь надо возвращаться назад и искать его.
Чертыхнувшись, я побрела назад вдоль дороги, чувствуя, как жара – совсем не июньская – постепенно превращается в пекло.
Я шла минут десять, поглядывая на луг, когда на солнце вдруг сверкнули уходящие к горизонту рельсы. Быстро перейдя дорогу, по которой за это время не проехало ни одной машины, я по насыпи спустилась к лугу и вскоре оказалась перед ними. В легком недоумении повертела головой – где же почта?..
<Там всего один дом...>
А ноги сами собой ступили на рельсы и почему-то быстро, как в сапогах маленького Мука, поспешили вперед.
Я шла довольно долго и стала уже сомневаться в правильности избранного пути, когда передо мной вдруг, словно из ниоткуда, возникла одинокая скособоченная избушка – ни дать ни взять, сельская почта.
Вздохнув с облегчением, я подошла к избушке и ступила на ее обваливающиеся шаткие порожки.
За низенькой скрипучей дверцей моему изумленному взору предстала удивительная картина: за высокой стойкой в креслице-качалке сидела маленькая старушка в очочках и ловкими пальчиками вязала теплый зимний шарф. Увидев меня, она вскочила с креслица и, не дав мне вымолвить ни слова, возбужденно вскричала:
- А вот и за гитарой пришли!
И я, хлопая глазами, пронаблюдала, как старушка лезет в стоящий у стены огромный кованый сундук, причитая себе под нос:
- Славушка сказал – придет девочка! А я жду-жду, уж думаю, и не придет, наверно... И вот, пришла-таки!
- Простите... вы, наверно, не так поняли... У меня извещение... – пробормотала я, чувствуя, что глаза упорно лезут на лоб, но старушка, не слушая, нырнула рукой куда-то глубоко, на самое дно сундука, и вдруг вытащила... очень необычную черную гитару.
Подтащив ее к стойке, она осторожно положила интересную вещицу вдоль нее.
Я взглянула на гитару. Сразу видно, что очень-очень старая и просто невероятно дорогая...
Вот бы сыграть на ней!..
Но, как ни велико было вспыхнувшее искушение забрать инструмент, я все же справилась с нехорошим чувством и протянула старушке извещение со словами:
- Посмотрите, пожалуйста, посылку для Дарьи Буранюк!
И полезла в сумку за паспортом.
Однако та даже не взглянула на извещение и, слегка придвинув ко мне гитару, произнесла со слезой в голосе:
- Наконец-то ты пришла! Как же долго Славушка тебя ждал!
- Да нет, я... – вновь попыталась я оказать сопротивление худенькой бабульке, всучивающей мне в руку изящную шейку гитары.
Но безуспешно. Увидев, что гитара надежно зажата в моей руке, старушка вышла из-за стойки и глянула на меня чистыми, как небесная роса, глазами.
- Пойдем, назад провожу, а то долго плутать будешь...
Как во сне двигаясь за ее хрупкой фигуркой, я по тем же шатким порожкам вышла на улицу и – сама не знаю как – минуты через три уже стояла на повороте рельс к дороге.
С нескрываемым изумлением я воззрилась на провожатую.
- А дальше нельзя мне... – сказала та, мягко улыбнувшись, и у меня возникло странное ощущение, что она, сложив ладони, зачерпнула горстью мою душу, легонько встряхнула ее и поставила на место.
- Дальше иди одна...
Старушка повернулась, и спина ее вдруг начала стремительно удаляться, словно она не шла, а плыла по лугу на быстром невидимом корабле. Через несколько секунд фигурка ее исчезла на горизонте.
Оторвав, наконец, зачарованный взгляд от луга, на котором уже никого не было, я увидела, что стою возле насыпи, а в руке моей зажата черная сверкающая гитара.
Все еще не выходя из лунатического состояния, я поднялась наверх и впрыгнула в подъехавший автобус.
- Блуждают, блуждают гдей-то до ночи… - неприветливо встретила меня хмурая кондукторша, и я вдруг обратила внимание на то, что, кроме меня, в автобусе никого нет. - А мы подбирай их… Это тебе повезло еще, что последний рейс ввели, а то б ночевала тут…
- До какой ночи? – не поняла я, с удивлением замечая, что на улице уже смеркается.
- А ты где была-то? – вдруг, понизив голос, спросила женщина.
- На почте… - пролепетала я, постепенно приходя в себя и чувствуя в руке теплое дерево.
- На какой почте, пьяная что ль? – она попыталась ко мне принюхаться.
- Сами вы пьяная! – рассердилась я, уворачиваясь. – В двадцатом отделении!
Кондукторша покосилась на меня, потом за окно, на тонущий в сумерках луг, и произнесла как-то странно:
- Нет там никакой почты. Отродясь не было.
Я оторопело взглянула на нее.
- И по рельсам не ходи больше – бывает, люди оттуда не возвращаются. Лет пять назад ученые приезжали, изучали. Говорят, зона там аномальная – голоса какие-то слышатся, призраки по лугу бродят… И еще это… время в одну сторону быстрее текёт, в другую медленнее. Моли Бога, что живая оттуда ушла…
- И почты, получается, нет?.. – дошло вдруг до меня.
<А где же я тогда побывала?..>
Кондукторша потерла ладонью прижатую к животу сумку.
- Да почта-то есть. Только не за лугом, а на две остановки дальше - у «Даниловского». Туда всякие дорогие посылки приходят – особо ценный груз. Да ее ни с чем не спутаешь, там только один дом – высокий, на окнах решетки, охрана…
- А за лугом-то что?.. – произнесла я еле слышно.
- Нет ничего за лугом, поняла? Ничего. И рельсы эти никуда не ведут. Никуда.
Я в напряжении почесала лоб. Значит, я попала не на почту, а в дом какой-то старушки, и забрала у нее гитару, которая предназначалась вовсе не мне. А мне надо было к неведомому «Даниловскому» за особо ценным грузом.
А что вообще написано в извещении?.. Почему меня с ним посылают то туда, то сюда?..
Трясущейся рукой я вынула из кармана джинсов клочок серой бумаги. Здесь должно быть указано почтовое отделение.
Я взглянула на извещение и застыла.
В моих руках был только корешок извещения с написанным твердым почерком словом «Получено» и четкой круглой печатью «Почтовое отделение № 20».
Как же так?..
<Приглядевшись повнимательнее, я увидела возле цифры «20» маленькую буковку «а».>
продолжение http://www.proza.ru/2013/12/11/1428
Свидетельство о публикации №213121001962